сть, словно я вдруг лишился разума. Взглянув  на
огонь, я увидел, что он еще не до конца потух и при желании я  могу  разжечь
его снова, чтобы самому броситься в ревущее пламя.
   Но едва лишь я заставил  себя  вообразить  муки,  которые  мне  предстоит
испытать, как намерение мгновенно улетучилось.
   В конце концов, почему я должен делать это? В  чем  я  провинился,  чтобы
заслужить участь ведьм?  У  меня  не  было  никакого  желания  даже  на  миг
оказаться в аду. И я совсем не собирался отправиться туда лишь затем,  чтобы
плюнуть в лицо Князю Тьмы, кем бы он ни был!
   Напротив, если я проклят, пусть этот сукин сын  сам  придет  за  мной.  И
пусть объяснит мне, за что обречен я на страдания и муки. Мне и в самом деле
очень хотелось бы это знать.
   А что касается забвения... Что ж, с этим еще можно подождать. По  крайней
мере, все это надо тщательно обдумать...
   Меня охватывало непонятное спокойствие. На душе было мрачно, во мне росло
ожесточение, и все мое существо словно попало во власть темных чар.
   Я перестал быть человеком.
   В то время как я, скорчившись на полу, обдумывал свое положение,  во  мне
скапливались и росли неимоверные силы. Постепенно я перестал всхлипывать как
ребенок. Я принялся изучать самого себя  и  заметил  белизну  кожи,  остроту
маленьких клыков и блеск в темноте как будто отполированных длинных ногтей.
   Мое тело утратило всякое ощущение  боли.  Мне  было  приятно  чувствовать
исходившее от дымящихся углей тепло, словно оно укрывало и окутывало меня.
   Время шло и в то же время остановилось.
   Мне доставляло удовольствие каждое движение воздуха. А когда  я  услышал,
как в освещенном мягким светом  городе  приглушенный  хор  колоколов  пробил
очередной час, звуки эти не значили для меня ход времени, как для  смертных.
Они прозвучали волшебной музыкой.  Я  неподвижно  лежал  и,  приоткрыв  рот,
следил за пролетающими по небу облаками.
   Неожиданно я почувствовал в груди новую, незнакомую прежде боль, ощущение
чего-то живого, горячего.
   Это ощущение  переместилось  по  сосудам  сначала  к  голове,  где  стало
особенно острым, а потом, казалось, сконцентрировалось в области желудка.  Я
прищурился и склонил голову набок. И понял, что эта боль меня не пугает -  я
просто чувствовал ее и прислушивался к ней.
   Вскоре я понял причину боли. Из моего тела небольшими  порциями  выходили
отходы организма. Я оказался не в  силах  сдержать  рвоту.  В  то  же  время
грязные пятна на одежде ничуть не вызывали во мне отвращения.
   Не вызывали  отвращения  и  крысы,  вылезшие  из  своих  нор  и  бесшумно
приближающиеся на мягких лапках к вонючей лужице.
   Эти существа не могут причинить мне вреда, даже если  станут  ползать  по
мне, стремясь добраться до оставшейся на одежде рвоты.
   По правде говоря, в мире тьмы ничто не могло вызвать во  мне  отвращение,
будь то даже жирные и скользкие могильные черви.
   Я уже не принадлежал тому миру, обитателей которого волнуют  такого  рода
вещи. Мысль о том, что и сам я теперь  являюсь  частью  того,  что  вызывает
суеверный страх у смертных, заставила меня улыбнуться. Я испытал невыразимое
удовольствие и засмеялся.
   И все же печаль не покинула  меня  совсем.  Она  была  вызвана  тем,  что
оставалось пока на уровне фантазии, но эта фантазия в скором времени  должна
была превратиться в реальность.
   Я мертв! Я вампир! И ради того, чтобы я  продолжал  жить,  кто-то  должен
будет умирать. Никогда, никогда больше не увижу  я  Никола,  не  увижу  свою
мать, никого из тех людей, кого знал и любил, никогда не встречусь ни с  кем
из своих родных. Я буду пить кровь. Буду жить вечно. Именно так все и будет.
Но все это лишь начало. И перед тем как родиться для такой жизни, я  испытал
восторг и наслаждение.
   Я поднялся на ноги. Чувствуя необыкновенную легкость и какое-то  странное
оцепенение и одновременно сознавая свою  силу  и  могущество,  я  подошел  к
пепелищу и стал бродить среди обуглившихся останков дерева.
   Никаких костей я не обнаружил. Демон словно испарился.
