и
продолжал бежать вперед, перепрыгивая с ветки  на  ветку,  пока  наконец  не
почувствовал, что мне больше нечего бояться, кроме  готового  вскоре  взойти
солнца.
   И тогда я узнал то, что с такой легкостью и  так  быстро  удалось  узнать
Габриэль во время вашего путешествия: что я без труда  могу  спрятаться  под
землю и таким образом спастись от дневного света.
   Когда я проснулся, то был потрясен мучительной силой своей  жажды.  Я  не
мог представить себе, как мог  в  течение  столь  долгого  времени  выносить
ритуальный голод старый бог. Я был  не  в  силах  думать  ни  о  чем,  кроме
человеческой крови.
   Однако у друидов был целый день для преследования. А потому мне следовало
двигаться дальше с большой осторожностью.
   Страдая от мучительной жажды, я мчался через лес всю ночь и только  утром
смог наконец насытиться, наткнувшись на банду воров, которые обеспечили меня
не только своей преступной кровью, но и  достаточным  количеством  приличной
одежды.
   В эти предрассветные часы я успел узнать очень многое, в том  числе  и  о
своих возможностях. Однако мне предстояло узнать нечто гораздо большее. И  я
непременно отправлюсь в Египет, но не ради богов и их  почитателей,  а  ради
того, чтобы выяснить наконец, что все это значит.
   Так что, как видишь, даже тогда, более семнадцати веков  тому  назад,  мы
задавались множеством вопросов,  проводили  поиски,  отрицая  и  отказываясь
принимать те объяснения, которые нам давались. Мы любили магию и власть ради
них самих.
   Наступила уже третья ночь моей новой жизни, когда я наконец  добрался  до
своего дома в Массилии и обнаружил, что мои библиотека,  письменный  стол  и
бумаги  все  еще  находятся  там.  Увидев  меня,  преданные  рабы  пришли  в
неописуемую радость. Но какое значение теперь имело то, что я писал историю,
или то, что я спал в этой кровати?
   Я понимал, что больше никогда  не  буду  Мариусом,  римским  гражданином.
Однако я возьму от него все, что смогу. Я отослал своих любимых рабов домой,
написал письмо отцу, сообщив ему,  что  серьезная  болезнь  заставляет  меня
провести оставшиеся дни жизни в жарком и сухом климате  Египта.  Я  упаковал
свои исторические записки и отправил их в Рим, адресовав тем, кто сможет  их
прочесть и опубликовать. Наконец, набив карманы золотом и взяв с собой  лишь
двух туповатых рабов, которые не станут задавать лишние  вопросы  по  поводу
того, что я путешествую только ночью, я отправился в Александрию.
   Примерно через месяц после великого  праздника  Самайн  в  Галлии  я  уже
бродил ночами по темным и извилистым улочкам Александрии, разыскивая древних
богов и безмолвным голосом призывая их откликнуться.
   Я был охвачен безумием, но знал, что оно  скоро  пройдет.  Я  должен  был
найти древних богов. Ты знаешь, почему мне необходимо было сделать это. Дело
было не только в угрозе нового несчастья, в опасности того, что  бог  солнца
отыщет меня в спасительной темноте моего дневного убежища или опалит огнем в
разгар ночи.
   Я должен был найти древних богов прежде всего потому, что не в силах  был
выносить свое одиночество среди людей. При мысли о том,  кем  я  стал,  меня
охватывал ужас. И хотя я  убивал  только  разбойников  и  убийц,  мой  разум
требовал оправданий и самообмана. Я не мог смириться с сознанием  того,  что
я, тот самый Мариус, который познал в жизни любовь и который так  высоко  ее
ценил, превратился в безжалостное чудовище, несущее смерть.
 
Глава 9 
 
   Александрия не принадлежала к числу  древних  городов.  Она  существовала
чуть более трехсот лет. Однако это был крупный порт Римской империи и место,
где располагалось множество библиотек. Сюда  приезжали  для  занятий  ученые
люди из всех уголков Империи, и когда-то, в иной жизни, я тоже был одним  из
них. Теперь я вновь оказался здесь.
   Если бы бог не велел приехать мне именно сюда, я  отправился  бы  гораздо
дальше в глубь Египта, поскольку считал, что ключ ко всем загадкам находится
в более древних святилищах и храмах.
