Я молчал в ожидании продолжения.
   - Когда мы решили сбежать в Париж, я думал, что мы будем умирать здесь от
голода, будем опускаться все ниже и ниже. Вот чего  хотел  я  в  отличие  от
того, чего от меня ожидали. Все хотели, чтобы я, любимый сын, прославился  и
добился многого. Я же думал, что мы опустимся на самое дно  и  погибнем.  Мы
практически были обречены.
   - О Ники... - прошептал я.
   - Но ты не захотел  сдаваться,  Лестат,  -  продолжал  он,  и  брови  его
удивленно приподнялись. - Тебя не могли остановить ни голод,  ни  холод.  Ты
победил и добился успеха. - Голос его вновь стал хриплым от ярости. - Ты  не
спился и не погиб в чреве Парижа. Ты все  поставил  с  ног  на  голову,  все
перевернул  вверх  дном!  Всякий  раз,  когда  мы,  казалось,  должны   были
погибнуть, ты находил  выход  и  умудрялся  отыскать  источник  богатства  и
изобилия. Твоему энтузиазму не было конца, ты страстно брался за любое  дело
и всегда излучал свет. Только свет! Но чем больше было  в  тебе  света,  тем
глубже я погружался во тьму. Каждый твой успех, каждая удача, обеспечивавшая
нам процветание, порождали во мне  мрак  и  отчаяние,  рвали  на  куски  мое
сердце! И наконец, эта волшебная сила! Страшнейшая ирония судьбы заключена в
том, что, получив этот волшебный дар, ты всячески оберегал от него  меня!  А
что делал сам?! Использовал великую сатанинскую силу  и  власть  только  для
того, чтобы играть роль добродетельного человека!
   Я обернулся и увидел, что все вампиры в ожидании стоят в темноте, а  чуть
подальше, за их спинами, ждет Габриэль. Блики света промелькнули на ее белой
руке, когда она призывно взмахнула ею, показывая, что нам пора уходить.
   Ники  крепко  взял  меня  за  плечи,  и  от  его  прикосновения   повеяло
ненавистью. Отвратительное, должен сказать, ощущение,  когда  тебя  касается
тот, кто с такой силой тебя ненавидит.
   - Подобно безмозглому солнечному лучу ты  разогнал  и  уничтожил  летучих
мышей, составлявших древнюю общину! - прошептал он. - И  ради  чего?  Смешно
сказать: исполненное света чудовище, убивающее всех и вся!
   Развернувшись, я с такой силой ударил его, что он отлетел в дальний  угол
гримерной,  задев  по  пути   рукой   зеркало,   и   стукнулся   головой   о
противоположную стену.
   Какое-то время он неподвижно лежал на куче тряпья, но постепенно пришел в
себя, в глазах  вновь  появилось  осмысленное  выражение,  а  губы  медленно
сложились в улыбку. Он не торопясь выпрямился  и  с  достоинством,  присущим
полному негодования смертному, расправил плащ и пригладил волосы.
   Он почти в точности повторил мои движения в подземном склепе, после  того
как похитители швырнули меня в грязь.
   Сохраняя на лице маску негодования и достоинства, с самой  отвратительной
улыбкой из всех, какие мне когда-либо приходилось видеть, он вышел вперед.
   - Я презираю тебя, - сказал он. - Но я создан тобой, ты дал  мне  силу  и
власть, и в отличие от тебя  я  знаю,  как  ими  пользоваться.  И  теперь  я
оказался именно там, где всегда хотел добиться успеха.  В  Мире  Тьмы  мы  с
тобой отныне равны. И ты отдашь мне театр, потому что обязан это сделать: ты
у меня в долгу. Кроме того, ты ведь у нас любишь делать  подарки  -  великий
благодетель, осыпающий золотыми монетами голодных детей!  А  после  этого  я
никогда больше даже не взгляну в твою сторону - я не нуждаюсь в твоем свете.
   Он обошел меня стороной и протянул руки к остальным.
   - Вперед,  мои  дорогие!  Нас  ждут  впереди  пьесы,  которые  мы  должны
написать, и дело, которым мы станем заниматься с удовольствием! Вам придется
многому у меня научиться. Я знаю, что в действительности представляют  собой
смертные. Мы должны создать поистине прекрасное, неповторимое искусство Мира
Тьмы. Мы создадим общество, которое не будет идти ни в  какое  сравнение  со
всеми остальными. Совершим то, что еще никогда и никто не совершал.
   Все в страхе и замешательстве смотрели на меня.  Момент  был  чрезвычайно
напряженным, и в полной тишине я услышал собственный  глубокий  вздох.  Поле
моего зрения вдруг расширилось, и я увидел всех  нас  на  сцене,  кулисы  по
краям, высокие стропила, утопающие во тьме, декорации и дымные  огни  рампы.
При виде погруженного во  тьму  театра  я  вдруг  вспомнил  все,  что  здесь
произошло. Я осознал связь между случившимися кошмарами  и  понял,  что  это
конец.
   - Театр вампиров... - прошептал я. - Мы и здесь совершили наш Обряд Тьмы.
   Никто не осмелился мне ответить. Никола лишь улыбнулся.
   Я повернулся, чтобы уйти, и поднял руку, как бы приказывая им остаться  с
ним. Я попрощался с ними навсегда.
 
