сказал, что придерживаюсь того же мнения. "И спать тебе придется со мной,  -
продолжал он. - Я не успел приготовить для тебя гроб".
   Вампир рассмеялся.
   - Слово "гроб" вселило в меня такой ужас, что, наверное, на него ушла вся
оставшаяся у меня способность бояться. Но ужас быстро прошел, мне только  не
хотелось лежать в одном гробу с Лестатом. Сам он пошел попрощаться с отцом и
сказать, что вернется к вечеру. "Куда ты идешь? Почему ты  вечно  пропадаешь
по ночам?" - стал допытываться старик, и Лестат потерял терпение. Раньше  он
держался с отцом исключительно  вежливо,  пожалуй,  даже  чересчур,  но  тут
взорвался: "Разве я не забочусь о тебе? Я все для тебя делаю, не то  что  ты
для меня. Ты сейчас живешь так, как я никогда не жил, и если мне охота  весь
день спать и пьянствовать по ночам, то это, черт возьми, мое право!"  Старик
униженно заплакал. Только особенное состояние  чувств,  в  котором  я  тогда
пребывал, и страшная физическая слабость не дали мне вмешаться.  Я  наблюдал
за происходящим через открытую дверь и не мог отвести глаз от  разноцветного
покрывала на постели отца Лестата и поразительного смешения  красок  на  его
лице. Я завороженно смотрел на голубые вены, пульсирующие  под  розово-серой
кожей, пожелтевшие от старости зубы, мелкую  дрожь  тонких  бескровных  губ.
"Что за сын, что за сын", - бормотал он. Конечно, он и не  догадывался,  кто
его сын на самом деле. - "Ну ладно, иди куда хочешь. Наверно, ты завел  себе
подружку и отправляешься к ней по утрам, когда муж уходит  из  дома.  Только
дай мне мои четки. Куда они  запропастились?"  Лестат  опять  выругался,  но
выполнил его просьбу...
   - Но... - начал было юноша.
   - Да? - отозвался Луи. -  Простите,  я,  кажется,  не  даю  вам  и  слова
вставить.
   - Вы сказали про четки. Но ведь на них обычно вешают крест...
   - Ах вот в чем дело. - Вампир рассмеялся. - Я знаю, ходят слухи,  что  мы
боимся крестов.
   - Я думал, вампиру даже смотреть на крест нельзя.
   - Чепуха, мой друг, полная чепуха. Я могу смотреть на  все,  что  угодно,
так же, как и вы. Иногда даже люблю смотреть на распятия.
   - Так значит, и про замочные скважины  это  все  ерунда?  Я  слышал,  что
вампиры могут превращаться в дым и просачиваться в запертую комнату.
   - Хорошо бы, - смеясь, ответил вампир. - А вообще, недурная идея.  Я  сам
не прочь  полазить  взад-вперед  сквозь  замочные  скважины,  наверное,  они
приятно щекочут разные места. Нет, - он  покачал  головой,  -  это,  как  вы
говорите теперь... бред собачий.
   Молодой человек невольно рассмеялся, но быстро посерьезнел.
   - Не смейтесь, - сказал вампир. - Есть еще вопросы?
   - Да, - слегка покраснев, признался юноша. - Говорят, что  вампиру  нужно
проткнуть колом сердце, чтобы уничтожить.
   - То же самое - бред собачий, - Луи старательно произнес согласные буквы,
вызвав у юноши смущенную улыбку. - Никаких чудес тут нет. А почему бы вам не
закурить? Я вижу, у вас пачка сигарет в кармане.
   - Спасибо. - Молодой человек искренне обрадовался. Он засунул сигарету  в
рот и попытался прикурить, но руки слишком сильно дрожали.
   - Позвольте мне, - пришел  ему  на  помощь  вампир  и,  проворно  чиркнув
спичкой, поднес ее к сигарете. Не сводя глаз с его пальцев, юноша затянулся.
   - Пепельница у стены, - сказал вампир и уселся в кресло.
   Заметно нервничая, молодой человек встал, вытряхнул в корзину для  мусора
старые окурки, поставил пепельницу на стол перед собой и положил на ее  край
сигарету. На белой папиросной бумаге отпечатались влажные пальцы.
   - Это ваша комната? - поинтересовался он.
   - Нет, - ответил вампир. - Просто комната.
   - Что  было  дальше?  -  вернулся  юноша  к  прерванному  разговору.  Его
собеседник смотрел на клубы дыма вокруг лампочки на потолке.
   - Мы  поспешили  в  Новый  Орлеан.  Там,  в  жалкой  лачуге  на  окраине,
неподалеку от крепостной стены, Лестат хранил свой гроб.
