над моей головой  в  темном
небе сияли звезды. Наконец я  очутился  возле  развалин  какого-то  древнего
храма и принялся лихорадочно раскапывать песок. Потребовалось  бы  несколько
часов, чтобы целая команда смертных добралась  до  тайного  люка,  однако  я
нашел его очень быстро, и у меня  хватило  сил  поднять  крышку  -  смертные
никогда не смогли бы это сделать.
   Винтовая лестница и извилистые коридоры, по которым мне пришлось  бежать,
не были освещены. Я ругал себя за  то,  что  не  захватил  свечу.  При  виде
явившейся мне девы я настолько потерял голову, что, ни о чем не задумываясь,
словно влюбленный, бросился следом.
   - Помоги мне, Акаша, - шептал я.
   Вытянув  руки,  я  продвигался  вперед,  стараясь  избавиться  от  самого
обыкновенного, свойственного всем смертным страха перед тьмой, в которой  я,
как самый обыкновенный человек, совершенно ничего не видел.
   Руки мои уперлись во что-то твердое. Я  остановился,  стараясь  перевести
дыхание и собраться  с  мыслями.  Потом  осторожно  ощупал  то,  что  встало
преградой  на  моем  пути,  и  почувствовал,  что  это  нечто   похожее   на
человеческую грудь, на плечи и руки. Однако это не  была  статуя,  руками  я
ощущал нечто более упругое, чем камень. Когда же пальцы мои коснулись  лица,
а точнее, мягких губ, я отпрянул.
   Я слышал биение собственного сердца. Меня охватило  унизительное  чувство
страха, я позорно трусил. Однако не осмеливался произнести вслух имя Акаши.
   Ибо тот, на кого я наткнулся, несомненно был мужчиной - это был Энкил.
   Стараясь прийти в себя и решить, что делать дальше, я  закрыл  глаза.  Я,
конечно же, не собирался в страхе  убегать.  Послышался  какой-то  треск,  и
сквозь прикрытые веки я ощутил, что где-то зажегся огонь.
   Открыв глаза,  я  увидел  возвышающийся  передо  мной  гигантский  темный
силуэт, а на стене за его спиной - горящий факел. Мужчина  смотрел  на  меня
совершенно равнодушно, в черных зрачках его оживших глаз  отражался  тусклый
свет. Во всем остальном его фигура с безвольно опущенными  по  бокам  руками
казалась безжизненной. На нем были такие же украшения, как у Акаши, парадная
одежда египетского фараона, а в волосы точно так же  были  вплетены  золотые
нити. Его кожа имела такой же бронзовый цвет, быть  может,  чуть  темнее.  В
своей неподвижности он казался воплощением угрозы.
   В пустой комнате позади него я  увидел  Акашу.  Она  сидела  на  каменной
скамье у стены, чуть повернув в сторону голову и безвольно  свесив  руки,  и
выглядела  совершенно  безжизненным  существом.   Полотняные   одежды   были
испачканы песком, налипшим также на обутые в  сандалии  ноги.  Пустые  глаза
смотрели прямо перед собой. Она казалась олицетворением смерти.
   А он, словно каменный страж у входа в царскую  гробницу,  преграждал  мне
путь.
   Так же как и ты, я не услышал от них ни звука. Я думал, что вот-вот  умру
на месте от страха.
   И все же на ее ногах и одежде был песок! Она приходила ко мне! Приходила!
   В проходе за моей  спиной  кто-то  появился.  Кто-то  шаркающей  походкой
приближался ко мне сзади. Когда я обернулся, то увидел одного  из  тех,  кто
выжил после сожжения, - это был самый настоящий скелет с черными  деснами  и
торчащими клыками, которые врезались в сморщенную и  блестящую  черную  кожу
нижней губы.
   При виде костлявого тела с кривыми ногами и трясущимися при  каждом  шаге
руками я едва не задохнулся от отвращения.  Он  с  трудом  двигался  в  нашу
сторону, но, похоже, не видел  меня.  Воздев  руки,  он  стал  наступать  на
Энкила, толкая его обратно в комнату.
   - Нет, нет, - не переставая повторял он тихим, скрипучим голосом,  -  иди
обратно. Нельзя, нет...
   Было такое ощущение,  что  каждое  произносимое  слово  требует  от  него
невероятных усилий. Иссохшими руками он продолжал безуспешно толкать Энкила,
но тот не двигался с места.
