ким эхом от каменных стен. Но  это
никогда больше не повторится. А она тем временем продолжала:
   - Иди... и побыстрее покончи с этим... сейчас же!  -  Для  убедительности
она кивнула головой, потом подошла ко мне и потянула за руку. - Посмотри  на
себя в зеркало, - шепотом добавила она.
   Но я и без того понимал, в чем дело. Я  отдал  ей  слишком  много  крови,
гораздо больше, чем взял от нее. Я умирал от голода.  Ведь,  перед  тем  как
пойти к ней, я даже не успел насытиться.
   Но я был так поглощен воспоминаниями о падающем за окном снеге, о  песнях
и стихах, которые слышал когда-то от нее, что не  ответил.  Взглянув  на  ее
пальцы, касающиеся моей руки, я обнаружил, что наша плоть  стала  совершенно
одинаковой. Вскочив с кресла, я обнял ее и стал ощупывать ее  лицо  и  руки.
Дело было сделано, и я все еще жив! Теперь она останется рядом со мной!  Она
прошла сквозь ужасное испытание одиночеством,  и  отныне  мы  будем  вместе.
Внезапно меня охватило жгучее желание обнять ее как можно  крепче  и  больше
никогда не отпускать от себя.
   Подхватив ее на руки, я принялся качать ее, а потом мы вместе закружились
по комнате.
   Голова ее откинулась назад, и я услышал, как  она  засмеялась  -  сначала
тихо, а потом все громче и громче, пока наконец мне не  пришлось  зажать  ей
ладонью рот.
   - От звука твоего голоса могут вылететь  все  стекла,  -  прошептал  я  и
оглянулся на дверь, за которой остались Роже и Никола.
   - Ну и что, пусть вылетят! - ответила она, и в тоне ее не было  и  намека
на шутку.
   Я поставил ее на пол.  Мы  обнимались  и  обнимались  и  никак  не  могли
остановиться.
   Однако в доме продолжали находиться другие  смертные.  Доктор  и  сиделка
собирались войти в комнату.
   Она оглянулась на дверь. Она тоже  слышала  их  мысли.  Но  почему  же  я
перестал слышать ее?
   Она отстранилась и обвела взглядом комнату. Потом  схватила  канделябр  и
подошла с ним к зеркалу, стремясь получше рассмотреть свое отражение.
   Я хорошо понимал, что с нею происходит. Ей необходимо было  время,  чтобы
привыкнуть смотреть на все другими, глазами. Однако нам нужно  выбраться  из
дома...
   За стеной послышался голос Ники, который требовал, чтобы доктор  постучал
в дверь комнаты.
   Как же нам теперь уйти отсюда, как избавиться от свидетелей?
   - Нет, только не этим путем, - сказала  она,  заметив  мой  обращенный  к
двери взгляд.
   Она внимательно осмотрела кровать и предметы, лежащие на  столике.  Потом
вытащила из-под подушки драгоценности, положила их  в  старенький  бархатный
кошелек, а кошелек прикрепила к поясу  так,  что  он  совершенно  скрылся  в
складках широкой юбки.
   Все ее движения были исполнены особенного  значения.  Хоть  я  и  не  мог
теперь читать ее мысли, я все же был уверен, что это было единственное,  что
она собиралась взять из этой комнаты. Она навсегда  прощалась  с  остальными
вещами - с привезенной из дома одеждой, со старинными серебряными щетками  и
расческами, с потрепанными книгами, валяющимися на столике возле кровати.
   В дверь постучали.
   - Почему бы нам не воспользоваться этим выходом? - спросила она, указывая
на окно и распахивая створки.
   Легкий ветерок всколыхнул золотые шторы. Увидев взметнувшиеся  вокруг  ее
лица волосы и широко открытые глаза, в которых отражались  мириады  оттенков
всех цветов радуги  и  которые  светились  поистине  трагическим  светом,  я
невольно вздрогнул. Она не боялась никого и ничего.
   Я обнял ее и на минуту задержал в своих объятиях. Зарывшись  лицом  в  ее
волосы, я способен был думать только о том, что отныне  мы  будем  вместе  и
никто не сможет разлучить нас. Я не мог  понять  ее  молчания,  не  понимал,
почему больше не слышу ее  мыслей,  но  знал,  что  не  она  тому  виной,  и
надеялся, что, возможно, это скоро пройдет. Главное заключалось в  том,  что
она рядом. Смерть была моим господином, я принес ей тысячи жертв,  но  сумел
вырвать из ее лап Габриэль. Я  высказал  свои  мысли  вслух.  Я  говорил  ей
множество на первый взгляд бессмысленных и горьких вещей - о  том,  что  нас
теперь двое, что мы оба поистине ужасные существа, о том,  что  мы  обречены
жить в  Саду  Зла.  С  помощью  множества  мысленных  образов  я  постарался
объяснить ей значение, которое вкладывал в понятие ?Сад Зла?, но, даже  если
она и не понимала меня, это не имело никакого значения.
