влялся  в
гавань Барбадоса. Если на то будет воля Господня, он пришвартуется быстро.
   Мы тихо прошли к двери каюты Королевы Виктории,  и  Дэвид  сунул  ключ  в
замок. Мы немедленно оказались внутри. Открытый сундук был пуст. Дьявол  еще
не явился.
   Не произнося ни слова, я выключил лампы одну за другой, подошел к  дверям
веранды и отдернул шторы. Синее небо еще сияло ночью, но с  каждой  секундой
оно все больше и больше бледнело. Комнату залило приятное, мягкое освещение.
Оно обожжет ему глаза. И заставит покраснеть от боли его незащищенную кожу.
   Вне всякого сомнения, он уже идет сюда, иначе  и  быть  не  может,  разве
только у него есть второе, неизвестное нам укрытие.
   Я вернулся к двери и встал слева от нее. При входе он меня не увидит, так
как меня загородит открытая им самим дверь.
   Дэвид поднялся по ступенькам к верхней гостиной  и  повернулся  спиной  к
стеклянной стене, лицом к двери в каюту, крепко держа в руках револьвер.
   Внезапно я услышал поспешно приближающиеся шаги. Я не осмелился сигналить
Дэвиду, но видел, что и он это слышит. Существо почти бежало. Я изумился его
отваге. И когда в двери скрипнул ключ, Дэвид поднял револьвер и прицелился.
   Дверь распахнулась и хлопнула; Джеймс, чуть ли  не  спотыкаясь,  вошел  в
комнату. Он поднял руку, чтобы заслониться от проникающего сквозь стеклянную
стену света, пробормотал, придушенное ругательство, явно проклиная  стюардов
за то, что они не задернули шторы, как им было велено.
   В своей обычной неуклюжей манере он двинулся наверх, но тут  остановился.
Он увидел, что наверху, нацелив на него  револьвер,  стоит  Дэвид,  и  тогда
Дэвид крикнул:
   - Давай!
   Всем своим существом я набросился на него, моя невидимая  часть  взлетела
вверх, вылетела из смертного тела и с несоизмеримой силой  кинулась  на  мою
прежнюю оболочку. Меня  мгновенно  отбросило  назад!  Я  с  такой  скоростью
вернулся в свое смертное тело, что оно шлепнулось о стену.
   -  Еще  раз!   -   закричал   Дэвид,   но   меня   снова   оттолкнули   с
головокружительной скоростью, и я с трудом подчинил  себе  тяжелые  смертные
конечности и вскарабкался на ноги.
   Я увидел, как надо мной замаячило мое  старое  вампирское  лицо,  комната
осветилась ярче, и глаза покраснели и прищурились. Да, я знал, от какой боли
он страдает! Я знал, в какой он растерянности.  Солнце  сжигало  его  нежную
кожу, так и не излечившуюся до конца после пустыни Гоби!  Наверное,  у  него
уже слабеют руки и ноги - с приближением дня неизбежно наступает немота.
   - Ладно, Джеймс, игра окончена, - в нескрываемом бешенстве сказал  Дэвид.
- Пошевели мозгами!
   Он повернулся, словно голос Дэвида резко привлек его внимание,  но  потом
отступил, наткнулся на  ночной  столик,  с  противным  громким  звуком  смяв
плотный пластик, и вскинул руку, чтобы защитить глаза. В панике  он  увидел,
какой устроил разгром, и попытался опять  посмотреть  на  Дэвида,  стоявшего
спиной к восходящему солнцу.
   - И что ты теперь намерен делать? - спросил Дэвид. - Куда тебе идти?  Где
тебе прятаться? Тронь нас - и каюту обыщут, как только обнаружат трупы.  Все
кончено, друг мой. Сдавайся.
   Джеймс испустил глубокий рев. Он наклонил голову, как слепой бык, готовый
к нападению. Увидев, как его руки сжимаются в кулаки, я исполнился отчаяния.
   - Сдавайся, Джеймс, - крикнул Дэвид.
   И когда тварь разразилась потоком проклятий, я еще раз бросился на  него,
движимый в равной степени как мужеством и смертной  волей,  так  и  паникой.
Воду рассек первый горячий солнечный луч! Господи,  сейчас  или  никогда,  и
отступать нельзя. Нельзя. Я столкнулся с ним в полную силу, проник  в  него,
почувствовав  удар   парализующего   электрического   разряда,   и   лишился
способности видеть; меня засасывало внутрь, в  темноту,  все  ниже  и  ниже,
словно гигантским пылесосом, и я закричал:
   - Да, в него, в меня! Да, в мое тело! -  И  уставился  прямо  на  вспышку
золотого света.
