ак не могла запомнить, - не то ?Беседы с  вампиром?,
не то ?Разговор с вампиром?, не то ?Навстречу вампиру?, не то как-то  еще  в
том же духе. Дэвис иногда вслух читал из нее куски, но Беби Дженкс никак  не
могла врубиться - ерунда какая-то. Тот Мертвец, Луи или  как  его  там,  был
создан еще в Новом Орлеане, и  в  книге  полно  было  всякой  белиберды  про
банановые листья, железные перила и испанский мох.
   - Старые европейцы, Беби Дженкс, знают все и обо всем, - сказал Дэвис.  -
Им известно, как все это началось, известно, что мы можем жить долго,  очень
долго, до тысячи лет, и в конце концов превратиться в белый мрамор.
   - Это просто потрясающе, Дэвис! - воскликнула Беби Дженкс. -  Мало  того,
что я и сейчас-то не  могу  зайти  в  какой-нибудь  чертов  ярко  освещенный
супермаркет, без того чтобы на меня кто-нибудь да не уставился.  Так  еще  и
это. Кому захочется выглядеть как белый мрамор?
   - Беби Дженкс, ты больше  не  нуждаешься  ни  в  каких  супермаркетах,  -
спокойно - ответил Дэвис. Но он прекрасно понял, о чем речь.
   Да ну их, эти книги. Что  ей  действительно  нравилось,  так  это  музыка
Вампира Лестата, она до сих пор балдеет от его песен, особенно  от  одной  -
про Тех, Кого Следует Оберегать, про царя и  царицу  Египта,  -  хотя,  если
честно, она совершенно не понимала, о чем там  идет  речь.  Спасибо,  Киллер
объяснил:
   - Это предки всех вампиров, Беби Дженкс, Мать и Отец. Понимаешь,  все  мы
связаны одной кровью, и эта ниточка не прерывается, а исходит она от царя  и
царицы Древнего Египта - это их называют Те, Кого Следует  Оберегать.  А  их
следует оберегать по  той  простой  причине,  что  если  уничтожить  их,  то
погибнем и все мы.
   Его объяснение показалось Беби Дженкс полнейшей чушью.
   - Лестат видел Мать и Отца, - сказал Дэвис.  -  Их  прятали  на  каком-то
греческом острове, а он их там нашел и теперь точно знает,  что  все  так  и
есть. Вот он и рассказывает всем об этом в  своих  песнях  -  и  в  них  все
правда.
   - А Мать и Отец не двигаются, не говорят и не пьют кровь, Беби Дженкс,  -
добавил  Киллер.  Он  казался  до  жути  задумчивым,  даже,  можно  сказать,
печальным. - Они просто сидят, уставившись прямо перед собой, -  и  так  уже
несколько тысяч лет. Никто не знает, что им известно.
   - А может, им вообще ничего не известно,  -  проворчала  Беби  Дженкс.  -
Слушай, а если это один из видов бессмертия? И что ты имел в  виду,  сказав,
что Мертвецы из большого города готовы всех нас поубивать? Как же тогда  они
это сделают?
   - Огонь и солнце могут сделать это всегда, Беби Дженкс, - ответил Киллер.
Похоже, он уже начинал терять терпение.  -  Я  тебе  говорил.  И  постарайся
запомнить то, что я тебе сейчас скажу: тебе никто не может запретить драться
с Мертвецами из большого города  Ты  крутая.  Мертвецы  из  большого  города
боятся тебя не меньше, чем ты их. А потому бей любого незнакомого  Мертвеца,
и дело с концом. Этому правилу следуют все Мертвецы.
   Когда они ушли от дома общины, Киллер преподнес ей еще  один  потрясающий
сюрприз:  рассказал  о  вампирских  барах.  Огромные  дорогие  заведения   в
Нью-Йорке, Сан-Франциско и Новом Орлеане, где в задних комнатах  встречаются
Мертвецы, в то время как в главном зале  пьют  и  танцуют  все  эти  чертовы
глупенькие людишки. Пока ты находишься там, тебя не может уничтожить ни один
Мертвец, будь то городской бандит, европеец или придурок вроде нас.
