ное,  мне
хотелось, чтобы что-нибудь произошло. Я ощущал  себя  кровавым  убийцей.  Но
молния не ударила. Я смотрел на красные отблески  свечей  на  алтаре,  видел
застывшие во тьме неосвещенных витражей фигуры святых.
   В полном отчаянии я шагнул за ограду святого  престола  и  прикоснулся  к
дарохранительнице, потом открыл маленькие дверцы и вынул  оттуда  украшенную
драгоценными камнями дароносицу, обладавшую, как говорили,  чудодейственными
силами. Но никаких сил я  не  ощутил.  Ничего  такого,  что  нашло  бы  хоть
какой-то отклик во мне. Я обнаружил лишь золото,  картон  и  воск...  и  еще
свет.
   Я  склонил  голову  к  самому  алтарю,  став  похожим,  должно  быть,  на
священника во время мессы. Затем  поднялся,  захлопнул  дарохранительницу  и
привел все вокруг в прежний вид, чтобы никому и  в  голову  не  пришло,  что
здесь было совершено святотатство.
   После этого я обошел всю  церковь.  Мрачные  картины  и  зловещие  статуи
буквально завораживали меня. Я вдруг понял, что способен  видеть  не  только
великолепные  произведения  искусства,  но  и  весь  процесс   их   создания
художниками и скульпторами. Я видел, каким  именно  образом  покрытая  лаком
поверхность отражает лучи света.  Замечал  каждую  ошибку  в  изображении  и
каждый особенно выразительный фрагмент. Размышлял о том, какими глазами буду
рассматривать теперь творения великих  мастеров,  если  сейчас  не  в  силах
оторвать взгляд от примитивных изображений, нарисованных  на  штукатурке.  Я
опустился на колени и принялся разглядывать  рисунок  мраморных  плит,  пока
вдруг не обнаружил, что лежу, распластавшись на каменном полу и  уставясь  в
него широко раскрытыми глазами.
   Я начинал терять над собой контроль. Дрожа с головы до ног, со слезами на
глазах я поднялся, и мне показалось, что  горящие  вокруг  свечи  и  лампады
ожили. От этой мысли мне едва не сделалось дурно.
   Пора уходить отсюда. Мне следует пройтись по деревне.
   Я провел в деревне два часа, и за все это время меня почти никто не видел
и не слышал.
   С удивительной легкостью я  перепрыгивал  через  заборы  или  взлетал  на
низкие крыши домов. Я мог соскочить на землю с  высоты  третьего  этажа  или
залезть на отвесную стену, цепляясь ногтями и кончиками пальцев ног за  щели
между камнями и выступы штукатурки.
   Я заглядывал в окна и видел спящие  среди  смятых  простыней  супружеские
пары, младенцев в колыбелях, пожилых женщин, занимающихся шитьем при тусклом
свете огня.
   Все эти домишки выглядели  кукольными.  Прекрасная  коллекция  игрушек  с
крошечными  стульчиками,  отполированными   каминными   досками,   аккуратно
заштопанными занавесками и чисто вымытыми полами внутри.
   Я смотрел на все это глазами существа, никогда не  имевшего  отношения  к
такой жизни и теперь с удовольствием любовавшегося каждой  деталью.  Висящий
на крючке белоснежный фартук, изношенные башмаки, стоящие  у  очага,  кувшин
возле кровати...
   А люди... люди были просто изумительны.
   Я остро чувствовал их запах,  но  был  сыт  и  потому  относился  к  нему
совершенно спокойно. Мне нравились их розовая кожа,  изящные  руки  и  ноги,
отточенные движения и вообще весь ход их жизней, словно сам я никогда не был
одним из них. Мне казалось замечательным даже то, что у них по пять  пальцев
на каждой руке. Во сне они зевали, вскрикивали, вертелись с боку на  бок.  Я
был совершенно очарован ими.
   Если они разговаривали,  то  даже  самые  толстые  стены  не  мешали  мне
отчетливо слышать их голоса.
   Но самым удивительным  открытием,  которое  я  сделал  в  процессе  своих
исследований, был тот факт, что я мог читать мысли людей, точно так же,  как
читал незадолго до этого мысли убитого мной в башне  злобного  слуги.  Горе,
несчастье, надежды и ожидания... Они словно витали в воздухе: одни  походили
на  слабые  дуновения  ветерка,  другие  же  пугали,  словно  мощные  порывы
ураганного ветра, а некоторые рассеивались так быстро, что я не успевал даже
уловить их источник.
