долеть свою тягу к  невозможному,  горечь  и  гнев.  Я  ничего  не  могу
изменить. И она не может, хотя она и сильнее меня. Но  она  любила  меня,  я
знал это и, даже когда повернулся  и  пошел  прочь,  чувствовал  ее  взгляд,
полный бесконечной любви.
   Растерянный и усталый, я, кажется, совсем заблудился, и вдруг мой  тонкий
слух, безошибочный слух вампира,  уловил  далекие  шаги  за  спиной.  Кто-то
преследовал меня.
   Сначала у меня мелькнула безумная мысль, что это Клодия. Она  перехитрила
меня и догнала. И тут же ее сменила другая, простая и слишком  грубая  после
нашего сегодняшнего разговора. Для нее эти шаги тяжелы. Конечно,  это  всего
лишь случайный прохожий движется навстречу смерти.
   С тем я и пошел дальше, не оглядываясь, и  боль,  терзавшая  мое  сердце,
собиралась  было  вспыхнуть  с  новой  силой,  как  вдруг  внутренний  голое
настойчиво произнес: ?Глупец, прислушайся как следует?. И я понял, что  шаги
позади меня ошеломляюще точно совпадают с моими  собственными.  Случайность,
решил я. Ведь смертный никак бы  не  смог  услышать  меня:  расстояние  было
слишком велико для человеческих ушей. Но стоило мне остановиться, чтобы  это
обдумать, как шаги затихли. Я обернулся и, увидев  только  пустынную  улицу,
прошептал: ?Луи, ты сам себе морочишь голову?. Я двинулся дальше, но шаги не
отставали. Я пошел быстрей, и невидимый преследователь тоже  прибавил  ходу.
То,  что  случилось  дальше,  было   совсем   невероятно.   Я   настороженно
прислушивался  к  шагам  за  спиной  и  шел,  не  разбирая  дороги,  поэтому
споткнулся о кусок черепицы, ударился плечом о стену и чуть не упал, и в  ту
же секунду услышал, как шедший сзади сбился с шага, эхом  отзываясь  на  мое
падение.
   Страшная тревога охватила меня. Она была сильнее, чем страх. Меня утешало
только то, что мы далеко друг от друга, и я уже  твердо  знал,  что  это  не
человек. Кругом было темно, в окнах ни огонька. Я не знал, что  делать.  Мне
вдруг захотелось окликнуть это существо, подозвать, сказать, что жду  его  и
встречу его во всеоружии. Но побоялся. И  я  пошел  дальше,  все  быстрее  и
быстрее, но расстояние между нами не сокращалось. Моя тревога росла, темнота
вокруг зловеще сгущалась; я шел и повторял про себя:
   "Зачем ты преследуешь меня? Почему ты хочешь, чтобы я тебя слышал??
   Я  обогнул  угол  дома,  впереди  блеснул  свет.  Улица   начала   полого
подниматься, и я пошел очень медленно, чтобы не показываться  перед  ним  на
свету.
   Совсем замедлив шаг, остановился у поворота.  Вдруг  прямо  надо  мной  с
грохотом обрушилась крыша  дома.  Я  отпрыгнул  как  раз  вовремя,  но  одна
че-репица все же задела плечо. И снова все стихло. Я смотрел  на  обломки  и
настороженно ждал. Потом медленно завернул за поворот,  навстречу  свету.  И
там, под газовым фонарем, я увидел черную фигуру  и  сразу  понял,  что  это
вампир.
   Он был такой же худой, как я,  только  выше.  Яркий  фонарь  освещал  его
бледное лицо; огромные черные глаза изучали меня с  нескрываемым  интересом.