   Однако в Александрии меня охватило странное чувство.  Я  знал,  что  боги
где-то рядом. Меня не покидало ощущение, что  они  направляют  меня  в  моих
скитаниях по улицам, публичным домам и воровским притонам,  по  тем  местам,
которые посещают люди, чтобы утратить свои души.
   Лежа по ночам в кровати в своем построенном по римскому образцу  доме,  я
мысленно призывал богов, прося их откликнуться. Я боролся с безумием. Так же
как и ты, я был озадачен  теми  возможностями  и  властью,  которыми  теперь
обладал. Меня приводили в сильнейшее замешательство новые ощущения,  которые
я испытывал. Однажды ночью, почти перед самым рассветом,  когда  я  лежал  в
своей кровати и комнату освещала только  одна  лампа,  слабый  свет  которой
проникал сквозь прозрачный полог над моей головой, я  повернул  голову  и  в
проеме выходящей в сад двери увидел неподвижно стоящую темную фигуру.
   На мгновение мне показалось, что это сон, потому что  я  не  почувствовал
никакого запаха, - существо не издавало ни звука  и,  казалось,  не  дышало.
Наконец до меня дошло, что это один из богов, однако фигура уже исчезла и  я
остался в одиночестве сидеть на кровати, глядя на то место, где  она  только
что стояла, и пытаясь вспомнить, что же именно я видел:  темное,  совершенно
обнаженное  существо  с  пронзительным  взглядом  красных  глаз,   абсолютно
неподвижное и кажущееся  странно  робким  и  растерянным,  воспользовавшееся
своими силами лишь затем, чтобы исчезнуть  в  последний  момент  и  не  быть
окончательно обнаруженным.
   На следующую ночь, бродя по одной из  глухих  улочек,  я  услышал  голос,
приказывающий мне прийти. Этот  голос  был  не  более  реальным,  чем  голос
дерева. Он сообщил мне только, что  дверь  находится  совсем  рядом.  И  вот
наконец настал момент, когда  я  остановился  перед  дверью.  Вокруг  царило
полное безмолвие.
   Тот, кто открыл мне дверь и пригласил войти, без сомнения, был богом.
   Спускаясь по бесконечной лестнице и следуя дальше по круто уходящему вниз
туннелю, я невольно испытывал страх. Я зажег принесенную  с  собой  свечу  и
обнаружил, что вступаю в подземный храм,  гораздо  более  древний,  чем  сам
город Александрия,  в  святилище,  построенное,  возможно,  еще  во  времена
правления  фараонов,  стены  которого   были   сплошь   покрыты   рисунками,
изображающими сценки из жизни Древнего Египта.
   Я увидел здесь и старинные письмена - древнейшее рисуночное письмо с  его
крохотными мумиями, птицами, руками без туловищ и извивающимися змеями.
   Я прошел дальше  и  оказался  в  просторном  помещении  с  прямоугольными
колоннами и высоким потолком. Каждый дюйм камня здесь был украшен такими  же
рисунками и письменами.
   Уголком глаза я заметил черную фигуру, поначалу показавшуюся мне статуей.
Кто-то неподвижно стоял возле колонны, спокойно опираясь о нее одной  рукой.
Однако я понимал, что это не статуя. Ни один созданный из диорита египетский
бог не стоит в подобной позе, и бедра статуй не  бывают  обернуты  настоящей
полотняной юбкой.
   Я медленно повернулся, чтобы рассмотреть его получше, и увидел  такую  же
обожженную кожу, такие же густые, однако на этот раз черные волосы  и  такие
же желтые глаза. Ссохшиеся от жара губы открывали взгляду зубы и десны. Было
заметно, что вырывающееся из сожженного горла дыхание причиняет ему боль.
   - Как и почему ты оказался здесь? - спросил он по-гречески.
   Я взглянул на  себя  его  глазами:  светлокожий,  высокий  и  сильный,  с
голубыми глазами, я казался ему таинственным и загадочным. К тому же  я  был
одет так, как одевались граждане Римской  империи,  полотняная  туника  была
собрана на плечах и закреплена золотыми браслетами, а сверху накинут красный
плащ. Со своими длинными белыми волосами я походил на истинного пришельца из
северных лесов, только внешне выглядящего образованным. Возможно, так и было
на самом деле.
