чтобы прожить одну жизнь? Я тебе не  верю.  Ты
впервые лжешь мне столь откровенно.
   - Да как ты смеешь!
   - Не бей меня! Ты же можешь меня убить. Ты очень сильный.
   - Я бы от всего отказался. Если бы не был таким трусом, когда доходит  до
дела, если бы после пятисот лет жажды и  страстей  я  по-прежнему  до  мозга
костей не боялся смерти.
   - Нет, не отказался бы. И страх здесь ни при  чем.  Вспомни  только,  что
представляла собой одна человеческая жизнь в те времена, когда  ты  родился.
Потерять все это? Будущее, где ты получишь власть и роскошь,  о  которых  не
мог мечтать даже Чингисхан! Оставим  в  стороне  чудеса  техники.  Разве  ты
захотел бы остаться в неведении о судьбах мира? Ах, только  не  говори,  что
согласился бы на это.
   Словесных примирений после таких ссор никогда не  было.  Все  завершалось
объятиями, поцелуем... кровь обжигала его, словно жалила, над  ним  огромной
сетью раскидывался покров видений... и голод! ?Я люблю тебя!  Дай  мне  еще.
Еще! Мне никогда не будет достаточно?.
   Все было бесполезно.
   Что принесли такие вливания его телу и душе? То, что он  теперь  во  всех
подробностях может рассмотреть падение листа с ветки?  Арман  не  собирается
дарить ему бессмертие!
   Арман видел,  как  время  от  времени  Дэниел  уходит,  чтобы  с  головой
окунуться в таящую множество опасностей повседневную жизнь;  он  предпочитал
рисковать таким образом, но не делать то,  что  от  него  требовали.  Дэниел
ничего не мог сделать, он ничего не мог дать.
   Так начались его странствия и побеги, но Арман не следовал за ним. Каждый
раз Арман ждал, когда Дэниел начнет проситься обратно. Или же  окажется  вне
пределов досягаемости,  на  грани  смерти.  Тогда,  и  только  тогда,  Арман
привозил его домой.
 
*** 
 
   На широкий тротуар  Мичиган-авеню  упали  капли  дождя.  Книжный  магазин
опустел, свет погас. Где-то часы пробили  девять.  Он  стоял,  прислонясь  к
стеклу, и смотрел на проносящиеся мимо машины.  Идти  некуда.  Выпить  каплю
крови в медальоне? Почему бы и нет?
   Лестат в Калифорнии; он, наверное, уже вышел на охоту и  преследует  свою
жертву. А зал готовят к концерту. Смертные  рабочие  устанавливают  световую
аппаратуру,  микрофоны,  места  для  публики,  не  подозревая  о   секретных
приказах, которые были  отданы,  о  зловещих  зрителях,  чье  присутствие  в
огромной, равнодушной и  истеричной  людской  толпе  останется  до  поры  до
времени незамеченным. А что, если Дэниел допустил чудовищную ошибку?  Вполне
возможно, что Арман уже там!
   То,  что  поначалу   казалось   невероятным,   постепенно   переросло   в
уверенность. Почему Дэниел не подумал об этом раньше?
   Конечно же, Арман уехал! Если в сочинении Лестата содержится хоть крупица
правды, Арман ответит на приглашение, захочет увидеть все своими глазами  и,
возможно, найти тех, кого потерял много веков назад и кто теперь откликнулся
на зов Лестата.
   И какое дело будет ему до смертного  любовника,  человеческого  существа,
служившего ему последние десять лет не более чем  игрушкой?  Конечно,  Арман
уехал без него. И помощи на этот раз ждать не приходится.
   Он замерз и чувствовал себя  ничтожным,  жалким  и  совершенно  одиноким.
Предзнаменования не имеют никакого значения - явившийся ему сон о  близнецах
умчался прочь, оставив его наедине с  дурными  предчувствиями.  Такого  рода
события пролетали над его головой, как огромные черные крылья, после  взмаха
которых  он  ощущал  лишь  дуновение  равнодушного  ветра.  Арман  без  него
отправился навстречу судьбе, но Дэниелу не дано постичь ее в полной мере.
   Ужас и грусть переполняли Дэниела. Выхода  нет.  Беспокойство,  вызванное
сном, смешалось с тупым тошнотворным страхом. Он дошел  до  ручки.  Что  ему
теперь делать? Он устало представил себе, как перед ним  закрывается  остров
Ночи. Он увидел окруженную белыми стенами виллу, возвышающуюся над морем,  -
до нее не добраться. Он представил, что у него нет ни прошлого, ни будущего.