   - Если за тобой будет гнаться кто-нибудь из городских  Мертвецов,  поучал
ее Киллер, - беги в один из таких баров.
   - Мала я еще по барам шляться, - заявила Беби Дженкс.
   Этим она их доконала. Киллер и Дэвис хохотали до  колик  в  желудке.  Они
буквально с мотоциклов попадали.
   - Как только найдешь вампирский бар, Беби Дженкс, - сказал Киллер,  -  ты
просто посмотри на них Поганым взглядом и скажи: ?Впустите меня?.
   Ну да, конечно ей уже приходилось смотреть на людей Поганым  взглядом,  и
они делали все, как ей хотелось. Срабатывало. Честно говоря, им еще нигде не
попадались вампирские бары. Они только слышали про них, а вот где они  -  не
знали. Когда они уезжали из Сент-Луиса, у нее была куча вопросов.
   И вот теперь, когда она направлялась на север, в тот же самый  город,  ее
единственным желанием было отыскать  этот  чертов  дом  общины  и  заявиться
туда: ?Привет, Мертвецы из большого города! А вот и я!? Если  она  и  дальше
будет оставаться в одиночестве, она просто сойдет с ума.
   Музыка в наушниках смолкла. Пленка закончилась. Она не в  силах  выносить
тишину, когда  вокруг  ревет  ветер.  Сон  вернулся,  и  вновь  она  увидела
близнецов, увидела, как  подходят  солдаты.  Господи!  Если  ей  не  удастся
немедленно прекратить это, мерзкий сон будет повторяться снова и снова,  как
запись на пленке.
   Удерживая руль мотоцикла одной  рукой,  другой  она  полезла  за  пазуху,
открыла маленький плейер и перевернула кассету.
   - Давай, парень, пой! -  крикнула  она.  В  шуме  ветра  она  едва  могла
расслышать собственный голос, и он показался ей слишком уж  пронзительным  и
тонким.
 
   Что можем знать мы о Тех, Кого Следует Оберегать?
   Нас не спасут объяснения.
 
   Да, эту песню она любила. Именно под нее она заснула  в  Ган-Барелл-Сити,
когда ждала с работы мать. Ей нравились не слова, а то, как он пел - ревел в
микрофон не хуже самого Брюса Спрингстина, да так, что сердце разрывалось.
   Это был своего рода гимн. Музыка какая-то такая, ну, как у  гимна,  но  в
самом центре этой музыки был Лестат, и он пел для нее, а барабанный ритм так
просто до костей пробирал.
   - О'кей, парень, о'кей, ты единственный чертов Мертвец,  который  у  меня
остался. Так пой же, Лестат, пой!
   До Сент-Луиса осталось ехать каких-нибудь пять  минут,  и  надо  же,  она
опять вспоминает мать, как странно все это было и как плохо.
   Зачем она поехала домой, Беби Дженкс не сказала даже Киллеру  с  Дэвисом,
хотя они, конечно, и сами знали, они все понимали.
   Беби  Дженкс  должна  была  сделать  это,  должна  была   разобраться   с
родителями, прежде чем Банда клыкастых отправится на Запад. Даже сейчас  она
ни о чем не жалела. За исключением разве что того странного  момента,  когда
ее мать умирала там, на полу.
   Все дело в том, что Беби Дженкс всегда ненавидела свою мать. Она  считала
ее полной идиоткой, которая изо дня в день делает кресты из розовых  раковин
и кусков стекла, а потом продает их по десять долларов на блошином  рынке  в
Ган-Баррел-Сити. К тому же эти крестики с маленькими скрученными  Иисусиками
посередине, сварганенными из крохотных красных  и  синих  бусинок  и  прочей
дряни, были жутко уродливыми, ну, в общем, полное барахло.