*** 
 
   Не  успели  мы  отъехать  от  ярко  освещенного  бульвара,  как  я  резко
остановился.  В  голову  мне  приходили  мысли  одна  кошмарнее  другой:   я
представлял себе,  что  Арман  придет,  чтобы  уничтожить  Ники,  что  вновь
обретенные собратья, устав от  его  сумасшедших  выходок,  бросят  Никола  и
уйдут, что однажды рассвет застанет его бредущим по улице не в  силах  найти
себе укрытие от солнца... У меня перехватило дыхание, и я с тоской  устремил
взгляд в небо.
   Габриэль обняла меня, и я зарылся лицом в ее волосы. Кожа ее лица и  губы
были прохладными и бархатистыми. Я вдруг почувствовал, что буквально  утопаю
в ее великой любви, поистине нечеловеческой, ничего  общего  не  имеющей  со
смертной плотью и сердцами людей.
   Я схватил ее в объятия и поднял на руки. В густой темноте  мы  напоминали
высеченных из единого монолита  любовников,  которые  не  представляли  себе
жизни друг без друга и  совершенно  забыли,  что  когда-то  существовали  по
отдельности.
   - Он сам сделал свой выбор, сынок, -  сказала  она.  -  Что  сделано,  то
сделано, и теперь ты от него освободился.
   - Как вы можете говорить так, матушка?! - прошептал я. - Ведь  он  ничего
не знал! Он до сих пор не знает...
   - Отпусти его, Лестат, - ответила она, - они позаботятся о нем.
   - Но я теперь должен найти этого демона, Армана! - устало промолвил я.  -
Я заставлю его держаться от театра  как  можно  дальше.  Пусть  он  навсегда
оставит их в покое.
 
*** 
 
   Когда на следующий вечер я приехал в Париж,  то  узнал,  что  Никола  уже
успел побывать у Роже.
   Он появился за час до моего прихода и бешено заколотил кулаками в  дверь.
Стоя в темноте, он кричал, требуя документы на театр и деньги, которые,  как
он утверждал, я ему обещал. Он угрожал Роже и его семье. Велел Роже написать
в Лондон Рено и приказать ему вместе с труппой немедленно вернуться обратно,
потому что дома их ждет новый театр. Когда  Роже  отказался,  он  потребовал
дать ему адрес Рено и сам начал рыться в ящиках стола адвоката.
   Услышав обо всем этом,  я  пришел  в  холодное  бешенство.  Значит,  этот
неоперившийся еще птенец, этот новоиспеченный демон решил превратить их всех
в вампиров. Поистине безрассудное, безумное чудовище!
   Нет, я не должен допустить, чтобы это случилось.
   Я приказал Роже послать в Лондон курьера с сообщением о том,  что  Никола
де Ленфен лишился рассудка и что актерам запрещено возвращаться в Париж.
   После этого я отправился  в  театр  на  бульваре,  где  нашел  Никола  на
репетиции. Он был по-прежнему слишком  возбужден  и  производил  впечатление
безумца. Он вновь был одет очень красиво и  элегантно,  и  на  нем  были  те
драгоценности, которые он носил еще в те времена, когда  был  любимым  сыном
своего отца, но галстук на шее висел криво, чулки  на  ногах  сморщились,  а
спутанные волосы выглядели не  лучше,  чем  прическа  узника  Бастилии,  лет
двадцать не имевшего возможности взглянуть на себя в зеркало.
   В присутствии Элени и остальных я заявил,  что  он  не  получит  от  меня
ничего, если не пообещает, что ни один  актер,  ни  одна  актриса  в  Париже
никогда не будут убиты, похищены или обольщены обществом;  что  Рено  и  его
труппа ни сейчас, ни когда-либо  впоследствии  не  переступят  порог  Театра
вампиров; что мэтру Роже, которому предстоит вести финансовые  дела  театра,
не будет причинен даже малейший вред.
   Он рассмеялся мне в лицо и стал, как  и  прежде,  издеваться  надо  мной.
Однако Элени успокоила его и заставила замолчать.  Услышав  о  том,  что  он
намеревался совершить, она пришла в ужас. Именно она пообещала выполнить все
мои требования и заставила дать такое  же  обещание  остальных.  Она  быстро
заговорила с Никола на непонятном мне древнем языке, чем-то припугнула  его,
отчего он пришел в замешательство и наконец уступил.
 