Единственный выход для него - смерть:  ничего  другого  в  конце  концов  не
осталось.
   Он сделал несколько шагов. Руки занемели. Свитер  промок  от  дождя.  Ему
захотелось лечь прямо на тротуар и позволить близнецам появиться  вновь.  На
память пришли выражения Лестата.  Момент  перерождения  он  называл  Обрядом
Тьмы. А мир, способный принять в свои  объятия  столь  утонченных  монстров,
ассоциировался в его сознании с Садом Зла.
   "Позвольте мне оставаться всего лишь любовником в Саду Зла, но быть рядом
с вами, и свет, ушедший из моей  жизни,  вернется  вновь  -  яркой  вспышкой
великолепия  и  гордости.  Лишившись  своей  смертной  плоти,  я  перейду  в
вечность. Я стану одним из вас?.
   Головокружение... Кажется, он чуть не упал. Кто-то с  ним  разговаривает,
кто-то спрашивает, все ли у него в порядке. Нет, конечно. Как может он  быть
в порядке?
   На плечо ему вдруг легла чья-то рука.
   "Дэниел?.
   Он поднял голову.
   У самого края тротуара стоял Арман.
   Поначалу он даже глазам своим не поверил  -  ведь  он  так  сильно  этого
хотел; но оказалась, что зрение его не обманывает. Там  действительно  стоял
Арман. Окруженный аурой  всегда,  казалось,  сопровождавшего  его  неземного
спокойствия, он молча всматривался  в  Дэниела;  несмотря  на  слабый  налет
неестественной бледности, было заметно, как пылает его лицо.  Каким  обычным
он  выглядел,  если  красота  вообще  бывает  обычной.  И  каким  невероятно
отстраненным от окружающих его материальных вещей, от  своей  помятой  белой
куртки и брюк. За его спиной, словно еще одно  видение,  маячил  в  ожидании
массивный серый ?Роллс-Ройс?, с серебристой крыши которого  сбегали  струйки
дождя.
   "Ну же, Дэниел. На этот раз ты задал мне трудную задачу. Очень трудную?.
   Почему столь настойчиво звучит его  приказ,  если  рука,  потянувшая  его
вперед, и без того сильна? Как редко Арман  сердился  по-настоящему!  И  как
Дэниел любил его в гневе! Ноги вдруг перестали его держать. Он почувствовал,
что его поднимают. Потом под ним простерся мягкий бархат заднего сиденья. Он
упал головой на руки и закрыл глаза.
   Но  Арман  ласково  усадил  его  прямо  и  обнял.   Восхитительно   мягко
качнувшись, машина тронулась с места. Какое это  блаженство  вновь  спать  в
объятиях Армана! Но ведь он должен рассказать ему  так  много  -  о  сне,  о
книге.
   - Неужели ты думаешь, что  я  не  знаю?  -  прошептал  Арман.  Глаза  его
излучали непонятно откуда взявшийся  странный  свет.  Во  взгляде  появилась
какая-то новая мягкость, а от прежней сдержанности не осталось следа.  Арман
взял бокал с бренди и вложил его в руку Дэниела.
   - А ты убегаешь от меня, - сказал он, - из Стокгольма, Эдинбурга, Парижа.
За кого ты меня принимаешь, заставляя с такой скоростью следовать  за  тобой
повсюду? Да еще и перед лицом такой опасности...
   Он внезапно коснулся губами лица Дэниела.
   "Ну вот,  это  уже  лучше,  целоваться  мне  нравится.  И  прижиматься  к
мертвецам всем телом тоже. Держи меня крепче. -  Он  уткнулся  лицом  в  шею
Армана. - Твоя кровь...?
   - Не сейчас, любовь моя. - Арман  отстранил  Дэниела  от  себя  и  прижал
пальцы к его губам. Его обычно тихий, бесстрастный голос  был  на  удивление
эмоциональным. - Послушай меня. Нас уничтожают по всему миру.
   Уничтожают?.. Это слово вызвало панику в его душе, А  тело,  несмотря  на
беспредельную усталость, резко напряглось. Он  попытался  сосредоточить  все
свое внимание  на  Армане,  но  перед  глазами  вновь  возникли  рыжеволосые
близнецы, солдаты, обугленное тело матери, падающее в пыль... Но в чем смысл
всего этого? Какова связь? Почему?..
   - Не могу объяснить, - ответил Арман,  имея  в  виду  сон,  поскольку  он
являлся и к нему тоже. Он поднес бренди к губам Дэниела.
