я   уже
стремительно направил кобылу вперед. Она послушно вытащила из ножен шпагу.
   Я был уверен,  что,  как  только  мы  приблизимся  к  зарослям,  существа
исчезнут. До сих пор они всегда скрывались, трусливо  поджав  хвосты,  и  не
осмеливались причинить нам вред. Меня душил гнев при мысли о  том,  что  они
посмели испугать мою кобылу и Габриэль.
   Я дал лошади шпоры и усилием воли заставил ее нестись прямо на мост.
   Крепко вцепившись в рукоять шпаги, я  низко  пригнулся  к  спине  лошади,
прикрывая собой Габриэль. В эту минуту клокочущая в душе  ярость  превратила
меня в огнедышащего дракона. Копыта лошади  гулко  зацокали  по  деревянному
настилу, и в ту же секунду я впервые увидел демонов!
   Над нами мелькнули их совершенно белые лица и руки.  С  ужасающим  визгом
они трясли нависающие над мостом ветви деревьев, осыпая нас градом листьев.
   - Да будьте вы  прокляты,  свора  отвратительных  гарпий!  -  взревел  я,
устремляя кобылу вверх по склону противоположного берега,  но  тут  Габриэль
испуганно вскрикнула.
   Что-то упало позади нас на  круп  лошади,  копыта  которой  скользили  по
мокрой земле. Это нечто вцепилось мне в плечо и в сжимающую шпагу  руку,  не
позволяя как следует размахнуться.
   Пронеся шпагу над головой Габриэль, я в бешенстве ударил существо, и  оно
рухнуло на землю, сверкнув в темноте белой искрой. И в тот  же  миг  на  нас
свалилось другое, с руками, похожими  на  звериные  лапы  с  когтями.  Шпага
Габриэль резанула по протянутой к нам длани, и я увидел, как та  взлетела  в
воздух и из раны струей хлынула кровь. Крики превратились в  душераздирающий
вой. Я готов был разорвать врагов на куски и так резко развернул кобылу, что
она встала на дыбы и едва не упала.
   Однако цепляющаяся за лошадиную  гриву  Габриэль  сумела  удержать  ее  и
направить в сторону дороги.
   Мы неслись во весь опор к башне и все время слышали  за  спиной  вопли  и
визг преследующих нас существ.  Когда  кобыла  окончательно  выдохлась,  нам
пришлось бросить ее на дороге  и,  взявшись  за  руки,  побежать  дальше,  к
воротам.
   Я понимал, что мы  непременно  должны  проникнуть  через  тайный  лаз  во
внутренние покои башни, прежде чем твари успеют вскарабкаться на стену.  Они
ни в коем случае не должны видеть, как мы ставим на место камень.
   Быстро заперев за собой ворота и  двери,  я  потащил  Габриэль  вверх  по
ступеням.
   Едва мы успели оказаться в тайной комнате и поставить  на  место  камень,
закрывающий проход, я услышал внизу их  вопли,  визг  и  скрежет  когтей  по
каменной стене.
   Схватив охапку дров, я разбросал их под окном.
   - Скорее! Зажигай! - крикнул я Габриэль.
   Но полдюжины отвратительных морд уже бесновались за решеткой. Их  визг  и
вопли ужасным эхом отдавались от  стен  маленького  помещения,  на  какой-то
момент я лишился способности мыслить и мог лишь пятиться в ответ, не сводя с
них взгляда.
   Словно стая летучих мышей, они облепили решетку. Но это были  не  летучие
мыши. Это были вампиры! Такие же вампиры, как и мы, обладающие  человеческим
обликом.
   Из-под спутанных, слипшихся волос на  нас  уставились  темные  глаза,  ор
становился все яростнее и громче, а на вцепившихся в прутья решетки  пальцах
засохли комья грязи. Насколько я мог видеть, существа были одеты в  какие-то
бесцветные лохмотья, от которых исходил нестерпимо отвратительный  могильный
запах.
   Габриэль разбросала возле стены тонкие палочки для растопки,  едва  успев
отскочить и увернуться от пытавшихся схватить ее рук. Твари выпустили  когти
и яростно вопили, стараясь достать поленья и швырнуть их в нас.  Все  вместе
они так трясли решетку, что, казалось, вот-вот выдернут ее из стены.
   - Возьми трутницу! - крикнул я, хватая самое толстое полено и ударяя им в
лицо одному из мерзких существ, которое было ближе всех ко мне.
   Гадина с воплем полетела вниз,  в  то  время  как  остальные,  вцепившись
руками в полено, пытались вырвать его из моих рук. Мне тем не менее  удалось
столкнуть со стены еще одного демона. Габриэль наконец подожгла разбросанные
дрова.
   Пламя взметнулось вверх. Вопли и вой сменились неистовым  потоком  вполне
понятной человеческой речи:
   - Огонь! Скорее! Назад! Спускайтесь вниз! Да пустите же, прочь с  дороги,