   Он был именно тем, кто меня интересовал. Я  повнимательнее  присмотрелся:
морщинистое, покрытое  шрамами  тело,  сожженное  почти  до  самых  ребер  и
практически лишенное плоти возле ключиц, выпирающие кости бедер. Однако  это
существо не страдало от голода. Оно недавно напилось человеческой  крови.  И
тем не менее от него жаром исходило ощущение невыносимой муки, словно внутри
него все еще пылает огонь, словно его тело - это вместилище адского пламени.
   - Каким образом удалось тебе избежать  сожжения?  -  спросил  он.  -  Что
помогло тебе спастись? Отвечай!
   - Меня никто и ничто не спасало, - ответил я ему тоже по-гречески.
   Приблизившись к нему, я отвел свечу в сторону, заметив,  как  он  от  нее
отпрянул. При жизни он был, судя по  всему,  стройным  и  широкоплечим,  как
древние фараоны;  его  длинные  черные  волосы  по  старинному  обычаю  были
острижены на уровне лба.
   - Когда это все произошло, я еще не существовал. Много позже меня  создал
бог священной рощи в Галлии.
   - Так значит тот, кто создал тебя, остался невредимым?
   - Нет, он был сожжен  так  же,  как  и  ты.  Однако  он  сумел  сохранить
достаточно сил, чтобы совершить этот обряд. Много раз он давал мне  кровь  и
отнимал ее обратно. А потом сказал  мне:  ?Отправляйся  в  Египет  и  узнай,
почему это произошло?. Он поведал, что боги лесов сгорели в пламени  -  одни
во сне, другие в часы бодрствования. Рассказал, что это  произошло  во  всех
северных краях.
   - Да, верно, - кивнул он и издал короткий  сухой  смешок,  сотрясший  его
тело. - И только наиболее  древним  удалось  выжить  и  перенести  те  муки,
которые по силам вытерпеть только бессмертным. Вот поэтому мы  существуем  в
страданиях. Однако ты был создан. И ты пришел. Ты создашь еще. Но  будет  ли
это справедливо, если ты станешь создавать новых богов? Неужели Мать и  Отец
допустили бы, чтобы это случилось, если бы не пришло наше время?
   - Но кто ваши Мать и Отец? - удивился  я,  догадываясь,  что  под  словом
?Мать? он не подразумевает землю.
   -  Первые  из  нас,  -  промолвил  он.  -  Те,   которые   стали   нашими
родоначальниками и от которых все мы произошли.
   Я постарался проникнуть в его разум и  прочесть  мысли,  ощущая,  что  он
открывает мне важные истины. Однако он сразу же это  почувствовал,  и  разум
его закрылся от меня, как закрывается на закате цветок.
   - Иди за мной, - велел он и  шаркающей  походкой  направился  куда-то  по
длинному коридору, украшенному так же, как и то помещение,  из  которого  мы
вышли.
   Я осознавал, что мы находимся в  еще  более  древнем  месте,  построенном
гораздо раньше, чем тот храм, в котором мы только  что  беседовали.  Сам  не
знаю, почему я так решил. Того леденящего холода, который ты  ощущал  здесь,
там не было. Ничего подобного в Египте не встретишь.  Там  чувствуешь  нечто
другое. Там постоянно испытываешь  ощущение  чьего-то  присутствия  в  самом
воздухе.
   Однако по мере того как мы продвигались дальше, я замечал более очевидные
свидетельства глубокой древности. Рисунки  на  стенах  были  очень  старыми,
краски поблекли, а кое-где цветная  штукатурка  отошла  и  даже  отвалилась.
Иными были стиль исполнения и  сами  изображения.  Черные  волосы  крохотных
персонажей рисунков были длиннее и гуще.  В  целом  картины  казались  более
радостными, насыщенными светом и замысловатыми по сюжету.
   Где-то вдалеке слышались звуки падающей на камни  воды,  мелодичным  эхом
отдающиеся под сводами коридора. Казалось, что  в  этих  стенах  сохраняется
жизнь маленьких, с  величайшими  тщательностью  и  мастерством  нарисованных
фигурок,  что  магия  многократно   повторяющихся   изображений,   созданных
религиозными художниками,  обладает  собственной  властью.  Я  слышал  шепот
несуществующих голосов, ощущал великую бесконечность истории, даже  сознавая
тот факт, что не существует никого, кому было бы известно абсолютно все.
   Заметив, что  я  рассматриваю  рисунки  на  стенах,  мой  темный  спутник
приостановился, потом сделал мне знак следовать за ним, и мы вошли в длинное
прямоугольное помещение, стены которого были  сплошь  покрыты  великолепными
иероглифами.  Внутри  этой  комнаты  я  почувствовал  себя   словно   внутри
старинного манускрипта. Возле стены я увидел  стоявшие  изголовьями  друг  к
другу два древних египетских саркофага.