   Но Беби Дженкс бесилась не только из-за  этого  -  ее  выводило  из  себя
абсолютно все, что делала мать. Мало того, что она таскалась в церковь,  так
еще  и  разговаривала  со  всеми  этаким  сладеньким  голоском,  мирилась  с
пьянством мужа и в жизни своей ни о ком плохого слова не сказала.
   Беби Дженкс всякими там словечками не проймешь. Лежа  на  своей  койке  в
трейлере, она не раз гадала, есть ли  вообще  на  свете  что-то  такое,  что
способно взбесить эту женщину. Когда же она все-таки  взорвется,  как  кусок
динамита? Или она просто слишком тупая? Уже несколько лет  мать  не  смотрит
Беби Дженкс в глаза.  Когда  Беби  Дженкс  было  двенадцать,  она  пришла  и
сказала: ?Тебе ведь известно, что я уже сделала  это,  да?  Надеюсь,  ты  не
думаешь, что  я  все  еще  девственница?.  Мать  побледнела  и  отвернулась,
уставясь в пространство своими  большими,  пустыми,  без  всякого  выражения
глазами, а потом снова принялась за работу, тихо напевая, - она  всегда  так
пела, когда делала эти проклятые кресты из ракушек.
   Однажды какой-то деятель  из  большого  города  сказал  матери,  что  она
создает настоящие произведения народного искусства.
   "Да как ты не понимаешь, они же просто издеваются над тобой! - сказала ей
тогда Беби Дженкс. - Разве сами они купили хоть одну твою уродскую  поделку?
Хочешь я скажу тебе, на что они больше похожи? На такие огромные сережки  из
лавки, торгующей дешевыми шмотками, - вот на что!?
   Так она даже спорить не стала. Просто подставила другую щеку: ?Ты  будешь
ужинать, милая??
   Это все равно как открыть  и  закрыть  ящик,  определила  для  себя  Беби
Дженкс. Так что она выехала из Далласа рано, меньше чем через час  добралась
до озера Седар-Крик  и  наконец  увидела  знакомый  указатель,  обозначающий
границу милого, маленького, старого родного города:
   "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГАН-БАРРЕЛ-СИТИ.
   МЫ СТРЕЛЯЕМ ВМЕСТЕ С ВАМИ?.
   Добравшись до дома, она спрятала ?Харлей? позади трейлера. Дома никого не
было, и она прилегла вздремнуть. В наушниках звучал голос Лестата,  а  рядом
лежал наготове паровой утюг. Как только мать войдет, она ее -  трам-тарарам,
прощайте, мадам, - утюгом и прикончит
   И тут ей привиделся этот сон. Но ведь когда он начался, она еще не спала!
Голос Лестата словно затих, а сон овладел ею и...
   Она оказалась в каком-то ярком,  солнечном  месте.  Это  была  поляна  на
склоне горы. И там же оказались  эти  самые  близнецы:  красивые  женщины  с
мягкими вьющимися рыжими волосами,  сложив  руки,  стояли  на  коленях,  как
ангелы в церкви. Их окружало множество людей -  в  длинных  одеждах,  как  в
Библии. А еще была музыка - медленный ритм барабанов, от которого мурашки по
коже бегали, и звуки рога. Все это выглядело очень мрачно. Но самое  ужасное
- это мертвое тело на каменной плите, обгорелое  тело  женщины.  Впечатление
было такое, как будто ее там и  поджарили!  А  на  тарелках  были  разложены
жирное блестящее сердце и мозги. Да-да, именно так - сердце и мозги.
   Беби Дженкс в ужасе проснулась. К черту! На пороге стояла ее  мать.  Беби
Дженкс вскочила и принялась колошматить ее паровым утюгом; она остановилась,
лишь когда мать перестала двигаться. Голову  ей  она  таки  проломила.  Мать
должна была уже помереть, но все никак не умирала, а потом  произошло  нечто
из ряда вон выходящее.