*** 
 
   Именно Элени я в конце концов поручил вести все дела в театре и вместе  с
Роже подсчитывать выручку и решать другие финансовые вопросы.  Она  получила
от меня полную свободу действий.
   Прежде чем уйти в тот вечер из театра, я спросил у Элени, что ей известно
об Армане. Габриэль присутствовала при нашем разговоре. Мы стояли  на  улице
возле задней двери театра.
   - Он наблюдает за нами, -  ответила  она.  -  Иногда  позволяет  нам  его
увидеть. - Меня очень смущает удивительно печальное выражение ее лица. -  Но
одному Богу известно, что он сделает, - добавила она  со  страхом,  -  когда
узнает, что в действительности здесь происходит.
 
ЧАСТЬ V 
ВАМПИР АРМАН 
 
Глава 1 
 
   Весенний дождь. Светлый дождь,  насытивший  каждый  зеленый  листочек  на
деревьях, умывший все парижские мостовые.  Казалось,  поток  дождевых  струй
пронизывал светом непроглядную тьму.
   Бал в Пале-Рояле.
   Король и королева танцевали на балу вместе со  всеми.  В  темных  уголках
дворца затевались новые интриги. Кому какое дело до всего этого? Государства
возникают и рушатся. Лишь бы не сгорели и остались в целости  и  сохранности
хранящиеся в Лувре полотна великих художников.
   Я вновь оказался среди моря смертных. Свежие лица с  румянцем  на  щеках,
горы напудренных волос над женскими головками, забитыми всяческими  женскими
глупостями, - некоторые прически украшают миниатюрные трехмачтовые  корабли,
деревья и  птицы.  Океан  лент  и  драгоценностей.  Гордо  выпятившие  грудь
мужчины, разодетые, как боевые петухи, в атласных и шелковых плащах, похожих
на павлиньи перья. От блеска бриллиантов больно глазам.
   Время от  времени  я  кожей  ощущаю  чьи-то  голоса,  слышу  смех,  тихие
непристойные смешки, меня ослепляет сияние  свечей  и  оглушает  сотрясающая
стены музыка.
   В распахнутые двери врываются потоки дождя.
   Запах смертных понемногу  разогревает  мой  аппетит.  Белоснежные  плечи,
белоснежные шеи, отбивающие вечный ритм здоровые,  сильные  сердца...  Какие
они все разные, эти разодетые в нарядные  туалеты  дети...  Под  прекрасного
качества шенилью, под кружевами и вышивкой скрываются  поистине  первобытное
варварство и жестокость; уставшие от высоких каблуков ноги нестерпимо болят;
маски на лицах напоминают струпья на коже возле глаз.
   Все дышат одним и тем же воздухом, он вылетает из уст  одного  и  тут  же
попадает в уста другому. Все поглощают одну и ту же музыку, один  и  тот  же
свет, одно и то же быстротекущее мгновение.
   Время от времени кто-то останавливает на мне взгляд, в котором  явственно
читается ожидание. Моя слишком белая кожа поначалу приводит их в недоумение,
но ведь и  сами  они  часто  пускают  себе  кровь,  чтобы  сохранить  нежную
бледность собственной кожи. (Позвольте мне, господа, подержать для вас тазик
во время этой процедуры. А потом выпить его содержимое). Тогда  как  на  мои
глаза среди сияния драгоценных камней никто не обращает внимания.
   И тем не менее меня  со  всех  сторон  окружают  голоса.  Я  чувствую  их
запах... О! У каждого свой неповторимый аромат! И я словно слышу их призывы,
как будто они манят меня отовсюду, словно чувствуют, кто я, и испытывают  ко
мне страстное желание.
   На каком-то древнем, неведомом языке они  призывают  смерть,  жаждут  ее,
когда она проходит по залу. Но разве они знают и понимают правду? Конечно же
нет! Весь ужас в том, что я и сам ее не знаю! Да и кто я такой, чтобы  нести
в себе эту тайну, быть голодным настолько, чтобы поделиться ею  с  кем-либо?
Какое имею право украсть вот эту стройную женщину и высосать кровь прямо  из
мягкой и нежной округлости ее маленькой груди?
   А музыка все продолжала звучать. Это была музыка смертных.  Краски  перед
глазами вдруг вспыхнули ярче, словно готовые  вот-вот  растаять.  Голод  мой
