.  Он  просто  был  достаточно  чувствительной  натурой,  навсегда
оставшейся в тех далеких временах, когда считалось, что солнце  движется  по
огромному небесному куполу, а звезды есть не что иное как воплощение богов и
богинь на ночном небе. Это было время, когда человек воспринимался как центр
Вселенной, когда существовали ответы на все вопросы. Именно таким он и  был:
дитя старины, эпохи пляшущих под  луной  ведьм  и  сражающихся  с  драконами
рыцарей.
   Бедное потерянное дитя, вынужденное скитаться во тьме катакомб  огромного
города в век, понять который было выше  его  сил.  Возможно,  внешний  облик
гораздо больше соответствовал его внутреннему миру, чем я полагал прежде.
   Однако у меня не было возможности скорбеть об  участи  этого  прелестного
юноши. Те, кто рыдал сейчас за стенами склепа, были обречены на страдания по
его приказу. А тех, кого выгнал отсюда, он может с таким же успехом призвать
обратно.
   Я должен был придумать такой ответ на его вопрос, чтобы он меня  понял  и
принял. И одной правды здесь недостаточно. Ее следует облечь  в  поэтическую
оболочку, высказать  в  той  манере,  которая  была  свойственна  мыслителям
древности, жившим в эпоху, предшествующую веку разума.
   - Ты хочешь услышать мой ответ? - как можно мягче  обратился  я  к  нему,
пытаясь собраться с мыслями и чувствуя безмолвное предостережение Габриэль и
страх Ники. - Я не занимаюсь мистификациями и не  любитель  философствовать.
Но то, что произошло здесь, и без того достаточно ясно.
   Он со странно серьезным выражением пристально смотрел на меня.
   - Если ты так боишься Бога, - продолжал я, - значит, тебе известно учение
Церкви. Ты знаешь, что добродетель в разные времена  могла  принимать  самые
различные формы и для каждого времени были свои святые.
   От использованных мною слов у него явно потеплело на душе,  и  он  слушал
меня очень внимательно.
   - В древние времена, - говорил я, - были мученики, способные охладить или
потушить пламя,  которое  должно  было  сжечь  их,  и  таинственным  образом
возносившиеся по зову Господа на Небеса. Но мир изменился, а потому  другими
стали и святые. Кто они в  наше  время,  как  не  благочестивые  монахини  и
монахи? Они строят приюты и больницы, но уже не призывают на землю  ангелов,
дабы те указали путь войску или укротили дикого зверя.
   Выражение его лица не изменилось, однако я упорно продолжал:
   - Совершенно очевидно, что то же самое происходит и  со  злом.  Оно  тоже
меняет  свои  формы.  Многие  ли  сейчас  верят  в  сверхъестественную  силу
распятия, так испугавшего твоих подданных? Неужели ты думаешь,  что  живущие
там, наверху, смертные по-прежнему только и говорят между собой о рае и аде?
Нет, они обсуждают проблемы философии и науки. Их совершенно  не  беспокоит,
что какое-то там белолицее существо  бродит  в  темноте  ночи  по  кладбищу.
Убийств происходит так много, что это их уже не волнует, - одним меньше  или
одним больше. Какой же в таком случае интерес  вы  можете  представлять  для
Бога или дьявола, даже для человека?
   До меня донесся смех королевы вампиров.
   Однако Арман хранил молчание и не двигался.
   - Они собираются забрать у вас ваши исконные  земли,  -  промолвил  я.  -
Кладбище, на котором вы сейчас обитаете, скоро перенесут за пределы  Парижа.
В сей безбожный век даже останки предков не значат  для  них  ровным  счетом
ничего.
   Этого он уже не в силах был вынести, и лицо его исказилось.
   - Уничтожат кладбище Невинных мучеников?! - прошептал он. - Ты лжешь!...
   - Я никогда не лгу, - ничуть не смущаясь, ответил я. - Во  всяком  случае
тем, кого не люблю. Парижане не  хотят  больше  терпеть  у  себя  под  боком
отвратительный запах и дышать гнилым воздухом. Символы мертвых не имеют  для
людей такого значения, какое придаете им вы. Пройдет несколько лет  -  и  на
этом месте появятся новые дома, улицы  и  рыночные  площади.  Рационализм  и
практичность - вот символы восемнадцатого века.
   - Замолчи!... - прошептал он. - Кладбище  Невинных  мучеников  существует
столько же, сколько существую я сам!
   Его юное личико напряглось.