   Боль в глазах  была  невыносимой.  Как  жара  в  пустыне  Гоби.  Великое,
конечное адское пламя. Но у меня получилось! Я попал в свое тело! А пламя  -
это восходящее солнце, опаляющее мое дорогое,  бесценное  сверхъестественное
лицо и руки.
   - Дэвид, мы победили! - заорал я, и  слова  выскочили  из  моего  рта  на
безумной громкости. Я вскочил с пола, на который  упал,  вновь  обретая  всю
свою восхитительную, великолепную быстроту и силу. Я вслепую кинулся к двери
и в последний момент заметил свое  бывшее  смертное  тело,  на  четвереньках
карабкающееся к ступенькам
   Комната буквально разрывалась  от  жары  и  света,  когда  я  выбрался  в
коридор. Мне нельзя было оставаться там ни секундой дольше, пусть даже  я  и
услышал оглушающий выстрел, произведенный из мощного револьвера.
   - Да поможет тебе Бог, Дэвид, - прошептал я. В мгновение ока я уже  стоял
у подножия первого лестничного пролета.  Благодарение  небу,  в  коридор  не
проникал солнечный свет, но мои знакомые  сильные  конечности  уже  слабели.
Когда раздался второй выстрел, я уже перепрыгнул через перила лестницы  А  и
бросился вниз, на пятую палубу, на ковер... и побежал.
   Еще один выстрел я услышал перед тем, как попасть  в  каюту.  Но  он  был
такой слабый! Темная, загорелая рука, ухватившаяся за дверь, оказалась почти
не в состоянии повернуть ручку. По моему  телу  снова  побежали  мурашки  от
холода, такие же, как во время  прогулки  по  джорджтаунскому  снегу.  Но  я
толкнул дверь, она открылась, и я упал на колени - уже внутри комнаты. Пусть
даже я потеряю сознание, от солнца я в безопасности.
   Последним усилием воли я захлопнул  дверь,  втолкнул  на  место  открытый
сундук  и  свалился  в  него.  Потом  пришлось  приложить  все  силы,  чтобы
потянуться за крышкой. Когда я услышал, что она закрылась, я уже  ничего  не
чувствовал. Я лежал без движения, и с моих губ сорвался неровный вздох.
   - Да поможет тебе Бог, Дэвид, - прошептал я. Зачем он стрелял?  Зачем?  И
зачем было столько раз стрелять из этого большого, мощного оружия? И как мог
весь мир не услышать этот шумный, большой револьвер?
   Но никакая сила на земле не властна была дать мне возможность ему помочь.
У меня закрывались глаза. А затем  я  поплыл  в  глубоком  бархатном  мраке,
которого не знал с момента роковой встречи в Джорджтауне.  Все  завершилось,
все было кончено. Я снова стал Вампиром Лестатом, а все остальное -  ерунда.
Все вообще.
   Кажется, мои губы еще раз сложились в слово "Дэвид", как при молитве.
 
ГЛАВА 23 
 
   Не успев проснуться,  я  почувствовал,  что  ни  Дэвида,  ни  Джеймса  на
пароходе нет. Не могу точно сказать, откуда я это знал. Знал, и все. Кое-как
расправив  одежду  и  позволив  себе  насладиться  несколькими   мгновениями
головокружительного счастья, смотрясь в  зеркало  и  разминая  мои  чудесные
пальцы рук и ног, я пошел убедиться, что их обоих нет на борту. Джеймса я  и
не надеялся найти. Но Дэвид. Что случилось с Дэвидом после выстрелов?
   Три пули наверняка убили бы Джеймса! И, конечно, все это произошло в моей
каюте - я, кстати, нашел свой паспорт на имя Джейсона Гамильтона,  заботливо
припрятанный в кармане, - так что я проследовал к сигнальной палубе в высшей
степени осторожно.
   Там повсюду бегали стюарды, разнося вечерние коктейли  и  убирая  комнаты
тех, кто уже отправился на ночные приключения. Я воспользовался  всем  своим
мастерством, чтобы быстро  проскочить  по  проходу  в  апартаменты  Королевы
Виктории, оставшись незамеченным.
   В каюте явно навели порядок. Черный лакированный рундук,  который  Джеймс
использовал в качестве гроба, был закрыт, покрывало  на  нем  -  разглажено.
Разгромленный, разбитый столик  у  кровати  убрали,  но  на  стене  осталась
царапина.