усиливался.  Он  перестал  быть  просто  отвлеченной  мыслью.  Он  заставлял
вибрировать мои вены. Кому-то суждено умереть.  Не  пройдет  и  минуты,  как
чья-то кровь окажется выпитой до последней капли. Я больше не  в  силах  был
думать об этом, знать, что это должно случиться,  представлять  сомкнувшиеся
на горле пальцы, явственно ощущать пульсацию крови в венах, теплую  плоть...
Дайте же, дайте мне ее! Где? Где она?! Это мое тело! Это моя кровь!
   Воспользуйся своей властью, Лестат! Усилием воли протяни, как змея,  свой
язык, чтобы отыскать и одним резким движением вырвать нужное тебе сердце!
   Пухлые маленькие ручки,  которые  так  хочется  пожимать,  мужские  лица,
украшенные коротко  подстриженными  светлыми  бородками,  подрагивающие  под
моими пальцами мускулы... у вас нет ни одного шанса...
   И вдруг под восхитительными нарядами и украшениями моим глазам  открылась
невероятная картина разложения - я увидел скелеты.
   Голые черепа под изысканными и  вычурными  париками,  два  пустых  черных
отверстия, смотрящие  на  меня  поверх  веера...  Зал  был  полон  скелетов,
слоняющихся в ожидании звона колоколов. Все выглядело точно так  же,  как  в
зале театра Рено, когда я смотрел со сцены на пришедшую в ужас  после  моего
выступления публику.
   Мне необходимо выйти отсюда. Это и есть смерть, и я могу убежать от  нее,
если сумею отсюда выбраться. Но  я  оказался  в  плену  у  смертных,  тесным
кольцом окружавших меня со всех сторон, как будто это ужасное место было  не
чем иным, как ловушкой для  вампиров.  Если  я  сейчас  брошусь  бежать,  то
приведу в ужас остальных и  вызову  панику.  А  потому  я  начал  как  можно
осторожнее пробираться к выходу.
   У дальней стены я краем глаза заметил призрачную фигуру, одетую в  атлас,
шелк и кружева. Арман!
   Арман! Если он и звал меня, я не слышал  его  призывов.  Если  он  в  тот
момент приветствовал меня, я этого не ощущал. Он просто стоял и  смотрел  на
меня - а я видел сияние бриллиантов и изящные кружева с  фестонами.  Он  был
словно  видение,  словно  Золушка,  появившаяся  на  балу,   словно   Спящая
Красавица, открывшая глаза среди  пыли  и  смахивающая  ее  одним  движением
теплой и нежной руки. При виде этой поистине  неземной  красоты  я  едва  не
задохнулся.
   Несмотря на вполне обычный для смертных  наряд,  Арман  выглядел  тем  не
менее существом совершенно  сверхъестественным:  ослепительно  чистое  лицо,
темные  бездонные  глаза,  абсолютно   непроницаемые,   время   от   времени
вспыхивающие пламенем, словно приоткрывающие врата в ад. Когда он заговорил,
голос его был очень тихим, почти  умоляющим  и  в  то  же  время  дразнящим,
заставляющим меня сосредоточенно прислушиваться к его словам.
   - Ты искал меня всю ночь, - сказал он, - и вот я здесь. Я ждал тебя. Ждал
тебя все это время.
   Я стоял и смотрел на него не в силах отвести взгляд. И тогда в голову мне
вдруг пришла мысль, что никогда, сколько бы ни пришлось  скитаться  по  этой
земле, я не найду более полного и очевидного воплощения кошмара, который  мы
собой представляем, чем это поистине прекрасное существо.
   В сравнении со всеми окружающими внешне он казался поразительно  невинным
и простодушным.
   Но при взгляде на него я видел перед  собой  подземные  склепы  и  слышал
звуки литавр. Я видел незнакомые  мне  места,  освещенные  факелами,  слышал
таинственные песнопения, чувствовал, как моего лица касается  жар  огня.  Но
эти видения исходили не от  него.  Скорее,  они  возникали  из  глубин  моей
собственной души.
   Никола  никогда  так  не  притягивал  меня  к  себе,  не  казался   столь
привлекательным. И никогда Габриэль  не  заставляла  меня  в  такой  степени
чувствовать себя ее преданным рабом.
   Господи, вот она, истинная любовь! Вот он, зов истинной страсти! Все, что
