ва  на
него обрушился удар. Вампир повернулся, чтобы ответить ей, но я со всей силы
послал кулак ему в лицо, и снова Клодия бросила камень. Я навалился на  него
веем телом и почувствовал, как прогибается подо мной его искалеченная  нога.
Помню, что снова и снова бил его по голове, выдирал волосы; он царапал  меня
когтями, пытался добраться клыками до  шеи.  Мы  долго  катались  по  земле,
наконец я подмял его под себя, и  луна  осветила  монстра:  огромные  глаза,
выпирающие из голых глазниц, два маленьких отвратительных  отверстия  вместо
носа, разлагающаяся кожа, обтягивающая череп, противные, гнилые, толстые  от
грязи, слизи и крови лохмотья, висящие на скелете. Я тяжело дышал. Я  понял,
что боролся с бессмысленным трупом, с ожившим мертвецом Только и всего.
   Откуда-то сверху в лоб ему ударил острый камень, брызнул фонтан крови. Он
еще пытался сопротивляться, но следующий камень опустился с такой силой, что
было слышно, как затрещали кости.  Из-под  спутанных  волос  потекла  кровь,
впитываясь в траву, грудь подо мной затрепетала, руки чудовища  дернулись  и
застыли. Я поднялся, ловя ртом  воздух,  сердце  было  готовы  выскочить  из
груди, и  каждая  мышца  ныла  после  страшной  схватки.  На  мгновение  мне
показалось, 'что башня опрокидывается. Опустившись на пол у стены, я смотрел
на это существо, в ушах шумела кровь. Я не сразу  понял,  что  Клодия  стоит
коленями на груди вампира и рассматривает смесь волос и костей, которая была
некогда его  головой.  Она  отбрасывала  в  сторону  куски  черепа.  Так  мы
повстречались с европейским вампиром, представителем Старого Света И он  был
мертв.
   Я лежал на широкой лестнице, толстый слой земли холодил голову. И смотрел
на бездыханного монстра. Клодия стояла у него в ногах, вяло опустив руки. На
секунду она прикрыла глаза, опустила веки и  застыла  в  лунном  свете,  как
маленькая статуя. Потом она покачнулась.
   "Клодия", - окликнул я ее.
   Она очнулась. Редко я видел ее такой усталой. Клодия указала на человека,
лежавшего неподвижно на поду у противоположной стены башни. Он был еще  жив.
Я совсем забыл про беднягу: тело мое по-прежнему саднило,  а  сознание  было
затуманено зловонием  окровавленного  трупа.  Я  догадывался,  какая  судьба
уготована человеку, но мне было уже все равно:  до  рассвета  оставалось  не
более часа
   "Он шевелится", - сказала Клодия".
   Я попытался встать со ступеней. Лучше бы он не шевелился, лучше бы вообще
никогда не встал, подумалось мне.  Клодия  пошла  к  нему,  равнодушно  миОн
посмотрел на меня, глаза  его  светились,  сверк-нули  два  острых  собачьих
клыка, глухой, сдавленный крик поднялся из самой  глубины  его  глотки.  Мне
показалось, что кричу я сам.  Он  отбросил  человека  на  камни,  тот  снова
застонал. С тем же криком вампир ринулся на меня, дыша зловонием, скрюченные
пальцы вцепились в мех моего плаща. Я упал назад, ударился головой о  стену,
но мои руки нашли его голову и стиснули грязный спутанный клубок его  волос.
Мокрая сгнившая ткань пальто тут же лопнула, но рука  держала  меня  м„ртвой
хваткой. Я старался оттолкнуть его голову, клыки уже касались  моего  горла.
Клодия закричала. Что-то ударило его по голове, он остановился, и  снова  на
него обрушился удар. Вампир повернулся, чтобы ответить ей, но я со всей силы
послал кулак ему в лицо, и снова Клодия бросила камень. Я навалился на  него
веем телом и почувствовал, как прогибается подо мной его искалеченная  нога.
Помню, что снова и снова бил его по голове, выдирал волосы; он царапал  меня
когтями, пытался добраться клыками до  шеи.  Мы  долго  катались  по  земле,
наконец я подмял его под себя, и  луна  осветила  монстра:  огромные  глаза,
выпирающие из голых глазниц, два маленьких отвратительных  отверстия  вместо
носа, разлагающаяся кожа, обтягивающая череп, противные, гнилые, толстые  от
грязи, слизи и крови лохмотья, висящие на скелете. Я тяжело дышал. Я  понял,
что боролся с бессмысленным трупом, с ожившим мертвецом Только и всего.