   И только королева оставалась невозмутимой.
   - Неужели ты не понимаешь? - спокойно продолжал я. - Сейчас совсем другое
время. Новый век требует новой разновидности зла. И это новое зло - я!  -  Я
на секунду остановился, пристально глядя на него. - Я вампир нового века!
   Он не мог предвидеть такого поворота событий. И впервые за все это  время
я заметил в его глазах проблеск мучительного понимания, проблеск  настоящего
страха.
   Я сделал успокаивающий жест.
   - Что же касается сегодняшнего происшествия в церкви, -  осторожно  начал
я, - согласен, оно было глупым. А мое выступление на  сцене  театра  и  того
хуже. Признаю, это были грубейшие ошибки. Но ты знаешь,  что  не  они  стали
причиной твоего враждебного отношения ко мне.  Забудь  о  них  на  минуту  и
постарайся увидеть мою красоту и власть.  Постарайся  понять,  какое  зло  я
собой представляю. Я странствую по миру в облике обыкновенного  смертного  -
самый худший из демонов, чудовище, ничем не отличающееся от  любого  другого
обитателя этого мира.
   Королева вампиров хрипло засмеялась. Я отчетливо ощущал исходящую от  нее
симпатию, в то время как он источал лишь боль.
   - Подумай об этом, Арман! - мягко, но настойчиво продолжал  я.  -  Почему
смерть должна прятаться в тени? Почему  должна  ждать  у  ворот?  Нет  такой
спальни и такого бального зала, куда я не  мог  бы  войти.  Смерть  на  фоне
теплого сияния пламени камина! Смерть, крадущаяся на цыпочках по коридору! И
все это - я! Ты говоришь о Темном Даре? Но ведь его-то я и использую!
   Я - Господин Смерть, одетый в кружева и  шелк!  И  прихожу  затем,  чтобы
погасить свечу жизни! Я - червоточина в самой сердцевине розового цветка!
   Никола слабо застонал.
   Мне показалось, что я услышал также и вздох Армана.
   - Нет такого места, где они могут от меня  спрятаться,  -  говорил  я,  -
утратившие веру в Бога, слабые существа, намеревающиеся уничтожить  кладбище
Невинных мучеников. И нет таких запоров, которые могли бы меня удержать!
   Он по-прежнему  молча  смотрел  на  меня  и  казался  очень  печальным  и
спокойным. В его слегка потемневших глазах не было и следа злобы или ярости.
   - Это, конечно, великолепная миссия, -  после  долгого  молчания  наконец
заговорил он, - жить среди людей и безжалостно  их  уничтожать.  Но  ты  так
ничего и не понял.
   - О чем ты? - спросил я.
   - Ты не сможешь вынести это. Ты не выживешь среди людей!
   - Но я же жив. Старинные таинства уступили место новым. И кто знает,  что
случится потом? В тебе не осталось поэзии. Поэзия  в  том,  что  представляю
собой я!
   - У тебя не хватит сил. Ты даже не понимаешь, о чем сейчас говоришь. Ведь
ты появился совсем недавно и еще слишком молод.
   - И все-таки  он  достаточно  силен,  этот  почти  ребенок,  -  задумчиво
произнесла королева. - И его прекрасная спутница  тоже.  Эти  двое  способны
мыслить очень здраво.
   - Вы не можете жить среди людей! - настаивал на своем Арман.
   Его лицо на мгновение вспыхнуло, но я знал, что он мне  больше  не  враг.
Скорее, он походил на старшего по возрасту, проявляющего ко  мне  интерес  и
стремящегося высказать нелицеприятную правду. И в то же время  он  напоминал
ребенка, с мольбой обращавшегося ко мне за разъяснениями. В этом  соединении
взрослого и ребенка, умоляющего меня выслушать все, что он хочет сказать,  и
состояла его главная сущность.
   - Но почему? Говорю тебе, я принадлежу к обществу людей. Именно их  кровь
делает меня бессмертным!
   - О да, бессмертным! Но ты не имеешь даже слабого  представления  о  том,
что это такое! Для тебя это пока  всего  лишь  слово.  Вспомни  и  попытайся
вдуматься в судьбу своего создателя. Почему Магнус шагнул в пламя?  Для  нас
это как прописная истина, а ты не догадываешься о ней. Если ты станешь  жить
среди людей, то со временем просто сойдешь с ума. Невероятно тяжело  видеть,
как стареют и умирают люди,  как  возникают  и  рушатся  целые  королевства,
страшно терять все, что ты понимал  и  любил!  Кто,  скажи,  способен  такое
вынести? Со временем ты неизбежно превратишься в  беснующегося  от  отчаяния
безумца. Твое  бессмертие  служит  тебе  защитой  и  спасением!  Как  ты  не
понимаешь, что это вечный порядок вещей, изменить который никто не в силах?!