   - Помоги мне, - обернулся он в мою сторону. - Видишь, они сошли со  своих
мест. Зачем им это понадобилось? Заставь их вернуться. Чем дальше они уйдут,
тем труднее будет вернуть их обратно.
   Я посмотрел на Энкила, и меня  охватил  ужас  при  виде  ожившей  статуи,
которая явно не хочет  или  не  в  силах  пошевелиться.  Обстоятельства  тем
временем принимали  все  более  жуткий  оборот:  черный  призрак  с  воплями
цеплялся за Энкила, безуспешно пытаясь заставить его двигаться, но ничего не
мог с  ним  поделать.  Невыносимо  было  видеть  это  беснующееся  существо,
настолько изможденное, что, казалось, оно давно должно было умереть, рядом с
истинным воплощением совершенства, больше  походящим  на  бога  и  при  этом
стоящим совершенно неподвижно.
   - Помоги мне, - вновь обратился  он  ко  мне,  -  заставь  его  вернуться
обратно в комнату. Заставь их вернуться туда, где им следует оставаться.
   Но как я мог это сделать? Как мог позволить  себе  прикоснуться  к  этому
существу? Разве смел я силой толкать его туда, куда он не хочет идти?
   - Если ты мне поможешь, с ними все  будет  в  порядке,  -  сказал  черный
призрак. - Они будут вместе и пребудут в мире. Толкай его!  Ну  же,  толкай!
Посмотри на нее! Что это с ней? Смотри!
   - Ладно, будь ты проклят! - прошептал я и, сгорая от стыда, попытался ему
помочь. Я уперся руками в грудь Энкила и попробовал сдвинуть  его  с  места,
однако это оказалось невозможным. От моей силы не  было  никакой  пользы,  а
обожженное существо своей шумной суетой раздражало меня все больше и больше.
   Вдруг он вскрикнул, забормотал что-то и попятился, вскинув руки.
   - Что с тобой?! - воскликнул  я,  с  трудом  удерживаясь  от  испуганного
вопля. Однако почти сразу я понял причину его страха.
   За спиной Энкила возникла фигура Акаши.  Она  стояла  прямо  за  мужем  и
смотрела на меня из-за его плеча. Я увидел, как пальцы ее обхватили  сильные
руки Энкила. Ее прекрасные застывшие глаза были по-прежнему пусты. И тем  не
менее она заставила его сдвинуться с места. Глазам моим  предстала  поистине
удивительная картина: эти два существа возвращались к себе  по  своей  воле,
при этом Энкил медленно пятился, почти не отрывая ступни от пола и прикрывая
телом Акашу, так что я мог видеть только кисти  ее  рук,  макушку  головы  и
прекрасные глаза.
   Я мог лишь молча стоять, моргая и пытаясь взять себя в руки.
   А они уже снова очутились на скамье  возле  стены,  застыв  в  тех  самых
позах, в каких ты сегодня вечером видел их здесь, внизу.
   Обожженное существо было на грани обморока.  Вампир  упал  на  колени,  и
причину его ужаса я понимал без всяких объяснений. Много раз, приходя  сюда,
он заставал их в разных  позах,  однако  ему  никогда  не  приходилось  быть
свидетелем их передвижений. Никогда ему не приходилось видеть Акашу в  таком
состоянии.
   Меня буквально распирало от гордости, ибо я знал, что  было  причиной  ее
пробуждения. Она приходила ко мне! Однако  гордость  и  возбуждение  тут  же
уступили место всепоглощающему  чувству  благоговения,  сменившемуся  вскоре
печалью и сожалением.
   Я заплакал. Я плакал так безутешно, как не приходилось мне плакать с того
самого дня, когда я оказался наедине с древним богом в  священной  роще,  со
дня моей смерти и того момента,  когда  на  меня  было  наложено  великое  и
могущественное проклятие. Точно так же плакал ты, когда увидел их впервые. Я
оплакивал их вечное одиночество,  неподвижность  и  то,  что  им  приходится
сидеть в полной темноте в этой убогой комнате, глядя в никуда,  в  то  время
как над их головами погибает Египет.
   Богиня, мать, существо - не знаю даже, как ее назвать, - лишенная  разума
и безмолвная прародительница смотрела прямо  на  меня.  Мне  это  отнюдь  не
мерещилось. Ее великолепные глаза, окруженные черными щеточками ресниц, были
устремлены на меня. И тут я вновь услышал  ее  безмолвный  голос,  лишенный,
однако, прежней силы, - скорее он походил на промелькнувшую  в  моей  голове
мысль:
   - Увези нас из Египта, Мариус! Старейший  хочет  уничтожить  нас.  Защити
нас, Мариус! Или мы погибнем!
