ть что-то сказать и что-то  сделать.  Спешить  совершенно
некуда.
   Восхитительно. Мне казалось, что я произнес это слово, хотя губы мои  при
этом даже не пошевелились, я был просто не в состоянии сказать  что-либо.  Я
вдруг осознал, что даже не дышу. И все же кто-то заставлял меня дышать, ритм
дыхания совпадал с ударами гонга, но все это не имело ровным счетом никакого
отношения к моему телу. Однако я испытывал удовольствие, мне  нравился  этот
ритм,  нравилось  отсутствие  необходимости  дышать,  говорить  и   понимать
что-либо.
   Я увидел улыбку матери и сказал ей, что очень ее  люблю.  ?Да,  я  всегда
любила,  всегда  любила...?  -  ответила  она.  А  потом  я  увидел  себя  в
монастырской библиотеке... Мне снова было двенадцать лет,  и  монах  сказал:
?Ты великий ученый...? И я одну за другой открывал книги и понимал, что могу
прочитать их все - будь то на греческом, латинском  или  французском  языке.
Буквы светились и были необыкновенно красивы... Я обернулся и  увидел  перед
собой публику, собравшуюся в театре Рено и приветствующую меня стоя...  Одна
из женщин убрала от лица цветной веер, и я увидел, что это Мария-Антуанетта.
Она назвала меня Убийцей Волков... Никола бежал ко  мне,  умоляя  вернуться.
Лицо его исказила мука, волосы растрепались, а глаза были обведены кровавыми
полосами. Он пытался схватить меня, но  я  приказал  ему  убираться...  Меня
вдруг охватила мучительная агония, и сквозь невыносимую боль я почувствовал,
что звучание гонга постепенно ослабевает.
   Я кричал, я умолял...
   - Пожалуйста, не останавливайте его, пожалуйста... Я не хочу...  я  не...
пожалуйста...
   - Лелио, Убийца Волков, - произнесло существо, продолжая сжимать  меня  в
объятиях,  а  я  все  кричал  и  плакал,  чувствуя,  что  волшебные   минуты
заканчиваются.
   - Не надо... не надо...
   Я вновь начал сознавать тяжесть тела, ко мне вернулось ощущение боли, и я
снова услышал собственные крики,  а  потом  почувствовал,  что  кто-то  меня
поднял, подбросил вверх... В конце  концов  я  оказался  на  плече  ужасного
существа, и его рука крепко обхватила мои колени.
   Я хотел попросить защиты у Бога, я хотел этого всеми силами души, но  был
не в силах сделать это. Далеко внизу под нами снова была улица,  весь  Париж
накренился под невероятным углом, валил сильный снег,  и  дул  пронизывающий
ветер...
 
Глава 2 
 
   Когда я проснулся, меня мучила сильнейшая жажда.
   Я умирал от желания выпить хорошую порцию ледяного белого  вина,  такого,
каким оно бывает, когда его поздней осенью приносят из подвала.  А  еще  мне
хотелось съесть что-нибудь очень сладкое и душистое, например сочное, спелое
яблоко.
   Не знаю почему, но мне вдруг пришло в голову, что я лишился рассудка.
   Открыв глаза, я увидел, что уже наступает вечер. Свет за окном можно было
принять за утренний, но прошло слишком много времени. Поэтому я был  уверен,
что это вечер.
   Сквозь широкий каменный проем окна с толстыми решетками  мне  были  видны
покрытые снегом поля и  леса,  а  вдалеке  торчали  высокие  крыши  и  башни
маленького городка. Ничего подобного я не видел с  тех  пор,  как  вышел  из
почтовой кареты. Я снова закрыл глаза, но видение не исчезло, как будто я их
и не закрывал.
   Однако это не было видением. Все происходило на самом деле.  Несмотря  на
открытое окно, в комнате было тепло. Совсем недавно в ней еще горел камин  -
я чувствовал это по запаху. Но теперь огонь потух.
   Я пытался прийти в себя и все обдумать. Однако в голову лезли лишь  мысли
о холодном белом вине и корзине яблок. Яблоки буквально стояли  перед  моими
глазами. Я даже отчетливо представил себе, как падаю вниз с ветки  дерева  и
чувствую вокруг себя запах свежескошенной травы.
   Зеленые поля купаются в ослепительных  лучах  солнца.  Оно  отражается  в
темных  блестящих  волосах  Никола  и  в  покрытой   лаком,   отполированной
поверхности его скрипки. Звуки музыки устремляются к бегущим облакам,  а  на
фоне голубого неба я вижу башни отцовского замка.