   - Сад Зла... - повторила она словно про себя,  и  на  губах  ее  заиграла
легкая улыбка.
   В голове у меня стучало. Она целовала меня и что-то шептала на  ухо,  как
будто старалась высказать собственные мысли.
   - Ты должен помочь  мне...  сейчас  же...  Я  хочу  видеть,  как  ты  это
делаешь... сейчас... и мы будем связаны навеки. Идем...
   Жажда...  У  меня  было  такое  впечатление,  что  я   весь   горю.   Мне
действительно необходимо было напиться  крови,  а  она  хотела  попробовать,
какова кровь на вкус. Я был в этом уверен, потому что прекрасно помнил  свои
ощущения  в  ту,  первую,  ночь.  Мне  вдруг  пришло  в  голову,  что  боль,
причиняемая ей физической смертью... уходом из тела жизненных  соков,  могла
бы стать слабее, получи Габриэль возможность насытиться.
   В дверь  снова  постучали.  А  ведь  она  не  была  заперта.  Вскочив  на
подоконник, я протянул руку, и Габриэль тут же очутилась  в  моих  объятиях.
Она была совершенно невесомой, и в то же время я чувствовал силу и  крепость
ее руки. Однако, взглянув вниз и увидев уходящую вдаль аллею, верхнюю кромку
стены и набережную за ней, она в первое мгновение заколебалась.
   - Обними меня за шею, - сказал я, - и держись крепче.
   Она повисла на мне, подняв лицо, а я тем временем взмыл вверх по каменным
плитам, и мы оказались на скользкой черепице крыши.
   Я взял ее за руку и побежал, таща за собой и мчась все быстрее и быстрее.
Мы перепрыгивали через водосточные желобы и  каминные  трубы,  перескакивали
над  узкими  аллеями  с  одной   крыши   на   другую,   пока   не   достигли
противоположного края острова. В любой момент я ожидал,  что  она  вскрикнет
или вцепится в меня от страха, но она не боялась ничего.
   Мы остановились, и она молча смотрела на крыши домов на левом берегу,  на
реку, забитую тысячами темных маленьких лодчонок, но, казалось, в эти минуты
не чувствовала ничего, кроме ветерка, играющего  ее  волосами.  Если  бы  не
чрезвычайное возбуждение, которое я испытывал при мысли о  том,  что  должен
провести ее через весь город и научить всему необходимому, я  бы,  наверное,
так и остался неподвижно стоять, завороженный теми  изменениями,  которые  в
ней  произошли.  Теперь  она  уже  не  будет  знать,  что  такое  физическая
усталость. В отличие от меня, пришедшего в ужас при виде шагнувшего в  огонь
Магнуса, ей было неведомо чувство страха.
   По набережной в нашу сторону мчался экипаж. Он стремительно приближался к
мосту, и  кучер,  пытаясь  удержаться  на  своем  высоко  поднятом  сиденье,
скорчился и наклонился вперед. Крепко взяв ее за руку и подтянув  поближе  к
себе, я указал на карету.
   Как  только  та  оказалась  прямо  под  нами,  мы  прыгнули  и  беззвучно
приземлились на туго натянутую кожу ее верха. Занятый своим делом кучер даже
не оглянулся и ничего не заметил. Крепко прижимая Габриэль к себе,  я  помог
ей обрести равновесие, и вот уже мы оба с легкостью удерживаемся на ногах  и
готовы, если понадобится, в любой момент спрыгнуть на землю.
   Это было восхитительно захватывающе - делать все вместе с нею.
   Карета с грохотом пронеслась по мосту, промчалась мимо собора и  полетела
дальше, прямо сквозь толпу, заполнившую Пон-Неф. Я снова  услышал  ее  смех.
Интересно, что думали в эти минуты парижане, выглядывающие из  окон  верхних
этажей и видящие нас - двоих нарядно одетых людей, удерживающихся  на  крыше
раскачивающегося из стороны в сторону экипажа  и  похожих  на  расшалившихся
детей, устроивших гонки по улицам.