   Осознав, какое слово только что произнес - ?спасение?, он вдруг замолк, а
слово эхом отозвалось в пустом помещении и заставило Армана  произнести  его
еще раз, теперь уже едва слышно.
   - Арман, - мягко обратилась к нему королева, - всем нам хорошо  известно,
что безумие может поразить даже самого старшего из нас, независимо от  того,
следует  он  древним  законам  или  пренебрегает  ими.   -   Она   взмахнула
белоснежными руками с длинными ногтями, словно собираясь напасть на него,  и
расхохоталась, встретив в ответ его холодный взгляд. - Ведь я в  не  меньшей
степени, чем ты, почитала старинные законы и следовала им и тем не менее все
равно потеряла разум. Разве я не права?  Может  быть,  именно  поэтому  я  и
соблюдала правила так строго?!
   Не желая соглашаться с ней, он сердито покачал головой. Разве сам  он  не
служит вечным доказательством того, что все  должно  быть  именно  так,  как
говорит он?
   Королева приблизилась вплотную ко мне и, взяв за руку, развернула к  себе
лицом.
   - Неужели Магнус ничего не сказал тебе, сынок? - спросила она.
   Я ощущал исходящую от нее невероятную силу и властность.
   -  Пока  все  остальные  оставались  в  этом  священном  месте,  я   одна
отправилась через заснеженные поля, чтобы  отыскать  Магнуса,  -  продолжала
королева. - Моя сила теперь так велика, что  кажется,  будто  у  меня  могут
вырастать крылья. Я добралась до окна его комнаты, и потом мы  долго  гуляли
под прикрытием зубчатой стены, где нас не мог видеть  никто,  кроме  сиявших
высоко в небе звезд.
   Она придвинулась ко мне еще ближе и сильно сжала мою руку.
   - Магнусу было известно очень и очень многое, - снова заговорила она. - И
если ты действительно силен,  вовсе  не  безумие  становится  твоим  главным
врагом. Вампир, покинувший общество себе  подобных  ради  того,  чтобы  жить
среди людей, заглядывает в лицо аду задолго до того, когда он может потерять
разум. Он неизбежно  начинает  испытывать  любовь  к  смертным!  Приходит  к
пониманию самой сути любви.
   - Отпусти меня, позволь  уйти,  -  тихо  попросил  я  ее.  Не  знаю,  что
удерживало меня больше - ее рука или пристальный взгляд.
   - С течением времени он познает людей в такой степени, в какой  они  сами
себя не знают, - бесстрашно и неумолимо продолжала  королева.  -  И  наконец
наступает момент, когда вампир больше не в силах  отнимать  у  них  жизнь  и
причинять страдания, и тогда только безумие или собственная смерть  способны
избавить его от боли и мучений. Вот что рассказал мне Магнус о судьбе старых
вампиров, и именно это в полной мере пришлось испытать ему в конце жизни.
   Она наконец выпустила мою руку и  мгновенно  оказалась  очень  далеко  от
меня.
   - Я не верю ни одному твоему слову, - свистящим  шепотом  произнес  я.  -
Магнус? Любил людей?
   - Конечно, не веришь, - с улыбкой печального клоуна ответила она.
   Арман тоже смотрел на нее непонимающим взглядом.
   - Сейчас мои слова ничего для тебя не значат, - вновь обратилась  ко  мне
королева, - но у тебя впереди вечность, чтобы постичь их смысл.
   Она в который уже раз расхохоталась, и ее воющий смех эхом  отразился  от
потолка и стен, за которыми ему вторили вопли пленников. Запрокинув  голову,
она все смеялась и смеялась...
   Арман в ужасе не сводил с нее глаз:  создавалось  впечатление,  что  этот
смех он воспринимал как струящийся изнутри нее свет.
   - Нет, все это ложь, ужасная ложь! - воскликнул я, трепеща всем  сердцем,
- Все  эти  выдумки  о  любви,  сама  концепция  любви  не  более  чем  плод
воображения и проявление глупости смертных!
