емью участками земли в Луизиане, и  одним  из  них  была  плантация,
описанная  в  ?Интервью  с  вампиром?.  Эти  сведения  ошеломили  Джесс.   И
одновременно привели в восторг.
   Но затем  последовали  новые  открытия.  В  настоящий  момент  владельцем
нескольких домов в разных частях города значится некто по  имени  Лестат  де
Лионкур. Подпись этого  человека  на  документах  1895  и  1910  годов  была
идентична подписям на документах восемнадцатого века.
   Это было поистине изумительно! Джесс чувствовала себя великолепно.
   Она немедленно отправилась  фотографировать  дома  Лестата.  Два  из  них
располагались в Садовом квартале - в них явно давно  уже  никто  не  жил,  и
особняки за ржавыми воротами постепенно превращались в руины. Но  остальные,
в том числе и дом на Роял-стрит - тот  самый,  который  был  передан  в  его
собственность в 1862 году, - сдавались внаем местному агентству; все платежи
переводились на имя доверенного лица в Париже.
   Джесс переполняли эмоции. Она телеграфировала Дэвиду с  просьбой  выслать
деньги. Она просто  обязана  договориться  с  жильцами  и  выкупить  дом  на
Роял-стрит, поскольку именно в нем жили когда-то Лестат, Луи и Клодия.  Были
они вампирами или нет - но они там жили!
   Дэвид без промедления отправил деньги вместе  со  строжайшим  запрещением
даже приближаться к разрушенным  особнякам,  о  которых  она  писала.  Джесс
ответила, что уже обследовала эти дома. В них много лет никто не появлялся.
   Интерес представлял лишь городской  дом.  К  концу  недели  она  выкупила
аренду. Радостные жильцы покинули дом с набитыми деньгами карманами. И  рано
утром, в понедельник, Джесс вошла в пустую квартиру на третьем этаже.
   Все здесь было восхитительно ветхим:  старинные  каминные  доски,  лепные
украшения, двери - все!
   С отверткой и стамеской в руках Джесс прошла  в  передние  комнаты.  Если
верить Луи, именно в этих гостиных произошел пожар, во время которого Лестат
сильно обгорел. Что ж, Джесс это выяснит.
   Меньше чем через  час  она  обнаружила  обгоревшие  балки!  А  штукатуры,
пришедшие восстанавливать дом, - храни их Бог! - заткнули дыры газетами 1862
года. Это  в  точности  соответствовало  рассказу  Луи.  Он  передал  дом  в
собственность Лестата и намеревался уехать в Париж, а потом случился  пожар,
и они с Клодией убежали.
   Конечно,  Джесс  говорила  себе,   что   по-прежнему   настроена   весьма
скептически, но персонажи книги становились на удивление  реальными.  Старый
черный телефон в холле был отключен, и, чтобы позвонить  Дэвиду,  надо  было
выйти из дома. Вот досада!  Так  хотелось  рассказать  ему  обо  всем  прямо
сейчас.
   Но она не пошла на улицу, а вместо  этого  несколько  часов  просидела  в
гостиной, наблюдая, как солнце  согревает  шероховатый  и  неровный  пол,  и
прислушиваясь к звукам старого дома. В старинных зданиях никогда  не  бывает
абсолютной тишины, особенно во влажном  климате.  Дома  как  будто  оживают.
Здесь не было призраков - во всяком случае, она их не видела. Но не  было  и
ощущения одиночества. Напротив, она чувствовала себя словно в чьих-то теплых
объятиях. Внезапно  кто-то  потряс  ее,  чтобы  разбудить.  Да  нет,  ничего
подобного. Здесь никого нет, кроме нее. Часы пробили четыре...
   На следующий день она взяла  напрокат  прибор  для  отпаривания  обоев  и
перешла в другие комнаты. Она должна добраться до первоначального  покрытия.
Дату можно установить по образцам, и к тому же она ищет нечто конкретное. Но
где-то рядом пела канарейка - наверное, в другой квартире или в магазине,  -
и песня ее отвлекала. ?Как красиво! Не забывай о канарейке. Если  ты  о  ней
забудешь, она погибнет?. Она опять заснула.
   Проснулась она уже после наступления темноты. Откуда-то доносились  звуки
музыки - совсем рядом  играли  на  клавикордах.  Она  долго  прислушивалась,
прежде чем открыть глаза. Моцарт, и так быстро! Слишком быстро, но  с  каким
мастерством! Струящийся поток нот,  потрясающая  виртуозность.  Наконец  она
заставила себя подняться, включить верхний свет и вновь взять в руки  прибор
для отпаривания.