   Собрав обеими руками прах, я подошел к окну и пустил его по ветру.  Когда
потоки воздуха подхватили невидимые частички, я прошептал последнее ?прости?
Магнусу, размышляя при этом, может ли он все еще меня слышать.
   Наконец на полу остались лишь обугленные головешки и сажа, которую я тоже
собрал руками и выбросил в темноту за окном.
   Теперь пришло время осмотреть внутренние покои.
 
Глава 5 
 
   Как и в  первый  раз,  мне  легко  удалось  вынуть  из  стены  камень.  С
внутренней стороны в него был вделан крюк, с помощью которого  камень  можно
было поставить на место.
   Однако проникнуть в  отверстие  я  мог  только  ползком.  Опустившись  на
колени, я заглянул в дыру, но не увидел впереди ни единого просвета. Мне это
не понравилось.
   Будь я по-прежнему смертным, я ни за какие блага не отважился  бы  ползти
по такому проходу.
   Но старый вампир ясно дал понять, что солнце способно уничтожить  меня  с
не меньшим успехом, чем огонь. А потому необходимо было добраться до  гроба.
Я почувствовал, как меня снова охватывает страх.
   Распластавшись, я червяком заполз в отверстие. Как я и опасался,  мне  не
удавалось даже поднять голову, не говоря уже  о  том,  чтобы  повернуться  и
вставить на место камень. Пришлось подцепить крючок ногой и  ползти  вперед,
волоча за собой камень.
   Вокруг царила непроглядная тьма, а узкий проход позволял  лишь  чуть-чуть
приподняться на локтях.
   Я задыхался и едва не сходил с ума от страха при одной мысли о  том,  что
не могу поднять голову. Кончилось тем, что я  ударился  ею  о  камень  и  со
стоном замер на месте.
   Однако выбора у меня не было. Я должен добраться до гроба.
   Приказав себе успокоиться и не распускать нюни, я пополз дальше, стараясь
двигаться все быстрее и быстрее. Упираясь коленями и царапая их о  камни,  я
нащупывал руками трещины и выступы, за  которые  можно  было  зацепиться,  и
подтягивал тело вперед. Я  постоянно  следил  за  тем,  чтобы  не  поднимать
голову, и от сильного напряжения у меня разболелась шея.
   Наконец руки мои наткнулись впереди на монолитный камень, и  я  изо  всех
сил толкнул его. Камень сдвинулся с места, открывая полоску бледного света.
   Выбравшись наконец из темного прохода, я оказался в маленьком помещении.
   Потолок был низким и сводчатым, а высокое узкое  окно  закрывала  тяжелая
решетка из толстых  железных  прутьев.  В  проникавшем  сквозь  него  мягком
фиолетовом свете ночи я увидел в дальней стене  камин,  а  перед  ним  горку
сухих поленьев, готовых для растопки.
   Возле камина под окном стоял старинный каменный саркофаг.
   На саркофаге я увидел свой красный бархатный  плащ  на  меху.  Рядом,  на
грубо сколоченной скамье, лежал великолепный  костюм  из  красного  бархата,
отделанный золотым шитьем и итальянским  кружевом,  здесь  же  были  красные
шелковые рейтузы, панталоны из белого шелка и башмаки с красными каблуками.
   Откинув со лба волосы, я отер пот со лба и верхней губы и увидел, что пот
был кровавым. Непонятно почему, но это открытие сильно взволновало меня.
   Так кто же я теперь и что ждет меня  впереди?  Думая  об  этом,  я  долго
смотрел на кровавые следы на моих ладонях, а потом осторожно  слизнул  кровь
языком. И тут же меня охватило необыкновенно приятное  ощущение.  Прошло  не
менее минуты, прежде чем я нашел  в  себе  силы  очнуться  и  направиться  к
камину.
   Взяв в руки две палочки для растопки, я принялся сильно и  быстро  тереть
их  друг  о  друга,  как  это  делал  на  моих  глазах  старый  вампир.  Они
воспламенились почти  мгновенно.  В  этом  не  было  никакого  волшебства  -
требовалось лишь немного сноровки. Согревшись возле  огня,  я  снял  с  себя
грязную одежду и рубашкой стер с  тела  последние  остатки  человеческого  -
рвоту и грязь. Потом швырнул старые тряпки в огонь и нарядился во все новое.