   Мать, едва живая, лежала на полу, уставясь перед собой, -  точно  так  же
будет потом лежать и папаша. А Беби Дженкс, облокотившись, сидела в  кресле,
перекинув джинсовую ногу через подлокотник и крутя в пальцах косичку...  Она
ждала и вспоминала о близнецах из сна, о мертвом теле и о том, что лежало на
тарелках, - к чему бы все это? Но прежде всего она  ждала.  ?Ну  же,  умирай
поскорее, тупица! Умирай! Я не собираюсь бить тебя снова!?
   Даже сейчас Беби Дженкс так до конца и не понимала,  что  случилось.  Как
будто бы мысли ее матери вдруг  стали  другими  -  расширились,  разрослись.
Может, она летала под потолком, примерно как  Беби  Дженкс,  когда  чуть  не
умерла, а Киллер ее спас. Но в любом случае мысли эти были удивительные.  На
редкость удивительные. Словно бы ее мать все знала! О том, что плохо  и  что
хорошо, как важно любить, по-настоящему любить,  и  о  том,  что  это  нечто
намного большее, чем все эти правила  типа  ?не  пей?,  ?не  кури?,  ?молись
Иисусу?. Это тебе не проповедь. Это что-то невероятно огромное.
   Лежа вот так, ее мать думала, что недостаток  любви  в  ее  дочери,  Беби
Дженкс, был столь же ужасен, как те плохие гены,  которые  превратили  ее  в
слепую калеку. Но это не имеет значения. Все будет в  порядке.  Беби  Дженкс
выберется из всего того, что сейчас происходит, как чуть было  не  выбралась
как раз перед тем, как попасть в лапы этого Киллера. И  будет  понимать  все
намного лучше. Что, черт побери, все это  могло  значить?  Что-нибудь  вроде
того, будто все вокруг -  часть  одного  большого  целого:  ворсинки  ковра,
листья за окном, капающая  из  крана  вода,  облака,  несущиеся  над  озером
Седар-Крик, голые деревья... И что все вокруг вовсе не такое уродливое,  как
считала Беби Дженкс. Нет,  все  это  чересчур  уж  красиво,  просто  описать
нельзя. И мать Беби Дженкс всегда это понимала! Ей виделось все именно  так!
Мать Беби Дженкс все прощала  Беби  Дженкс:  ?Бедная  Беби  Дженкс!  Она  не
понимает! Не понимает прелести зеленой травы. Не понимает, как красиво сияют
морские раковины в свете лампы?.
   Потом мать Беби  Дженкс  умерла.  Слава  Богу!  Хватит!  Но  Беби  Дженкс
плакала. Потом она вынесла  тело  и  закопала  его  позади  трейлера,  очень
глубоко, осознавая при этом, как же здорово быть одной из Мертвых и обладать
такой силой, которая позволяет запросто  поднимать  тяжелые,  полные  мокрой
земли лопаты.
   А потом вернулся домой отец.  Вот  уж  с  этим-то  она  повеселится!  Она
похоронила его заживо. Она никогда  не  забудет  выражение  его  физиономии,
когда он вошел в дверь и увидел в ее руках пожарный топорик.
   - Да чтоб мне провалиться, если это не Лиззи Борден!
   Что это еще за Лиззи Борден такая?
   Она не забудет, как у него вдруг отвалилась челюсть, он замахнулся на нее
кулаком; он был так в себе уверен!
   - Ах ты, мерзавка сопливая!
   Она раскроила его чертов лоб пополам. И это был самый потрясающий  момент
- когда она почувствовала, как разваливается череп.
   - Падай, ублюдок!!!
   А еще было так приятно лопату за лопатой швырять землю  ему  на  морду  и
видеть,  что  глаза  его  все  еще  открыты  и  он  смотрит  прямо  на  нее.