   Откуда-то сверху в лоб ему ударил острый камень, брызнул фонтан крови. Он
еще пытался сопротивляться, но следующий камень опустился с такой силой, что
было слышно, как затрещали кости.  Из-под  спутанных  волос  потекла  кровь,
впитываясь в траву, грудь подо мной затрепетала, руки чудовища  дернулись  и
застыли. Я поднялся, ловя ртом  воздух,  сердце  было  готовы  выскочить  из
груди, и  каждая  мышца  ныла  после  страшной  схватки.  На  мгновение  мне
показалось, 'что башня опрокидывается. Опустившись на пол у стены, я смотрел
на это существо, в ушах шумела кровь. Я не сразу  понял,  что  Клодия  стоит
коленями на груди вампира и рассматривает смесь волос и костей, которая была
некогда его  головой.  Она  отбрасывала  в  сторону  куски  черепа.  Так  мы
повстречались с европейским вампиром, представителем Старого Света И он  был
мертв.
   Я лежал на широкой лестнице, толстый слой земли холодил голову. И смотрел
на бездыханного монстра. Клодия стояла у него в ногах, вяло опустив руки. На
секунду она прикрыла глаза, опустила веки и  застыла  в  лунном  свете,  как
маленькая статуя. Потом она покачнулась.
   "Клодия", - окликнул я ее.
   Она очнулась. Редко я видел ее такой усталой. Клодия указала на человека,
лежавшего неподвижно на поду у противоположной стены башни. Он был еще  жив.
Я совсем забыл про беднягу: тело мое по-прежнему саднило,  а  сознание  было
затуманено зловонием  окровавленного  трупа.  Я  догадывался,  какая  судьба
уготована человеку, но мне было уже все равно:  до  рассвета  оставалось  не
более часа
   "Он шевелится", - сказала Клодия".
   Я попытался встать со ступеней. Лучше бы он не шевелился, лучше бы вообще
никогда не встал, подумалось мне. Клодия пошла к нему,  равнодушно  миновала
мертвое чудовище, которое чуть не убило нас обоих. Человек лежал перед  ней,
раскинув в траве ноги. Я ожидал увидеть насмерть перепуганного  крестьянина,
какого-нибудь жалкого бродягу, которому довелось взглянуть в лицо  существа,
притащившего его сюда. Я подошел и не сразу понял, кто  лежит  передо  мной.
Это был Морган. Луна освещала его бледное лицо и отметины вампира на  горле;
мутные и бессмысленные глаза глядели в пустоту.
   Я подошел поближе, его глаза расширились, он прошептал изумленно:
   "Луи! - Губы не слушались его. - Луи..." - повторил Морган  и  улыбнулся.
Он попытался встать на колени и потянулся ко мне. Бледное,  искаженное  лицо
вытянулось, звук застрял в горле. Морган отчаянно тряс головой, его длинные,
спутанные рыжие волосы упали на глаза. Я повернулся и бросился прочь.
   Клодия догнала меня, схватила за руку и прошипела:
   "Ты видишь, небо уже светлеет!"
   Морган приподнялся на руках.
   "Луи!" - звал он меня.
   Казалось, он ничего не видит вокруг, узнал только одно лицо, только  одно
слово срывалось с его губ. Я зажал уши и попятился;  он  протягивал  ко  мне
руку, по которой текла кровь, и меня сводил с  ума  ее  запах.  Клодия  тоже
почувствовала его, стремительно бросилась на Моргана  и  опрокинула  его  на
каменный пол. Молодой  человек  попытался  поднять  голову,  провел  ладонью
вокруг ее лица и вдруг погладил ее золотистые локоны. Клодия вонзила зубы  в
его горло. Руки Моргана бессильно упали.
   Она нагнала меня на границе леса.
   "Иди к нему, возьми его", - сказала Клодия.
   Я чувствовал запах крови  на  ее  губах,  тепло,  разлившееся  по  щекам,
горячее прикосновение ее руки и все же не двигался с места.
   "Послушай, Луи, - сказала она отчаянно и сердито. - Я  оставила  его  для
тебя, но он уже умирает... Осталось мало времени".
   Я схватил ее на руки и пошел вниз  по  длинному  склону.  Не  нужно  было
прятаться и осторожничать: дверь к секретам  Восточной  Европы  захлопнулась
перед нами. В предрассветной темноте я пробирался обратно к дороге.
   "Ты выслушаешь меня, наконец! - кричала Клодия. - Посмотри на  небо,  уже
светает!"
   Но я не слушал ее и быстро шел вниз. Она  цеплялась  за  мои  волосы,  за
плащ, Она чуть не плакала. Я перешел ледяной ручей и  побежал  по  дороге  в
поисках фонаря кареты.