   Башни...
   Я снова открыл глаза.
   И понял, что лежу в комнате высокой башни, находящейся в нескольких милях
от Парижа.
   А на маленьком, грубо сколоченном деревянном столике  прямо  передо  мной
стоит бутылка белого вина - именно то, о чем я мечтал во сне.
   Я долго не решался дотронуться до нее, все это  время  не  сводя  глаз  с
застывших на ледяной поверхности стекла капель.  Мне  казалось  невозможным,
что я могу взять эту бутылку и выпить из нее вина.
   Еще никогда в жизни я не страдал  так  сильно  от  жажды.  Казалось,  что
высохло все мое тело. Я чувствовал непреодолимую слабость.  К  тому  же  мне
было немного холодно.
   Едва я пошевелился, в комнате вокруг меня все завертелось. За окном  ярко
светило солнце.
   Когда же я наконец решился взять в руки бутылку, откупорил ее  и  вдохнул
прекрасный аромат, я принялся пить без остановки... Меня уже  не  волновало,
что станется со мною после, где я нахожусь и откуда взялась эта бутылка.
   Голова моя упала на грудь. Бутылка была почти пуста. И видневшийся  вдали
город постепенно растворялся в воздухе, сливаясь с чернотой неба и  оставляя
после себя лишь слабый отсвет огней.
   Я сжал голову руками.
   Кровать, на которой я спал, оказалась не более чем камнем с брошенной  на
него охапкой соломы, и тогда до  меня  постепенно  начало  доходить,  что  я
нахожусь в своего рода темнице.
   Но как же вино? Оно было чересчур хорошим  для  темницы.  Кто  же  станет
давать столь отменное вино заключенному? Разве что приговоренному к казни?..
   Теперь до меня доносился уже совсем другой аромат - сильный, насыщенный и
такой чудесный, что я не удержался и застонал. Я огляделся, точнее  сказать,
попытался это сделать, ибо был  настолько  слаб,  что  едва  мог  двигаться.
Источник божественного аромата находился совсем рядом  -  запах  исходил  из
большой кастрюли с наваристым говяжьим бульоном,  в  котором  плавали  куски
мяса. Бульон был еще горячим, и я видел поднимающийся от кастрюли пар.
   Стремительно схватив кастрюлю обеими руками, я принялся пить из  нее  так
же жадно и позабыв обо всем, как прежде пил вино.
   Это было так восхитительно! Мне казалось, что ничего  вкуснее,  чем  этот
бульон и мясо, я не пробовал за всю свою жизнь. Когда кастрюля  опустела,  я
обессиленно рухнул на солому - меня едва не тошнило от сытости.
   Мне почудилось какое-то движение в комнате, но, возможно, мне это  только
показалось. Потом я услышал, как звякнуло стекло.
   - Еще вина? - произнес рядом со мной голос, который я тут же узнал.
   И постепенно я начал вспоминать  все,  что  со  мной  произошло:  высокие
отвесные стены, маленькую квадратную крышу, бледное улыбающееся лицо.
   Какой-то миг я думал, что этого не могло быть, что все это лишь кошмарный
сон. Но я ошибался. Это было, и я вновь вспомнил  охвативший  меня  восторг,
звук гонга и почувствовал, как закружилась голова, словно  я  готов  вот-вот
потерять сознание.
   Я понимал, что должен взять себя в руки и ни в коем случае  не  позволить
себе упасть в обморок. Меня охватил такой ужас, что я  не  осмеливался  даже
пошевелиться.
   - Еще вина? - снова произнес тот же голос.
   Я слегка  повернул  голову  и  в  льющемся  в  окно  ярком  свете  увидел
приготовленную для меня непочатую бутылку.
   Меня вновь мучила жажда, на этот раз еще  более  сильная  из-за  выпитого
соленого бульона. Облизывая пересохшие губы, я протянул  руку  к  бутылке  и
стал пить.
   Потом, прислонившись спиной к  каменной  стене,  я  стал  вглядываться  в
темноту, заранее испытывая страх перед тем, что ожидал увидеть.
   Нужно ли говорить, что я был совершенно пьян?
   Я снова увидел окно и город за ним, увидел маленький  столик...  Медленно
обводя глазами темное помещение, я наконец увидел его.
   Теперь на нем не было черного плаща с капюшоном, и нельзя сказать, что он
сидел или стоял как обыкновенный человек.
   Он будто прилег  отдохнуть  на  довольно  широком  каменном  подоконнике,
согнув в колене одну ногу и вытянув наружу другую. Руки его свободно свисали
вниз.