Он шагнул было ко мне, но замер. И  вдруг  я  осознал,  что  не  только  его
длинные черные волосы зачесаны так же, как у меня; не  только  его  шляпа  и
плащ как две капли походят на мои, но даже поза и выражение лица в  точности
повторяют мои собственные. Я судорожно глотнул воздух и медленно  обвел  его
взглядом с ног до головы, стараясь скрыть сердцебиение. Он рассматривал меня
так же пристально. Он вдруг моргнул, и я осознал, что  передразнивает  меня.
Это было ужасно. Я хотел заговорить, но слова застряли у меня в  горле;  его
губы зашевели-лись одновременно с моими, и невозможно  было  остановить  эту
мерзкую  игру.  Его  мрачная  фигура   возвышалась   под   фонарем,   черные
пронзительные глаза следили за мной с неотступным вниманием. Это была просто
насмешка. Мне стало казаться, что он - настоящий вампир, а я - его отражение
в зеркале.
   "Умно?, - сказал я с отчаяния. Разумеется, он отозвался эхом прежде,  чем
замер звук моего голоса. Я злился,  старался  унять  предательскую  дрожь  в
коленях, мое лицо невольно растягивалось в некое  подобие  улыбки.  Он  тоже
улыбнулся, но в его глазах горела животная жестокость, и усмешка  получилась
мрачной и зловещей.
   Я двинулся вперед, и он последовал моему примеру.  Я  остановился,  и  он
остановился. Но потом нарушил правила игры: медленно,  как  во  сне,  поднял
правую  руку  и  несколько  раз  ударил  себя  кулаком  в  грудь,  изображая
торопливый стук моего сердца, и злобно расхохотался. Он смеялся,  запрокинув
голову и обнажая ужасные клыки; казалось, его смех заполнил всю  улицу.  Это
было отвратительно.
   "Ты  хочешь  причинить  мне  зло??  -  спросил  я,  но  в  ответ  услышал
собственный вопрос, повторенный насмешливым тоном.
   "Фигляр! - сказал я резко, почти грубо. - Шут!?
   Это слово остановило его. Лицо незнакомца потемнело от гнева
   Я повернулся к нему спиной и пошел прочь; я  по  думал,  что  теперь  ему
придется все же догнать меня, хотя бы для того, чтобы выяснить, кто я такой.
Неуловимо и стремительно он обогнал меня  и  очутился  передо  мной,  словно
появился из воздуха. Я снова повернулся к нему спиной, ?но он уже  стоял  на
прежнем  месте,  под  фонарем,  и  только  волосы,  чуть  тронутые   ветром,
напоминали о том, что он двигался.
   "Я искал тебя! Ради этого я и приехал в Париж!? Я заставил  себя  сказать
это. Он не повторил мои слова и не шевельнулся, только пристально  посмотрел
на меня и пошел ко мне навстречу, изящно, неторопливо, и  я  понял,  что  он
наконец стал самим собой. Он протянул руку, словно  в  знак  приветствия,  и
вдруг сильно толкнул меня в грудь. Я потерял  равновесие  и  отлетел  назад.
Рубашка взмокла и прилипла к телу. Я схватился  рукой  за  стену,  чтобы  не
упасть, потом повернулся к нему,  чтобы  отразить  нападение,  но  он  одним
ударом опрокинул меня на землю.
   Вряд ли я смогу описать, сколь велика была его сила. Вы прняли бы, если б
я вдруг решил напасть на вас. Внезапный удар - но движения моей руки  вы  бы
даже не заметили.
   И тогда внутренний голос сказал мне: ?Поднимись и покажи ему свою  силу?.
Я быстро поднялся и пошел на него, вытянув руки. Но  поймал  только  воздух,
пустоту под фонарным столбом; стоял и оглядывался как  последний  дурак.  Он
испытывал меня. Я вглядывался в темноту улицы, во все углы, но его нигде  не
было.