   - Может быть, они хотят крови? - рыдая спрашивал черный призрак. -  Может
быть, они сошли со своих мест, потому что им требуется жертва?
   - Так иди и добудь им кого-нибудь, - ответил я.
   - Я не могу. У меня не хватит на это сил. А они  не  хотят  подарить  мне
даже каплю своей исцеляющей крови. Если  бы  они  дали  мне  хоть  несколько
капель, обожженная плоть вновь обрела бы прежнюю форму, а моя кровь  потоком
помчалась бы по сосудам. И тогда я  смог  бы  принести  им  самые  щедрые  и
великолепные жертвы...
   Разумеется, в его речах присутствовала значительная  доля  неискренности,
ибо им уже не нужны были щедрые жертвы.
   - Попробуй еще раз, может быть, сейчас тебе удастся напиться их крови,  -
предложил я, хотя это было верхом эгоизма с моей стороны.
   На самом деле мне хотелось посмотреть, что произойдет.
   К стыду моему, он действительно приблизился к ним, поклонился и  принялся
со слезами умолять дать ему хоть несколько капель Божественной Крови,  такой
древней и могущественной, для того чтобы  он  смог  быстрее  излечиться.  Он
уверял их в своей невиновности, в том, что не  по  его  вине  они  оказались
погребенными под слоем песка, что таков был приказ Старейшего... Пожалуйста,
молил он, пусть они позволят ему испить из первородного источника!
   И вдруг его обуяла и  лишила  разума  невыносимая  жажда.  Вытянув  руки,
словно когтистые звериные лапы, и обнажив клыки, он коброй бросился  на  шею
Энкилу.
   Все произошло точно так, как описывал мне Старейший: Энкил поднял руку, и
черный демон отлетел в дальний конец комнаты, ударившись  спиной  о  пол.  А
рука Энкила тут же вернулась в прежнее положение.
   Увидев, что несчастный плачет, я испытал еще более жгучий  стыд.  Он  был
слишком слаб, чтобы добыть  жертву  для  себя  или  своих  подопечных.  А  я
подговорил  его  на  этот  поступок  из  чистого  любопытства.  Мрачность  и
убогость, которые нас окружали, скрипящий под ногами  песок,  отвратительный
запах горящего факела и вид спаленного  солнцем  бедняги,  всхлипывающего  в
углу, совершенно выбили меня из равновесия.
   - Что ж, тогда напейся моей крови, - сказал я, содрогаясь при одном  виде
его торчащих клыков и протянутых ко мне рук.
   Однако ничем другим помочь ему я не мог.
 
Глава 12 
 
   После того как все закончилось,  я  приказал  черному  демону  никого  не
пускать в склеп. Хотя я не представлял себе, каким образом он может удержать
кого-нибудь и не позволить войти, я отдал  ему  свои  распоряжения  с  самым
важным видом и поспешил прочь.
   Вернувшись обратно в  Александрию,  я  направился  в  магазин,  торгующий
предметами древности, и  украл  два  великолепно  расписанных  и  украшенных
золотыми пластинами саркофага, а вдобавок прихватил значительное  количество
полотняных бинтов, в какие заворачивали мумии. Со всем этим я снова помчался
в пустыню и спустился в склеп.
   Трудно сказать, чего в тот момент было  во  мне  больше  -  смелости  или
страха.
   Как это часто бывает, когда мы отдаем свою кровь  или  берем  ее  от  нам
подобных, пока обожженный демон насыщался,  перед  моими  глазами  возникали
разного рода видения. То, что я мысленно видел, было связано  с  Египтом,  с
его историей, и свидетельствовало о том, что за четыре тысячи лет  в  языке,
религии и искусстве Египта почти не произошло изменений.  Впервые  мне  было
понятно все, что я видел, и я проникся огромной симпатией и любовью к Матери
и Отцу - как  к  реликвиям  этой  страны,  не  менее  значительным,  чем  ее
пирамиды. Эти видения еще больше разожгли мой интерес  и  превратили  его  в
нечто сродни преданности и благоговению.
   Должен признаться все же, что я в любом случае похитил бы Мать и  Отца  -
только ради того, чтобы выжить.