   Экипаж свернул и направился в сторону Сен-Жер-мен-де-Пре, рассекая надвое
толпы людей, потом на  полной  скорости  проскочил  мимо  кладбища  Невинных
мучеников, с которого, как и всегда, доносилась отвратительная вонь.
   В какой-то момент мне показалось, что я вновь ощущаю присутствие странных
светящихся существ, но ощущение исчезло так быстро, что я не  был  уверен  в
его истинности. Оглянувшись, я ничего не заметил. Я  вдруг  ясно  представил
себе, как вместе с Габриэль мы будем обсуждать реальность присутствия  рядом
этих существ, как будем беседовать  о  многом  другом  и  отныне  все  будем
постигать вместе. Эта ночь в своем роде была для меня не менее  важной,  чем
та, когда Магнус в корне изменил мою сущность, и эта ночь только начиналась.
   Мы наконец попали туда, куда нужно, и я снова взял ее за руку  и  потянул
за собой. Мы спрыгнули с крыши экипажа и очутились на земле.
   На миг Габриэль завороженно уставилась на бешено  крутящиеся  колеса,  но
они тут же исчезли из виду. Она совсем не  выглядела  растрепанной,  но  при
этом видеть ее здесь казалось  мне  поистине  чем-то  невероятным:  женщина,
вырванная из лап времени и пространства, одетая лишь  в  платье  и  тапочки,
сбросившая с себя все оковы, свободная и готовая в любой момент  взлететь  и
парить в воздухе.
   Мы свернули в одну из узких аллей и, обняв друг друга за плечи, побежали.
Время от времени я глядел на нее и  видел  ее  глаза,  обращенные  к  стенам
домов, к окнам, закрытым ставнями, сквозь щели в которых пробивались полоски
света.
   Я знал, что она там видит. Знал,  какие  звуки  трогают  ее  душу.  Но  я
по-прежнему не мог слышать ее мыслей, и меня пугала  возможность  того,  что
она намеренно скрывает их от меня.
   Она вдруг остановилась, и по ее лицу  я  догадался,  что  начался  первый
приступ приближающейся смерти.
   Стараясь успокоить ее, я в  нескольких  словах  описал  ей  те  ощущения,
которые сам когда-то испытал.
   - Эта боль не будет долгой и ни  в  какое  сравнение  не  пойдет  с  той,
которая мучила тебя прежде. Она закончится через несколько  часов,  а  может
быть, и раньше, если нам удастся сейчас напиться крови.
   Она кивнула, выражая скорее нетерпение, чем страх.
   Мы вышли на небольшую площадь  и  возле  ворот  одного  из  старых  домов
увидели молодого человека, судя  по  всему  кого-то  поджидавшего.  Поднятый
воротник серого плаща скрывал от нас его лицо.
   Хватит ли у нее сил, чтобы справиться с ним? Так ли сильна и крепка  она,
как я? Пришло время это выяснить.
   - Если жажда твоя не столь сильна, чтобы заставить  тебя  убить,  значит,
еще слишком рано, - сказал я.
   При  взгляде  на  нее  у  меня  по  спине  пробежали  мурашки.  Она  была
по-человечески сосредоточена  и  напряжена,  а  глаза  ее  были  полны  того
трагического ужаса, который я заметил в них чуть  раньше.  Она  не  утратила
ничего. Но когда она направилась к юноше,  в  ней  уже  не  осталось  ничего
человеческого. Она превратилась в настоящего хищного зверя и в то  же  время
внешне казалась обыкновенной женщиной, медленно приближающейся к мужчине,  -
истинной леди, оказавшейся здесь в полном одиночестве, без шляпки и  накидки
и собирающейся попросить помощи у джентльмена. Выглядела она именно так.
   Было странно наблюдать за ней, за тем, как она идет,  словно  не  касаясь
ногами  мостовой.  Создавалось  впечатление,  что  все  вокруг,  даже  пряди
развеваемых ветром  волос,  полностью  находится  в  ее  власти.  Будто  она
способна без всякого усилия пройти сквозь стену.
   Я отошел в тень.
   Юноша вздрогнул и так быстро повернулся в ее сторону, что я услышал,  как
чиркнули по камням каблуки его башмаков. Она приподнялась на носках,  словно
собираясь сказать ему что-то на ухо. На мгновение мне  показалось,  что  она
колеблется. Возможно, она все же немного испугалась. Если так, значит, жажда
ее еще не успела стать достаточно сильной. Но ее нерешительность длилась  не
более секунды. Он был в ее власти, совершенно беспомощен, а я,  завороженный
этим зрелищем, мог лишь молча наблюдать за происходящим.