   "Мне не нужны ваши испытания?, - думал я, но некому было объяснить,  и  я
не знал, как с этим покончить. Вдруг он вынырнул из темноты и легко  швырнул
меня на булыжник, к той же стене. Тяжелый  башмак  ударил  меня  по  ребрам;
взбешенный, я вцепился в его ногу, твердую, как железо. Он упал, ударился  о
стену и злобно зарычал. Дальше все смешалось. Я не выпускал его, он старался
пнуть меня в живот. Наконец он вырвался, сильные руки подняли меня в воздух.
Я прекрасно понимал, что  будет  дальше:  он  отшвырнет  меня  на  несколько
метров, силы у него хватит. Избитый и покалеченный, я потеряю сознание.  Вот
что тревожило меня больше всего: могу ли я потерять сознание? Но мне  так  и
не удалось этого узнать. Потому что я вдруг понял: кто-то третий встал между
нами, вступился за меня и заставил его разжать стальные тиски.
   Я поднял глаза и увидел улицу и два смутных силуэта вдали, но они тут  же
исчезли, растаяли, как гаснет картина на  сетчатке  закрытых  глаз.  Остался
только тихий шелест черных одежд, шорох  камешков  под  ногами  и  пустынная
ночь. Я сидел на мостовой и задыхался, пот градом катил по лбу  и  щекам.  Я
огляделся и посмотрел вверх - на узкую полосу неба между домами. И вдруг  от
темной стены медленно отделилась тень.  Я  разглядел  слабое  сияние  волос,
белое застывшее лицо. Странное и загадочное лицо, не такое худое и  мрачное,
как у первого вампира. Большие темные глаза спокойно смотрели на меня,  губы
не шевельнулись, но я услышал шепот:
   "С тобой все в порядке??
   Но я уже стоял на ногах, готовый к нападению. Он не двигался, словно врос
в стену. Я напряг зрение и увидел, что незнакомец шарит в нагрудном  кармане
жилета. Он достал и протянул мне визитную карточку, ослепительно белую,  как
и его пальцы. Я не шевельнулся.
   "Приходи завтра вечером, - услышал я тот  же  шепот.  Тень  скрывала  его
гладкое, бесстрастное лицо. - Я  не  сделаю  тебе  ничего  дурного,  и  тот,
другой, тоже. Я не позволю ему?.
   И он проделал трюк, знакомый каждому вампиру: его рука  точно  оторвалась
от неподвижного тела и вложила карточку  в  мои  пальцы,  и  багровые  буквы
вспыхнули под  лучом  фонаря.  В  мгновение  ока  темная  фигура  по-кошачьи
вскарабкалась на крышу и исчезла.
   Я остался один и прочитал надпись на карточке. Оглушительный  стук  моего
сердца эхом разносился по узенькой улочке. Я хорошо знал адрес, часто  ходил
в театры на той же улице, но название  изумило  меня  до  крайности:  ?Театр
вампиров?. Внизу было указано время - девять часов вечера.
   Я  перевернул  карточку  и   обнаружил   приписку:   ?Приводи   с   собой
очаровательную малютку. Мы будем рады встрече с вами. Арман?.
   Я не сомневался: приписка сделана рукой того, кто вручил мне приглашение.
До  рассвета  оставалось  совсем  мало  времени,  нужно  было  добраться  до
гостиницы и рассказать обо всем Клодии. Я так быстро бежал по ночным  улицам
и бульварам, что редкие прохожие  не  успевали  заметить  промчавшейся  мимо
тени.
 
*** 
 
   В Театр вампиров пускали  только  по  приглашениям.  Швейцар  внимательно
изучил мою карточку, прежде чем пустить нас внутрь.  Шел  дождь.  Мужчина  и
женщина мокли у закрытой билетной кассы;  на  сморщенных  афишах  вампиры  в
накидках, похожих на крылья летучих мышей, тянули руки к  обнаженным  плечам
своих жертв; многочисленные пары спешили войти в переполненное фойе. Я сразу
увидел, что в толпе только люди. Ни одного вампира, кроме нас. Даже  швейцар
оказался человеком. Мы вошли в театр  и  очутились  в  самой  гуще  светской
болтовни и мокрых плащей, женские руки в перчатках поправляли  широкие  поля
шляп  и  влажные  локоны  всех  цветов  и  оттенков.  Полный   лихорадочного
возбуждения, я протиснулся в тень, поближе к стене. Мы с Клодией уже утолили
голод, но только затем, чтобы наши глаза не  горели  слишком  откровенно,  а
лица не выглядели чересчур бледными на оживленной и ярко  освещенной  улице.