   О, как тепло. Если бы он не держал себя в руках, то непременно потерял бы
сознание. В маленьком обитом бархатом салоне они были вдвоем и теперь  молча
неслись по пустому шоссе прочь от Чикаго, а дождь заливал  стекла.  Ах,  как
прекрасен  этот  серебряный  дождь.  Губы  Армана  дрогнули,  как  будто  он
намеревался  что-то  сказать,  и  вдруг  застыли;  он   отвернулся,   словно
прислушиваясь к привлекшим его внимание далеким звукам музыки.
   "Я с тобой, и я в безопасности?.
   - Нет, Дэниел, не в безопасности, - ответил он. - Возможно,  ни  на  одну
ночь, ни даже на один час.
   Дэниел попытался осмыслить  сказанное  и  сформулировать  вопрос,  но  он
слишком ослаб, его клонило в сон. В машине было так  уютно,  ее  мягкий  ход
действовал так успокаивающе. И  близнецы...  Прекрасные  рыжеволосые  сестры
хотели вернуться к нему! На долю секунды веки его сомкнулись, и он  упал  на
плечо Армана, чувствуя на своей спине его руку.
   - Что мне с тобой делать, любовь моя? Особенно сейчас, когда  я  сам  так
испуган, - словно издалека донесся до него голос Армана.
   Снова  темнота...  Он  пытался  сосредоточиться  на  вкусе   бренди,   на
прикосновении руки Армана, но сон уже завладел его сознанием.
   Близнецы брели по пустыне; солнце стояло высоко в небе. Его лучи обжигали
их белые руки и лица. Их губы  распухли  и  потрескались  от  жажды.  Платья
запачканы кровью.
   - Сделайте так, чтобы пошел дождь, - прошептал  вслух  Дэниел.  -  Это  в
ваших силах, сделайте так, чтобы пошел дождь.
   Одна из сестер упала на колени, вторая опустилась рядом  и  обхватила  ее
руками. Рыжие волосы смешались с рыжими волосами.
   И вновь откуда-то издалека послышался голос Армана. Он говорил,  что  они
слишком углубились в пустыню. Даже их духи не могут вызвать  дождь  в  таком
месте.
   Но почему? Разве духам не все под силу?
   Он почувствовал еще один поцелуй Армана.
   Близнецы вошли в проход между невысокими горами. Но тени не было, так как
солнце стояло прямо над головой, а  каменистые  склоны  слишком  коварны,  и
взбираться по ним опасно. Они все продолжают идти. Неужели никто не в  силах
им помочь? Через  каждые  несколько  шагов  они  спотыкаются  и  падают.  До
раскаленных камней нельзя даже дотронуться.  В  конце  концов  одна  из  них
падает лицом в песок, а вторая накрывает ее своим телом и пытается  защитить
от солнца завесой волос.
   О, только бы наступил вечер и подул прохладный ветер.
   Вдруг та, которая  пыталась  защитить  сестру,  смотрит  вверх.  Какое-то
движение на скалах. И вновь - тишина. Падает камень, и эхо отчетливо доносит
характерный тихий шорох. Дэниел видит появившихся на скалах людей - типичных
темнокожих жителей пустыни в тяжелых белых одеждах.
   Завидев  приближающихся  мужчин,  близнецы  одновременно  поднимаются  на
колени. Мужчины предлагают им  воду.  Они  брызгают  на  близнецов  холодной
водой. Близнецов переполняет радость, и они принимаются истерически смеяться
и что-то говорят, но люди их не понимают.  Красноречивыми  жестами  одна  из
сестер указывает на живот другой и,  сложив  руки,  изображает  общепринятые
движения, как будто укачивает ребенка. Так вот оно  что.  Мужчины  поднимают
беременную женщину. И все вместе они направляются к оазису, вокруг  которого
разбиты палатки.
   И вот наконец при свете  костра,  горящего  рядом  с  палаткой,  близнецы
засыпают; среди  бедуинов,  этого  народа  пустыни,  они  чувствуют  себя  в
безопасности. Неужели бедуины действительно  столь  древний  народ,  что  их
история насчитывает многие тысячелетия? На рассвете одна из сестер - та, что
не носит в себе ребенка, - встает и направляется к оливковым деревьям, в  то
время как другая пристально следит за ней взглядом... Она поднимает руки,  и
поначалу кажется, что она всего  лишь  приветствует  солнце.  Остальные  уже
проснулись и подходят поближе, чтобы посмотреть. А потом поднимается ветер и
начинает нежно теребить ветви оливковых деревьев. И наконец, с  неба  падают
первые капли дождя, ласкового, легкого дождя.
   Он открыл глаза...
   И увидел, что находится в салоне самолета.