идиоты! Вниз! Вниз! Прутья уже раскалились! Уходите! Быстро!
   Абсолютно правильная французская речь. Точнее,  все  убыстряющийся  поток
ругательств.
   Я не выдержал и расхохотался, топая ногами.  Обернувшись  к  Габриэль,  я
указал на бегущих врагов.
   - Будь ты проклят, богохульник! - завопил один из  них,  но  в  этот  миг
пламя лизнуло его пальцы и он с воем рухнул вниз.
   - Будьте вы прокляты, нечестивые отступники! - послышались  крики  снизу.
Вскоре голоса слились в громкий единый вопль:
   - Да будут прокляты нечестивые отступники, осмелившиеся войти в дом Бога!
   Однако твари продолжали поспешно спускаться вниз. Огонь уже охватил  даже
самые толстые поленья, и пламя с ревом взметнулось к самому потолку.
   - Отправляйтесь туда, откуда пришли, возвращайтесь  в  свои  могилы,  вы,
кучка бандитов! - крикнул я и с удовольствием швырнул бы  им  вслед  парочку
горящих поленьев, если бы только мог подойти поближе к окну.
   Прищурив  глаза,  Габриэль  стояла  совершенно   неподвижно,   напряженно
прислушиваясь.
   Снизу  по-прежнему  доносились  вопли  и  вой,  послышался  новый   поток
ругательств в адрес тех, кто  посмел  нарушить  священные  законы,  совершил
святотатство и тем самым вызвал гнев и Бога, и сатаны. Они дергали ворота  и
пытались выломать решетки окон нижнего этажа - твари были  настолько  глупы,
что швыряли камнями в стены.
   - Они не могут проникнуть внутрь, - проговорила Габриэль, склонив  голову
набок и прислушиваясь к происходящему  за  стеной.  -  Не  в  силах  сломать
ворота.
   Я, однако, не был в этом уверен. Петли ворот заржавели от старости и едва
ли были столь крепкими. Ничего не поделаешь, оставалось только ждать.
   Я буквально рухнул  и  прислонился  спиной  к  саркофагу,  скорчившись  и
прижимая руки к груди. У меня не было сил даже смеяться.
   Она тоже села возле стены на пол и вытянула перед собой  ноги.  Грудь  ее
тяжело вздымалась,  а  волосы  растрепались  и  стояли  вокруг  лица  и  шеи
наподобие капюшона кобры. Несколько прядей прилипли к белым щекам. Одежда на
ней почернела от сажи.
   Жара в комнате становилась почти нестерпимой.  Воздуха  не  хватало,  все
было заполнено дымом и пламенем, уничтожившим черноту ночи. Однако нам  было
достаточно и того воздуха, который еще  оставался.  Мучились  мы  только  от
страха и безмерной усталости.
   Постепенно я убеждался в  том,  что  она  оказалась  совершенно  права  в
отношении крепости ворот. Им так и не удалось  их  сломать.  Я  слышал,  как
существа удалялись.
   - Да падет гнев Божий на головы нечестивых отступников!
   Со стороны конюшен послышался какой-то шум. Перед моим  мысленным  взором
предстала картина, заставившая меня затрястись от гнева: я увидел,  как  эти
мерзавцы вытаскивают из укрытия моего придурковатого  мальчишку-конюха.  Они
посылали мне мысленные картины убийства этого бедняги. Будь они прокляты!
   - Успокойся, - сказала мне Габриэль, - все равно уже слишком поздно.
   Ее глаза на миг широко  открылись,  но  затем  она  снова  прищурилась  и
напрягла слух. Несчастный мальчишка был мертв.
   Смерть его представилась мне в  виде  маленькой  птички,  взлетевшей  над
крышей конюшни. Габриэль тоже, как будто  увидев  ее,  подалась  всем  телом
вперед, а потом откинулась обратно к стене и, похоже, потеряла сознание.  Но
это было не так. Она пробормотала что-то, и мне послышались  слова  ?красный
бархат?, хотя она произнесла их так тихо, что я не был в этом уверен.
   - Вы поплатитесь, негодяи! - произнес я  вслух,  усилием  воли  направляя
слова так, чтобы они достигли ушей тварей. - Вы  посмели  посягнуть  на  мой
дом, и я клянусь, вы не останетесь безнаказанными!
   Однако я чувствовал, как постепенно тяжелеет мое тело. Жар  от  огня  был
ужасным. Да и события прошедшей ночи не могли пройти для меня даром.
   Яркое пламя и страшная усталость не  позволяли  мне  определить,  который
час. Мне показалось, что я  задремал  буквально  на  мгновение,  но  сколько
именно проспал, определить не смог. Проснулся я от озноба.
   Подняв глаза,  я  увидел  неземного  очарования  юношу,  почти  мальчика,
который ходил из угла в угол комнаты.
   Конечно же, это была Габриэль.
 