Поспешно выпитая кровь только растревожила меня, но у нас не  было  времени.
Эта ночь предназначалась не для убийства. То была ночь  откровений,  чем  бы
она ни закончилась. Это я уже тв„рдо знал.
   Толпа  теснила  нас  со  всех  сторон,  и  вдруг  открылись  двери  зала.
Молоденький юноша протолкнулся к нам  И  поманил  за  собой,  указывая  мимо
плечей и голов на ступеньки лестницы, ведущей наверх.  Нам  отвели  одну  из
лучших лож в театре, и, хотя свежая кровь не сделала  мое  лицо  похожим  на
человеческое, да и Клодия, которая не слезала с моих рук, не превратилась  в
обычного ребенка, наш  провожатый  не  обратил  на  это  никакого  внимания.
Напротив, он гостеприимно улыбался, откинув в сторону портьеру,  за  которой
перед медными поручнями ограждения стояли два кресла.
   "У них слуги-люди...  Ты  думаешь,  это  допустимо??  -  спросила  Клодия
шепотом.
   "Лестат никогда не доверял таким рабам?, - ответил я  и  посмотрел  вниз:
партер заполнялся, очаровательные шляпки  плыли  по  проходам  между  обитых
щелком кресел. Обнаженные плечи дам светились матовым блеском на балконе,  в
лучах газовых ламп искрились и сверкали бриллианты.
   "Постарайся хоть один раз в жизни проявить хитрость и осторожность, - еле
слышно прошептала Клодия, низко наклонив голову, чтобы не было видно лица. -
Забудь, что ты джентльмен?.
   Свет потихоньку стал гаснуть, вначале на балконе, а затем и в партере.  В
оркестровой яме появились музыканты. Внизу  длинного  занавеса  из  зеленого
бархата вспыхнул одинокий огонек.  Он  окреп,  вырос,  ярко  осветил  пустую
сцену, и зрители растворились в полумраке, только сверкали драгоценные камни
на кольцах, браслетах и подвесках. Шум в  зале  становился  глуше,  эхо  под
сводами повторило чей-то одинокий кашель, и наконец  все  стихло.  В  ту  же
секунду  раздались  неторопливые,   ритмичные   удары   тамбурина,   к   ним
присоединился тонкий, высокий голос деревянной флейты, вплетавший  в  резкое
металлическое позвякивание бубенцов призрачную мелодию, выплывшую, казалось,
из  глубины  средних  веков.  Вступили   струнные,   отрывистыми   аккордами
подчеркивая  мерный  звон  тамбурина.  Пение  флейты  стало  громче,  в  нем
слышались грустные, меланхолические нотки.  Музыка  очаровывала,  влекла  за
собой, публика сидела  притихшая,  объединенная  потоком  печальных  звуков,
полных неземной красоты и гармонии. Бесшумно поднялся  занавес.  Свет  рампы
загорелся сильней, сцена превратилась в густой лес. Лучи  играли  на  густой
листве пышных зеленых крон.  Сквозь  деревья  проступали  очертания  низкого
каменистого  берега  ручейка,  вода  весело  искрилась  и  сверкала,  словно
освещенная солнечными лучами. Весь этот  живой  трехмерный  мир  был  создан
мастерской рукой художника на тонком шелковом  полотне,  слегка  трепетавшем
при каждом, даже самом слабом, движении воздуха.