   Прибор был тяжелым; по руке  текла  горячая  вода.  В  каждой  комнате  с
какого-нибудь участка стены она снимала  обои,  обнажая  старую  штукатурку,
затем двигалась дальше. Монотонный гул прибора будил в душе беспокойство. Ей
казалось, что в нем слышатся голоса - люди смеются, болтают друг  с  другом,
кто-то тихо и настойчиво шепчет по-французски,  плачет  ребенок  -  или  это
женщина?
   Она выключила чертов прибор. Ничего. Просто  обман  слуха  -  шум  самого
прибора отдавался эхом в пустой квартире.
   Она вернулась к работе, не обращая внимания на время, забыв о том, что за
весь день ничего не ела, не замечая усталости. Она передвигалась  с  тяжелым
прибором все дальше и дальше  и  наконец  в  средней  из  спален  неожиданно
наткнулась на то, что искала, - фреску на оштукатуренной стене.
   В первый момент она от волнения застыла на месте. Потом  вновь  принялась
работать словно в лихорадке. Да, это оно - настенное изображение ?волшебного
леса?, которое Лестат заказал для Клодии. Быстрыми  движениями  прибора  она
освобождала от обоев все большую и большую площадь стены.
   "Волшебный лес с единорогами, золотыми птицами и тропическими  деревьями,
ветви которых склонялись под тяжестью плодов  над  веселыми,  блестящими  на
солнце радужными ручейками?. Все именно так, как описывал Луи!  Наконец  она
открыла большую часть фрески, покрывавшей все четыре стены. Да, это  комната
Клодии, сомнений быть не может! У Джесс кружилась  голова.  Она  чувствовала
слабость от голода. Она взглянула на часы. Час ночи.
   Час ночи! Надо уходить,  и  немедленно!  Впервые  за  все  эти  годы  она
нарушила инструкции.
   Но она не могла заставить себя сделать  хоть  шаг.  Несмотря  на  сильное
возбуждение, она безмерно устала. Она  сидела,  прислонившись  к  мраморному
камину, тусклый  свет  лампочки  под  потолком  нагонял  тоску,  и  у  Джесс
разболелась голова. Но она не могла  отвести  взгляд  от  золоченых  птиц  и
миниатюрных, великолепно нарисованных цветов и деревьев. На темно-алом  небе
не было солнца - только полная луна и необъятная россыпь крошечных звезд, на
которых до сих пор сохранились частички серебра.
   Продолжая всматриваться в пейзаж, она разглядела в углу на  заднем  плане
каменную стену и возвышавшийся за ней замок. Как приятно прогуляться по лесу
и сквозь тщательно выписанные  деревянные  ворота  пройти  к  замку!  Словно
перейти в другой мир. Неожиданно в голове  у  нее  зазвучала  давно  забытая
мелодия, мотив, который часто напевала Маарет.
   И тут она увидела, что ворота нарисованы поверх настоящей потайной  двери
в стене!
   Джесс наклонилась вперед, и ей удалось рассмотреть швы в штукатурке.  Да,
квадратная дверь, заметить которую раньше ей помешал массивный  прибор.  Она
встала на колени и коснулась  двери  -  деревянная.  Схватив  отвертку,  она
попыталась ее  взломать.  Бесполезно!  Она  попробовала  с  одного  края,  с
другого... Но лишь поцарапала фреску.
   Джесс опустилась на пятки и вновь принялась всматриваться в  изображение.
Ворота нарисованы поверх деревянной двери.  А  там,  где  на  картине  ручка
ворот, - протертое пятно. Ну конечно! Она протянула руку и слегка нажала  на
пятно. Дверь распахнулась. Все очень просто.
   Джесс посветила фонариком.  Обитая  кедровыми  досками  ниша.  Но  внутри
какие-то вещи! Маленькая книжка в белом кожаном переплете, нечто похожее  на
четки и еще кукла, очень старая фарфоровая кукла!
   В первые мгновения она  не  могла  заставить  себя  прикоснуться  к  этим
предметам. Это все равно что осквернить  могилу.  Она  почувствовала  слабый
запах, как будто аромат духов. Ей же это  не  снится,  правда?  Нет,  у  нее
слишком болит голова - во сне такого не бывает. Она сунула  руку  в  нишу  и
первой достала оттуда старую куклу.
   По современным стандартам тело куклы было  сделано  грубовато,  но  форма
подвижных деревянных рук  и  ног  претензий  не  вызывала.  Белое  платье  с
лавандового цвета поясом сгнило и превратилось  в  лохмотья.  Но  фарфоровое
личико  с  прекрасными  большими  голубыми  глазами   из   папье-маше   было
хорошеньким, и распущенные светлые волосы хорошо сохранились.