   Крови на ковре не было. И вообще не было никаких улик, указывающих на то,
что здесь произошла страшная схватка. И сквозь  стеклянные  окна  веранды  я
увидел,  что  мы  двигаемся  из  гавани  Барбадоса  в  открытое   море   под
великолепной, сияющей завесой сумерек.
   Я на минуту шагнул на веранду, просто посмотреть на безграничную  ночь  и
по-новому  порадоваться  своему  истинно  вампирскому  зрению.  На   далеких
блестящих берегах я видел миллионы деталей, недоступных смертному  взору.  Я
так   разволновался,   ощущая   прежнюю   физическую   легкость,   гибкость,
грациозность, что мне захотелось  танцевать.  Неплохо  было  бы  пройтись  в
чечетке с одного борта парохода на другой, щелкая пальцами и распевая песни.
   Но на это у меня времени не было. Нужно было немедленно выяснить, что  же
произошло с Дэвидом.
   Открыв дверь в коридор, я быстро и безмолвно поработал над  замком  каюты
Дэвида, расположенной напротив. Потом, на рывке сверхъестественной  скорости
я вошел в нее, незримый для тех, кто двигался по холлу.
   Все исчезло. Каюту  даже  убрали  и  подготовили  для  нового  пассажира.
Очевидно, Дэвида заставили сойти с  корабля.  Он,  должно  быть,  сейчас  на
Барбадосе! Если так, я быстро его найду.
   А как же вторая каюта  -  та,  которая  принадлежала  мне,  когда  я  был
смертным? Я открыл смежную дверь, не прикасаясь к ней, и  обнаружил,  что  и
эта комната опустела и была убрана.
   Как же быть дальше?  Я  не  хотел  оставаться  на  пароходе  дольше,  чем
потребуется, поскольку стоит им меня найти, и я наверняка окажусь  в  центре
внимания. Разгром все-таки произошел в моих апартаментах.
   Я услышал легко различимую поступь  стюарда,  который  ранее  оказал  нам
услугу, и открыл дверь как раз в тот момент, когда он собирался пройти мимо.
Увидев меня, он ужасно смутился и взволновался.  Я  сделал  ему  жест  зайти
внутрь.
   - Ох, сэр, вас же повсюду ищут! Они решили, что  вы  сошли  на  берег  на
Барбадосе! Я немедленно должен связаться со службой безопасности.
   - Да, но расскажите мне, что же произошло, - сказал я, впиваясь  взглядом
в его глаза. Я заметил, что чары сработали, он смягчился и впал в  состояние
полного доверия.
   На рассвете  в  моей  каюте  случилось  кошмарное  происшествие.  Пожилой
британский джентльмен - который раньше, кстати, утверждал, что он мой  врач,
- несколько раз выстрелил в напавшего молодого человека,  который,  согласно
его заявлению, пытался его убить, но ни один из выстрелов не попал  в  цель.
Напавшего молодого человека никто не смог разыскать. На  основании  описания
пожилого джентльмена было установлено, что этот молодой человек  занимал  ту
самую каюту, где мы сейчас и стоим, и что он сел на пароход под  вымышленным
именем.
   То же самое можно сказать и о британском джентльмене. Фактически путаница
в именах играет в этом деле немаловажную роль. Стюард не особенно знал,  что
произошло, знал только,  что  пожилого  британского  джентльмена  взяли  под
охрану, пока в конце концов его не препроводили на берег.
   Стюард был озадачен.
   - Думаю, они испытывали облегчение, ссадив его с парохода. Но  мы  должны
вызвать офицера службы  безопасности,  сэр.  Они  очень  волнуются  о  вашем
благополучии. Удивительно, что вас не остановили, когда вы сели  на  пароход
на Барбадосе. Вас весь день ищут.
   Я отнюдь не был уверен, что мне хочется  подвергаться  проверке  офицеров
службы безопасности, но все вскоре разрешилось, когда перед дверью  в  каюту
Королевы Виктории появились двое мужчин в белой форме.
   Я поблагодарил стюарда и приблизился к этим двум джентльменам,  пригласил
их в свой номер, отошел поглубже в тень, как я  по  обыкновению  поступаю  в
ходе подобных столкновений, и попросил прощения за то, что не включаю  свет.
Света, проникающего сквозь двери веранды,  вполне  достаточно,  объяснил  я,
учитывая плохое состояние моей кожи.
   Оба человека были сильно обеспокоены и настроены подозрительно, так что в
ходе разговора я изо всех сил постарался наложить и на них чары убеждения.
   - Что случилось с доктором Стокером? - спросил я. - Это мой личный  врач,
и я очень беспокоюсь.