   Он казался неподвижным и вялым, но лицо его при этом было таким же  живым
и выразительным,  как  и  ночью.  Огромные  темные  глаза  казались  черными
провалами на белой коже, нос был длинным и тонким, а рот по-прежнему изогнут
в шутовской улыбке. Походящие на  клыки  зубы  касались  бесцветных  губ,  а
росшая над высоким лбом густая и блестящая масса  темных,  тронутых  сединой
волос спускалась ниже плеч.
   Мне кажется, что в тот момент он смеялся.
   А меня охватил столь невообразимый ужас,  что  я  не  в  силах  был  даже
вскрикнуть.
   Я выронил из рук бутылку с вином, и она  покатилась  по  каменному  полу.
Едва я попытался собраться с силами и встать,  заставить  тело  двигаться  и
перестать быть бесформенной, напитавшейся вином массой, как  его  тело  тоже
пришло в движение.
   Он приблизился ко мне.
   Я даже не крикнул. От ярости и одновременно ужаса я издал какое-то  тихое
рычание, вскочил с постели и, опрокинув столик, бросился бежать от  него  со
всех ног.
   Но он тут же схватил меня,  и  пальцы  его  были  такими  же  сильными  и
ледяными, как и прошлой ночью.
   - Пусти меня! Будь ты проклят! Проклят!! Проклят!!!  -  Я  вдруг  замолк.
Разум подсказывал мне, что я должен просить,  умолять  его,  и  я  заговорил
снова, но уже совсем другим тоном:
   - Пожалуйста, позвольте мне уйти! Выпустите меня отсюда!  Вы  должны  это
сделать! Отпустите меня!
   Мрачное  лицо  неясно  вырисовывалось  перед  моими  глазами,  когда   он
буквально навис надо мной, и вдруг губы его растянулись,  почти  слившись  с
бледными щеками, и он расхохотался. Казалось, этот жуткий рокочущий смех  не
затихнет никогда. Я вырывался, отталкивал его от себя,  но  все  мои  усилия
были тщетны; я снова  и  снова  умолял  отпустить  меня,  бормотал  какие-то
извинения  и  пытался  что-то  объяснить...  Бесполезно...  Наконец,  совсем
отчаявшись, я воскликнул:
   "Боже! Помоги мне, Боже!? - и в ту же секунду он  крепко  зажал  мне  рот
рукой.
   - Никогда больше не произноси ничего подобного в моем присутствии, Убийца
Волков! Или я скормлю  тебя  волкам  самого  дьявола  в  аду!  -  насмешливо
произнес он. - Ну? Ты понял меня? Отвечай!
   Я молча кивнул, и он опустил руку.
   Его голос произвел на меня  странным  образом  успокаивающий  эффект.  По
звуку голоса можно было сказать, что его  обладатель  -  человек  опытный  и
искушенный в жизни, способный рассуждать вполне здраво.
   Я весь сжался от страха, но он вдруг  поднял  руки  и  погладил  меня  по
голове.
   - Солнце в волосах, - прошептал он, - и вечное отражение голубого неба  в
твоих глазах.
   В этот момент он казался задумчивым  и  даже  несколько  отстраненным.  Я
обратил внимание, что дыхание его было чистым  и  что  от  тела  не  исходил
никакой запах. Тленом пахло лишь от его одежды.
   Он уже  не  держал  меня,  но  я  по-прежнему  не  смел  пошевелиться.  Я
внимательно рассматривал его одежду.
   Полуистлевший шелковый камзол с пышными рукавами  и  сборками  у  ворота,
изношенные рейтузы и рваные короткие панталоны.
   В целом он был одет так, как одевались наши предки много веков  назад.  Я
видел такие наряды на гобеленах, висевших на  стенах  отцовского  замка,  на
картинах Караваджо и Латура, украшавших комнату матери.
   - Мой Лелио, мой Убийца Волков! - воскликнул он. - Ты само  совершенство!
- Рот его вновь растянулся в улыбке, открывая белые клыки.
   Меня охватила дрожь, и я почувствовал, что падаю на пол.
   Однако он с легкостью подхватил меня одной рукой и осторожно  положил  на
кровать.
   Не в силах отвести взгляд от его лица,  я  продолжал  мысленно  возносить
истовые молитвы к Господу нашему и Пресвятой Богородице, умоляя спасти меня.