   - Вы все-таки согласились спать вместе с ним?
   - У меня не было выбора. Я просил его позволить мне лечь в чулане, но  он
только удивленно рассмеялся. "Разве ты знаешь,  что  с  тобой  случится?"  -
спросил он. "Скажи, этот гроб волшебный? Почему он такой странной формы?"  -
не отставал я от него, но не услышал в ответ ничего, кроме смеха. Я  не  мог
себе представить, что буду спать в гробу. Я все еще  упорствовал,  но  вдруг
понял, что страх прошел. Это было очень странно. Я всегда боялся  замкнутого
пространства. Я родился и вырос во французских домах с просторными комнатами
и окнами от пола до потолка, и взаперти меня охватывал  непреодолимый  ужас.
Мне становилось не по себе даже в исповедальне. Я спорил с Лестатом и  вдруг
понял, что цепляюсь за старые страхи только по привычке, потому что пока  не
могу разобраться в своем новом положении, почувствовать себя  раскованным  и
свободным. "Ты плохо себя ведешь, - отчитал меня Лестат.  -  Скоро  наступит
рассвет. К твоему сведению, ты  умрешь,  если  не  ляжешь  со  мной.  Солнце
разрушит кровь, которую я в тебя влил. Не могу понять, чего ты  боишься?  Ты
как человек, который потерял руку, но все еще говорит, что чувствует  в  ней
боль". Это были самые толковые слова, которые я слышал от Лестата. Я тут  же
пришел в себя. "Ну, а теперь полезай в гроб, - презрительно приказал он мне,
- если, конечно, у тебя есть хоть крупица здравого смысла". И я  послушался.
Я лежал на Лестате лицом вниз. Это соседство было  противно,  но  страха,  к
собственному удивлению, я не чувствовал. Лестат задвинул крышку.  Я  спросил
его, умер ли окончательно. У меня зудело и чесалось все тело.  "Еще  нет,  -
ответил он. - Ты умрешь к вечеру. Увидишь и услышишь, что все  переменилось,
но страшного не будет ничего. А теперь спи".
   - Он оказался прав? Когда вы проснулись, вы были уже мертвы?
   - Правильнее было бы сказать, что я проснулся обновленным, поскольку, как
вы, наверно, заметили, жив я и поныне. Умерло только  тело.  Оно  очистилось
еще до того, как я лег  спать.  И  мои  чувства  еще  больше  отдалились  от
нормальных человеческих. Но главное, что я понял на следующий же вечер, пока
мы прятали гроб и воровали для меня другой из морга, - Лестат мне совершенно
не нравится. Я стал почти таким же существом, как  он,  -  конечно,  еще  не
совсем таким, но гораздо ближе, чем до того, как умерло мое тело. Хотя вы не
сможете понять этого до конца, ведь вы сейчас такой, каким был  я,  пока  не
умер, а для меня живого Лестат был непостижим. Когда я увидел  его  впервые,
это было самое сильное  потрясение  в  моей  жизни.  Кстати,  ваша  сигарета
догорела.
   Юноша положил обгоревший фильтр в пепельницу и достал новую сигарету.  На
этот раз он справился со спичками.
   - Вы хотите сказать, что он потерял все очарование, когда дистанция между
вами сократилась?
   -  Именно  так,  -   удовлетворенно   подтвердил   вампир   и   продолжил
повествование:
   - Путешествие назад, в Пон-дю-Лак, подарило мне массу впечатлений,  самым
скучным и утомительным из которых был Лестат. Мы, как я уже сказал,  еще  не
были с ним на равных. Пользуясь его словами, я все еще  боролся  с  мертвыми
частями собственного тела. Я и сам почувствовал это, в  ту  же  ночь,  когда
впервые убил человека.
   Вампир протянул руку через стол и осторожно  стряхнул  пепел  с  сигареты
молодого человека.
   Юноша смотрел на него с нескрываемым страхом, и вампир извинился:
   - Простите, я не хотел вас напугать.
   - Нет, это вы простите. Мне показалось, что ваша рука... слишком длинная.
Вы дотянулись до другого края стола, не двигаясь с места!
   - Нет, - ответил Луи и положил ногу на ногу. - Просто я наклонился вперед
так быстро, что вы не успели заметить.
   - Вы наклонились вперед? Не может быть! Вы сидели все  время  в  точности
как сейчас, от-кинувшись на спинку кресла.
   - Нет, - твердо сказал вампир, - я вовсе не  собираюсь  вас  разыгрывать.