Глава 6 
 
   Она мерила шагами комнату, и от нее  исходило  ощущение  неистовой  силы,
бушующей страсти, но в то же  время  двигалась  она  чрезвычайно  грациозно.
Габриэль ударяла ногой по все еще тлеющим поленьям, наблюдая, как  от  удара
на миг вспыхивает пламя, после чего поленья снова превращаются в почерневшие
головешки. Теперь я мог снова видеть небо. У нас оставалось не более часа.
   - И все-таки, кто же они такие? -  спросила  она.  Габриэль  остановилась
прямо надо мной, широко расставив ноги и  воздев  к  небу  изящные  руки.  -
Почему называют нас нечестивыми отступниками и богохульниками?
   - Я рассказал тебе все, что знаю, - ответил я. - До этой ночи  я  понятия
не имел, что у них вообще есть лица, руки, ноги и голоса.
   Я поднялся с пола и отряхнул одежду.
   - Они проклинали нас за то, что мы осмелились войти под  своды  храма,  -
сказала она. - Ты видел те образы, которые они нам посылали?  Они  никак  не
могут понять, каким образом нам это удалось. Сами они никогда  не  осмелятся
совершить что-либо подобное.
   Я впервые видел ее дрожащей. Были и  другие  признаки  ее  встревоженного
состояния: то, как подрагивала кожа вокруг глаз, то, как она снова  и  снова
нервно отбрасывала назад липнувшие ко лбу пряди волос.
   -  Габриэль,  -  начал  я,  стараясь  придать  голосу  как  можно  больше
спокойствия и уверенности, - сейчас  самое  главное  выбраться  отсюда.  Нам
неизвестно, когда просыпаются эти существа и как скоро после  захода  солнца
они сюда вернутся. Необходимо найти другое укрытие.
   - А подземный склеп?
   - Еще худшая западня, чем эта.  Если  им  удастся  сломать  ворота.  -  Я
взглянул на небо и направился к камню, закрывающему проход. - Пошли.
   - Но куда же  мы  пойдем?  -  спросила  она.  Впервые  за  эту  ночь  она
показалась мне хрупкой и беззащитной.
   - В деревню, расположенную к востоку отсюда.  Уверен,  что  сейчас  самым
безопасным укрытием для нас будет деревенская церковь.
   - И ты сделаешь это? Войдешь в церковь?
   - Конечно, сделаю. Ведь ты же сама только что сказала, что  эти  чудовища
никогда не осмелятся вторгнуться туда А склепы под алтарем такие же глубокие
и темные, как любые другие могилы.
   - Но Лестат! Прятаться под самым алтарем?!
   - Матушка, вы меня удивляете! Я убивал свои  жертвы  под  сводами  собора
Нотр-Дам!
   И тут в голову мне пришла еще одна идея. Я подошел к  сундуку  Магнуса  и
стал перебирать сокровища. Наконец я нашел то,  что  искал,  -  жемчужные  и
изумрудные четки с прикрепленными к ним маленькими распятиями.
   Она стояла с белым,  искаженным  лицом,  не  сводя  с  меня  пристального
взгляда.
   - Вот, возьми, - сказал я, протягивая ей изумрудные четки. - Надень их на
себя. Если нам все же придется столкнуться с этими тварями еще  раз,  покажи
им четки. Если я не ошибаюсь, они непременно убегут от одного их вида.
   - А что будет, если  нам  не  удастся  найти  безопасное  укрытие  внутри
церкви?
   - Откуда мне знать? Мы вернемся сюда.
   Она  смотрела  на  бледнеющие  за  окном  звезды  и  явно  колебалась.  Я
чувствовал, как от нее исходят волны охватывающего  ее  страха.  Она  совсем
недавно пересекла черту, прошла сквозь завесу, за которой ее ждала вечность,
и вот снова оказалась в опасности.
   Я быстро подошел и поцеловал ее, потом взял у нее четки и  опустил  их  в
карман ее камзола.
   - Изумруды символизируют вечную жизнь, матушка, - сказал я.
   Габриэль вновь стала  похожей  на  совсем  юного  мальчика.  В  отблесках
догорающего огня четко вырисовывались линии ее щек и рта.
   - Значит, я была права, -  прошептала  она,  -  ты  никого  и  ничего  не
боишься.
   - А если и так, что из того? - спросил я, пожимая плечами, и  потянул  ее
за руку к проходу. - Это нас должны бояться. Всегда помни об этом.
 