я чувствовал до сих пор, было лишь слабой тенью  моего  нынешнего  душевного
восторга.
   Мне показалось, что он послал мне мысленный импульс, говоря о том, что  с
моей стороны было неразумно думать, что все могло быть иначе.
   - Кто может любить нас с тобой так, как только мы  способны  любить  друг
друга? - прошептал он, и мне показалось, что его губы дрогнули.
   На него обращали внимание абсолютно все. Я видел, как люди, проходя  мимо
него, замедляли шаги и окидывали его с ног до головы пристальными взглядами.
Когда он опускал голову, падающий  под  другим  углом  свет  делал  его  еще
прекраснее.
   Я двинулся по направлению к нему. В какой-то момент мне  показалось,  что
он поднял правую руку и поманил меня за собой, но в следующий миг я подумал,
что ошибся. Он повернулся, и я увидел впереди  стройную  фигуру  мальчика  с
тонкой талией и прямыми плечами, с тугими бедрами,  скрытыми  под  шелковыми
чулками. Возле самой двери мальчик обернулся и снова жестом поманил меня  за
собой.
   В голову мне приходили безумные мысли. Я шел за ним, и мне казалось,  что
прежде ничего не происходило. Как будто не было подземного склепа у Невинных
мучеников, и не был этот  мальчик  ужасным  демоном,  пришедшим  из  далеких
веков...
   Мы сами были пределом своих желаний, и это спасало нас, а передо мной  не
простирался неведомый ужас моего вечного бессмертия... Мы  плыли  по  волнам
спокойного моря, видели вдали знакомые маяки... и для  нас  настало  наконец
время заключить друг друга в объятия.
   Мы были одни в холодной и пустой комнате. Звуки далекого бала сюда  почти
не проникали. От недавно выпитой крови тело его было теплым, и  я  отчетливо
слышал мощные удары его сильного сердца. Он еще теснее прижал меня  к  себе.
За высокими окнами мелькали огни проезжающих мимо экипажей,  и  беспрестанно
доносящиеся до нас с улицы тихие звуки давали ощущение безопасности и  уюта,
обещали все, что только может обещать Париж.
   Я никогда не умирал. Жизнь начиналась сначала. Я протянул руки  и  прижал
его к себе, слушая, как бьется его сердце. Я звал своего Никола, обращался к
нему, чтобы предупредить о том, что все мы обречены. Капля за каплей из  нас
уходила жизнь, перед моими глазами стояли цветущие  в  саду  яблони,  и  мне
казалось, что я схожу с ума.
   - Успокойся, успокойся, мой дорогой, - тихо шептал он мне, - нет  ничего,
кроме мира, покоя и наших сомкнутых рук.
   - Тебе ведь известно, что для меня это  было  проклятой  случайностью,  -
неожиданно заговорил я. - Я стал демоном против своего желания. Я все  время
плачу, словно потерявшийся ребенок. Я хочу вернуться домой.
   - Да, да, конечно, - шептал он.
   Вкус его губ был вкусом крови, но это была  не  человеческая  кровь.  Она
была тем эликсиром, который дал мне Магнус,  и  я  готов  был  отпрянуть  от
Армана. В тот момент я еще мог уйти. Я получил еще один шанс. Колесо сделало
полный оборот.
   Я кричал,  что  не  стану  пить,  ни  за  что  не  стану  пить,  и  вдруг
почувствовал, как два горячих острых клыка с силой вонзились  мне  в  шею  и
проникли в самые глубины моей души.
   Я не в силах был пошевелиться. Все происходило точно так же, как и  в  ту
ночь. Восторг, который я испытывал, был  в  тысячи  раз  сильнее,  чем  тот,
который  охватывал  меня  всякий  раз,  когда  я  держал  в  своих  объятиях
смертного. Я понимал, что он делает. Он насыщался мной! Опустошал меня!
   Чувствуя, что он по-прежнему  прижимает  меня  к  себе,  я  опустился  на
колени. Из раны на шее неудержимым потоком хлестала кровь.
   - Дьявол! - хотел было крикнуть я, но прошло какое-то время,  прежде  чем
мне удалось произнести это слово.  Тело  мое  было  словно  парализовано.  -
Дьявол! - снова  прорычал  я  и,  воспользовавшись  замешател