Смотрите, я покажу еще раз. - Он повторил движение,  и  снова  испуганный  и
смущенный юноша посмотрел  на  него  недоуменно.  -  Опять  вы  за  мной  не
угнались. Взгляните: эта рука самой обыкновенной длины. - Он воздел руку над
столом и поднял указательный палец вверх, словно ангел, несущий Слово Божье.
- Вот в чем принципиальная разница между вашим зрением и  моим.  Мне  самому
этот жест показался медленным и даже вялым.  И  еще  я  отчетливо  расслышал
шорох, когда мои пальцы коснулись вашей куртки. Я не собирался  пугать  вас,
честное слово. Но это поможет вам понять, скольконового подарила мне  дорога
из Нового Орлеана в Пон-дю-Лак.
   - Да, - ответил молодой человек потрясенно.
   Вампир посмотрел на него долгим взглядом, потом заговорил:
   - Я начал рассказывать...
   - О вашем первом убийстве.
   - Верно. К нашему возвращению плантация походила на  потревоженный  улей.
Был найден труп надсмотрщика, а потом и слепой отец Лестата в моей  спальне.
Никто не знал, откуда он взялся. В придачу ко всему меня не могли целый день
разыскать в городе. Сестра сообщила в  полицию,  и  полицейские  приехали  в
Пон-дю-Лак раньше нас. Уже стемнело. Лестат на скорую руку объяснил мне, что
я не  должен  позволить  полицейским  видеть  себя  даже  при  самом  слабом
освещении. Поэтому я отвечал на их вопросы в дубовой аллее перед  домом,  не
обращая внимания на просьбы зайти внутрь. Я сказал, что слепой старик -  мой
гость, что, прибыв прошлой ночью на плантацию, я не  застал  надсмотрщика  и
подумал, что он уехал в Новый Орлеан по делам.
   Постепенно все улеглось, но управлять  плантациями  стало  трудно.  Среди
рабов началось брожение, целый день они не работали. В тот год у нас  созрел
большой урожай сырья, и без надсмотрщика было никак не обойтись. Среди рабов
нашлось несколько смышленых парней. Можно  было  давно  передать  им  работу
надсмотрщика, но раньше меня отпугивала их африканская внешность и  повадки,
и я не хотел знакомиться с ними близко.  Теперь  же  поручил  им  руководить
работой, а лучшему из них пообещал в  награду  дом  надсмотрщика.  И  еще  я
забрал с полей двух молодых женщин, чтобы они ухаживали за отцом Лестата.  Я
постарался втолковать им, что они не должны нарушать наш покой, что  за  это
они получат больше денег. Я и не догадывался, что именно эти рабы, которых я
так тщательно выбирал, первыми заподозрят неладное про меня и Лестата. Я  не
подумал тогда, что их опыт общения сосверхъестественным куда богаче,  чем  у
белых. Для меня это  были  дикие  люди,  разве  что  чуть-чуть  одомашненные
работой на господина. Как же  страшно  я  ошибался!  Но  об  этом  после.  Я
собирался рассказать о своем первом  убийстве.  Его  подстроил  Лестат.  Как
обычно, бессмысленно и неумело.
   - Неумело? - переспросил юноша.
   - Я не должен был начинать с людей. Сам я еще  не  знал,  что  могу  пить
кровь  животных  вместо  человеческой.  Когда   полиция   уехала,   и   рабы
успокоились, Лестат потащил меня на болота. Было уже довольно  поздно,  и  в
хижинах рабов не горело ни огонька. Вскоре мы потеряли из виду и  освещенные
окна нашего дома, и я всерьез забеспокоился. Но опять-таки меня мучил не сам
страх, а воспоминания о нем.  Если  б  Лестат  хотел,  он  мог  бы  спокойно
объяснить мне, что я нахожусь  в  полной  безопасности  -  ядовитые  змеи  и
насекомые нам не страшны - и что сейчас лучше всего сосредоточиться на новом
умении  -  видеть  в  темноте.  Вместо  этого  он  предпочел  донимать  меня
бесконечными насмешками и упреками. Его заботило  только,  как  бы  поскорее
найти жертву и завершить мое посвящение в вампиры.
   Нашей конечной целью  оказался  маленький  лагерь  беглых  рабов.  Лестат
навещал их и раньше, в результате чего людей в нем уменьшилось  примерно  на
четверть. Он подстерегал тех, кто отходил от костра, или нападал на  спящих.
