ной  траве.  Нарвать  крошечных  полевых
цветов. Интересно, если подержать их под светом лампы, раскроются они  перед
ним, как раскрываются навстречу лучам солнца?
   Но потом он уже не хотел ни о чем забывать. Что-то изменилось;  произошло
нечто, сделавшее это мгновение отличным от всех остальных. Она  очнулась  от
долгого сна! Он своими  глазами  видел  ее  на  афинской  улице!  Прошлое  и
настоящее слились воедино.
   Его слезы высохли, он выпрямился и прислушался, размышляя о чем-то.
   На освещенной шахматной доске перед  ним  извивались  танцующие.  Женщины
улыбались ему. Быть может, в их  представлении  он  походил  на  прекрасного
фарфорового Пьеро с белым лицом  и  нарумяненными  щеками?  Он  взглянул  на
мерцающий под потолком видеоэкран. Его разум стал таким  же  мощным,  как  и
тело.
   Сейчас октябрь конца двадцатого  века  от  Рождества  Христова.  И  всего
несколько ночей назад он видел близнецов во сне! Да, отступать  некуда.  Для
него настоящие мучения только начинаются, но  это  не  имеет  ровным  счетом
никакого значения. Он жив как никогда
   Он медленно вытер лицо маленьким льняным носовым платком. Он омыл  пальцы
в стакане вина, словно освящая их. И снова бросил взгляд на видеоэкран,  где
Вампир Лестат пел свою трагическую песню.
   Голубоглазый демон, с  яростно  развевающимися  золотистыми  волосами,  с
сильными руками и грудью молодого мужчины. Его движения были резковатыми, но
грациозными, губы - чувственными и  обольстительными,  а  в  голосе  звучало
столько тщательно смодулированной боли...
   "Так, значит, все это время ты говорил мне об  этом?  Ты  призывал  меня!
Называл ее имя!?
   Казалось, видеообраз пристально смотрит на него в ответ и поет для  него,
хотя, конечно же, это не более чем иллюзия  -  он  не  может  видеть  его  с
экрана. ?Те, Кого Следует Оберегать! Мой царь и  моя  царица...?  И  все  же
теперь он внимательно вслушивался в каждый отчетливо произносимый слог, ясно
различимый на фоне грохота барабанов и духовых инструментов.
   Только после того как смолк звук и исчезло изображение, он поднялся,  как
слепой прошел по прохладным, отделанным мрамором коридорам отеля  и  наконец
оказался на темной улице.
   Со всех концов мира к нему взывали голоса тех,  кто  пьет  кровь,  -  они
предупреждали его. И эти голоса звучали  всегда.  Они  говорили  о  грозящем
бедствии, о необходимости объединиться, чтобы предотвратить какую-то ужасную
катастрофу: ?Мать идет!? Они рассказывали о  снах  про  близнецов,  значение
которых не в силах были постичь. А он  все  это  время  оставался  слепым  и
глухим!
   - Сколь многого ты еще не понимаешь, Лестат, - прошептал он.
   В конце концов он поднялся на высокую скалу и обернулся, чтобы посмотреть
на  раскинувшийся  далеко  внизу  Верхний  Город.  В  неярком  свете   звезд
поблескивали обломки беломраморных стен его многочисленных храмов.
   - Будь ты проклята, моя повелительница! - прошептал он. - За то,  что  ты