   Неожиданно я вспомнил, что не предупредил ее относительно сердца. Как мог
я забыть об этом! Я бросился к ней и  увидел,  что  она  уже  оторвалась  от
юноши. Он лежал возле самой стены со свернутой набок головой, шляпа валялась
в стороне. Он был мертв.
   Она стояла и смотрела на него. Я видел, что его кровь уже подействовала -
она согревала Габриэль, возвращала краски ее телу,  делала  еще  ярче  губы.
Когда она обратила ко мне свои глаза, они вспыхнули таким же лиловым светом,
каким было небо в тот  момент,  когда  я  вечером  вошел  в  ее  комнату.  Я
продолжал молча смотреть на нее, а она вновь перевела взгляд на свою жертву,
и в этом взгляде было столько удивления и изумления, как будто она никак  не
могла до конца осознать и понять, что же перед собой видит. Спутанные волосы
упали ей на лоб, и я рукой откинул их назад.
   Она упала в мои объятия, и я осторожно повел ее прочь от жертвы. Раз  или
два она оглянулась, но потом зашагала по улице, устремив взгляд прямо  перед
собой.
   - На сегодня тебе достаточно, - сказал я. - Нам пора возвращаться  домой,
в башню.
   Мне не терпелось показать ей сокровища и просто  побыть  с  нею  рядом  в
совершенно безопасном для нас месте, я хотел обнимать ее и успокаивать, если
все, что произошло, покажется ей вдруг чересчур  ужасным.  Ее  вновь  мучили
спазмы смерти, а там она сможет спокойно отдохнуть у огня.
   - Нет, мне пока не хочется уходить, - ответила она. - Ведь ты обещал, что
боль не  будет  долгой.  Я  хочу  оставаться  здесь,  пока  она  не  пройдет
окончательно. - Она с улыбкой взглянула мне в глаза и шепнула:
   - Разве не для того, чтобы умереть, я приехала увидеть Париж?
   Внимание ее привлекало абсолютно все: и  мертвый  юноша  в  сером  плаще,
оставшийся лежать у стены, и  отражающееся  в  сверкающей  поверхности  воды
небо, и кошка, крадущаяся по верху  ближайшей  стены...  В  ее  венах  текла
горячая кровь, и эта кровь придавала ей сил.
   - Я еще не утолил свою жажду, - сказал  я,  крепко  беря  ее  за  руку  и
увлекая за собой.
   - Да, я вижу, - прошептала она - Он должен был быть твоим, мне  следовало
подумать об этом... А ты по-прежнему остаешься истинным джентльменом.
   - И этот джентльмен умирает от голода, - с улыбкой ответил я. - Давай  не
будем кокетничать друг с другом и изобретать правила этикета для вампиров.
   Я расхохотался и уже готов был расцеловать ее, но  что-то  привлекло  мое
внимание. Я крепко схватил ее за руку.
   Издалека, со стороны кладбища Невинных мучеников,  до  меня  как  никогда
отчетливо донесся запах присутствия неведомых существ.
   Она стояла так же тихо и неподвижно, как и я, чуть склонив голову набок и
убрав волосы за ухо.
   - Ты слышишь? - спросил я.
   Она подняла на меня глаза.
   - Еще один, - сказала она, потом прищурилась и стала всматриваться в  том
направлении, откуда шло непонятное излучение. - Отверженный! - добавила  она
громко.
   - Что?!
   Отверженный! Отверженный! Отверженный! У меня вдруг закружилась голова...
Мне припомнился какой-то давний сон... Отрывок сна. Но сейчас  я  был  не  в
состоянии мыслить здраво. То, что я сделал ради нее,  обошлось  мне  слишком
дорогой ценой. Мне необходимо было напиться крови.
   - Разве ты не слышишь? Оно называет нас отверженными! - Она  снова  стала
прислушиваться, но больше мы ничего не услышали. Я  даже  не  был  до  конца
убежден, что это слово - ?отверженный? - действительно прозвучало отчетливо.
   - Что бы это ни было, не стоит обращать  внимание,  -  сказал  я,  -  оно
никогда не подходит ближе. - Но сам я был уверен, что на этот  раз  существо
так и полыхает злобой.  Мне  не  терпелось  поскорее  убраться  подальше  от
кладбища Невинных мучеников. - Оно живет на кладбище, - пробормотал я, -  и,
возможно, не в состоянии жить где-либо в другом месте, во  всяком  случае...
долго.