Они и не подозревали, куда  пропадают  товарищи.  Больше  часа  мы  ждали  в
засаде, и вот один из мужчин -  а  там  были  только  мужчины  -  отошел  от
освещенного круга всего на несколько шагов в гущу  деревьев.  Он  расстегнул
штаны, оправился и повернулся к нам спиной, чтобы идти назад. И тогда Лестат
толкнул меня в бок и прошептал: "Убей его".
   Вампир улыбнулся, глядя в широко открытые глаза юноши.
   - Я ужаснулся так же, как вы сейчас, и сразу отказался. Раб  услышал  мой
голос и повернулся в нашу сторону, настороженно вглядываясь в темноту. Затем
он быстро и молча выхватил из-за пояса длинный нож.  Я  пригляделся  к  нему
повнимательней: это был здоровый и крепкий мужчина невысокого  фоста,  голый
до пояса. Он произнес какую-то  фразу  на  местном  французском  диалекте  и
шагнул вперед. Лестат очутился у него за спиной с поразившей меня быстротой,
молниеносным движением вцепился ему в горло и в руку, сжимавшую нож. Не видя
ничего в кромешной тьме, раб закричал, попытался сбросить  Лестата,  но  тот
уже добрался зубами до горла. Парализованный, как от укуса змеи, раб упал на
колени, а  Лестат  жадно  и  торопливо  сосал  его  кровь,  стараясь  успеть
насытиться до того, как подбегут другие. "Ты мне порядком надоел", -  заявил
он, когда обернулся ко мне. Все это время я стоял, не  шелохнувшись.  Словно
насекомые, надежно укрытые темнотой, мы наблюдали за суетящимися и бегающими
вокруг рабами. Они нашли раненого и  оттащили  его  к  костру,  после  чего,
рассыпавшись веером, углубились в чащу, пытаясь найти  нападавшего.  "Пошли,
надо поймать еще одного, прежде чем они вернутся", - сказал Лестат. Мы вышли
из убежища в тени деревьев  и  бесшумно  последовали  за  человеком,  шедшим
немного поодаль от других. Я был потрясен. Я не только не мог, но и не хотел
нападать на него. Все могло быть иначе, если б Лестат  правильно  взялся  за
дело, и  мой  первый  опыт  убийства  оказался  бы  куда  богаче  во  многих
отношениях.
   - Что вы имеете в виду? - спросил юноша.
   - Убийство для вампира - не только убийство. И это не  значит  просто  до
отвала насосаться  свежей  крови.  Это  значит  почувствовать  чужую  жизнь;
почувствовать, как она вместе с кровью медленно  покидает  тело.  Убивая,  я
каждый раз умираю сам и рождаюсь заново, как в ту ночь, когда я сосал  кровь
Лестата и стук наших сердец слился воедино. Каждый раз это  миг  величайшего
наслаждения, единственного  наслаждения,  которое  доступно  вампиру.  -  Он
говорил очень серьезно, будто спорил с кем-то, отстаивал свое мнение.  -  До
сих пор не могу понять, почему Лестат не чувствовал того же. А  может  быть,
чувствовал, но скрывал. Так или иначе, ему не пришло в голову напомнить мне,
как я припал к его окровавленной руке - во имя жизни-и  не  хотел  отпускать
ее. Он мог найти хорошее место, где я бы совершил  первое  убийство  тихо  и
достойно. Но он торопился так, словно за нами кто-то гнался. Он догнал раба,
бросился на него сзади, вцепился мертвой хваткой и подставил мне  обнаженную
шею несчастного. "Ну же! - крикнул он нетерпеливо. - Обратной дороги нет". Я
подчинился, безвольно и с отвращением. Я встал на колени перед согнувшимся в
железных руках Лестата, но продолжающим  бороться  человеком,  придавил  его
плечи ладонями, добираясь до горла. Мои зубы еще не изменились окончательно,
и приходилось вырывать целые куски кожи с  мясом  из  живого  тела.  Но  как
только рана стала глубокой и кровь хлынула бурным потоком, я  припал  к  ней
губами и начал пить... и все вокруг исчезло.
   Лестат, болото, далекий  шум  в  лагере  -  все  перестало  существовать.
Волшебство повторилось, как  в  первый  раз;  я  чувствовал,  как  бьется  и
затихает в моих руках теплое живое тело. И снова зазвучал  барабан  -  удары
его сердца, но теперь они четко совпадали с моим,  переполняли  мою  душу  и
тело, потом ритм стал замедляться и превратился в долгий, тихий, бесконечный
гул. Я парил, плыл в невесомости, и вдруг Лестат  оттащил  меня  от  жертвы.
"Идиот, он давно уже мертв! - с присущей ему вежливостью сказал он. - Нельзя
сосать кровь трупа. Запомни!"