   Ах, этот красный цвет, яркий, ослепительный красный цвет! Даже  у  Никола
не было столь красивой одежды.  В  таких  нарядах,  отделанных  изумительной
вышивкой с вкрапленными в нее рубинами и жемчугом, не стыдно было показаться
даже при дворе в Версале. Валенсийские кружева, украшающие  мою  рубашку,  я
прежде видел лишь на подвенечном платье моей матери.
   На плечи я накинул меховой плащ. Хотя из тела моего ушел леденящий холод,
я  все  же  казался  себе  высеченным  изо  льда.  Когда  при   виде   столь
восхитительных нарядов я позволил себе дать волю чувствам,  мне  показалось,
что губы мои чересчур медленно  расползались  в  улыбке,  хотя  она  и  была
широкой и ослепительной.
   При свете огня я разглядывал гроб. На тяжелой крышке был высечен  портрет
пожилого мужчины, в чертах которого я немедленно уловил сходство с Магнусом.
   Вот же он! Спокойно лежит, устремив в  потолок  мягкий  взгляд,  на  лице
застыла печать знакомой мне шутовской улыбки,  глубоко  высеченные  в  камне
локоны и завитки волос образуют вокруг головы пышную гриву.
   Ему, должно быть, никак не меньше трехсот лет. Руки его сложены на груди,
одет он в длинную широкую мантию, а от каменного меча кто-то отбил  рукоятку
и часть ножен.
   Приглядевшись повнимательнее,  я  понял,  что  они  были  отколоты  очень
аккуратно, причем это явно потребовало немалых усилий.
   Быть может, кому-то очень хотелось избавиться от  изображения  креста?  Я
пальцем начертил его в  воздухе.  Конечно  же,  ничего  не  произошло  -  не
помогло, как и  мои  молитвы  ранее.  Присев  возле  гроба  на  корточки,  я
нарисовал крест на покрытом толстым слоем пыли полу.
   И снова ничего...
   Тогда я добавил еще несколько штрихов, изобразив тело Христа,  его  руки,
согнутые в коленях ноги и склоненную голову, а затем написал:  ?Господь  наш
Иисус Христос? - единственные слова, которые я  умел  писать  правильно,  за
исключением собственного имени. И снова ничего не произошло.
   С опаской поглядывая на написанные мною слова  и  изображение  маленького
распятия, я попытался приподнять крышку саркофага.
   Несмотря на обретенную мною силу, это оказалось делом отнюдь  не  легким,
не говоря уже о том, что смертному  было  бы  не  под  силу  сделать  это  в
одиночку.
   Больше всего меня ошеломило и сбило с толку то, что мне пришлось испытать
значительные трудности. Так значит, силы мои  не  безграничны!  И,  судя  по
всему, мне еще очень далеко до могущества старого  вампира.  Трудно  сказать
наверняка, но, возможно, силы мои в  тот  момент  равнялись  силам  трех,  в
крайнем случае четырех смертных.
   Это открытие сильно повлияло на меня и расстроило.
   Я заглянул внутрь  гроба  и  не  увидел  ничего,  кроме  тесного  пустого
пространства. Я не мог представить себя лежащим  там,  в  темноте.  По  краю
гроба были начертаны какие-то латинские слова, но я не мог прочитать их.
   Это мучило и раздражало меня. Я предпочел бы не видеть там никаких слов и
чувствовал, как меня захлестывают тоска по Магнусу  и  ощущение  собственной
беспомощности. Я готов был ненавидеть его за то, что он  меня  бросил.  И  я
вдруг понял, что по неисповедимой иронии судьбы, прежде  чем  он  кинулся  в
огонь, я успел полюбить его всем сердцем. Я  любил  его  и  за  то,  что  он
оставил мне эту прекрасную одежду.
   Способны ли дьяволы испытывать любовь друг  к  другу?  Неужели  они  тоже
могут гулять, взявшись  за  руки,  по  аду  и  при  этом  говорить  примерно
следующее: ?Ах,  друг  мой,  я  так  тебя  люблю??  Впрочем,  это  абсолютно
риторический вопрос, и к тому же я не верю в существование ада.  Но  все  же
эта проблема является частью концепции зла - в этом я  не  сомневаюсь.  Ведь
считается, что обитатели ада ненавидят друг друга так же, как спасенные души
ненавидят все без исключения души проклятые.
   Всю свою жизнь я был уверен в этом. Еще в детстве меня приводила  в  ужас
одна только мысль о том, что, если вдруг мне придется отправиться на Небеса,
а моя мать попадет в  ад,  мне  придется  ненавидеть  ее.  А  я  не  мог  ее
ненавидеть! Но что будет, если мы окажемся в аду вместе?