сотворила со всеми нами, ты достойна поистине адского проклятия!
   "Подумать только! В мире стали и бензина, ревущей  электронной  музыки  и
беззвучного   сияния   компьютерных   экранов   мы   все   еще    продолжаем
существовать!?
   И тут он вспомнил  другое  проклятие,  намного  более  сильное,  чем  его
собственное. Оно прозвучало через год после того ужасного момента, когда  он
изнасиловал двух несчастных женщин. Под таким же далеким и равнодушным,  как
сегодня, ночным небом это  проклятие  страшным  криком  разнеслось  по  всей
территории вокруг дворца:
   "Да будут свидетелями духи, ибо им принадлежит знание будущего - и  того,
каковым ему суждено быть, и того, какова на то моя воля. Имя тебе  -  Царица
Проклятых! И судьбой предначертано тебе творить зло! Но  я  остановлю  тебя,
даже если для этого мне придется вернуться с того  света.  И  в  час  твоего
торжества именно я нанесу тебе сокрушительное поражение. Я  свергну  тебя  с
твоего трона. Запомни мое лицо. Я тебя уничтожу!?
   Сколько раз в те первые века вспоминал он эти слова? Сколько пустынь, гор
и плодородных речных долин пересек он в поисках двух рыжеволосых сестер?  Он
расспрашивал бедуинов,  однажды  давших  им  приют,  охотников,  по-прежнему
носивших одежды из шкур, жителей старейшего в мире города Иерихона. Они  уже
стали легендой.
   А потом на него снизошло благословенное безумие; он утратил память,  гнев
и боль. Он стал  просто  Хайманом,  исполненным  любви  ко  всему,  что  его
окружало, и умевшим понимать и ценить радости мира.
   Неужели настал час расплаты? Что, если близнецы каким-то образом  выжили,
как и он сам? И память вернулась к нему во имя этой великой цели?
   Ах, какая ошеломляюще чудесная мысль! Первое Поколение соберется  вместе.
Первое Поколение наконец познает радость победы!
   Но он тут же с горькой улыбкой подумал о вполне человеческом стремлении к
героизму Вампира  Лестата:  ?Да,  брат  мой,  прости  мое  пренебрежительное
отношение. Я тоже жажду добра и славы. Но, похоже, не существует ни  судьбы,
ни искупления. Все, что я вижу, глядя на эту чужую мне  древнюю  землю,  это
рождение и смерть, и еще ужас, ожидающий нас всех.
   Он бросил последний взгляд на спящий город,  на  уродливый,  обремененный
разного рода проблемами современный город,  где  он  с  таким  удовольствием
прогуливался среди бесчисленных могил.
   А потом он взлетел и уже через несколько секунд  оказался  выше  облаков.
Настало время подвергнуть его удивительный дар величайшему испытанию  -  как
счастлив он наконец-то обрести цель, пусть даже иллюзорную.  Он  полетел  на
запад, к Вампиру Лестату, к голосам, которые умоляли открыть им смысл сна  о
близнецах. Он направился на запад, куда чуть раньше направилась и она.
   Блестящие полы  его  плаща  походили  на  гладкие  крылья,  восхитительно
холодный воздух пощипывал кожу, и он вдруг рассмеялся, словно  превратившись
на миг в себя прежнего - наивного и счастливого.
 