*** 
 
   Когда мы подошли к конюшням, я  увидел,  что  мальчишка  принял  поистине
ужасную смерть. Его скрюченное,  переломанное  тело  валялось  на  усыпанном
соломой полу, брошенное  туда  каким-то  неведомым  великаном.  Затылок  был
разбит. И будто в насмешку над юношей, а быть может, и надо  мной  тоже  они
нарядили его  в  бархатный  сюртук,  какие  носят  только  господа.  Красный
бархат... именно эти слова она прошептала в тот момент, когда они  совершали
свое чудовищное преступление. Тогда  как  я  наблюдал  только  смерть.  Я  с
отвращением отвернулся и обнаружил, что конюшня пуста - все лошади исчезли.
   - Они дорого за это заплатят! - в гневе воскликнул я.
   Я взял ее за руку, но Габриэль никак не могла  оторвать  взгляд  от  тела
бедняги, словно оно притягивало ее против воли. Наконец она посмотрела в мою
сторону.
   - Я  замерзла,  -  шепотом  призналась  она.  -  Я  слабею,  и  ноги  мои
подкашиваются. Мне необходимо, очень нужно  оказаться  там,  где  совершенно
темно. Я чувствую, что это так.
   Я быстро повел ее через ближайший холм в сторону дороги.
 
*** 
 
   Стоит ли говорить, что на церковном кладбище мы не  встретили  ни  одного
воющего и вопящего монстра. Впрочем, на этот счет я  и  не  сомневался.  Уже
много лет старые могилы никто не разрывал и не беспокоил.
   Габриэль больше не спорила со мной и не заговаривала на эту тему.
   Я почти на руках донес ее до боковой двери и сломал замок.
   - Я совсем закоченела, и у меня болят глаза, - едва слышно шептала она. -
Куда-нибудь... где темно...
   Но, когда я готов был переступить порог, она вдруг остановила меня.
   - А что, если они были правы и нам запрещено входить в Божий храм?
   - Сущая чепуха и бред, - ответил я. - В Божьем храме нет никакого Бога.
   - Не говори так... - со стоном взмолилась она.
   Я провел ее через ризницу, и мы подошли  к  алтарю.  Она  закрыла  руками
лицо, а когда отняла ладони, то взгляд ее был устремлен  прямо  на  висевшее
над дарохранительницей распятие. Она вдруг вскрикнула и едва не задохнулась.
Но испугало ее не распятие. Повернувшись ко мне, она заслонилась  руками  от
витражных окон. Лучи восходящего солнца,  которые  я  даже  не  ощущал,  уже
сжигали ее.
   Я подхватил ее на руки. Необходимо было найти какой-нибудь старый  склеп,
в котором давно никого не хоронили. Я бросился к алтарю Пресвятой Девы,  где
надписи показались мне почти стертыми. Встав на  колени,  я  стал  торопливо
царапать ногтями землю вокруг одной из плит, пока  наконец  мне  не  удалось
поднять камень. Под ним открылась глубокая  черная  яма  могилы,  в  которой
находился один-единственный полуразвалившийся гроб.
   Втащив Габриэль следом за собой в могилу, я поставил на место плиту.
   Нас окружила чернильно-черная тьма, гроб подо мной треснул, и  я  ткнулся
рукой в рассыпающийся от времени череп. В грудь мне уперлись острые кости.
   - Да... подальше от света...  -  словно  в  состоянии  транса  прошептала
Габриэль.
   - Мы в безопасности, - шепнул я в ответ.
   Отшвырнув в сторону кости, я расчистил место  и  уложил  ее  на  ложе  из
полусгнивших досок и праха, который был слишком стар, чтобы сохранять  запах
человеческого тлена.
   Сам я не в силах был заснуть еще в течение часа или даже больше.
   Меня не покидали мысли  о  бедном  мальчике,  которого  жестоко  убили  и
бросили, нарядив в изящный сюртук из красного  бархата.  Я  уже  видел  этот
сюртук, вот только никак не мог вспомнить где. Быть может, это один из  моих
сюртуков? Неужели им удалось проникнуть в башню? Нет, совершенно невозможно.
Они не могли туда войти. Или они каким-то образом раздобыли точно такой  же,
как и у меня, сюртук? Столько трудов, чтобы поиздеваться надо мной? Едва ли.
И вообще, как такие существа могли сделать это? И все же... сюртук... Что-то
такое с ним...
 