   - Клодия, - прошептала Джесс.
   Только услышав собственный голос, она осознала, что вокруг царит  тишина.
В такой час на улицах  прекращается  всякое  движение.  Только  потрескивает
старый паркет, да мягко, успокаивающе мерцает масляная лампа на  столике.  И
вновь откуда-то донеслись звуки клавикордов, на  этот  раз  играли  один  из
вальсов Шопена - все с тем же, как и прежде, головокружительным мастерством.
Джесс сидела совершенно неподвижно, глядя на лежащую на коленях куклу. И  ей
вдруг захотелось расчесать ей волосы, поправить пояс.
   Она вспомнила кульминационный  момент  ?Интервью  с  вампиром?  -  гибель
Клодии в Париже. Клодия, застигнутая смертоносным светом восходящего  солнца
в кирпичных стенах вентиляционной  шахты,  откуда  не  могла  бежать.  Джесс
почувствовала тупой толчок, сердце забилось быстрее.  Клодии  нет,  но  ведь
другие остались: Лестат, Луи, Арман...
   Джесс вздрогнула,  словно  очнувшись,  и  взгляд  ее  упал  на  остальные
предметы в нише. Она потянулась за книгой.
   Дневник! Хрупкие, в пятнах страницы.  Но  коричневатые  буквы  старинного
написания еще можно разобрать, особенно сейчас,  при  ярком  свете  масляных
ламп. Она без труда могла переводить  с  французского.  Первая  запись  была
датирована 21 сентября 1836 года.
 
*** 
 
   "Это подарок Луи на мой день рождения. Он сказал, что я могу использовать
тетрадь по своему желанию, но, быть может, мне захочется переписывать в  нее
понравившиеся стихи и иногда читать их ему вслух.
   Я не вполне понимаю, что они подразумевают под словами  ?день  рождения?.
Родилась ли я  двадцать  первого  сентября  на  свет,  или  в  этот  день  я
простилась со всем, что было во мне человеческого, и  стала  тем,  что  есть
сейчас?
   Мои родители-джентльмены не желают давать мне  какие-либо  объяснения  на
этот счет. Можно подумать, что размышлять над подобными вопросами -  признак
дурного вкуса. Лицо Луи каждый раз становится озадаченным, потом несчастным,
и в  конце  концов  он  возвращается  к  вечерней  газете.  А  Лестат...  Он
улыбается, играет  мне  что-нибудь  из  Моцарта,  а  потом  отвечает,  пожав
плечами: ?В тот день ты родилась для нас?.
   Он по обыкновению подарил мне куклу - как две капли воды похожую на меня,
наряженную, как и всегда, в уменьшенную копию самого нового из моих платьев.
Он посылает за куклами во Францию и желает, чтобы я знала об этом. Ну и  что
я должна с ней делать? Играть, будто я настоящий ребенок?
   - Ты вкладываешь в это какой-то особый смысл? - спросила  я  его  сегодня
вечером. - Что я сама навсегда останусь куклой?
   Если мне не изменяет память, за эти годы  он  подарил  мне  уже  тридцать
таких кукол. А память мне никогда не изменяет. Все куклы как две капли  воды
похожи одна на другую. Если их хранить, то  для  меня  места  в  спальне  не
останется. Но я их не храню.  Рано  или  поздно  я  их  сжигаю.  Я  разбиваю
кочергой их фарфоровые лица. А потом наблюдаю, как огонь пожирает их волосы.
Не могу сказать, что это доставляет мне удовольствие. В  конце  концов,  эти
куклы действительно красивы. И в самом деле похожи на меня.  И  все  же  это
вошло у меня в привычку. Кукла этого ждет. Я тоже.
   И сегодня он принес мне очередную  куклу,  а  теперь  стоит  в  дверях  и
смотрит на меня во все глаза, как будто мой вопрос резанул его, словно  нож.
Лицо его внезапно так темнеет, что  мне  кажется,  это  совсем  уже  не  мой
Лестат.
   Хотела бы я его ненавидеть. Хотела бы  я  ненавидеть  их  обоих.  Но  они
обезоруживают меня не своей силой, но своей слабостью. Они такие любящие!  И
на них так приятно смотреть. Бог мой! Как же за ними бегают женщины!
   Пока он стоял и смотрел на меня, на то, как я разглядываю куклу, я  резко
спросила:
   - Ты доволен?
   - Тебе они больше не нужны, да? - прошептал он.
   - А тебе они были бы нужны, - спросила я, - на моем месте?