   Кого же я видел сейчас перед собой? Что пришлось увидеть и  пережить  мне
прошлой ночью? Видение из прошлого? Существо, отмеченное печатью времени и в
то же время словно законсервированное, чье лицо казалось таким же жестким  и
крепким, как и руки?.. Его нельзя было назвать  живым  существом.  Это  было
какое-то чудовище. Вампир! Покойник, выходящий  из  могилы,  чтобы  напиться
человеческой крови, и при этом наделенный разумом!
   Почему своим видом он приводит меня в такой ужас? Внешне он был похож  на
человека, но двигался при этом совсем не как обыкновенный человек. Казалось,
для него не имеет ровным счетом  никакого  значения,  идет  он  или  ползет,
наклоняется  или  стоит  на  коленях.  Я  испытывал  по  отношению  к   нему
непреодолимое отвращение. И в то же время  он  чем-то  привлекал  меня.  Да,
должен признаться, я испытывал к нему интерес, однако опасность была слишком
велика, и я не мог позволить себе уделять внимание столь  странному  в  моем
положении чувству.
   Широко расставив ноги, он склонился надо мной, провел рукой по моей  щеке
и рассмеялся низким, звучным смехом.
   - Да-а-а-а... ты прекрасен, и я не устаю любоваться тобой,  -  шепотом  и
чуть задыхаясь, протяжно произнес он. - В момент своего перерождения  я  был
уже стар. А ты поистине совершенен, мой Лелио, мой голубоглазый мальчик.  Ты
выглядишь еще лучше, чем на сцене.
   Длинные белые пальцы играли моими волосами, одну за другой поднимая пряди
и позволяя им свободно падать. Он вздохнул.
   - Не плачь, Убийца Волков, - обратился он ко мне. - Ты избран, и,  прежде
чем закончится эта ночь, твой шумный успех на подмостках театра  превратится
в ничто и перестанет иметь значение.
   И снова я услышал ужасный хриплый смех.
   В душе моей не осталось никаких сомнений  в  том,  что  он  послан  самим
дьяволом, что Бог и дьявол существуют на самом деле, что за  пределами  того
одиночества, которое я испытывал совсем недавно, находится обширное  царство
темных сил и теперь я каким-то образом попал в него, потому что  им  удалось
воплотить свои подлые и низкие намерения.
   Мне стало вдруг совершенно ясно, что это должно послужить мне  наказанием
за мою жизнь, хотя я отчетливо сознавал абсурдность таких  мыслей.  Миллионы
людей по всему миру думали, рассуждали и верили точно так же, как и  я.  Так
почему, черт возьми, это должно было случиться именно  со  мной?!  В  голове
моей возникло и стало крепнуть страшное предположение: мир в наши дни так же
бессмыслен, как и прежде. От этой мысли я пришел в еще больший ужас...
   - Во имя Господа Бога нашего, уйдите! - воскликнул я.
   Я должен был в тот момент верить в Бога! Обязан был сохранить веру, ибо в
ней и только в ней была для меня надежда. Я поднял руку, чтобы осенить  себя
крестом.
   Какое-то время он пристально смотрел на меня полными ярости  глазами,  но
не сделал ни единого движения.
   Он только наблюдал, как я творю крестные знамения, и слушал, как снова  и
снова призываю я на помощь Бога.
   На лице его застыла улыбка, и оно превратилось  в  неподвижную  маску  из
итальянской комедии, глядящую на меня с просцениума.
   Я не выдержал и разрыдался как ребенок.
   - Так значит, на Небесах правит дьявол, а сами Небеса не  что  иное,  как
ад?! - восклицал я сквозь слезы. - Господи, не покидай меня, Господи!...
   Я призывал на помощь всех святых, каких только знал и любил когда-то.
   Он с силой ударил меня по щеке. Я рухнул на бок  и  едва  не  скатился  с
кровати. Комната закружилась перед глазами, а во рту появился резкий привкус
вина.
   И в ту же секунду я почувствовал, что его руки  снова  крепко  сжали  мне
горло.
   - Борись, борись, Убийца Волков! - произнес он. - Не отправляйся в ад без
боя. Посмейся над Богом!
   - Я не смеюсь над Богом! - возразил я.
   Он вновь притянул меня к себе.
   Я сопротивлялся, боролся с ним так, как никогда и ни с кем в своей  жизни
не боролся, даже с волками. Я отталкивал его, бил кулаками, вцеплялся ему  в
волосы. Однако с таким же успехом я мог  драться  с  ожившими  горгульями  в
соборе, настолько он был силен и могуществен.
   Он только улыбался в ответ.