   Под впечатлением от приобретенных мною  новых  знаний  и  неведомого  мне
прежде чувства возвышенной любви к Акаше и Энкилу я приблизился к ним, чтобы
уложить обоих в саркофаги. Я был уверен, что Акаша позволит мне сделать это,
и в то же время сознавал, что Энкил способен  одним  ударом  размозжить  мне
голову.
   Однако Энкил, так же как и Акаша, подчинился мне без какого бы то ни было
сопротивления. Они позволили мне обернуть их бинтами и уложить в  деревянные
саркофаги, имеющие форму тел и украшенные  изображениями  совершенно  других
лиц и  длинными  иероглифическими  надписями,  обращенными  к  мертвым.  Они
позволили мне взять их с собой в Александрию.
   Держа под каждой рукой по саркофагу,  я  вышел  из  склепа,  оставив  там
обеспокоенного и взволнованного демона.
   Из чувства уважения и желания сделать все, как подобает, едва  добравшись
до города, я  нанял  людей  и  велел  им  со  всей  осторожностью  доставить
саркофаги в мой дом. Потом я спрятал их в саду глубоко под землей, все время
объясняя вслух Акаше и Энкилу, что им не придется  провести  в  земле  много
времени.
   Когда настала следующая ночь, мысль о том, что мне придется  оставить  их
одних, привела меня в ужас. Поэтому я  охотился  совсем  рядом  с  домом,  в
нескольких ярдах от калитки сада. Потом я послал рабов, приказав  им  нанять
для меня лошадей и повозку  и  готовиться  к  путешествию  вдоль  берега  до
Антиохии, города на реке Оронт - этот город я хорошо знал и любил, к тому же
мне казалось, что там все мы будем в полной безопасности.
   Как я и опасался, вскоре в моем доме появился Старейший. Я ждал его, сидя
в полутемной комнате на кушетке  в  позе  истинного  римлянина.  Возле  меня
горела лампа, а рядом лежала копия какой-то  поэмы  на  латинском  языке.  Я
боялся, что он почувствует близкое присутствие  Акаши  и  Энкила,  а  потому
намеренно мысленно посылал ему лживые видения - как будто  я  спрятал  их  в
самой большой пирамиде.
   Перед глазами все еще вставали картины Древнего Египта, пришедшие ко  мне
от обожженного демона. Я видел  перед  собой  страну,  в  которой  законы  и
верования почти  не  изменялись  с  давних  времен,  страну,  которая  имела
рисуночное письмо, пирамиды и мифы об Осирисе и Исиде еще в те далекие века,
когда Греция пребывала во тьме, а Рим даже не существовал. Я  видел  великие
разливы Нила, горы по обоим  берегам  реки,  ограждавшие  долину.  Теперь  я
воспринимал ту эпоху совсем по-другому и смотрел на  все  иными  глазами.  И
дело было не только в том, что образы были навеяны мне древним существом, но
и в том, что я успел увидеть в Египте и узнать о нем за последнее  время,  в
моем ощущении, что именно здесь лежит начало всех начал,  возникшем  у  меня
после множества прочитанных книг задолго  до  того,  как  я  стал  одним  из
сыновей Матери и Отца, которых намеревался сейчас увезти отсюда.
   - Почему ты решил, что мы доверим  их  тебе?  -  с  порога  задал  вопрос
Старейший.
   Одетый в короткую полотняную  юбку,  он  обошел  мою  маленькую  комнату.
Блестящая кожа его лысого черепа и округлого лица и глаза навыкате  отражали
свет лампы.
   - Как ты осмелился похитить Мать и Отца?! - продолжал он. - Что ты с ними
сделал?!
   - Это ты оставил их под палящими лучами солнца, - ответил  я.  -  Это  ты
пытался их уничтожить. Ты был тем, кто не верил древним легендам. Тебе  было
поручено заботиться о Матери и Отце, оберегать их, и ты мне солгал. Ты  стал
виновником смерти множества нам подобных по всему миру, и ты мне солгал.
   Он был совершенно  ошеломлен.  Он  считал  меня  зазнавшимся  гордецом  и
наглецом. Ну и что из этого? Да, он обладал возможностью превратить  меня  в
пепел, точно так же, как пытался сделать это с Матерью и Отцом. Но ведь  она
пришла ко мне! Именно ко мне!
   - Я не знал, что может произойти, - заговорил он, крепко  сцепив  пальцы.
От напряжения на лбу его вздулись вены. Он старался запугать меня и выглядел
сейчас как огромный нубиец с голым черепом. - Клянусь  тебе  всем,  что  для
меня свято, я понятия не имел, что может случиться. Тебе не  понять,  каково
это - год за годом, десятилетие за десятилетием, век за веком  охранять  их,
заботиться о них и знать, что они могут говорить,  могут  двигаться,  но  не
делают ни того ни другого!