   Его лицо потемнело еще больше. Таким я его еще  никогда  не  видела.  Жар
бросился ему в лицо, и мне показалось, что он даже моргнул, чтобы  прояснить
зрение. Свое безупречное зрение. Он вышел в гостиную. Я последовала за  ним.
Откровенно говоря, мне  было  больно  видеть  его  таким,  но  я  продолжала
настойчиво его преследовать.
   - Тебе они были бы нужны, - повторила я, - на моем месте?
   Он взглянул на меня, словно в испуге. Он - мужчина шести футов  ростом  -
испугался ребенка, который ему едва по пояс?
   - Ты считаешь меня красивой? - задала я еще один вопрос.
   Он прошел мимо меня, пересек холл и вышел через дальнюю дверь.  Но  я  не
отставала. Уже на верхней ступеньке лестницы я вцепилась в его рукав.
   - Ответь мне! - потребовала я. - Посмотри на меня. Что ты видишь?
   Он был в ужасном состоянии. Я думала, что он вырвет  руку,  засмеется  по
своему обыкновению и вспыхнет яркой краской. Но вместо этого он упал  передо
мной на колени и взял мои руки в свои. А потом грубовато  поцеловал  меня  в
губы.
   - Я люблю тебя, - прошептал он. - Я люблю тебя!  Он  произнес  эти  слова
словно проклятие. И прочитал мне стихи:
 
   Закрой ей лицо;
   Мои глаза ослепли от слез;
   Она умерла молодой.
 
   Это Уэбстер, почти уверена. Одна из тех пьес, которые так  любит  Лестат.
Интересно, понравится ли этот стишок Луи? А  почему  нет?  Он  короткий,  но
очень красивый?.
 
*** 
 
   Джесс осторожно  закрыла  дневник.  Дрожащими  руками  она  взяла  куклу,
прижала ее к груди и, слегка покачиваясь, прислонилась спиной к стене.
   - Клодия, - прошептала она.
   В голове у нее гудело, но она не обращала внимания.  Свет  масляных  ламп
был таким успокаивающим, таким непохожим на резкий электрический  свет.  Она
сидела тихо, лаская пальцами куклу, почти как  слепая,  ощупывая  ее  мягкие
шелковистые волосы,  жесткое  накрахмаленное  платьице.  Часы  снова  громко
пробили,  каждый  звук  мрачно  отдавался  гулким  эхом.  Ей  нельзя  терять
сознание. Необходимо заставить себя подняться.  Нужно  взять  книгу,  куклу,
четки и уходить.
   Ночная тьма за пустыми окнами  превращала  их  в  зеркала.  Она  нарушила
правила. Надо позвонить Дэвиду? да... надо сейчас же позвонить.  Но  телефон
вдруг зазвонил сам. В такой час? Телефон все звонил. Но ведь  у  Дэвида  нет
здешнего номера, потому что телефон... Она старалась  не  обращать  на  него
внимания, но он продолжал звонить. Ладно, придется ответить!
   - Я сейчас вернусь, дорогая, - прошептала она, поцеловав куклу в лоб.
   Где же этот чертов телефон? Ну конечно, он же в холле. Но, подойдя ближе,
она увидела, что оборванный провод обмотан вокруг аппарата. Он  не  включен!
Она ясно видела, что он не  включен.  И  все  же  она  слышит,  как  телефон
продолжает звонить, и это не слуховая галлюцинация - из  аппарата  доносится
один пронзительный звонок за другим!  И  масляные  лампы!  Господи,  в  этой
квартире вообще нет масляных ламп!
   "Все в порядке, успокойся, ты и раньше видела подобные вещи.  Бога  ради,
не впадай в панику. Думай! Что тебе следует сделать? - Но  она  готова  была
кричать от ужаса. Телефон  звонил  не  умолкая!  -  Если  поддашься  панике,
полностью потеряешь контроль над ситуацией. Ты должна выключить  эти  лампы,
заставить телефон замолчать! Но лампы не могут быть настоящими. И  мебели  в
гостиной на самом деле нет! Огня в камине  тоже  нет!  А  кто  там  вошел  -
мужчина? Не смотри на него!? Она протянула  руку  и  вытолкнула  телефон  из
ниши.  Аппарат  упал  на  пол.  Телефонная  трубка   отлетела   в   сторону,
перевернулась, и из нее послышался тонкий девичий голосок:
   - Джесс?