   Надо отметить, что это нельзя было назвать чтением мыслей в полном смысле
слова.
   Мысли банальные, незначительные не доходили до моего сознания, а когда  я
погружался в собственные размышления, разум мой оказывался закрытым даже для
наиболее  сильных  и  страстных  человеческих  порывов.  Короче  говоря,   я
воспринимал только сильные эмоции и лишь тогда, когда сам  этого  хотел.  Но
встречались мне и такие люди, которые даже в  пылу  безграничного  гнева  не
позволяли мне проникнуть в их разум и что-либо узнать.
   Эти открытия потрясли меня,  в  высшей  степени  поразили,  как  и  вдруг
увиденная мною красота  всего  окружающего,  прелесть,  казалось  бы,  самых
обыденных вещей. И в то же время я отчетливо  сознавал,  что  за  всем  этим
кроется бездна, в которую я могу неожиданно рухнуть.
   Ведь после всего случившегося я уже не принадлежал к числу живых и теплых
чудес  совершенства  и  невинности.  Теперь  они  должны  были  стать  моими
жертвами.
   Настало время покинуть деревню, я уже достаточно узнал  здесь  всего.  Но
прежде, перед тем как уйти, я осмелился  предпринять  еще  один,  последний,
шаг. Я не мог удержать себя от этого  поступка.  Я  просто  обязан  был  его
совершить.
   Высоко подняв воротник красного плаща, я зашел в кабачок, отыскал  в  нем
место подальше от огня и  приказал  принести  стакан  вина.  Все  посетители
обратили  на  меня   внимание,   но   отнюдь   не   потому,   что   заметили
сверхъестественную природу нового посетителя. Нет, они  просто  разглядывали
богато  одетого  джентльмена!   Чтобы   убедиться   в   правильности   своих
предположений, я пробыл в кабачке примерно двадцать минут. Никто,  даже  тот
человек, который мне прислуживал,  абсолютно  ничего  не  заметил!  Надо  ли
говорить, что я не притронулся к вину. Мой организм теперь не переносил даже
винного запаха. Цель моя состояла совсем в другом. Отныне я точно знал,  что
способен одурачить смертных! Я уверился в том, что могу свободно жить  среди
них!
   Я покинул кабачок в самом радужном настроении, а когда добрался до  леса,
помчался со всех ног. Вскоре я уже бежал так  быстро,  что  небо  и  деревья
слились перед моими глазами в сплошном мелькании. Я почти летел!
   Наконец я остановился и принялся скакать на месте и танцевать. Я хватал с
земли камешки и забрасывал их так далеко, что  не  видел,  где  они  падали.
Наткнувшись на полный соков  толстый  ствол  поваленного  ветром  дерева,  я
приподнял его и, словно тонкую веточку, переломил о колено.
   Я кричал, распевал во весь голос и наконец с хохотом повалился на  траву.
Потом снова вскочил на ноги, сорвал с себя плащ, отстегнул шпагу и  принялся
ходить колесом. Я выделывал сальто не хуже акробатов в театре Рено.  Сначала
несколько безукоризненных сальто вперед, а потом назад и снова вперед.  Дело
дошло до двойных, тройных сальто, я подпрыгивал вверх на  добрых  пятнадцать
футов и, слегка задыхаясь от восторга, приземлялся совершенно точно и чисто.
Мне хотелось выделывать эти трюки еще и еще.
   Но приближалось утро.
   Небо и воздух оставались такими  же,  какими  и  были,  но  я  немедленно
заметил  перемены  и  услышал  набат,  доносящийся  из  преисподней.  Адские
колокола призывали вампира вернуться домой и погрузиться в смертельный  сон.
О, эта чудесная красота светлеющего неба!  Очарование  туманного  видения  -
едва заметных очертаний колоколен,  вырисовывающихся  на  фоне  небес!  И  в
голову мне вдруг пришла очень странная мысль: свет адского  огня,  наверное,
не менее ярок, чем сияние солнца, и отныне он станет для  меня  единственным
доступным солнечным светом.
   В чем же я провинился? Я размышлял над этим вопросом и не находил на него
ответа. Ведь я не  просил  ни  о  чем  подобном.  Более  того,  я  не  хотел
сдаваться. Даже когда Магнус сказал мне, что я умираю, я продолжал бороться,
дрался с ним. И несмотря ни на что, я слышу сейчас звон колоколов ада.
   Так кто же проклял меня и осудил на адские муки?