   Прижав пальцы к вискам, я пытался унять пульсирующую  в  голове  страшную
боль, от которой мутилось в глазах. Перед моим  мысленным  взором  отчетливо
возникла темница Магнуса, где приняли смерть многие люди, обреченные умирать
в сыром вонючем склепе среди разлагающихся трупов тех, кто был приговорен  к
казни до них.
   Арман смотрел на меня так, будто я причинял ему муки точно  так  же,  как
мучил его не стихающий, звучащий то громче, то тише  смех  старой  королевы.
Словно собираясь коснуться меня, Арман протянул руку,  но  не  осмелился  до
меня дотронуться.
   Я вновь вспомнил  восторг  и  боль,  которые  мне  пришлось  пережить  за
последние месяцы, и неожиданно почувствовал, что вот-вот  закричу,  как  уже
кричал когда-то на сцене театра Рено. Сила моих ощущений вызывала ужас, и  я
мог лишь бормотать что-то нечленораздельное, издавать какие-то бессмысленные
звуки.
   - Лестат! - услышал я шепот Габриэль.
   - Любовь к смертным? - бормотал я, глядя на старую королеву и  неожиданно
для себя испытывая ужас при виде ее торчащих точно  пики  вокруг  сверкающих
глаз ресниц и кожи, напоминающей оживший мрамор. - Любовь к смертным?  И  на
это вам понадобилось триста лет? - Я бросил взгляд на Габриэль.  -  С  самой
первой ночи, прижимая их к себе, я любил их! Любил, когда  пил  их  кровь  и
отнимал у них жизнь! Боже мой! Да разве не  в  этом  состоит  сама  сущность
Темного Дара?
   Так же как и в тот вечер в театре, голос мой становился громоподобным:
   - Кто же вы такие, если вы их не любите? Что вы за подлые существа,  если
обыкновенная способность чувствовать является для вас пределом мудрости?
   Я попятился и оглядел огромную могилу  и  свод  сырой  земли  над  нашими
головами. Мне вдруг показалось, что я  вижу  все  не  наяву,  что  это  лишь
галлюцинация.
   - Господи! Да неужели Обряды Тьмы лишили вас разума? - обратился я к ним.
- Все эти ваши ритуалы и то, как вы заключаете в могилы новообращенных?  Или
вы были чудовищами еще при жизни? Как можем мы, все мы, не любить смертных?
   Никакого ответа... Только  бессмысленные  вопли  голодных  за  стенами...
Никакого ответа... Лишь доносящееся до меня слабое биение сердца Никола.
   - Что ж, как бы то  ни  было,  послушайте,  что  я  вам  скажу,  -  снова
заговорил я, указывая пальцем на Армана и старую королеву. - В обмен на  Дар
я не обещал продать свою душу дьяволу. А когда я создал  эту  женщину,  мною
двигало лишь желание спасти ее от могильных червей, которые пожирают лежащие
вокруг вас трупы. Если любовь к  смертным  и  есть  тот  ад,  о  котором  вы
говорили, то я уже давно нахожусь  в  преисподней.  Я  встретился  со  своей
судьбой! Позвольте мне остаться с ней наедине, и покончим на этом!
   Голос мой вдруг прервался, во рту пересохло. Я нервно  провел  руками  по
волосам. Арман приближался ко мне, и  мне  казалось,  что  от  него  исходит
какое-то сияние.  На  его  прекрасном  и  невинном  лице  застыло  выражение
благоговейного страха.
   - Мертвецы... мертвецы... - повторил я. - Не  приближайтесь  ко  мне!  Вы
рассуждаете о безумии и любви в этом отвратительном месте! А старое чудовище
Магнус запирал людей в своей темнице! О какой любви здесь можно говорить?  О
той, которую испытывают мальчишки к бабочкам, когда отрывают у них крылья?
   - Нет, мой мальчик,  -  ничуть  не  смущенная  моими  словами,  возразила
королева вампиров, - тебе только кажется, что ты все понял, а на самом  деле
это не так. - Она тихонько рассмеялась. - Ты только жалеешь их, не более.  И
себя тоже, потому что не можешь быть одновременно человеком и не человеком.
   - Сплошная ложь, - ответил я, подходя к Габриэль и обнимая ее за талию.
   - Ты непременно придешь к пониманию сущности любви, -  продолжала  старая
королева, - когда действительно станешь порочным и  злобным  существом.  Все
дело в твоем бессмертии, дитя мое. В способности глубоко и  полно  осознать,
что это такое.
   Она воздела руки к потолку и завыла.