   Я не испытывал к нему симпатии. Для меня он был не более  чем  загадочной
фигурой, стоящей посреди комнаты и  обрушивающей  на  меня  жалобы  на  свои
немыслимые муки. О каком сострадании могла идти речь?
   - Они достались мне по наследству, - продолжал он. - Их  просто  передали
под мою опеку! Что я мог поделать? И я вынужден был  терпеть  их  изнуряющее
молчание, их отказ править племенем, которое  они  сами  же  и  породили!  А
почему, спрашиваю я тебя, они молчали? Такова была их  месть,  уверяю  тебя,
именно месть всем нам! Но за что? Существует ли сейчас хоть кто-нибудь,  кто
может вспомнить события тысячелетней давности? Нет! Никого не осталось!  Кто
сейчас может понять и объяснить? Древние боги подставляют себя лучам солнца,
идут в огонь, насильственным образом исчезают в забвении или уходят  глубоко
под землю, чтобы никогда не подняться вновь! Но Мать и Отец продолжают  жить
вечно и при этом отказываются говорить. Почему они не хотят скрыться в таких
глубинах, где никто и никогда не сможет причинить им вред? Почему они только
наблюдают и слушают, но ничего не говорят? Только когда кто-нибудь  пытается
разлучить Энкила с Акашей, Отец приходит в движение и наносит сокрушительный
удар, уничтожая своих врагов словно оживший каменный колосс. Говорю же тебе,
когда я оставил их на поверхности песка, они даже  не  попытались  спастись!
Они просто стояли и смотрели на реку, а я убежал!
   - Ты сделал это, чтобы увидеть, что произойдет дальше? Ты хотел  увидеть,
заставит ли их хоть это сдвинуться с места?
   - Я поступил так, чтобы освободиться от них, чтобы сказать им: ?Я не буду
больше вас  оберегать!  Двигайтесь!  Говорите!?  Я  хотел  знать,  насколько
правдива древняя легенда. А если она отражает истину, думал я, то пусть  все
мы погибнем в пламени.
   Он совершенно выдохся и слабым голосом добавил:
   - Ты не можешь увезти отсюда Мать и  Отца.  Неужели  ты  думаешь,  что  я
позволю тебе сделать это? Тебе, который, возможно, не проживет и века, тебе,
сбежавшему от  своих  обязательств  перед  обитателями  священной  рощи!  Ты
понятия не имеешь, кто такие на самом деле Мать и Отец. То, что поведал тебе
я, - сплошная ложь.
   - Вот что я скажу тебе, - ответил я. - Теперь ты действительно  свободен.
Ты знаешь, что мы отнюдь не боги. И в то же время мы и не люди тоже.  Мы  не
поклоняемся и не служим Матери-земле, потому что не пользуемся ее плодами  и
не возвращаемся должным образом в ее объятия. Мы не принадлежим ей. И теперь
я покидаю Египет, не имея перед тобой никаких обязательств, и забираю  их  с
собой, потому что они попросили меня об этом и потому что я не желаю,  чтобы
все мы погибли.
   Мои слова снова ошеломили его. Каким образом они попросили меня о чем-то?
Однако он не находил слов от гнева и охватившей его внезапно ненависти.  Его
буквально переполняли ужасные тайны, суть которых я не в силах был  уловить.
Я был  не  меньше  его  образованным  человеком,  однако  он  знал  о  наших
возможностях то, о чем я и не догадывался. В своей смертной жизни  я  никого
не убивал. Я не знал, как можно лишить жизни живое существо, за  исключением
тех случаев, когда того требует безжалостная и невыносимая жажда крови.
   Ему, однако, были прекрасно известны наши сверхъестественные способности.
Я увидел, что тело его напряглось, а глаза превратились в узкие  щелочки.  Я
отчетливо ощущал исходящую от него опасность.
   Он приблизился ко мне, и не успел я опомниться, как уже оказался поднятым
с кушетки и безуспешно пытающимся отражать сыплющиеся на меня удары. Схватив
меня за горло, он с такой силой швырнул меня к противоположной стене, что  я
почувствовал, как от удара хрустнули кости плеча и руки. Я понимал, что  еще
немного - и он размозжит о камень мою голову, переломает мне  все  кости,  а
потом обольет меня маслом и подожжет. И тогда