   Когда мы отыскали свой экипаж, небо было уже темно-голубое.
   "Дай мне распятие, - крикнул я Клодии, щелкнув кнутом. - Есть только одно
место, куда мы можем сейчас поехать".
   Карета резко развернулась, Клодия опрокинулась на меня,  мы  поскакали  к
деревне. Я смотрел вокруг со странным чувством. Туман поднимался  меж  бурых
деревьев. Воздух был прохладен  и  свеж,  запели  птицы,  казалось,  вот-вот
взойдет солнце, но я не волновался. Я знал, что еще рано для восхода. У  нас
еще есть время. Мне было легко и спокойно. Тело ныло от царапин  и  порезов,
сердце  болело  от  голода,  но  голова  была  удивительно  ясной.   Наконец
показались  уже  слишком  отчетливые  серые  очертания  постоялого  двора  и
церковной колокольни. Звезды над нами стремительно гасли.
   Через минуту я уже стучался в дверь постоялого двора.  Она  открылась,  я
надвинул поглубже капюшон и крепко прижал к себе под плащом Клодию.
   "Ваша деревня избавлена от вампира, - сказал я изумленной хозяйке и отдал
ей распятие. - Слава Богу, он мертв. Его останки в башне. Идите и расскажите
остальным".
   И я прошел мимо нее в дом.
   Крестьяне тут же поднялись, чтобы отправиться к монастырю, но  я  сказал,
что безмерно устал, что должен помолиться и отдохнуть,  велел  им  перенести
мой ящик из кареты в какую-нибудь  приличную  комнату,  где  можно  было  бы
спокойно поспать. Я  предупредил,  что  будить  меня  следует,  только  если
приедет посланник от епископа из Варны.
   "Когда прибудет святой отец, сообщите ему, что вампир мертв, накормите  и
напоите его и попросите подождать меня".
   Женщина перекрестилась.
   "Понимаете, сказал я, поднимаясь по ступеням, - я не мог открыть вам цель
моей миссии, пока вампир..."
   "Да, да, - поспешила ответить женщина. - Но ведь вы не священник... У вас
ребенок!.."
   "Нет, я всего лишь сведущий в этих делах человек, но нечестивцу  со  мной
не справиться", - сказал я и замер: дверь в маленькую комнату под  лестницей
была открыта, внутри было пусто, остался лишь дубовый стол, накрытый  куском
белой материи.
   "Ваш друг, - сказала женщина, глядя под ноги. - Он совсем сошел с  ума...
и убежал в ночь".
   Я лишь кивнул в ответ...
   Закрывая за собой дверь комнаты, я  слышал  крики  людей:  казалось,  они
бегут во всех направлениях,  а  потом  тревожно  ударил  церковный  колокол.
Клодия соскользнула с моих рук, я запер замок, пока она  мрачно  следила  за
мной. Я осторожно  приоткрыл  ставни,  и  бледный  луч  света  просочился  в
комнату. Она смотрела на меня. Потом подошла ко мне и протянула руку.
   "Вот", - сказала Клодия.
   От слабости мне казалось, что ее лицо мелькает передо  мной  и  голубизна
глаз плясала на бледных щеках.
   "Пей", - прошептала Клодия, подвинулась ближе и  поднесла  к  моим  губам
теплую и нежную кисть.
   "Нет, - ответил я. - Я знаю, что делать. Так бывало уже не раз".
   Она плотно закрыла окно, а я опустился на колени возле маленького камина.
Древняя отделка давно сгнила под лакированным слоем  и  легко  подалась  под
моими пальцами. Я пробил ее кулаком, зазубренные края пролома царапали руку.
Там, в темноте, я натолкнулся на что-то теплое, пульсирующее, и крепко  сжал
пальцы. В лицо мне дохнул  сырой,  холодный  воздух,  темнота  вокруг  стала
сгущаться, словно ледяной мрак из черной дыры в камине заполнил  комнату,  и
она исчезла, а я пил из нескончаемого источника теплую кровь, которая  текла
в мое горло, к моему бьющемуся сердцу по венам,  согревая  меня  в  холодном
сумраке. Поток крови стал ослабевать, но все мое тело умоляло, чтобы  он  не
кончался. Мое сердце тяжело билось, пытаясь заставить другое сердце биться в
унисон.  Я  почувствовал,  что  поднимаюсь,  плыву  во  мраке.  Но   бешеное
сердцебиение  стало  успокаиваться,   темнота   рассеивалась,   и   в   моем
затуманенном  сознании  мелькнуло  видение.  Оно  вздрагивало  от  шагов  по
лестнице и половицам, от стука колес и топота лошадиных копыт, оно  звенело.