   - Ну и черт с вами! - крикнул я, хватая Габриэль  и  Ники  и  таща  их  к
выходу из склепа. - Вы уже давно находитесь в аду, и я собираюсь вас в нем и
оставить!
   За моей спиной издевательски звучал безумный смех старой королевы.
   Подобно Орфею, я остановился и посмотрел назад.
   - Скорее, Лестат, - услышал я шепот Никола.
   Габриэль отчаянно подавала мне знаки, что пора бежать.
   Арман не сдвинулся с места, рядом с ним хохотала безумная королева...
   - Прощай, храбрый мальчик! - крикнула она мне вслед. - Смело лети  вперед
по Пути Дьявола! Следуй Путем Дьявола как можно дольше!
 
*** 
 
   Выскочив из склепа, мы увидели столпившееся под проливным холодным дождем
общество. Совершенно сбитые  с  толку,  они  завороженно  смотрели,  как  мы
промчались по кладбищу Невинных мучеников и выбежали на  заполненные  людьми
парижские улицы.
   Через несколько минут мы уже бешено неслись в краденом экипаже  прочь  из
Парижа.
 
*** 
 
   Я безжалостно гнал лошадей  вперед,  чувствуя  себя  при  этом  настолько
по-человечески  усталым,  что   сама   мысль   о   моих   сверхъестественных
возможностях казалась не более чем фантазией. Буквально за каждым  поворотом
дороги я ожидал снова увидеть окружающих  нас  грязных,  одетых  в  лохмотья
демонов.
   И все же в одном из придорожных кабачков я успел раздобыть  еду  и  питье
для Никола и одеяла, чтобы укрыть его от холода.
   Он потерял сознание задолго до того, как мы  добрались  до  башни.  Я  на
руках отнес его вверх по лестнице и оставил в комнате,  где  сначала  держал
меня Магнус.
   Горло его было по-прежнему исцарапано и распухло от укусов. Он спал очень
крепко, и тем не менее, укладывая его на  постель  из  соломы,  я  отчетливо
ощущал его страстную жажду, такую же,  какую  испытывал  сам,  когда  Магнус
впервые напился моей крови.
   Ну что ж, когда он проснется, его ждет достаточное количество вина и еды.
Я был уверен, хотя не знал, на чем  моя  уверенность  основана,  что  он  не
умрет.
   Я не представлял себе, что будет происходить с  ним  при  дневном  свете.
Однако, оставаясь взаперти, он по крайней мере будет в безопасности. К  тому
же независимо от того, кем он был для меня и кем станет в будущем, я не  мог
позволить, чтобы кто-либо из смертных бродил по моему убежищу, пока я сплю.
   Я не в силах был размышлять и едва  не  засыпал  на  ходу  -  точь-в-точь
простой смертный.
   Глядя на Ники, я слышал отголоски его снов - ему снился кошмар, пережитый
им на кладбище Невинных мучеников. В комнату вошла Габриэль. Она только  что
похоронила беднягу конюшего и сейчас была похожа на запыленного  ангела,  но
волосы ее, прямые и забрызганные грязью, по-прежнему мягко светились.
   Она тоже долго смотрела на Ники, потом потащила меня за руку из  комнаты,
а после того как я запер дверь, увлекла вниз по лестнице в подземный  склеп.
Едва мы туда вошли, она обняла меня и прильнула ко  мне  всем  телом,  будто
сама в изнеможении готова была вот-вот упасть в обморок.
   - Послушай, - наконец заговорила она, отодвигаясь и беря в руки мое лицо,
- как только проснемся, мы увезем его из Франции. Никто и никогда не поверит
его безумным рассказам.
   Я ничего не ответил. Я не понимал ее истинных намерений, не улавливал ход
ее мыслей. В голове у меня все плыло и кружилось.
   - Ты можешь обмануть его, так же  как  обманул  актеров  театра  Рено,  -
продолжала она, - Можешь отправить его в Новый Свет.
   - Спи, - прошептал я, с закрытыми глазами целуя ее в полуоткрытые губы  и
крепко прижимая к себе.
   Перед моим мысленным взором вновь возник склеп,  и  я  снова  услышал  их
голоса. Нет, это никогда не кончится!
   - После его отъезда,  -  спокойно  промолвила  она,  -  мы  поговорим  об
остальных. Быть может, нам стоит на время уехать из Парижа вдвоем...
   Выпустив ее из рук, я отвернулся и  отошел  к  саркофагу,  прислонился  к
холодной каменной крышке и замер.  Впервые  за  всю  бе