   Они  были  выполнены  по   формам   и   размерам   мумий,   для   которых
предназначались, и их украшали изображения тех,  кому  суждено  было  в  них
покоиться,  -  лица  были  сделаны  из  чеканного  золота,  а  глаза  -   из
ляпис-лазури.
   Я поднял повыше свечу,  а  мой  спутник  с  немалым  трудом  снял  крышки
саркофагов, чтобы позволить мне заглянуть внутрь.
   Сначала мне показалось, что внутри лежат тела, но потом я понял, что  это
лишь пепел, сохранивший форму человеческого тела. Не уцелело ни грамма плоти
- только несколько белоснежных зубов и фрагментов костей.
   - Никакая кровь не в силах вернуть их обратно, - промолвил мой спутник. -
Им никогда не суждено возродиться. Вместилища крови  исчезли  навсегда.  Те,
кто смог подняться, уже поднялись, но  понадобится  много  веков,  чтобы  мы
могли излечиться и утихла наша боль.
   Прежде чем  он  поставил  на  место  крышки,  я  успел  заметить,  что  с
внутренней  стороны  они  почернели  от  того  же  огня,  который   поглотил
обитателей саркофагов. Не скажу, что я расстроился, когда он наконец  закрыл
гробницы.
   Мой спутник повернулся и направился  к  двери.  Однако  на  самом  пороге
обернулся и посмотрел на раскрашенные саркофаги.
   - Когда прах рассыплется, души их наконец обретут свободу, - сказал он.
   - Тогда почему вы сами не рассеете их прах?  -  спросил  я,  стараясь  не
показаться чересчур отчаявшимся и потерявшим всякую надежду.
   - А разве я должен? - удивленно переспросил он.  -  Ты  считаешь,  что  я
должен сделать это?
   - Ты меня об этом спрашиваешь?
   Он вновь издал  сухой  смешок  и  пошел  вперед  по  коридору  в  сторону
помещения, из которого лился свет.
   Это была библиотека. Войдя, я увидел несколько горящих  в  разных  концах
комнаты свечей, ромбообразные деревянные подставки для пергаментов и  свитки
папирусов на полках.
   Попав сюда, я даже обрадовался, потому что библиотеки  были,  по  крайней
мере,  чем-то  хорошо  мне  знакомым.  Они  оставались  единственным  местом
обитания людей, где я по-прежнему находил отголоски  древнего  человеческого
разума.
   Однако я невольно вздрогнул, увидев здесь еще одно существо - еще  одного
из нас. Устремив взгляд в пол,  оно  сидело  за  стоявшим  сбоку  письменным
столом.
   У него вообще не было волос, и, хотя он был черен с ног  до  головы,  его
гладкая кожа блестела, словно только что смазанная оливковым  маслом.  Черты
лица можно было назвать красивыми; рука, спокойно  лежавшая  поверх  складок
его белой полотняной  юбки,  была  изящной;  на  обнаженной  груди  рельефно
выделялись хорошо развитые мускулы.
   Когда он обернулся и  посмотрел  в  мою  сторону,  между  нами  мгновенно
пронеслось нечто такое, что находится за пределами тишины и молчания  и  что
доступно только таким, как мы.
   - Он самый старый из нас, - произнес тот, кто привел меня,  -  и  ты  сам
можешь видеть, как он перенес огонь. Но он не станет говорить  с  тобой.  Он
молчит с тех самых пор, как все это  случилось.  Однако  ему  известно,  где
находятся наши Мать и Отец и почему это произошло с нами.
   Старейший продолжал молча смотреть  перед  собой.  На  лице  его  застыло
странное выражение - одновременно и насмешливое, и  саркастическое,  и  даже
несколько презрительное.
   - Еще до того, как  случилось  несчастье,  -  продолжал  мой  спутник,  -
Старейший редко разговаривал с нами. Огонь не изменил его, не  сделал  более
общительным.  Он  сидит  здесь,  погрузившись  в  молчание,  и  все   больше
становится похожим на наших Мать и  Отца.  Иногда  он  читает.  Иногда  даже
бродит по верхнему миру. Он пьет кровь и слушает выступления певцов.  Иногда
танцует.  Беседует  со  смертными  на  улицах  Александрии,  но  никогда  не
заговаривает с нами. Ему нечего нам сказать. Но он  знает...  знает,  почему
это случилось с нами.