   Офицер помоложе, очень краснолицый человек с ирландским акцентом, явно не
поверил моим словам и почувствовал, что с моими манерами и речью  что-то  не
совсем так. Единственной моей надеждой оставалось  совершенно  запутать  эту
личность, чтобы он хранил молчание.
   Но второй, высокий  образованный  англичанин,  гораздо  легче  поддавался
воздействию и бесхитростно начал изливать мне всю историю.
   Доктор Стокер на самом деле вроде бы не доктор Стокер,  а  англичанин  по
имени Дэвид Тальбот, хотя он и отказался  назвать  причину,  побудившую  его
взять вымышленное имя.
   - Представляете, сэр, у этого мистера Тальбота на борту  было  оружие!  -
воскликнул офицер, в то время как  его  напарник  не  сводил  с  меня  глаз,
выражавших укоренившееся немое  недоверие.  -  Конечно,  эта  организация  в
Лондоне, эта Таламаска, или как там ее,  принесла  глубочайшие  извинения  и
всячески стремилась все  исправить.  В  конце  концов  все  было  улажено  с
капитаном и с кем-то из головного офиса "Канарда". Против  мистера  Тальбота
не выдвинуто никаких обвинений, раз он согласился  упаковать  свои  вещи,  в
сопровождении  охраны  сойти  на  берег  и  сесть  на  самолет,   немедленно
отправляющийся в Соединенные Штаты.
   - Куда именно в Соединенных Штатах?
   - В Майами, сэр. На самом деле именно я сопровождал его до  самолета.  Он
настоял, чтобы я передал сообщение для вас, сэр, - вы должны  встретиться  с
ним в Майами, когда вам будет удобно. В отеле  "Сентрал-Парк".  Он  повторял
это сообщение без конца.
   - Понятно, - ответил я. - А тот, кто напал на него? Человек,  в  которого
он стрелял?
   - Мы такого человека не нашли, сэр, хотя, вне  всякого  сомнения,  раньше
этого человека на пароходе видели  без  конца,  причем  в  обществе  мистера
Тальбота! На самом деле, вон там расположена каюта этого молодого человека -
кажется, когда мы пришли, вы стояли внутри и разговаривали со стюардом?
   - Все это в высшей  степени  непонятно,  -  сказал  я  самым  интимным  и
доверительным тоном. - Думаете, этого молодого человека с  темными  волосами
на пароходе больше нет?
   - Мы практически уверены, сэр, однако,  разумеется,  невозможно  провести
тщательный обыск на таком большом судне. Когда мы открыли его каюту,  в  ней
все еще лежали его вещи. Конечно, мы были  вынуждены  ее  открыть,  так  как
мистер Тальбот настаивал, что молодой человек напал на него, а также  -  что
он путешествовал под вымышленным именем! Мы, конечно,  храним  его  багаж  в
надежном месте. Сэр, если бы вы прошли со мной  к  капитану,  вы,  возможно,
могли бы пролить некоторый свет на...
   Я поспешил уверить его, что ничего об этом не  знаю,  в  это  время  меня
вообще в каюте не было. Вчера я сошел на берег на Гренаде, и даже  не  знал,
что кто-то из них сел на судно. А сегодня утром я высадился на  Барбадосе  и
целый день  смотрел  достопримечательности,  даже  не  зная,  что  произошла
стрельба.
   Но вся эта спокойная хитроумная болтовня с моей стороны была не более чем
прикрытием для продолжения внушения им обоим -  они  должны  оставить  меня,
чтобы я переоделся и немного отдохнул.
   Захлопнув за ними дверь, я знал, что они идут в каюту капитана  и  до  их
возвращения  остается  всего  несколько  минут.  Какая  разница?   Дэвид   в
безопасности; он  покинул  корабль  и  уехал  в  Майами,  где  мы  с  ним  и
встретимся. Больше я ничего выяснять не  хотел.  Слава  Богу,  он  смог  без
промедления вылететь с Барбадоса.  Ибо  одному  Богу  известно,  где  сейчас
Джеймс.
   Что касается мистера Джейсона Гамильтона, чей паспорт я носил в  кармане,
у него в этом номере оставался полный шкаф одежды, и я намеревался сразу  же
кое-чем воспользоваться. Я сорвал с себя помятый  смокинг  и  прочие  ночные
наряды - вампирские шмотки,  par  excellence!  -  и  нашел  хлопчатобумажную
рубашку, приличную льняную куртку и брюки. Конечно,  все  это  было  искусно
сшито по меркам этого тела. Удобно сидели даже хлопчатобумажные туфли.