   Что ж, теперь вне зависимости от того, верю я  в  существование  ада  или
нет, я твердо знаю, что вампиры могут любить друг друга и  принадлежность  к
силам зла не исключает способности любить. Во всяком случае, в тот момент  я
в этом не сомневался. Нет, ни в коем случае не плакать. Я больше не в  силах
выносить слезы.
   Я обратил взор на большой деревянный сундук, стоящий в головах саркофага.
Он не был заперт, и, когда я откинул крышку, она едва не слетела с петель.
   Хотя мой старый  учитель  и  предупредил,  что  оставляет  мне  все  свои
сокровища, то, что я увидел, буквально ошеломило меня. Сундук был до  отказа
набит  золотом,  серебром  и  драгоценностями.  В  нем  лежало  бесчисленное
множество  колец  с  драгоценными  камнями,  бриллиантовых  ожерелий,  нитей
жемчуга,  золотой  и  серебряной  посуды,  монет   -   огромное   количество
разнообразных ценностей.
   Я гладил руками эту красоту, поднимал полные пригоршни и в отблесках огня
любовался сиянием и игрой красных рубинов и зеленых изумрудов. Такие оттенки
цветов мне еще не приходилось видеть, о  таком  богатстве  я  не  смел  даже
мечтать. Я словно воочию узрел сказочные сокровища пиратов Карибского  моря,
богатство, достойное короля.
   И все это теперь принадлежало мне.
   Я принялся внимательно и не  торопясь  разглядывать  содержимое  сундука.
Здесь было  множество  личных,  уже  полуистлевших  вещей:  шелковые  маски,
отвалившиеся от золотых оправ, кружевные носовые платочки и лоскуты одежды с
оставшимися на них булавками и брошами, фрагмент кожаной упряжи  с  золотыми
колокольчиками,  истлевшие  кружева,  просунутые  сквозь   золотое   кольцо,
огромное  количество  самых  разных  табакерок,   медальоны   на   бархатных
ленточках...
   Неужели все это Магнус отобрал у своих жертв?
   Я нашел инкрустированную драгоценными  камнями  шпагу,  пожалуй  чересчур
тяжелую для наших дней, и даже поношенный башмак,  сохранившийся,  вероятно,
только из-за украшавшей его пряжки из горного хрусталя.
   Он мог взять все, что ему хотелось. И в то же время ходил в лохмотьях,  в
рваном костюме прошлой эпохи и вел образ жизни древнего отшельника. Для меня
это было непостижимо.
   Нашел я в сундуке и  сокровища  совсем  иного  рода:  жемчужные  четки  с
сохранившимися на них распятиями! Я осторожно прикасался к  святым  образам,
качая головой и прикусив нижнюю губу, словно желая тем самым  сказать:  ?Ах,
как же скверно с его стороны - украсть такое!? Но одновременно это  казалось
мне забавным. Еще одно доказательство того, что Бог отныне не  властен  надо
мной.
   Пока я размышлял о том, присутствует  ли  во  всем  происходящем  элемент
случайности, рука моя наткнулась  среди  сокровищ  на  удивительно  красивое
зеркало с украшенной драгоценными камнями ручкой.
   Непроизвольно и почти бессознательно я взглянул на себя в это зеркало.  И
увидел там примерно то же, что видел обычно, разве что кожа моя была  теперь
очень белой, такой же, какой была у старого дьявола, а цвет глаз из голубого
превратился  в  радужную  смесь  фиолетового  и  кобальтового.  Волосы   мои
блестели, а когда я провел по ним рукой,  то  почувствовал,  что  они  стали
здоровее и гуще.
   По правде говоря, передо мной был вовсе не Лестат.  Из  зеркала  на  меня
смотрело лишь его подобие, созданное из совершенно  иных  субстанций.  А  те
немногие морщины, которыми наградила меня  судьба  к  двадцати  годам,  либо
исчезли совсем, либо выпрямились и стали чуть глубже, чем прежде.
   Я не мог отвести взгляд от отражения в зеркале, и  мне  вдруг  мучительно
захотелось обнаружить там хотя бы частичку себя самого. Сжав зубы, чтобы  не
разрыдаться, я лихорадочно потер лицо и даже вытер зеркало.