Глава 7 
 
   Когда я открыл глаза, то услышал чудесное, нежное пение. И, как это часто
бывает, прекрасная музыка заставила меня  мысленно  перенестись  во  времена
детства, когда зимними вечерами мы всей семьей  отправлялись  в  деревенскую
церковь. Мы часами стояли в свете сотен горящих  свечей,  вдыхая  тяжелый  и
чувственный запах ладана  и  глядя  на  священника,  который  шел  во  главе
процессии, высоко подняв перед собой дароносицу.
   Я вспоминал спрятанный под толстым стеклом лик Господа в сиянии золота  и
драгоценных камней и вышитый  покров  над  ним,  который  опасно  нависал  и
клонился в сторону, в то время как одетые в кружевные стихари мальчики несли
образ, стараясь изо всех сил держать его как можно прямее.
   Слова старого гимна, исполняемого во  время  тысяч  и  тысяч  последующих
богослужений, навсегда врезались в мою память:
 
   О Salutas Hostia
   Quae each pandis ostium
   Bella premunt hostilia,
   Da robur, fer auxillium...
 
   Я лежал  среди  человеческих  останков,  высыпавшихся  из  развалившегося
старого гроба, под плитой из белого мрамора в алтаре бокового придела храма;
рядом,  тесно  прижавшись  ко  мне  всем  телом,  по-прежнему  крепко  спала
Габриэль... И до меня медленно начало доходить, что в эти  минуты  над  моей
головой сотни людей поют именно этот гимн.
   В храме полно народа! И мы не сможем выбраться из проклятой могилы до тех
пор, пока все молящиеся не уйдут!
   Я чувствовал, что вокруг меня  в  темноте  копошатся  какие-то  существа,
ощущал запах разрушающегося скелета,  на  котором  лежал.  Чувствовал  запах
земли, ее сырость и исходящий от нее жгучий холод.
   Обнимавшие меня  руки  Габриэль  походили  на  руки  мертвеца,  а  на  ее
совершенно белом лице отсутствовало всякое выражение.
   Я старался лежать неподвижно и ни о чем не думать.
   Я слышал дыхание сотен, может быть, даже целой тысячи людей наверху.  Они
запели следующий гимн.
   Что там дальше? Литания и благодарственные молитвы? Мысли мои были мрачны
как никогда. Именно этой ночью мне крайне необходимо было  выбраться  отсюда
как можно быстрее, и у меня совсем не было времени на воспоминания и  мечты.
Перед моими глазами вновь возник сюртук из красного бархата, а вместе с  ним
появилось странное беспокойство и меня пронзила острая боль.
   Неожиданно Габриэль открыла глаза. Конечно, в кромешной  тьме  я  не  мог
этого видеть, но сразу же  почувствовал,  что  она  просыпается  и  тело  ее
постепенно оживает.
   Не успев даже пошевелиться, она в тревоге застыла. Я приложил к ее  губам
руку.
   - Лежи тихо, - шепнул я, чувствуя, что она напряглась от ужаса.
   Наверное, Габриэль вспомнились все кошмары прошедшей ночи,  и  теперь  ей
казалось,  что  она  обречена  вечно  лежать  в  черной   могиле   рядом   с
полурассыпавшимся скелетом и  никогда  не  сможет  поднять  закрывающую  яму
плиту.
   - Мы в храме, - шепнул я. - И  мы  в  безопасности.  Пение  продолжалось.
?Tantum ergo Sacramentum, Veneremur cernui...?
   - Нет, там идет богослужение, - в ужасе выдохнула она.
   Она старалась лежать тихо, но это оказалось выше ее сил, и  мне  пришлось
крепко схватить ее за руки.
   - Мы должны выбраться отсюда! - твердила она.  -  Лестат,  перед  алтарем
совершается святое причастие! Во имя Господа!
   Деревянные обломки гроба скрипели и ударялись о  камни,  и  мне  пришлось
навалиться на нее и своим телом крепко прижать к дну могилы.
   - Ты слышала, что я сказал? Сейчас надо лежать тихо. Нам остается  только
ждать. У нас нет другого выбора.
   Однако ее панический ужас начинал передаваться и мне. Я  чувствовал,  как
под моими коленями с хрустом ломаются  старые  кости,  обонял  запах  тлена.
Казалось, отвратительная вонь разложения проникает сквозь стены могилы