   - Оставь меня с ним наедине, - попросил я.
   Я чувствовал то же, что чувствовал бы, наверное, каждый на моем месте.  Я
думал о том, что заставлю его говорить, что  мне  удастся  сделать  то,  что
никому до меня не удавалось - я непременно вытяну из него  хоть  что-нибудь.
Должен сказать, что мною руководило не только тщеславие. Я был уверен в том,
что именно он приходил ко мне, когда я лежал в своей спальне. Это он стоял в
проеме двери и наблюдал за мной.
   К тому  же  я  почувствовал  что-то  в  его  взгляде.  Не  то  проявление
незаурядного ума, не то интерес ко мне, не то признание, что  у  нас  с  ним
есть нечто общее, - так или иначе, но что-то в его взгляде было.
   Я понимал, что принес с собой знания и возможности совершенно иного мира,
неизвестные богам рощи, неведомые даже тому израненному богу, который  стоял
рядом со мной и в отчаянии смотрел на Старейшего.
   Тот, который был слабее, исполнил мою просьбу и вышел.  Я  приблизился  к
столу и прямо взглянул на Старейшего.
   - Что я должен сделать? - обратился я к нему по-гречески.
   Он коротко взглянул на меня, и я вновь увидел в его глазах то, что назвал
незаурядным умом.
   - Могу ли я задать тебе несколько  вопросов?  -  продолжал  я,  тщательно
выбирая тон, в котором не было  ни  излишней  церемонности,  ни  чрезмерного
благоговения; я старался обращаться к нему с максимальной простотой.
   - А что именно ты ищешь и хочешь узнать? - неожиданно  холодно  заговорил
он на латинском языке.
   Уголки его губ опустились, а в отрывистом и резком тоне послышался вызов.
   Я с облегчением перешел на латынь.
   - Ты слышал, о чем я говорил с тем, другим. О том, как в  стране  кельтов
меня создал бог рощи, а затем послал сюда и велел узнать, почему  погибли  в
огне прежние боги.
   - Ты пришел не от  имени  бога  рощи!  -  воскликнул  он  все  с  тем  же
сардоническим выражением лица.
   Голова его оставалась опущенной, он поднял на  меня  лишь  глаза,  отчего
выражение их сделалось еще более вызывающим и презрительным.
   - И да, и нет, - ответил я. - Если мы можем  погибать  таким  образом,  я
хочу знать, почему это происходит. То,  что  уже  однажды  случилось,  может
повториться вновь. Кроме того, мне хотелось бы знать,  действительно  ли  мы
являемся богами, и если это так, то каковы наши обязательства перед  людьми.
Действительно ли существуют Мать и Отец, или это всего лишь легенда? Как все
началось? Конечно же, мне хочется узнать и об этом.
   - Случайно.
   - Случайно?!
   Я подался вперед, мне показалось, что я ослышался.
   - Совершенно случайно, - холодно и снисходительно повторил он, всем своим
видом демонстрируя, что считает мой вопрос абсурдным. - Это началось  четыре
тысячи лет назад и с тех пор окутано мистикой и религиозными тайнами.
   - Ты говоришь правду?
   - А зачем мне тебя обманывать? Почему я должен защищать тебя  от  истины?
Почему должен утруждать себя сочинением лживых объяснений? Ведь  я  даже  не
знаю, кто ты. И мне нет до тебя никакого дела.
   - Тогда объясни, что ты имел в виду, говоря, что это произошло  случайно,
- настойчиво попросил я.
   - Не знаю... Могу объяснить, а могу и нет. Я и так за эти несколько минут
сказал больше, чем  за  многие  годы.  Рассказ  об  этой  случайности  может
оказаться таким же мифом, как и те, которые  постоянно  пересказывают.  Люди
всегда предпочитают мифы. Именно этого хочешь и ты, не так ли? - Он  повысил
голос и легко поднялся из-за стола, словно проснувшийся в нем гнев  заставил
его вскочить на ноги.
   - Ты желаешь услышать историю  нашего  возникновения,  нечто  похожее  на
историю происхождения иудеев, на поэмы Гомера или  беспомощный  лепет  ваших
Овидия и Вергилия? Огромное сверкающее море символов, из  которых  будто  бы
возникла сама жизн