6 
 
ИСТОРИЯ ДЖЕСС, ВЕЛИКОГО СЕМЕЙСТВА И ТАЛАМАСКИ 
 
   Мертвым мы безразличны.
   Да, они тянутся к нам
   Из могилы (клянусь, это правда),
   Но сердца их не с нами.
   Они просто смотрят на нас,
   Равнодушно и холодно.
   Стэн Райс
   "Их участие?
 
   Закрой ей лицо;
   Мои глаза ослепли от слез;
   Она умерла молодой.
   Джон Уэбстер
 
ТАЛАМАСКА 
 
   Исследователи паранормальных явлений. Мы бдим. И мы всегда рядом.
   Лондон, Амстердам, Рим
 
   Джесс стонала во  сне.  Это  была  изящного  сложения  тридцатипятилетняя
женщина с длинными, вьющимися  рыжими  волосами.  Она  буквально  утонула  в
бесформенном пуховом матрасе, лежащем на деревянной  кровати,  которая  была
подвешена к потолку на четырех ржавых цепях.
   Где-то в большом разбросанном доме пробили часы.  Ей  пора  вставать.  До
концерта Вампира Лестата осталось два часа. Но она не может оставить  сейчас
близнецов.
   Сон был раздражающе нечетким, как и все сны о близнецах, но  те  события,
которые развивались в нем столь стремительно, были для  нее  новыми.  Однако
она догадалась, что близнецы вновь оказались в царстве пустыни и  окружившая
их толпа настроена враждебно. А сами близнецы очень изменились и побледнели.
Возможно, исходящее от них фосфоресцирующее свечение всего лишь иллюзия,  но
казалось, что они сияют  в  полутьме  и  двигаются  так  плавно,  как  будто
исполняют некий ритмический танец. Они стояли обнявшись, в то время  как  со
всех сторон в них тыкали факелами. Но что  это?  С  ними  что-то  случилось,
что-то очень плохое... Одна из них теперь слепая.
   Ее веки плотно сжаты, нежная кожа вокруг впалых  глазниц  сморщилась.  Ну
конечно, ей выкололи глаза. А почему  вторая  сестра  издает  такие  ужасные
звуки?
   - Успокойся, не нужно  больше  сопротивляться,  -  сказала,  слепая.  Она
произнесла эти слова на древнем языке, но в снах он всегда был понятен.
   Но из груди второй сестры вырвался в ответ лишь  жуткий  гортанный  стон.
Она не могла говорить! Они отрезали ей язык!
   "Не могу больше видеть все это, хочу проснуться!?
   Но, расталкивая в стороны толпу, к ним уже пробивались  солдаты,  вот-вот
должно было произойти нечто ужасное. Близнецы  неожиданно  замерли.  Солдаты
схватили их и оттащили друг от друга.
   "Не разлучайте их! Разве вы не понимаете, что это для них значит? Уберите
факелы. Не поджигайте их! Не сжигайте их рыжие волосы?.
   Протягивая руки к сестре, слепая отчаянно звала ее по имени:
   - Мекаре!
   А Мекаре, немая, не имея возможности ответить, ревела, как раненый зверь.
   Толпа расступалась, освобождая дорогу двум огромным  тяжелым  катафалкам,
на которых  стояли  большие  каменные  гробы.  На  крышках  грубо  сделанных
саркофагов были тем не менее наспех выбиты изображения  человеческих  лиц  и
тел.
   "За что же близнецов собираются положить  в  гробы?  Я  не  вынесу  этого
зрелища!?
   Катафалки останавливаются, близнецов  тащат  к  гробам,  грубые  каменные
крышки открываются.
   "Не надо!?
   Слепая борется с ними, как будто видит все происходящее, но они  все-таки
побеждают, подхватывают ее и кладут в каменный ящик. Мекаре  в  немом  ужасе
смотрит на сестру, а тем временем и ее волокут ко второму катафалку.
   "Не опускайте крышку, иначе вместо Мекаре закричу я! Я  буду  кричать  за
обеих...?
   Джесс резко села с открытыми глазами. Она кричала.
   Она до сих пор ощущала эхо своих криков, но в  доме  она  одна,  и  никто
другой слышать их не мог. Потом все стихло,  и  в  наступившей  тишине  лишь
слабо поскрипывала кровать, покачиваясь на цепях. В густом  лесу  за  окнами
пели птицы; удивительно, но она почему-то была уверена, что часы уже пробили
шесть.
   Сон быстро рассеивался. Она отчаянно пыталась  удержать  его,  разглядеть
детали, которые всегда ускользали: во что  были  одеты  эти  неизвестные  ей
люди, какое оружие  держали  в  руках  солдаты,  лица  близнецов...  Но  все
исчезло. Остался только осадок в душе да отчетливое представление о том, что
произошло, - и еще уверенность, что Вампир Лестат каким-то образом связан  с
этими снами.
   Еще не проснувшись окончательно, она взглянула на наручные часы.  Времени
нет. К моменту выхода Вампира Лестата она  должна  быть  в  зале,  ей  нужно
стоять у самой сцены.
   И все же она колебалась и продолжала сидеть,  задумчиво  глядя  на  белые
розы на столике рядом с кроватью. За ними в открытом окне она  видела  южное
небо, окрашенное слабым оранжевым светом. Она взяла записку, лежавшую  рядом
с цветами, и перечитала ее еще раз.
 
   "Дорогая моя!
   Я только что получила твое письмо, так как  нахожусь  далеко  от  дома  и
прошло немало времени, пока оно  наконец  дошло  до  меня.  Я  понимаю  твое
увлечение этим созданием, Вампиром Лестатом. Его песни звучат даже в Рио.  Я
уже прочла присланные тобой книги. И  мне  известно  о  твоих  исследованиях
этого создания,  проведенных  для  Таламаски.  Что  касается  твоих  снов  о
близнецах, то мы должны обсудить это  вместе.  Они  чрезвычайно  важны.  Ибо
подобные сны видят и другие. Но умоляю тебя - нет,  я  приказываю  тебе:  не
ходи на концерт. До моего приезда ты должна оставаться на территории Сономы.
Я выезжаю из Бразилии при первой же возможности.
   Дождись меня.
   С любовью,
   Твоя тетя Маарет?.
 