   Я  прихватил  с  собой  паспорт  и  ощутимую  сумму  американских  денег,
найденных мной в старой одежде.
   Потом я опять вышел на веранду и  застыл  на  приятном  ласкающем  ветру,
мечтательно обводя глазами темно-синее светящееся море.
   "Королева  Елизавета  II"  с  грохотом  неслась  вперед  на  великолепной
скорости в двадцать восемь узлов, и яркие прозрачные волны разбивались о  ее
могучий нос. Остров Барбадос окончательно исчез из поля зрения.  Я  взглянул
вверх,  на  огромную  черную  дымовую  трубу,   которая   размерами   своими
производила впечатление трубы адской печи. Потрясающее зрелище - валившая из
нее струя густого серого дыма, изгибающаяся назад, как арка, доходя по  воле
несмолкающих порывов ветра до самой воды.
   Я бросил еще  один  взгляд  на  далекий  горизонт.  Весь  мир  заполнился
прозрачным, прекрасным лазурным светом. За тонким слоем  тумана,  невидимого
смертному глазу, я следил, как мимо медленно-медленно  проплывают  крошечные
мигающие созвездия и мрачные сияющие  планеты.  Я  распрямил  руки  и  ноги,
наслаждаясь этим ощущением и приятным волнением,  пробежавшим  по  плечам  и
спине. Я встряхнулся, радуясь тому, что чувствую прикосновение волос к  шее,
и облокотился о перила.
   - Я тебя поймаю, Джеймс, - прошептал  я.  -  Можешь  не  сомневаться.  Но
сейчас у меня есть другие дела. Можешь пока продолжать строить  свои  пустые
планы.
   Потом я медленно поднялся вверх - так медленно, как только смог,  -  пока
не воспарил над судном высоко-высоко, и посмотрел на него сверху, восхищаясь
многочисленными  палубами,  расположенными  одна  над  другой,  отороченными
бессчетными желтыми огоньками. Он казался таким праздничным,  таким  далеким
от любых забот. Он храбро  продвигался  вперед  по  бурлящему  морю,  немой,
могущественный,  унося  с  собой  маленькое  царство  танцующих,  обедающих,
болтающих существ, деловых офицеров службы безопасности, суетливых стюардов,
сотни и  сотни  счастливых  созданий,  которые  и  не  подозревали  о  нашем
присутствии и нашей небольшой драме, о том, что мы исчезли  так  же  быстро,
как и появились, оставив за собой лишь незначительную  путаницу.  Я  пожелал
мира счастливой "Королеве Елизавете II" и опять-таки понял, за что ее  любил
Похититель Тел и зачем прятался на ней, пусть он и был жалкой дешевкой.
   В конце концов, что такое весь наш мир для далеких звезд? Что они  думают
о нашей крошечной планете, хотел бы  я  знать,  полной  безумных  наложений,
случайностей, нескончаемой борьбы, расползшихся по ней  прочно  перемешанных
цивилизаций, которая остается цельной не благодаря воле, вере или совместным
устремлениям, но благодаря некой сказочной способности миллионов ее  жителей
забывать о трагедиях жизни и вновь и вновь отдаваться счастью, как  отдаются
ему пассажиры того кораблика - словно счастье свойственно всем им не меньше,
чем голод, сон, любовь к теплу и боязнь холода.
   Я  поднимался  все  выше  и  выше,  пока  пароход  совсем  не  исчез.  По
представшему передо мной миру гнались  облака.  А  наверху  горели  холодные
царственные звезды,  и  впервые  я  их  не  ненавидел;  нет,  я  не  мог  их
ненавидеть, я ничто не мог ненавидеть; слишком велики  были  моя  радость  и
темное горькое торжество. Я был Лестатом, плывущим  между  адом  и  раем,  и
довольствовался этим - возможно, впервые в жизни.
 
ГЛАВА 24 
 
   Тропические леса Южной Америки -  необъятные  густые  сплетения  лесов  и
джунглей, покрывающие континент миля за милей, захватывающие  склоны  гор  и
толпящиеся в глубоких долинах, уступающие  дорогу  лишь  широким  сверкающим
рекам и мерцающим озерам, - мягкие, зеленеющие, буйные и внешне  безобидные,
если смотреть на них сверху, сквозь несомые ветром облака.
   Если же встать на мягкую, влажную  почву,  то  оказываешься  в  кромешной
тьме. Деревья такие высокие, что над ними нет неба.  Да,  сотворение  -  это
всего лишь борьба и опасность  среди  густых  влажных  теней.  Это  конечное
торжество  Сада  Зла,  и  всем