   Когда я вернулся на церковный двор и хотел было сесть  на  лошадь,  чтобы
отправиться домой, что-то привлекло мое внимание и привело меня в смущение.
   Не выпуская из рук поводьев, я обвел  взглядом  немногочисленные  могилы,
безуспешно пытаясь определить, что именно  меня  так  смутило.  Ощущение  не
покидало меня, и я наконец понял,  в  чем  дело.  Я  отчетливо  почувствовал
чье-то присутствие на церковном кладбище.
   Я стоял совершенно неподвижно и так тихо, что слышал, как кровь стучит  в
ушах.
   Это не было  ощущением  присутствия  человека!  Неизвестное  существо  не
обладало свойственным людям запахом, и я не слышал его мыслей. Скорее  можно
сказать, что оно тоже почувствовало меня и, чтобы защититься,  окутало  себя
своего рода туманом. Оно наблюдало за мной.
   А быть может, мне все это только казалось?
   Я стоял, внимательно прислушиваясь  и  пристально  вглядываясь  во  тьму.
Из-под снега  торчали  серые  могильные  камни.  В  отдалении  виднелся  ряд
склепов. Все они были большими, богато  украшенными  резьбой,  но  выглядели
такими же заброшенными и полуразвалившимися, как и могильные камни.
   Мне показалось, что существо прячется где-то возле склепов,  но  потом  я
почувствовал, как оно двинулось в сторону густо росших неподалеку деревьев.
   - Кто вы? - требовательно  обратился  я  к  нему  и  сам  удивился  тому,
насколько резко прозвучал мой голос. - Отвечайте! - еще громче и решительнее
крикнул я.
   Я  явственно  ощутил  смятение  существа,  его  волнение  и  одновременно
почувствовал, что оно удаляется от меня чрезвычайно быстро.
   Я  бросился  следом,  но  вскоре  понял,  что   расстояние   между   нами
увеличивается. Голый лес был пуст, и я никого не видел.  Однако  я  осознал,
что я сильнее этого существа и оно боится меня.
   Это просто фантастика какая-то! Оно меня боится!
   Тем не менее я по-прежнему не знал, кто это. Было ли существо  таким  же,
как и я, вампиром, или оно вообще не имело плоти?
   - Одно, во всяком случае, я знаю наверняка, -  произнес  я  вслух.  -  Ты
просто трус!
   Ответом мне было длившееся  всего  мгновение  легкое  колебание  воздуха,
словно лес глубоко вздохнул.
   Меня охватило сознание собственного превосходства, до этого лишь  тлевшее
глубоко внутри. Отныне мне ничто не  страшно.  Я  не  боюсь  ни  церкви,  ни
темноты, ни ползающих по трупам в подземной темнице червей.  Ни  даже  этого
странного  существа,  которое  скрылось  в  лесу,   но   которое,   кажется,
по-прежнему присутствует где-то рядом. Мне не страшны и люди!
   Я стал поистине выдающимся демоном!  Даже  если  бы  сейчас  я  сидел  на
ступенях ада и сам дьявол обратился бы ко мне  с  вопросом:  ?Лестат,  каким
демоном ты хочешь стать? Ты волен избрать для себя ту форму,  в  которой  ты
хочешь дальше странствовать по свету?, - разве  мог  бы  я  пожелать  что-то
лучшее, чем то, что имею сейчас! Мне вдруг пришло в голову, что уже  никогда
мне не придется испытывать такие страдания, какие я пережил в своей  прежней
жизни.
 
   Сейчас воспоминания о той ночи и особенно об этом моменте не  вызывают  у
меня ничего, кроме смеха.
 
Глава 9 
 
   Когда наступила следующая ночь, я взял с собой  столько  золота,  сколько
смог унести, и отправился в Париж. Я  проснулся,  едва  солнце  скрылось  за
горизонтом, и пустился в путь, когда небесная  лазурь  еще  окончательно  не
погасла.
   Я просто умирал от голода.
   Но удача опять мне улыбнулась, и возле самой окраины города на меня напал
разбойник. Размахивая пистолетом, он с диким воплем выскочил из леса.  Потом
я увидел вспышку выстрела и даже успел  разглядеть  пулю,  пролетевшую  мимо
меня, как раз когда я повернул в сторону лошадь и бросился на него.