   - Маарет, прости меня, - прошептала она.
   Но о том, чтобы не поехать туда, даже  и  помыслить  невозможно.  И  если
кто-то в мире способен ее понять, так только Маарет.
   Руководители  Таламаски,  где  она  проработала  двенадцать  долгих  лет,
никогда не простят ей неподчинение их приказам. Но Маарет  известно,  почему
она так поступает. Причиной тому сама Маарет. Маарет обязательно простит ее.
   У нее кружилась голова. Кошмар по-прежнему  не  отпускал  ее.  Обстановка
комнаты скрывалась в полумраке, но неожиданно сумерки сменились таким  ярким
светом, что его  отражали  даже  поросшие  лесом  холмы.  Розы  тоже  слегка
светились, как белая кожа близнецов в снах.
   Белые розы... Она попыталась вспомнить, что именно слышала о белых розах.
Белые розы посылают на похороны. Но  нет,  Маарет,  конечно,  имела  в  виду
совсем не это.
   Джесс  взяла  обеими  руками  один  из  бутонов,  и  лепестки   мгновенно
раскрылись. Какая прелесть! Она прижала его к губам, и к ней вдруг вернулось
слабое, но сияющее  воспоминание  о  давно  прошедшем  лете:  этот  же  дом,
освещаемая свечами комната и Маарет, лежащая на ковре из лепестков  роз;  их
было так много - белых, желтых, розовых,  и  она  собирала  их  в  ладони  и
прижимала к лицу и к шее.
   Видела ли это Джесс на самом деле? Множество лепестков роз,  запутавшихся
в длинных рыжих волосах Маарет. Волосы - такие же, как  у  Джесс.  И  как  у
близнецов из сна - густые, вьющиеся, отливающие золотом.
   Это лишь один из сотни фрагментов воспоминаний, которые  ей  впоследствии
так и не удалось сложить воедино. Но какие из событий того  восхитительного,
безвозвратно ушедшего лета она помнит сейчас или не помнит,  теперь  уже  не
имеет значения. Ее ждет Вампир Лестат:  даже  если  она  не  получит  ответ,
развязка все равно наступит, и нельзя утверждать с уверенностью, что  ею  не
станет смерть.
   Она встала и оделась.  Потертая  курка  вместе  с  расстегнутой  у  горла
мужской рубашкой и джинсами в  последнее  время  словно  превратились  в  ее
вторую кожу. Она натянула потрепанные кожаные ботинки.  Быстро  прошлась  по
волосам расческой.
   Теперь пора оставить пустой дом, в который она вторглась  сегодня  утром.
Тяжело уходить. Но еще тяжелее было решиться прийти сюда.
 
*** 
 
   Она дошла до конца просеки, когда  еще  только  начало  светать,  и  была
потрясена, обнаружив, что за  прошедшие  пятнадцать  лет  здесь  практически
ничего не изменилось: беспорядочно выстроенное здание прилепилось  к  самому
подножию горы, крыша и крыльцо с колоннами  по-прежнему  увиты  голубоватыми
лозами вьюнка пурпурного. Наверху, в  наполовину  скрытых  поросшими  травой
склонами крошечных потайных оконцах отражался свет раннего утра.
   Поднимаясь по ступенькам парадного входа с зажатым в руке старым  ключом,
она чувствовала себя шпионкой. Судя по всему, здесь уже много месяцев  никто
не появлялся. Везде только пыль и листья.
   Однако в хрустальной вазе ее ждали розы, а к двери были приколоты записка
и конверт с ключом.
   Несмотря на усталость после ночи, проведенной за рулем машины, она  много
часов бродила по знакомым местам, словно исследуя их заново.  Ей  необходимо
было пройтись по длинным полутемным галереям, по подавляющим своей величиной
комнатам.  Дом  с  его  громадными  балками,  поддерживающими   потолки   из
нестроганых  досок,  и  тянущимися  вверх   от   круглых   каменных   очагов
заржавевшими, покрытыми  сажей  трубами  более  чем  когда-либо  походил  на
неотделанный дворец.
   Даже мебель здесь была массивной - каменные столы,  кресла  и  диваны  из
неполированного дерева с грудами мягких подушек,  книжные  полки  и  ниши  в
некрашеных кирпичных стенах.
   Этот дом отличался каким-то грубоватым средневековым  величием.  На  фоне
окон, напоминающих бойницы, и  каменных  полов  вполне  органично  выглядели
образчики искусства племени майя, чаши этрусков и  хеттские  статуэтки.  Дом
стоял словно крепость и дарил ощущение безопасности.
   Лишь творения Маарет сверкали яркими цветами, как будто заимствовали их у
деревьев и неба. Память ни в малейшей степени не  преувеличила  их  красоту.
Повсюду лежали толстые, мягкие вязаные шерстяные  коврики  с  разнообразными
узорами из полевых цветов и травы, и создавалась впечатление, что под ногами
у вас вовсе не  коврики,  а  сама  земля.  Бесчисленное  множество  стеганых
подушек украшали нашитые на них любопытные фигурки  и  странные  символы.  И
наконец, стены были сплошь покрыты гигантскими матерчатыми коврами -  своего
рода  современными  гобеленами,  на  которых   по-детски   безыскусно   были
запечатлены поля и ручьи, леса и горы; солнце и луна, соседствующие  друг  с
другом в небе, восхитительной прелести облака и даже падающие  струи  дождя.
Мириады мельчайших лоскутков ткани, нашитые с  поразительной  аккуратностью,
чтобы во всех подробностях воссоздать  детали  падающей  каскадом  воды  или
плавно опускающегося на землю листа, обладали  жизненной  силой  примитивной
живописи.
   Увидев все это вновь, Джесс чуть не умерла от восторга.
 