   В слепом ужасе она помчалась обратно в спальню, но  споткнулась  о  ножку
стула и рухнула на накрахмаленный полог  кровати.  Все  ненастоящее!  Ничего
этого здесь нет! Надо забрать куклу, книгу, четки! Запихнув  их  в  холщовую
сумку, она с трудом встала на ноги и побежала к задней лестнице.  Ступив  на
скользкий металл, она едва  не  упала.  Сад,  фонтан...  Но  ведь  здесь  же
сплошные сорняки, и она  это  знает.  Путь  ей  преградили  кованые  ворота.
Иллюзия. Пройти через них! Бежать!
   Она оказалась во власти классического ночного кошмара и не могла от  него
освободиться, а когда выбежала наконец на булыжную  мостовую,  ее  буквально
оглушили топот  конских  копыт  и  грохот  колес.  Она  двигалась  словно  в
замедленной съемке, движения были  неловкими  и  каждое  стоило  ей  больших
усилий - негнущимися пальцами она  нащупывала  ключи  от  машины,  открывала
дверцу, пыталась завести машину...
   Пока она добиралась до Французского  квартала,  вся  одежда  промокла  от
пота. По кричаще  пестрым,  обшарпанным  центральным  улицам  Джесс,  глотая
слезы, продолжала ехать  вперед,  к  шоссе.  Остановившись  в  пробке  возле
склона, она обернулась. На заднем сиденье - никого.  Ладно,  значит,  ее  не
преследуют. Холщовая сумка лежала у нее на коленях; она чувствовала прижатую
к груди твердую фарфоровую голову куклы. Она отвезет все это в Батон-Руж.
   В отель она приехала совершенно больная - у нее едва хватило сил  подойти
к стойке. Пожалуйста, аспирин, термометр... Будьте любезны,  проводите  меня
до лифта?
   Когда восемь часов спустя она проснулась,  был  уже  полдень.  Сумку  она
по-прежнему сжимала в руках. Джесс измерила температуру - почти  сорок!  Она
позвонила Дэвиду, но связь была отвратительной. Он  перезвонил  ей  сам,  но
лучше не стало. Тем не менее она постаралась объяснить  ему  все  как  можно
понятнее. Дневник принадлежал Клодии - в этом не может быть сомнений, - и он
все подтверждает! А телефон был отключен,  но  она  слышала  женский  голос!
Масляные лампы горели, когда она выбегала из квартиры. Квартира  была  полна
мебели, в камине горел огонь.  А  вдруг  из-за  камина  и  ламп  в  квартире
возникнет пожар? Дэвид должен что-то  сделать!  Он  отвечал,  но  она  почти
ничего не расслышала. Сумка у нее, сказала она, ему не стоит беспокоится.
   Когда она открыла  глаза,  уже  стемнело.  Ее  разбудила  головная  боль.
Электронные часы на туалетном столике показывали десять тридцать. Мучительно
хотелось пить, но стакан возле кровати пуст. В комнате был кто-то еще!
   Она перевернулась на спину.  Сквозь  тонкие  белые  занавески  в  комнату
проникал свет. Так и есть, вон там. Ребенок, маленькая девочка. Она сидела в
кресле, у стены.
   Джесс отчетливо  видела  силуэт:  длинные  золотистые  волосы,  платье  с
пышными рукавами, ноги не достают до пола, и девочка болтает ими в  воздухе.
Она постаралась сосредоточиться. Ребенок... Но это же  невозможно!  Видение?
Нет. Нечто материальное. И недоброе. Источающее  угрозу...  И  этот  ребенок
смотрел на нее...
   Клодия!
   Она выбралась из постели, едва не упала и,  не  выпуская  из  рук  сумку,
попятилась к стене. Девочка встала. Звук ее шагов по ковру  слышался  вполне
отчетливо. Ощущение угрозы стало еще сильнее. Направляясь к  Джесс,  девочка
пересекла полосу света перед окном, и  в  этом  свете  были  ясно  видны  ее
голубые глаза, пухлые щеки, мягкие обнаженные ручки.
   Джесс закричала. Прижимая к себе сумку и ничего не видя перед собой,  она
бросилась к двери.  Не  в  силах  сдержать  пронзительный  крик  и  страшась
обернуться, она принялась лихорадочно дергать запор и цепочку.  Кто-то  звал
ее с другой стороны. Наконец ей удалось открыть дверь и, спотыкаясь, выйти в
коридор.
   Ее окружили люди, но она, не обращая на них внимания, устремилась  прочь,
подальше от комнаты. Потом кто-то помогал ей подняться на ноги - видимо, она
опять упала. Кто-то другой принес стул. Она плакала, старалась  успокоиться,
но не могла остановиться и все это время  обеими  руками  прижимала  к  себе
сумку с дневником и кук