Парализованный, не  в  силах  пошевелиться,  он,  наверное,  воображал  себя
ребенком на ферме в Нью-Мексико или что-то в  этом  роде.  Какой-то  детский
лепет: ?Сукин сын, у тебя всегда в мозгах было дерьмо. А теперь я  чувствую,
как оно воняет!?
   И все-таки какого черта она туда поехала? Почему  не  осталась  с  Бандой
клыкастых?
   Если  бы  она  от  них  не  откололась,  то  была  бы  сейчас  с  ними  в
Сан-Франциско, рядом с Киллером  и  Дэвисом,  и  дожидалась  бы  возможности
увидеть Лестата на сцене. Возможно, им удалось бы  отыскать  вампирский  бар
или еще что-нибудь в том же духе. Конечно, в том случае, если бы  им  вообще
повезло туда добраться. Если бы не происходило  что-то  действительно  очень
нехорошее.
   А какого дьявола она теперь тащится назад? Может, ей следует двигаться на
запад? Ведь всего две ночи осталось.
   Черт, может, повезет, и в ночь концерта она раздобудет  номер  в  мотеле,
чтобы посмотреть его хотя бы  по  телевизору?  Но  прежде  всего  необходимо
разыскать Мертвецов в  Сент-Луисе.  Она  не  хочет  и  дальше  оставаться  в
одиночестве.
   Как же найти этот Центральный Вест-Энд? Где это?
   Бульвар показался ей знакомым. Она рванула вперед, молясь, как бы за  ней
не погнался какой-нибудь коп - из тех, что вечно суются не в свое дело.  Она
от него удерет, в этом и сомнений быть не может, она  уже  не  раз  удирала,
хотя всегда мечтала встретиться хоть с одним таким проклятым  сукиным  сыном
на пустынной улочке.
   Если честно, то сейчас ей вовсе  не  хотелось  оказаться  выдворенной  из
Сент-Луиса.
   Вот это уже что-то знакомое. Да это же и есть Центральный  Вест-Энд,  или
как там его; она свернула направо и поехала  по  старой  улице  с  огромными
густыми деревьями. Зеленая трава и облака заставили  ее  вновь  вспомнить  о
матери. Она даже всхлипнула.
   Если бы только она не чувствовала себя такой чертовски  одинокой!  И  тут
она увидела ворота - конечно же, это та самая улица. Киллер говорил ей,  что
Мертвецы никогда ничего не  забывают.  Что  ее  мозг  превратится  в  этакий
маленький компьютер. Может, все так и есть. Это те самые ворота -  громадные
металлические, настежь  распахнутые  ворота,  увитые  темно-зеленым  плющом.
Похоже, они никогда не запирают свое ?частное владение?.
   Она сбросила скорость до минимума,  а  потом  и  вовсе  заглушила  мотор.
Слишком от него много шума, особенно на этой темной  аллее  с  ее  шикарными
особняками. А вдруг  какая-нибудь  стерва  возьмет  да  и  вызовет  полицию.
Пришлось слезть с мотоцикла и вести его вручную.  У  нее  не  такие  длинные
ноги, чтобы воспользоваться  другим  способом.  Ничего,  все  нормально.  Ей
нравилось ступать по толстому слою опавших листьев. Ей нравилась  эта  тихая
улица.
   "Да, ребята, будь я вампиром из большого города,  я  бы  тоже  поселилась
именно здесь?, - подумала она. Чуть позже  она  наконец  увидела  в  дальнем
конце улицы дом общины, его кирпичные стены  и  белые  арки  в  мавританском
стиле. И сердце ее забилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
   Спалили!