*** 
 
   К полудню, голодная, с  кружащейся  после  бессонной  ночи  головой,  она
наконец осмелилась поднять засов двери, которая вела в тайные помещения  без
окон,  расположенные  внутри  самой  горы.  Затаив  дыхание,  она  пошла  по
каменному коридору. Когда она  обнаружила,  что  библиотека  не  заперта,  и
зажгла лампу, сердце у нее бешено застучало.
   Господи, пятнадцать лет назад она провела здесь  самое  счастливое  время
своей жизни. Все  ее  удивительные  приключения,  погоня  за  призраками  по
заданию Тала-маски - ничто в  сравнении  с  теми  волшебными,  незабываемыми
днями.
   Вместе с Маарет они сидели здесь, в  библиотеке,  у  пылающего  огня.  Ее
приводили в восторг бесчисленные тома удивительной и восхитительной семейной
истории. Родословное древо ?Великого Семейства?, как неизменно называла  его
Маарет, - ?нить, которая ведет нас по лабиринту, именуемому жизнью?. С какой
любовью она доставала для Джесс эти книги,  отпирала  шкатулки,  заполненные
древними пергаментными свитками.
   В то лето Джесс не смогла до конца постичь  все  значение  того,  что  ей
посчастливилось увидеть.  Постепенно  она  запуталась  и  утратила  ощущение
реальности  происходящего,   словно   папирусы,   усеянные   неведомыми   ей
письменами, возникли из мира грез. К тому времени  Джесс  была  уже  опытным
археологом, работала на раскопках в Египте и Иерихоне. И тем не менее она не
могла расшифровать эти таинственные иероглифы. Господи, сколько же им лет?
   Много лет она  пыталась  вспомнить  и  другие  документы,  которые  тогда
видела. Наверное, однажды утром она зашла в  библиотеку  и  обнаружила,  что
дверь в заднюю комнату открыта.
   Мимо нескольких неосвещенных комнат она прошла  по  длинному  коридору  и
наконец  нащупала  выключатель.  Она  увидела  огромную  кладовую:   великое
множество  глиняных  табличек,  покрытых  крохотными  рисунками!  Стоит   ли
сомневаться, что она подержала их в руках.
   Но произошло и нечто еще, нечто такое,  о  чем  ей  никогда  не  хотелось
вспоминать. Кажется, там был другой проход? Она  была  уверена  в  том,  что
где-то существовала винтовая железная лестница, уходившая в глубину,  и  что
по ней она спустилась в комнаты нижнего яруса с гладкими земляными  стенами.
В старинные фарфоровые патроны были ввинчены маленькие лампочки.  Дернув  за
цепочки, она зажгла их.
   Конечно, именно так она и сделала. И конечно, она открывала тяжелую дверь
из красного дерева...
   В  последующие  годы  воспоминания  возвращались  к  ней  лишь   краткими
вспышками: просторная комната с низким  потолком,  дубовые  стулья,  стол  и
скамьи, сделанные вроде  бы  из  камня.  И  что-то  еще,  на  первый  взгляд
показавшееся удивительно знакомым. А потом...
   Позже, вечером, она уже не могла вспомнить ничего,  кроме  лестницы.  Она
внезапно проснулась и увидела в ногах своей кровати Маарет.  Оказалось,  что
уже десять часов. Маарет подошла и поцеловала ее. От ее  приятного,  теплого
поцелуя по телу Джесс пробежала слабая дрожь Маарет сказала, что  на  закате
они нашли ее внизу, у речки, где она заснула на поляне. Они перенесли  ее  в
дом.
   Внизу, у речки? В течение нескольких месяцев она действительно ?помнила?,
как заснула. И ?воспоминание? о лесной тишине и покое, о том, как пела  вода
среди камней, было достаточно ярким. Но  сейчас  она  была  уверена,  что  в
действительности ничего подобного не было
   Однако в этот день, пятнадцать лет спустя, она не нашла ничего, что могло
бы подтвердить или опровергнуть ее смутные воспоминания. От нее заперли  все
комнаты.