   И вдруг лицо его потеряло  всякое  выражение.  Мне  показалось,  что  оно
безмерно вытянулось. Щеки ввалились, глаза  широко  распахнулись  и  приняли
странно удивленное выражение, рот приоткрылся, нижняя губа при этом сжалась,
и я увидел его клыки...
   - Будь ты проклят, проклят, проклят! - буквально ревел я.
   Но он притягивал меня к себе все ближе и ближе, пока наконец его зубы  не
вонзились в мое тело.
   "Нет, только не сейчас, - яростно и неистово уговаривал я себя, -  только
не сейчас. Я не почувствую это. Буду сопротивляться и устою. На этот  раз  я
буду бороться за свою душу?.
   Однако это стало происходить со мной снова.
   Приятное, сладостное ощущение... кажется, весь мир  отодвинулся  от  меня
очень далеко, а этот человек, отвратительный и гадкий, как  будто  находится
где-то вне  меня,  словно  спрятанное  под  стеклом  насекомое,  которое  не
вызывает у нас  отвращения,  потому  что  мы  понимаем,  что  оно  не  может
прикоснуться к нам... удары гонга... неповторимое удовольствие... и  наконец
я исчезаю...  растворяюсь...  Я  перестаю  ощущать  свое  тело  и  испытываю
поистине  неземное  наслаждение.  Оно  охватывает  меня   целиком...   И   я
проваливаюсь в царство волшебных снов...
   Я увидел  подземелье,  отвратительное  и  зловонное  место.  Из  узкой  и
глубокой могилы поднимается белая фигура вампира, закованного  в  цепи.  Над
ним склоняется похитившее меня чудовище... Во сне я знаю, что его имя Магнус
и пока еще он обыкновенный смертный, великий алхимик.  Мне  известно  также,
что в этот решающий для его эксперимента час,  как  раз  перед  наступлением
сумерек, он сам откопал и связал спящего вампира.
   И вот теперь,  когда  свет  на  небесах  угас,  Магнус  пил  волшебную  и
проклятую кровь своего беспомощного бессмертного пленника. Эта кровь сделает
его одним из вечно живых мертвецов. Он вероломно похищал бессмертие,  словно
Прометей мрачного и темного мира, крадущий сияющий огонь. Эхом отражаясь  от
каменных стен, в темном подземелье слышится смех, и  кажется,  что  это  эхо
проносится  через  века.  Воздух  наполнен  могильным   запахом.   Состояние
неизмеримого, безграничного экстаза постепенно ослабевает, сходит на нет.
   Я лежал на соломе и плакал.
   - Пожалуйста, пусть это длится вечно, - шептал я.
   Я снова обрел собственное дыхание, руки Магнуса уже не сжимали меня,  сны
рассеялись... Я падал все ниже  и  ниже,  черное  звездное  небо  удалялось,
постепенно превращаясь в усыпанную красноватыми блестками  вуаль.  Надо  же,
подумал я, а мне показалось, что небо... настоящее.
   В комнате повеяло зимним холодом. Я чувствовал слезы на своем лице.  Меня
мучила страшная жажда.
   Откуда-то издалека,  сверху,  спокойно  опустив  руки,  на  меня  смотрел
Магнус.
   Я попытался шевельнуться. Я умирал от жажды, и мне казалось, что все тело
мое иссохло.
   - Ты умираешь, Убийца Волков, - сказал мне Магнус. - В  твоих  прекрасных
голубых глазах гаснет свет - так бывает, когда заканчивается летний день...
   - Нет, прошу вас...
   Жажда стала невыносимой. Выгнувшись, я жадно хватал воздух открытым ртом.
Вот он... наконец... предсмертный ужас... вот какова она - смерть...
   - Моли об этом, дитя, - ответил он, и лицо его перестало быть похожим  на
усмехающуюся маску - напротив, на нем было написано искреннее сострадание. В
тот  миг  он  казался  почти  нормальным  человеком,   состарившимся   самым
естественным образом. - Моли - и ты все получишь.
   - Помогите... пожалуйста... - молил я,  а  перед  глазами  стояли  потоки
воды, стекающие с гор, все горные реки, которые я видел в детстве.
   - Я дам тебе самую лучшую воду из  всех  существующих  на  свете  вод,  -
прошептал он мне в самое ухо, и я  вдруг  заметил,  что  его  лицо  утратило
неестественную белизну.
   Он был просто стариком с нормальной человеческой  внешностью,  который  с
печальным видом сидел возле меня.
   Но едва я снова увидел его улыбку,  его  заинтересова