Сквозь мерцание в деревянной рамке появилась фигура человека.  Я  знал  его.
Высокий, тонкий, с черными волнистыми волосами, зеленые глаза смотрели прямо
на меня, его зубы вцепились во что-то большое и мягкое.
   Это была крыса, огромная и ужасная, с разинутой пастью и кривым  хвостом.
Человек закричал, отбросил ее на пол и в ужасе смотрел, как кровь стекает из
его открытого рта.
   Ослепительный свет ударил в глаза. Я старался открыть  их;  свет  заливал
комнату. Клодия была рядом.  Она  перестала  быть  маленькой  девочкой,  она
обнимала меня как мать, и вела за собой. Я  положил  голову  ей  на  колени,
темнота укрыла нас, я  прижал  ее  к  себе.  Все  было  кончено.  Оцепенение
охватило меня, и наступил паралич забвения.
 
*** 
 
   - То же ждало нас в Трансильвании, и в Венгрии, и в Болгарии, и  во  всех
этих странах, где ходят легенды о вампирах и где крестьяне верят, что  живые
мертвецы бродят по земле. В  каждой  деревне,  где  мы  встречали  вампиров,
происходило одно и то же.
   - Бессознательный труп? - спросил юноша.
   - Всегда, - сказал вампир. - Если мы вообще находили их. Я  помню  только
нескольких. Иногда мы следили за ними издалека. Все похожие друг на друга, с
тупо  покачивающимися  головами,  худые,  изможденные,  одетые  в   сгнившие
лохмотья.
   Правда, в одном селении  нам  попалась  женщина,  которая  умерла  совсем
недавно, может, пару месяцев назад. Крестьяне часто видели ее, знали  ее  по
имени. Впервые после той истории у нас появилась слабая надежда,  но  ей  не
суждено было сбыться. Она бросилась от нас прочь, в лес, мы бежали  за  ней,
пытались схватить ее за длинные черные волосы. Ее белое погребальное  платье
пропиталось засохшей кровью, на пальцах налипла могильная грязь, а  глаза...
они были пусты и бессмысленны - два больших озера в которых отражалась  луна
Никаких тайн, никакой истины - одно отчаяние.
   - Но почему? Почему они были такие? - Юноша скривился  от  отвращения.  -
Почему они так отличались от вас и Клодии?
   - У меня на сей счет была своя  теория,  у  Клодии  -  своя.  Но,  честно
говоря, я уже отчаялся. Я боялся, что мы убили единственного похожего на нас
вампира - Лестата. И все же это казалось немысли-мо: неужели  он  и  вправду
обладал мудростью чародея и колдовской силой?.. Наверное,  думал  я,  Лестат
каким-то образом сумел сохранить разум в борьбе с силами, властвовавшими над
этими монстрами. Но все равно, это был только Лестат,  такой,  каким  я  его
описывал, не было в нем ничего загадочного, и я прекрасно знал  пределы  его
возможностей и его очарования. Я  хотел  забыть  Лестата,  но  думал  о  нем
постоянно, словно бессонные ночи были специально созданы для того. Иногда  я
так явственно чувствовал присутствие Лестата, будто он только что  вышел  из
комнаты и звук его голоса еще не утих.  Так  или  иначе,  это  нарушало  мой
покой: против своей воли я представлял его лицо - не то, что  запомнилось  в
последнюю ночь при пожаре, а лицо Лестата  в  другие  ночи  и,  особенно,  в
последний вечер, который он провел с нами дома,  лениво  перебирая  пальцами
клавиши спинета, склонив  голову  набок.  Слабость,  скорее  умиротворяющая,
нежели мучительная, охватывала меня, и я видел, к чему приводят эти мысли: я
хотел, чтобы  Лестат  был  жив!  Он  был  единственным  настоящим  вампиром,
которого я смог найти.
   Мысли Клодии были куда более практического характера. Она вновь  и  вновь
заставляла меня рассказывать о той ночи в  новоорлеанской  гостинице,  когда
она стала вампиром, и  который  раз  тщательно  анализировала  этот  случай,
пытаясь  найти  ключ  к  разгадке,  отчего  существа,  встреченные  нами  на
деревенских кладбищах, были лишены разума и  что,  если  бы  после  вливания
крови  Лестата  она  была  бы  похоронена  в  могиле,  до  тех   пор,   пока
сверхъестественная тяга к крови не заставила бы  ее  выбить  каменную  дверь
склепа; что собой представлял бы ее истощенный мозг? Тело  могло  бы  спасти
себя, уже после того как остатки разума покинули его, и  бродить  по  свету,
убивая где попало, как делали эти  существа.  Так  она  объясняла  поведение
европейских монстров. Но что же породило их? От  кого  они  пошли?  На  этот
вопрос Клодия не могла дать ответ, но она надеялась  раскрыть  эту  тайну  в
будущем. А я уже потерял надежду.