   В конце концов я зажмурился и  снова  открыл  глаза,  а  потом  улыбнулся
глядящему на меня из зеркала существу. Оно улыбнулось мне в ответ.  Да,  это
несомненно был Лестат. И лицо его не выражало  ни  недоброжелательности,  ни
злорадства.  Во  всяком  случае,  явного.  Оно  носило  лишь  следы  прежней
импульсивности и склонности к озорству. Это существо можно было  бы  принять
за ангела, если бы слезы его, когда оно плакало, не были алыми  и  весь  его
облик не носил оттенка красного, ибо и само оно видело все в красном  свете.
И если бы не его острые маленькие клыки, врезавшиеся в  нижнюю  губу,  когда
оно улыбалось, и придававшие ему совершенно  жуткий  вид.  Вполне  приличное
лицо, имеющее только один страшный, поистине ужасный недостаток.
   Но тут до меня вдруг дошло, что я вижу в зеркале собственное отражение! А
ведь всегда говорили, что всякие  призраки,  духи  и  те,  кто  продал  душу
дьяволу, не могут иметь отражения!
   Меня охватило жгучее желание узнать как можно больше о том, во что  же  я
превратился. Я хотел знать, как мне следует вести себя  среди  смертных.  Не
терпелось вновь оказаться  на  парижских  улицах  и  уже  совершенно  новыми
глазами увидеть все то, что мне приходилось видеть  до  сих  пор.  Я  жаждал
заглянуть в лица людей, полюбоваться цветами и  бабочками.  Увидеть  Ники  и
послушать, как он играет... Нет!
   Мне придется отказаться от этого. Но ведь  музыка  существует  и  в  иных
формах. Я закрыл глаза, и мне показалось, что я  слышу  оркестр  ?Опера?,  в
ушах  моих  зазвучали  оперные  арии.  Воспоминания  об  этом  были   такими
пронзительно живыми!
   Но теперь  все  для  меня  станет  другим  -  радости  и  боли,  мысли  и
воспоминания... Все, даже печаль о том, что утрачено, отныне будет  окрашено
восхитительным светом.
   Положив зеркало обратно в сундук, я достал оттуда один из пожелтевших  от
времени носовых платков и вытер слезы. Потом повернулся к огню. Лицо и  руки
окутало приятное тепло.
   Меня охватывала сладкая сонливость. Закрыв глаза, я провалился в странное
забытье, и передо мной возникло видение: Магнус пил мою кровь.  И  снова  ко
мне  вернулось  завораживающее  ощущение  головокружительного  восторга,   я
чувствовал крепкие объятия Магнуса, то, как он приникает ко мне  и  как  моя
кровь перетекает в его тело. Слышал я  и  скрежет  цепей  по  полу  древнего
подземелья, видел беспомощно обвисшего на руках у Магнуса  вампира.  И  было
что-то еще...  что-то  очень  важное.  Я  никак  не  мог  понять.  Что-то  о
воровстве, о предательстве, о том, что нельзя отдавать себя во  власть  кого
бы то ни было - ни Бога, ни дьявола, ни человека.
   Находясь на грани сна и яви, я продолжал думать об этом, и в  голову  мне
вдруг пришла совершенно безумная мысль: я должен обо всем  рассказать  Ники.
Как только я вернусь домой, тут же выложу ему все без утайки  -  и  о  своем
сне, и о том значении, которое он мог иметь... И мы все обсудим...
   Я вздрогнул и открыл глаза. Во мне все еще оставалось нечто человеческое,
и потому я начал беспомощно оглядываться вокруг,  а  затем  человек  во  мне
заплакал, ибо демон был еще  слишком  юн,  чтобы  возобладать  окончательно.
Слезы душили меня, и, чтобы не разрыдаться в голос, я зажал руками рот.
   Почему ты меня бросил, Магнус? Что  же  мне  теперь  делать  и  как  жить
дальше?
   Подтянув к подбородку колени, я уткнулся  в  них  головой,  и  постепенно
мысли мои стали проясняться.
   Что ж, должно быть, это даже забавно - делать вид, что ты и на самом деле
вампир, думал я, приятно носить такую чудесную одежду и перебирать в сундуке
сокровища. Но в действительности жить так невозможно. Нельзя питаться живыми
существами! Даже если ты и вправду чудовище,  ты  все  равно  не  можешь  не
обладать сознанием, естественными для  каждого  чувствами...  Добродетель  и
порок... добро и  зло...  нельзя  жить  без  веры  в...  нельзя  мириться  с
поступками,  которые...  Завтра  ты...  завтра  ты...  а,  собственно,   что
завтра?..
   Завтра ты станешь пить кровь. Разве не так?
   В стоявшем рядом сундуке, словно угольки, сверкали  драгоценные  камни  и
золотые вещи, а за  ок