   В первый момент она глазам своим не поверила.  Но  потом  пригляделась  и
поняла, что все так и есть: черные полосы на кирпичах, окна  повылетали,  ни
единого целого стеклышка не осталось. Господи Боже! Она сейчас просто с  ума
сойдет. Прикусив до крови губу, она подвела мотоцикл поближе. Нет, вы только
взгляните на это! Кто и какого дьявола все это делает?  По  всей  лужайке  и
даже на деревьях сверкают осколки стекол - они такие мелкие, что люди, может
быть,  их  и  не  видят.  Выглядит  все  это  как  кошмарное  рождественское
украшение. И пахнет горелым деревом. Просто все вокруг пропитано этой вонью.
   Она готова была разрыдаться! Она готова была завизжать! Но вдруг  до  нее
донесся какой-то звук. Даже не настоящий  звук,  а  то,  к  чему  научил  ее
прислушиваться Киллер. Там, внутри, Мертвец!
   Она не могла поверить своему счастью. Надо идти в дом! И ей наплевать  на
то, что может произойти. Ну да, там кто-то есть. Присутствие едва ощущалось.
Громко шурша опавшими листьями, она прошла еще несколько футов вперед. Света
нет, но внутри кто-то шевелится, и этот кто-то знает,  что  она  идет.  Беби
Дженкс отчаянно хотела войти в дом, но пока она стояла, дрожа  от  страха  и
слыша, как оглушительно ухает в груди сердце,  на  пороге  кто-то  появился.
Мертвец! Он смотрел прямо на нее.
   Слава тебе, Господи! И не какая-нибудь старая развалина в костюме-тройке.
Нет, это молодой парень, и он был, наверное, всего на пару  лет  старше  ее,
когда с ним это сделали, а уж выглядел он просто  потрясающе.  Во-первых,  у
него были серебряные  волосы,  великолепные,  коротко  стриженные,  вьющиеся
седые волосы, - молодые люди с такими  волосами  всегда  смотрятся  шикарно.
Во-вторых, он высокий, футов шести, стройный и очень  элегантный.  Кожа  его
была  такой  ослепительно  белой,  что  казалась,  будто   она   изо   льда.
Темно-коричневый свитер с высоким воротником обтягивал широкую грудь,  а  уж
коричневого цвета кожа, из которой были сшиты его штаны и  куртка,  не  чета
байкерской. Настоящий босс, круче любого Мертвеца из Банды клыкастых.
   - Заходи в дом! - прошипел он. - Быстрее!
   Она буквально взлетела по ступенькам. От  все  еще  летавшего  в  воздухе
пепла у нее защипало глаза, и она закашлялась. Половина крыльца  обвалилась.
Она осторожно прошла в холл. Лестница  частично  уцелела,  но  вместо  крыши
зияла огромная дыра. Люстра рухнула на пол, разбилась  и  вся  была  покрыта
сажей. Ну просто настоящий дом с привидениями!
   Мертвец был уже в гостиной,  точнее,  в  том,  что  от  нее  осталось,  и
расшвыривал в стороны обгоревшие куски мебели и  других  вещей.  Впечатление
было такое, что он просто в ярости.
   - Ты ведь Беби Дженкс? - спросил он и изобразил на  лице  подобие  слабой
улыбки, открыв при этом ряд жемчужных зубов с четко выделяющимися небольшими
клыками и сверкнув в ее сторону серыми глазами. - Ты потерялась?
   Ну вот, еще один чертов телепат вроде Дэвиса. Да у него еще и иностранный
акцент.
   - А если и так, то что? - сказала она. И самое странное, что она  поймала
его имя, как если бы он бросил ей мячик: Лоран. Классное имечко,  звучит  на
французский манер.
   - Стой на  месте,  Беби  Дженкс,  -  сказал  он.  Акцент  тоже  похож  на
французский. - В этой общине были трое, от двоих остался лишь пепел. Полиция
не в состоянии обнаружить их останки, но ты их почувствуешь, если наступишь,
и тебе это не понравится.
   Господи! Да ведь он правду говорит, а вовсе не чепуху - вон там, у стены,
лежит  один  из  них;  правда,  впечатление  такое,   как   будто   валяется
полусгоревший