   На мгновение я словно обезумел. "Нет, - убеждал я Лестата, -  его  сердце
все еще бьется". Меня неудержимо потянуло снова вцепиться в этого раба.
   Я шарил руками по его  груди  и  наконец  нашел  запястье.  Я  уже  хотел
прокусить вену, но Лестат отдернул меня за ногу, а  потом  ударил  по  лицу.
Пощечина ошеломила меня, но не боль от удара, а шок, эмоциональный взрыв.  Я
очнулся в смятении и обнаружил, что стою,  беспомощно  прижавшись  спиной  к
кипарису, и смотрю в темноту, а ночь  жужжит  у  меня  в  ушах,  словно  рой
насекомых. "Ты умрешь, если притронешься к нему, -  поучал  меня  Лестат.  -
Если пить кровь мертвеца, он сам высосет тебя до последней капли и заберет с
собой. Ты и так перебрал, тебе будет плохо".
   Его голос действовал мне на нервы. Я чуть было  не  бросился  на  него  с
кулаками. Но он оказался прав: скоро у меня действительно  жутко  разболелся
живот, мои внутренности словно затягивало в огромную воронку. Потом я узнал,
что так бывает, когда чужая мертвая  кровь  смешивается  с  собственной.  На
обратном пути Лестат бесшумно пробирался по лесу,  словно  сытый  кот,  а  я
плелся сзади, голова разламывалась от боли, и резь в желудке не прошла  даже
по возвращении в Пон-дю-Лак.
   Мы сидели в гостиной, Лестат раскладывал пасьянс. Я  смотрел  на  него  с
отвращением. Он говорил, что скоро я привыкну и научусь убивать. Я не должен
позволять себе переживать так, будто еще не стряхнул с  себя  "прах  бренной
человеческой жизни". Впрочем, скоро  все  наладится.  "Ты  так  думаешь?"  -
спросил я, хотя его мнение не интересовало меня ни в малейшей  степени.  Уже
тогда я понял, что мы с Лестатом слишком разные. Для меня  случившееся  было
подобно мировому катаклизму. Мой мир переменился, я увидел  другими  глазами
все вокруг, начиная с портрета брата на стене в гостиной и кончая  маленькой
звездочкой в небе за стеклянной дверью галереи. Я не мог  себе  представить,
что другой вампир может быть к этому равнодушен. И чувствовал, что продолжаю
меняться. Все, что видел и слышал, было мне безумно интересно,  все  трогало
мою душу -  даже  шуршание  карт,  которые  глянцевыми  рядами  ложились  на
полированное дерево стола.
   Скучный и равнодушный, как простой смертный,  он  раскладывал  пасьянс  и
чертыхался, глядя на карты. Он пытался внушить мне, что ничего особенного не
произошло. Он не понимал, что другой может чувствовать  иначе.  К  утру  мне
окончательно стало ясно, что я стою гораздо выше его, и я горько  усмехнулся
шутке судьбы, которая послала мне такого учителя. Ну  что  ж,  пусть  научит
меня тому, что знает  сам,  а  мне  остается  только  терпеть  его  вздорный
характер и злость на все и вся. Лестат стал мне совершенно безразличен. Но я
жаждал новых переживаний, столь же прекрасных и всепоглощающих,  как  первое
убийство. И понял, что если хочу научиться чувствовать как  можно  глубже  и
сильнее, я должен полагаться только на собственные силы. От Лестата не будет
толка.
   Уже минуло далеко за полночь. Я поднялся и  вышел  на  галерею.  Огромная
луна стояла высоко над верхушками кипарисов, заливала светом свежепобеленные
стены и колонны, чисто подметенный дощатый пол. Ночной  воздух  был  чист  и
свеж после короткого летнего  дождя,  и  капельки  воды  переливались  всеми
цветами радуги на листьях и траве в саду. Я прислонился  спиной  к  колонне,
касаясь  головой  нежных  побегов  жасмина,  чудом  уцелевших  в  борьбе   с
глицинией. Я думал о бесконечных возможностях, простирающихся передо мной  в
пространстве и времени. И тогда решил, что буду принимать все с нежностью  и
благоговением, черпая из каждой новой встречи то  лучшее,  что  поможет  мне
двигаться дальше и дальше. Должен  признаться,  я  и  сам  тогда  толком  не
разбирался в собственных мыслях. Понимаете, я  уже  не  хотел  жить,  очертя
голову, потому что боялся растратить попусту волшебный дар вампира -  новое,
пристальное видение.
   - Я понимаю вас, - не задумываясь, ответил юноша. - Это похоже на любовь.
   Глаза вампира засияли.