   Но прежде чем я успел договорить, я вновь ощутил его  присутствие,  и  на
этот раз существо источало гораздо большие ненависть и злобу.
   - Оно смеется! - шепотом воскликнула она.
   Я внимательно посмотрел на Габриэль. Не было никаких сомнений в том,  что
она слышит это существо намного лучше, чем я.
   - Окликни его, - попросил я. -  Скажи  ему,  что  оно  трусит.  Вели  ему
подойти к нам поближе.
   Она бросила на меня удивленный взгляд.
   - Ты действительно этого хочешь? - едва слышно спросила она.
   Я почувствовал, что она слегка дрожит, и  постарался  ее  успокоить.  Как
будто вновь почувствовав боль, она приложила руку к груди.
   - Пожалуй, отложим встречу. Еще не время. Уверен, что вскоре  мы  услышим
его снова.
   - Оно исчезло. Но это существо ненавидит нас...
   - Пошли отсюда, - стараясь говорить как  можно  небрежнее,  бросил  я  и,
обхватив за плечи, увлек ее за собой.
   Я не стал делиться с нею мыслями о том, что некоторые вещи беспокоят меня
гораздо больше, чем присутствие этого существа и его выходки. Если  Габриэль
слышит существо так же хорошо, а быть может, даже лучше, чем я, значит,  она
обладает  всеми  моими  возможностями,  включая  способность  передавать   и
воспринимать образы и мысли. Однако теперь мы не могли слышать друг друга.
 
Глава 3 
 
   Как только мы пересекли мост, я нашел себе подходящую  жертву.  Именно  в
тот момент я особенно глубоко осознал: все, что мне до сих  пор  приходилось
делать в одиночку, теперь я буду совершать вместе с ней. Она будет наблюдать
за моими действиями, учиться у меня. От этих мыслей кровь  бросилась  мне  в
лицо.
   Выманивая из кабачка свою жертву, дразня и выводя этого человека из  себя
и в конце концов убивая его, я действовал несколько более хитро  и  жестоко,
чем  обычно,  понимая  при  этом,  что  устраиваю  для   нее   своего   рода
представление. А потому, когда все закончилось, я чувствовал, что совершенно
выдохся.
   Она была в восторге. Наблюдение за  моими  действиями  доставляло  ей  не
меньшее удовольствие,  чем  сам  процесс  высасывания  крови.  Потом,  тесно
прижавшись друг к другу и ощущая исходящее  от  нас  тепло,  мы  отправились
дальше. Кровь бросилась мне в голову. Тела наши  пылали,  а  тонкая  одежда,
разделявшая их, казалась чем-то лишним и совершенно ненужным.
   С  этой  минуты  я  полностью  потерял  представление   о   времени.   Та
восхитительная ночь до сих пор остается самой долгой, какую  мне  когда-либо
приходилось переживать за всю свою бессмертную жизнь.
   Она была поистине бесконечной и  головокружительно  бездонной.  Случались
минуты, когда я  чувствовал,  что  нуждаюсь  в  защите  от  ее  сюрпризов  и
удовольствий, но я был совершенно лишен такой защиты.
   Несмотря на то что я без конца повторял ее имя, пытаясь приучить  себя  к
мысли, что отныне она для меня - Габриэль, мне никак не  удавалось  осознать
это до конца. Для меня по-прежнему существовала она - та, в которой  я  всем
своим существом всегда нуждался. Единственная женщина, которую я любил.
   Процесс ее физической смерти длился недолго.
   Отыскав пустое помещение в одном из подвалов, мы пробыли там, пока все не
закончилось. Все это время я держал ее в своих объятиях и почти  без  умолку
говорил. Я вновь, уже не образами, а словами, рассказал ей о  том,  как  это
происходило со мной.
   Я рассказал ей обо всем, что обнаружил в башне, о том,  что  говорил  мне
Магнус, о своих столкновениях с загадочными существами. О том, что  я  почти
привык к ним, научился не обращать на них внимания и не  испытывал  никакого
желания выслеживать их и выяснять, что они собой  представляют.  Я  снова  и
снова посылал ей образы, но тщетно. Ни она, ни  я  не  сказали  об  этом  ни
слова. Но слушала она меня очень внимательно.
   Я рассказал ей о подозрениях Ники, о которых он, конечно, не сказал ей ни
слова. Теперь, говорил я, я опасаюсь за него еще больше. Снова открытое окно
и  опустевшая  комната,  кроме  того,  имеются  свидетели,   которые   могут
подтвердить, что все это действ