   Отдельные хлопки, приветствовавшие появление чудесной иллюзии,  переросли
в короткую бурю аплодисментов. На сцене возникла темная фигура,  она  быстро
двигалась между стволами деревьев и, как по волшебству,  очутилась  в  ярком
пятне света. В одной руке актер  нес  отливавшую  серебром  небольшую  косу,
подчеркнуто демонстрируя ее публике,  а  другой  удерживал  перед  невидимым
лицом маску на тоненькой палочке, изображавшую ужасный облик Смерти -  голый
череп.
   В зале раздались негромкие, сдержанные восклицания.  Перед  ошеломленными
зрителями на опушке  леса  стояла  сама  Смерть,  небрежно  поигрывая  своим
отвратительным орудием. Моя душа отозвалась без страха, но с  каким-то  иным
чувством, подобным тому, которое  испытывали  зрители,  глядя  на  волшебное
очарование  хрупких  декораций,  на  мистическую  тайну,  окутывавшую   ярко
освещенную  сцену,  где  фигура  в  широком  черном  плаще   разгуливала   с
грациозностью грозной пантеры, вызывая в зале невольные возгласы,  вздохи  и
благоговейный шепот.
   Движения первого персонажа были полны завораживающей силы, как  и  четкий
ритм музыки. За спиной Смерти показались другие фигуры, темные и призрачные.
Первой на свет вышла безобразная старуxa, высохшая и согбенная под  тяжестью
лет. Она с трудом несла большую корзину с цветами  и  плелась,  едва  волоча
ноги. Ее мелко трясущаяся голова покачивалась в такт музыке и  стремительным
движениям ангела Смерти. Увидев его, она попятилась,  поставила  корзину  на
землю,  опустилась  на  колени  и  молитвенно  сложила  руки.  Она  казалась
измученной и истощенной. Опустила голову в ладони, словно хотела заснуть. Но
то и дело, встрепенувшись, она умоляюще тянулась всем телом к черной  фигуре
Смерти. Та подошла к ней, наклонилась, заглянула в  старческое,  морщинистое
лицо, затененное седыми космами  спутанных  волос,  и  отшатнулась,  помахав
перед собой  рукой,  точно  отгоняя  неприятный  запах.  Публика  отозвалась
неуверенным смехом. Старая  женщина  поднялась  с  колен  и  приблизилась  к
Смерти.
   Печальная мелодия сменилась разнузданной джигой, они  кругами  бегали  по
сцене. Старуха гонялась за Смертью, но та забилась в  темноту  под  могучими
стволами и исчезла: накрыла  лицо  плащом  и  словно  слилась  с  деревьями.
Старуха разочарованно вздохнула, печально подхватила корзину и поплелась  со
сцены. Музыка замедлилась и смягчилась. Публика смеялась.  Мне  это  все  не
понравилось. В действие вступили другие, и  у  каждого  была  своя  мелодия:
убогие калеки на костылях и жалкие нищие в рубищах. Все они  устремлялись  к
Смерти,  но  она  ускользала  от  них,  уворачивалась  с   томными   жестами
непреодолимого отвращения. В конце концов все они  были  изгнаны  со  сцены.
Смерть проводила их и, небрежно помахав на прощание рукой, всем своим  видом
изобразила усталость и скуку.
   И только теперь я понял: эта белая рука, которая высекает смех из зала...
Она не загримирована Это рука вампира; вот она  поднялась  к  маске,  словно
скрывая зевок.  Вампир  остался  на  сцене  один.  Он  ловко  прислонился  к
нарисованному дереву, наклонив голову, как будто решил вздремнуть.  В  тихой
музыке  слышалось  пение  птиц,  журчанье  ручья.  Луч  света  погас,  сцена
погрузилась в полутьму. Вампир спал.