   Это был очень сильный мужчина. К моему удивлению,  его  проклятия  в  мой
адрес и отчаянное сопротивление  доставили  мне  удовольствие.  Тот  злобный
слуга, которого я убил накануне, был стар. А этот разбойник обладал  крепким
молодым телом. Мне приятен был даже его грубый, заросший щетиной подбородок,
мне нравились его мускулистые руки и мощь ударов. Но наша  борьба  не  имела
ничего общего со спортом. Едва я вонзил зубы в его  артерию,  как  он  сразу
обмяк и неподвижно застыл.  Хлынувшая  мощной  струей  кровь  доставила  мне
неизъяснимое, почти чувственное наслаждение. Я испытал  такой  восторг,  что
напрочь забыл о необходимости оторваться от жертвы,  прежде  чем  перестанет
биться ее сердце.
   К концу нашей битвы мы оба стояли в снегу на коленях, и вот теперь  жизнь
его уходила в меня вместе с потоком крови.  Когда  все  закончилось,  я  еще
долго не мог даже пошевелиться. Ну вот, думал я, правила уже нарушены. Какое
же наказание мне теперь грозит? Смерть? Не похоже, что она меня  ожидает.  Я
находился в состоянии необычайно радостного исступления.
   А на моих  руках  лежал  мертвый  бедняга-разбойник,  который  мог  одним
выстрелом разнести в куски мою голову, если бы, конечно, я позволил ему  это
сделать.
   Я смотрел в темнеющее небо, на туманно вырисовывающиеся силуэты Парижа  и
чувствовал, как по всему телу разливается  восхитительное  тепло  и  во  мне
растет ощущение собственной силы.
   Что ж, пока все идет как нельзя лучше. Я поднялся на ноги и  вытер  губы.
Потом зашвырнул мертвое тело как можно дальше в снежную целину.  Да,  я  был
силен как никогда.
   Еще какое-то время я неподвижно стоял на месте. Меня охватила  ненасытная
жажда убийства, я готов был убивать снова и снова,  лишь  бы  это  волшебное
ощущение экстаза не проходило никогда. Но я уже не мог больше пить  кровь  и
постепенно успокаивался,  чувствуя,  что  настроение  мое  каким-то  образом
изменилось.  Меня  охватило  чувство  уныния  и  одиночества,  словно   этот
разбойник был моим другом или родственником и внезапно покинул  меня.  Я  не
мог понять причину такого ощущения, разве что нас породнила выпитая мною его
кровь. Его запах теперь исходил от меня, и мне он почему-то очень  нравился.
А мой ?друг? в это время лежал, полузарывшись в снег и  раскинув  в  стороны
руки, и при свете восходящей луны кожа его приобрела землисто-серый оттенок.
   Черт возьми! Но разве этот ублюдок не собирался убить меня?
   Не прошло и часа, а я уже нашел очень способного адвоката по  имени  Пьер
Роже, жившего в Мара. Это был весьма честолюбивый, жадный до денег,  хитрый,
но при этом добросовестный молодой человек. Именно такой мне  и  был  нужен.
Мало того что я с легкостью читал все его мысли, я еще убедился в  том,  что
он безоговорочно верит каждому моему слову.
   Он с радостью согласился служить мужу богатой наследницы из  Сан-Доминго.
И, конечно же, с готовностью погасил в комнате все свечи, кроме  одной,  раз
после тропической лихорадки у  меня  все  еще  болят  глаза.  Мое  состояние
находится в драгоценностях? Прекрасно! Он  знаком  и  ведет  дела  с  самыми
лучшими ювелирами. Банковский счет и оплата векселей моей  семьи  в  Оверни?
Никаких проблем! Все будет немедленно исполнено.
   Все это было гораздо проще, чем роль Лелио.
   Должен признать, однако, что мне  понадобилось  довольно  много  времени,
чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться.
   Мое внимание отвлекалось на каждую мелочь, будь то чадящее  пламя  свечи,
латунная чернильница, обои с золотым рисунком  или  сам  месье  Роже  с  его
удивительно маленьким личиком, посверкивавшими за  толстыми  стеклами  очков
глазками и зубами, напомнившими мне клавиши клавикордов.
   Мне казалось, что все предметы  в  комнате  исполняют  какой-то  странный
танец.  Латунные  ручки  комода  представлялись  мне  неотступно   следящими
глазами. Где-то наверху  пела  женщина,  и  голос  ее,  смешиваясь  с  тихим
гудением огня в печи, словно звал меня  к  себе  на  непонятном  и  странном
языке.
   Так, наверное, продолжалось бы вечно, но я все  же  сумел  взять  себя  в
руки. Этой же ночью должны быть посланы с курьером деньги для моего  отца  и
братьев, а также для Никола де Ленфена, служившего музыкантом в театре Рено.