 
*** 
 
   Маленькую спальню он узнал сразу же  -  по  белым  пластиковым  стенам  и
умиротворяюще  спокойному  тускло-желтому  свету.  Здесь   кругом   сплошная
синтетика, все сияет и  блестит,  как  отполированные  кости  доисторических
животных. Неужели круг замкнулся? Технология возродила  пристанище  Ионы  во
чреве китовом.
   У кровати, где он лежал, не было ни изголовья, ни спинки,  ни  ножек,  ни
даже каркаса. Кто-то  вымыл  ему  руки  и  лицо.  Он  был  чисто  выбрит.  И
чувствовал  себя  просто  великолепно.   Грохот   моторов   превратился   во
всеобъемлющую тишину, в дыхание рассекающего волны  кита.  Поэтому  он  смог
более отчетливо рассмотреть окружавшие его  предметы.  Графин.  Бурбон.  Как
хочется бурбона. Но он не в силах двигаться - слишком измотан. И  что-то  не
так, что-то... Он поднял руку и ощупал шею. Амулет пропал! Но  это  неважно.
Он с Арманом.
   Арман сидел за столиком  рядом  с  окном  -  китовым  глазом,  чье  белое
пластиковое веко было опущено  до  упора.  Он  подстригся.  Он  был  одет  в
прекрасно сшитый, изящный костюм из черной шерстяной ткани и  вновь  походил
на подготовленного к похоронной  церемонии  покойника,  а  блестящие  черные
ботинки дополняли картину. Мрачное зрелище. Самое  время  прочесть  двадцать
третий псалом.
   - Ты умираешь, - мягко сказал Арман.
   - И пусть бродил я по долине смерти... и так далее, - прошептал Дэниел. В
горле у него пересохло. Голова раскалывалась от боли. Стоит ли  говорить,  о
чем он сейчас думает? Все уже давным-давно сказано.
   Арман вновь заговорил, теперь уже на языке  безмолвия  -  словно  в  мозг
Дэниела проникал лазерный луч.
   "Стоит ли вдаваться в подробности?  Ты  весишь  не  больше  ста  тридцати
фунтов. Алкоголь разъедает внутренности. Ты наполовину безумен.  Практически
ничто в мире не доставляет тебе радости?.
   - За исключением бесед с тобой. Так приятно слушать все, что ты говоришь.
   "Но будет еще хуже, если ты перестанешь встречаться со мной.  Ты  и  пяти
дней не протянешь, если будешь продолжать в том же духе?.
   "Невыносимо даже думать об этом. Но почему же тогда я убегал от тебя??
   Ответа не последовало.
   Каким отчетливым кажется все вокруг! Он не только слышал рев моторов,  но
и  странным  образом  ощущал  движение  самолета  -  нескончаемые  неровные,
волнообразные толчки, как если бы он несся не по  воздуху,  а  по  ухабистой
дороге, по ямам и пригоркам, и время от времени взбирался  в  гору.  Кит  на
своем пути китовом, как сказал бы Беовульф.
   Волосы Армана были аккуратно зачесаны набок. На запястье сверкали золотые
часы, одно из тех выдающихся достижений техники, которые он  обожает.  Можно
себе представить, как весь день сияют в гробу эти цифры! Его черный пиджак с
узкими лацканами выглядел несколько старомодно, а жилет был,  кажется,  сшит
из черного шелка. Но его лицо... да, он отменно насытился. Весьма отменно.
   "Ты помнишь что-нибудь из того, что я рассказывал тебе раньше??
   - Да, - ответил Дэниел. Но на самом деле с памятью  у  него  было  совсем
плохо.  Потом  внезапно   нахлынуло   гнетущее   воспоминание:   ?Что-то   о
повсеместном уничтожении. Но я же умираю. Они умирают. И я умираю  тоже.  Но
прежде, чем это случилось,  они  успели  обрести  бессмертие;  я  же  просто
оставался живым. Видишь? Я помню. А теперь я бы выпил бурбона?.
   "И ты уверен, что я ничего  не  могу  сделать,  чтобы  пробудить  в  тебе
желание жить??
   - Только не начинай опять этот разговор! Еще одно слово, и я выпрыгну  из
самолета
   "В таком случае будешь ты слушать меня наконец? По-настоящему слушать??
   - А что еще мне остается? Если ты хочешь, чтобы я, мне некуда  деться  от
твоего голоса; он как встроенный микрофон у  меня  в  голове.  Что  я  вижу?
Слезы? Ты собираешься меня оплакивать?
   На секунду он показался таким юным. Что за обман зрения!
   - Будь ты проклят, Дэниел! - эти слова он произнес  вслух,  и  Дэниел  их
услышал.