   "Они порождают себе подобных, это  очевидно,  но  где  это  началось?"  -
спрашивала Клодия.
   Позлее она задала мне новый вопрос. Почему я не могу повторить  сделанное
Лестатом? Разве я не способен создать другого вампира? Не  знаю  почему,  но
сперва я даже не понял ее. Не хотел понять. Наверное, потому, что  для  меня
это  был  самый  страшный,  самый  отвратительный  вопрос;  весь  мой  разум
сопротивлялся ему. Понимаете, самого важного о себе я  не  знал.  Много  лет
назад, когда я встретился с Ба-беттой Френьер и мучился  от  одиночества,  у
меня появлялась мысль, что можно совершить это, но я похоронил ее в себе как
грязную страсть. После Бабетты я старался  держаться  подальше  от  людей  и
убивал только незнакомцев, так что Моргану, как и раньше Бабетте, не грозила
смерть в моих роковых объятиях. Они оба причинили мне слишком много боли, но
я помыслить не мог  о  том,  чтобы  убить  их.  Жизнь  через  смерть  -  это
чудовищно.
   Я ничего не ответил Клодии и отвернулся. Как бы она ни злилась, как бы ни
сгорала от нетерпения, этого отчуждения она вынести не могла. Она посмотрела
взглядом любящей дочери и придвинулась ближе, чтобы успокоить меня.
   "Не думай об этом, Луи", - сказала она позже.
   Мы устроились в маленькой уютной загородной гостинице. Я стоял у  окна  и
смотрел на огни Вены. Я жаждал  встречи  с  этим  огромным  городом,  с  его
цивилизацией, с его размахом. Ночь была ясная, и  теп-лый  туман  поднимался
над Веной.
   "Позволь мне успокоить твою совесть, хоть я и не знаю, что это такое",  -
прошептала она мне на ухо.
   "Успокой же ее, Клодия, - попросил я. - Пообещай, что никогда  больше  ие
будешь заговаривать со мной о рождении новых вампиров".
   "Мне надоели наши сиротские страдания, - сказала она. Мои слова и чувства
раздражали Клодию. - Мне нужны конкретные ответы и знания. Скажи  мне,  Луи,
почему ты так уверен, что, сам того не зная,  не  сотворил  где-нибудь  себе
подобного?"
   Пришлось снова притворяться бестолковым. Я  смотрел  на  нее,  словно  не
понимая значения сказанного. Хотел, чтобы она молчала и просто  была  рядом,
чтобы мы добрались до Вены. Я откинул ее волосы  со  лба,  коснулся  длинных
ресниц и посмотрел вдаль, на огни города.
   "В конце концов, что  нужно,  чтобы  создать  этих  бродячих  чудовищ?  -
продолжала Клодия. - Сколько капель твоей крови должно  смешаться  с  кровью
человеческой? и какое сердце сможет выдержать первую атаку?"
   Она заглядывала мне в лицо, но я не поворачивался и смотрел в окно.
   "Эта бледная Эмили, жалкий англичанин..." - сказала  Клодия,  не  обращая
внимания на гримасу боли на моем лице. - Их сердца  были  никуда  не  годны,
страх смерти убил этих людей в той же мере, что и  потеря  крови.  Их  убила
сама мысль о смерти. Но те, которые выжили? Ты уверен, что не  породил  клан
монстров, которые безотчетно  и  тщетно  пытаются  пойти  по  твоим  стопам?
Сколько времени отпущено этим неприкаянным, которых ты оставил после себя, -
день здесь, неделя там, пока солнце не  спалит  их  дотла  или  какой-нибудь
человек не убьет их, сопротивляясь".
   "Прекрати, - взмолился я. - Если б ты знала, как  ясно  я  это  вижу.  Но
такого не может быть! Лестат высосал всю  мою  кровь  и,  смешав  со  своей,
вернул обратно. Вот как он это сделал!"
   Клодия разглядывала свои руки. Не уверен,  но  мне  показалось,  что  она
вздохнула.  Потом  подняла  глаза,  и  ее  взгляд  встретился  с  моим.  Она
улыбнулась.
   "Не пугайся моих фантазий,  -  мягко  ск