Ему следовало сказать лишь, что деньги присланы Лестатом де Лионкуром и  что
этот самый Лестат де Лионкур  просит  его  немедленно  переехать  в  хорошую
квартиру на  Иль-Сен-Луи  или  в  любом  другом  приличном  районе.  Излишне
говорить, что Роже обязан был оказать ему всяческую помощь  и  поддержку.  А
затем Никола де Ленфену следует брать уроки игры на  скрипке.  Роже  получил
приказание купить для Никола самую лучшую скрипку работы Страдивари.
   И, наконец, отдельное письмо должно быть  послано  моей  матери,  маркизе
Габриэль де Лионкур. Его следует написать по-итальянски, чтобы никто  другой
не смог его прочесть. Вместе с письмом следовало  отправить  для  нее  лично
значительную сумму денег.  Если  у  нее  хватит  сил,  чтобы  отправиться  в
путешествие и посетить свою родину  на  юге  Италии,  возможно,  ей  удастся
остановить развитие чахотки.
   При мысли о том, что  она  получит  наконец  желанную  свободу  и  сможет
покинуть замок, у меня голова кружилась от радости.
   На какое-то время я мысленно перенесся  домой  и  забыл  о  существовании
Роже. Я представил себе, как она впервые в жизни оденется так, как  подобает
маркизе, и выедет из ворот замка в  богато  украшенной  карете,  запряженной
шестеркой лошадей. Но вдруг я  так  явственно  услышал  ее  ужасный  кашель,
словно она была в тот момент рядом со мной, и перед моими  глазами  возникло
ее изможденное лицо.
   - Деньги и письмо должны быть отосланы ей этой же ночью, -  сказал  я.  -
Меня совершенно не интересует, сколько  это  будет  стоить.  Мое  приказание
должно быть исполнено неукоснительно.
   С этими словами я положил перед адвокатом столько золота, что  ей  должно
было хватить на всю оставшуюся жизнь. Если бы только знать, сколько  ей  еще
осталось!
   - И еще, - спросил я, -  знаете  ли  вы  какого-нибудь  торговца  хорошей
мебелью, картинами и гобеленами? Кого-нибудь, кто готов открыть для нас свои
магазины сегодня же вечером?
   - Конечно, монсеньор! Позвольте  мне  только  одеться,  и  мы  отправимся
немедленно.
   Через несколько минут мы уже направлялись в пригород Сен-Дени.
   Следующие несколько часов в сопровождении  своих  смертных  помощников  я
блуждал по райским  лабиринтам  материальных  благ,  выбирая  все,  что  мне
нравилось.  Кресла  и  стулья,  фарфоровая  и  серебряная  посуда,  ткани  и
скульптуры - все это, стоило мне  только  пожелать,  немедленно  становилось
моим. Я распорядился, чтобы выбранные мною товары были тут  же  упакованы  и
отправлены на юг Франции. В своем воображении я рисовал прекрасные  картины,
представляя себе, как изменится замок, в котором  я  вырос,  когда  все  эти
чудесные вещи окажутся там. Для маленьких племянников и племянниц  я  послал
такие красивые игрушки, о каких они прежде и мечтать не могли, - миниатюрные
кораблики с  матросами,  созданные  руками  великолепных  мастеров,  искусно
украшенные кукольные домики.
   Прикосновение  буквально  к   каждой   вещи   доставляло   мне   истинное
наслаждение, и были моменты,  когда  их  фактура  и  яркие  краски  едва  не
причиняли мне боль. В глубине души я просто рыдал от восторга.
   Все это  время  мне  удавалось  блестяще  справляться  с  ролью  обычного
смертного. Хотя один промах я все же допустил.
   Мы осматривали один из магазинов, и вдруг возле  самой  стены  я  заметил
бегущую крысу -  обыкновенную  крысу,  каких  немало  в  городах.  Однако  я
почему-то не мог отвести от нее взгляд. Здесь, среди деревянных  и  гипсовых
изделий, среди  вышитых  тканей  и  одежд,  она  показалась  мне  необычайно
прекрасной. Не правильно истолковав мое состояние,  мои  спутники  принялись
кричать, топать ногами и громко хлопать, стремясь отогнать крысу  как  можно
дальше.
   Для  меня  их  голоса  слились  в  невнятное   приглушенное   бормотание,
напоминающее звук кипящего в горшке супа. В тот момент я способен был думать
лишь о том, ч