   Но вдруг другой ослепительно яркий луч вспыхнул во мраке, пронзая  тонкое
полотно декораций, и выхватил из темноты молоденькую девушку. Ее стройная  и
высокая фигура до пояса куталась в волнистые длинные пряди чудесных  золотых
волос. По залу пробежал трепет восхищения. Девушка беспомощно барахталась  в
круге  света,  словно  заблудилась  в  дремучем  лесу.  Но  она   и   правда
заблудилась: я сразу понял, что она не вампир. Пятна земли на  ее  блузке  и
юбке были настоящие, и никаких следов грима не  виднелось  на  обращенном  к
свету прекрасном лице.  Ее  тонкие  черты  напоминали  образы  святой  Девы.
Ослепленная яркими лучами, она не могла разглядеть зал и зрителей,  но  сама
стояла перед нами как на ладони. Слабый стон слетел с  ее  губ,  эхом  вторя
тонкому, мечтательному голосу флейты, воспевавшему ее красоту. Темная фигура
проснулась, привстала и уставилась на девушку,  приветственно  и  восхищенно
взмахнув рукой.
   В зале раздались жидкие смешки, но  они  тут  же  смолкли.  Девушка  была
слишком прекрасна, ее глаза  -  слишком  тревожны,  а  спектакль  -  слишком
правдоподобен. И вдруг смерть отбросила маску в кулисы  и  показала  публике
свое бледное светящееся лицо. Она торопливо пригладила  чуть  растрепавшиеся
волосы и поправила плащ, стряхнула с отворотов воображаемую  пыль.  То  была
влюбленная Смерть.  Послышались  аплодисменты,  зрители  видели  в  гладком,
прекрасно отражающем свет лице еще одну  мастерски  выполненную  сценическую
маску.  Но  то  было  лицо  вампира,  и  я  узнал  его:  это   был   злобный
отвратительный шут, который напал на меня в Латинском квартале.
   Я нащупал в  темноте  руку  Клодии  и  крепко  сжал  ее,  но  она  сидела
неподвижно, увлеченная действием на сцене Девушка слепо смотрела  в  сторону
зала, лес раздвинулся, открывая проход, и вампир пошел ей навстречу.
   Девушка  медленно  двигалась  на  огни,  но,   заметив   темную   фигуру,
остановилась и испуганно, по-детски, вскрикнула. Она и  впрямь  походила  на
ребенка,  только  крошечные  морщинки  вокруг  глаз  выдавали  ее  подлинный
возраст.  Небольшая  грудь  отчетливо  вырисовывалась  под  тонкой  материей
блузки, длинная пыльная юбка плотно облегала узкие бедра и  подчеркивала  их
изящный, чувственный изгиб. В ее глазах блестели слезы,  она  попятилась  от
вампира. Я боялся за нее и желал ее. Девушка была невыносимо прекрасна.
   Вдруг позади нее  из  темноты  выступили  фигуры  в  масках  смерти,  еле
различимые в черных одеждах, - только светились во тьме их белые  руки.  Они
приближались к жертве и одну за другой отбрасывали маски  на  сцену;  черепа
падали на доски и злобно ухмылялись черному небу.  Их  было  семеро,  семеро
вампиров, и трое из них - женщины; их полуоткрытые  белые  груди  сияли  над
облегающими корсажами, мрачные глаза горели под черными прядями  волос.  Они
обступили жертву, их бледная и холодная красота тускнела перед  ее  золотыми
волосами, нежно-розовой кожей. Зрители замерли, слышались только восхищенные
и испуганные  вздохи.  Круг  белых  лиц  сжимался,  и  проклятый  шут,  этот
джентльмен-Смерть, повернулся к публике и прижал руки к  сердцу,  как  будто
хотел сказать: разве мыслимо устоять перед ней? Ответом ему стал  сдержанный
шум смешков и страстных вздохов.
   Девушка заговорила.
   "Я не хочу умирать?,  -  прошептала  она.  Ее  голосок  походил  на  звон
серебряного колоколь