   По телу Дэниела пробежал холодок.  Как  страшно  видеть,  его  страдания!
Дэниел промолчал.
   - Тебе  прекрасно  известно,  что  такие,  как  мы,  не  имеют  права  на
существование, - сказал Арман. Чтобы осознать  это,  совсем  не  обязательно
читать книгу Лестата. Любой из нас скажет тебе, что это было отвратительное,
демоническое слияние...
   - Значит, Лестат написал правду?! О демоне, вселившемся в Мать и  Отца  в
Древнем Египте. Ну хорошо, пусть будет о духе. Демонами  их  называли  в  те
времена.
   - Правда это или нет, теперь уже не важно. Не имеет значения, с чего  все
началось.  А  вот  что  действительно  имеет  значение,  так  это   реальная
возможность близкого конца.
   Его охватывает паника, возвращается атмосфера сна, слышатся пронзительные
крики близнецов.
   - Послушай меня, - терпеливо заговорил Арман, отвлекая  его  внимание  от
двух женщин. - Лестат разбудил что-то - или кого-то...
   - Акашу... Энкила.
   - Возможно. Вполне вероятно, что не одного и  не  двух.  Точно  никто  не
знает. До нас слабо доносится предупреждение об опасности, но, похоже, никто
не знает, когда именно ее ждать. Известно одно: нас ищут и уничтожают,  дома
общин и места встреч ни с того ни с сего вспыхивают и сгорают дотла.
   - Я слышал предупреждение об опасности,  -  прошептал  Дэниел.  -  Иногда
посреди ночи, очень отчетливо, а  иногда  -  как  эхо.  -  Перед  ним  вновь
возникли образы близнецов. Это непременно должно быть связано с  близнецами.
- Но откуда тебе все это известно - про дома общин, про...
   - Хватит испытывать мое терпение, Дэниел. У нас мало времени. Я  знаю  об
этом. Знают и другие. Все происходит примерно  так,  как  электрический  ток
распространяется по проводам огромной разветвленной сети.
   - Да, наверное, так. Каждый раз, когда Дэниел чувствовал на  своих  губах
вкус крови, перед ним на миг возникала сверкающая смесь информации,  знания,
неясных видений... Значит, это было правдой. Начало ?сети? положили  Отец  и
Мать, когда...
   - Когда-то, много лет назад, - прервал его размышления Арман, -  все  это
не имело бы для меня никакого значения.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Но сейчас я не хочу, чтобы все вот так  закончилось.  Но  и  продолжать
свое существование не хочу, если ты... - Он  слегка  изменился  в  лице.  Во
взгляде мелькнуло легкое удивление. - Я не хочу, чтобы ты умер.
   Дэниел промолчал.
   В наступившей тишине было что-то жуткое. Даже несмотря на то, что самолет
плавно скользил  в  воздушных  потоках  и  Арман,  такой  сдержанный,  такой
терпеливый,   оставался   рядом.   Смысл    сказанного    им    противоречил
умиротворенно-спокойному тону его голоса.
   - Я не боюсь, потому что ты здесь, - неожиданно сказал Дэниел.
   - В таком случае ты глупец. Но во всем этом есть  еще  один  таинственный
момент.
   - Какой?
   - Лестат по-прежнему существует. Он воплощает в жизнь свои планы. И  все,
кто его окружает, тоже целы и невредимы.
   - Но как ты можешь быть уверен?
   Короткий бархатный смешок.
   - Ну вот, опять ты за свое. Человеческое начало в тебе  непреодолимо.  Ты
меня либо переоцениваешь, либо недооцениваешь. И  очень  редко  попадаешь  в
точку.
   - Мои возможности ограничены. Клетки моего тела  подвержены  изнашиванию,
процессу, известному как старение, и...
   -  Сейчас  все  они  в  Сан-Франциско.  Они  заполнили  задние  помещения
кабачка ?Дочь Дракулы?. Возможно, я знаю об этом, потому  что  это  известно
остальным и чей-то могущественный разум выхватывает из чужих мыслей образы и
невольно или намеренно передает их дальше Вероятно, один свидетель  передает
образ увиденного сразу нескольким другим.  Точно  сказать  не  могу.  Мысли,
чувства, голоса - они  возникают,  и  все.  Они  блуждают  по  сети,  по  ее
ответвлениям. Одни более отчетливы, другие  окутаны  туманом.  Но  время  от
времени  предупреждение  заглушает   все   остальное:   ?Опасность!?   Такое
впечатление, что в нашем мире на секунду вдруг наступает  полная  тишина.  А
потом другие голоса начинают звучать вн