ь? - Он опустил на стол сжатую в  кулак  руку  и  едва  не
кричал, под гладкой кожей на лбу выступили  вены.  -  Такого  рода  сказками
заполнены все документы, лежащие в этих комнатах, их фрагменты можно найти в
гимнах и песнопениях. Хочешь их услышать? Они так же  правдивы,  как  и  все
остальное!
   - Расскажи мне  то,  что  захочешь,  -  ответил  я,  стараясь  оставаться
спокойным.
   От его голоса было больно ушам. Я ощутил  какое-то  движение  в  соседних
комнатах. Такие же слабые, высохшие существа, как и то, которое привело меня
сюда, крадучись бродили вокруг.
   - А начать ты можешь с объяснения, -  ехидно  продолжал  я,  -  зачем  ты
приходил ко мне в комнату здесь, в Александрии. Это  ты  указал  мне  дорогу
сюда. Почему ты это сделал? Чтобы наброситься  на  меня  с  упреками?  Чтобы
осыпать проклятиями в ответ на мою просьбу рассказать, как все началось?
   - Успокойся.
   - То же самое я могу сказать тебе.
   Он молча взглянул на меня и вдруг улыбнулся. Потом,  словно  приветствуя,
поднял обе руки кверху и пожал плечами.
   - Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этой  случайности.  Я  готов  умолять
тебя, если это поможет. Скажи, что я должен сделать,  чтобы  заставить  тебя
поведать всю историю?
   Он несколько раз заметно изменился в лице. Я мог чувствовать проносящиеся
в его голове мысли, хотя не мог их  услышать.  Я  ощущал  резкую  смену  его
настроений. Когда он заговорил снова, голос его был хриплым,  как  будто  он
боролся с душившим его горем.
   - Так слушай же нашу древнюю историю, - начал он. -  За  много  веков  до
создания письменности наш добрый бог Осирис, первый фараон Египта, был  убит
злодеем. После того как его жена Исида собрала воедино все части  его  тела,
он стал бессмертным и с тех пор управлял царством мертвых, царством  луны  и
ночи. Ему и великой богине приносились кровавые жертвы,  и  он  выпивал  эту
кровь. Однако жрецы стремились украсть секрет его бессмертия, и потому культ
Осириса был окутан великой тайной, местонахождение его храмов было  известно
только тем немногим избранным почитателям,  которые  охраняли  его  от  бога
солнца, способного в любой момент отыскать  Осириса  и  уничтожить  горячими
лучами. Теперь ты понимаешь, в чем состоит истинность легенды. Древний  царь
обнаружил нечто такое -  а  быть  может,  он  просто  стал  жертвой  ужасной
случайности, - что сделало его обладателем великой силы, которая могла  быть
использована для совершения страшных зол теми, кто его окружал.  Поэтому  он
сделал из своей великой силы объект для  поклонения,  стремясь  окружить  ее
разного рода обязательствами и ритуалами, ограничить число имеющих доступ  к
Могущественной Крови теми, кто стал бы  использовать  ее  только  для  белой
магии и больше ни для чего. Вот так мы и появились.
   - Значит, Отец и Мать - это Осирис и Исида?
   -  И  да,  и  нет.  Они  были  первыми  двумя.  Имена  Осириса  и   Исиды
использовались в мифах или в посвященных им обрядах поклонения.
   - Так в чем же состояла случайность? Каким образом все раскрылось?
   Он долго смотрел  на  меня,  потом  снова  сел,  отвернулся  и  застыл  в
молчании, как и прежде.
   - А почему я должен тебе об этом рассказывать? - наконец заговорил он, но
на этот раз его вопрос был  окрашен  совсем  иными  чувствами.  Он  искренне
недоумевал и сам не мог найти ответ. - Почему я вообще должен что-то делать?
Если сами Мать и Отец не поднимаются с песка, когда солнце появляется  из-за
горизонта, и не пытаются спасти себя, почему я должен что-то  предпринимать?
Или говорить? Или вообще продолжать свое существование?
   Он снова повернулся ко мне.
   - Так вот в чем дело! Мать и Отец вышли навстречу солнцу?
   - Их оставили на солнце, мой дорогой Мариус,  -  ответил  он,  несказанно
удивив меня тем, что ему известно мое имя. - Их оставили на солнце. Ни Мать,
ни Отец не совершают ни одного движения по собственной воле, за  исключением
тех редких случаев, когда  хотят  что-то  сказать  друг  другу  или  нанести
сокрушительный удар по тем из нас, кто осмелится приблизиться к  ним,  чтобы
отведать их целительной крови. Если бы  они  позволили  нам  напиться  своей
исцеляющей крови, то могли бы вернуть прежний облик и  силы  всем,  кто  был
сожжен. Отец и Мать существуют уже четыре тысячи лет, а наша кровь с  каждым
временем года становится сильнее, набирает силу  даже  в  периоды  голода  и
жажды, чтобы затем, когда  трудные  времена  заканчиваются,  мы  насладились
новообретенными возможностями. Но Отец и Мать не заботятся о своих детях.  А
сейчас, похоже, они  перестали  заботиться  даже  о  себе.  Возможно,  после
стольких прожитых ими ночей им просто захотелось взглянуть на солнце?!
   После того как в Египет пришли греки, после того  как  было  извращено  и
утрачено древнее искусство, они ни разу не заговорили с нами. Они ни разу не
удостоили нас взглядом. А  что  такое  Египет  сейчас,  как  не  плодородная
житница Рима? Когда Мать  и  Отец  отрывали  нас  от  вен  на  своей  шее  и
отбрасывали в сторону, они были сильны, как  железо,  и  с  легкостью  могли
переломать нам кости. И если теперь им ни до чего нет  дела,  почему  что-то
должно волновать меня?
   Я долго и пристально смотрел на него.
   -  Ты  хочешь  сказать,  что  именно  это  послужило  причиной   сожжения
остальных? То, что Мать и Отец были оставлены под палящими лучами солнца?
   Он утвердительно кивнул.
   - В наших жилах  течет  их  кровь.  Мы  получили  ее  от  них.  А  потому
существует прямая связь: то, что происходит с ними, происходит  и  со  всеми
нами. Если сгорают они, сгораем и мы.
   - Мы так тесно связаны?! - удивленно выдохнул я.
   - Вот именно, мой  дорогой  Мариус,  -  ответил  он,  глядя  на  меня  и,
очевидно, забавляясь моим страхом. - Именно поэтому их оберегали  в  течение
четырех тысяч лет, именно поэтому им приносились жертвы, именно  поэтому  мы
поклонялись культу Матери и Отца. Их судьба - это наша судьба.
   - Кто это сделал? Кто оставил их под лучами солнца?
   Он беззвучно расхохотался:
   - Тот, кому поручено было оберегать их, тот, кто больше не  в  силах  был
это вынести, тот, кто слишком долго исполнял сию мрачную обязанность. Он  не
смог никого уговорить сменить его, освободить от  столь  тяжкого  бремени  и
переложить обязанность на свои плечи. В конце концов, плача и дрожа с головы
до ног, он вынес Мать и Отца на песчаную поверхность пустыни и  оставил  там
лежать подобно двум статуям.
   - И моя судьба тесно связана со всем этим... - пробормотал я.
   - Да. Но, наверное, он просто уже не  верил  в  нашу  преемственность.  Я
говорю о том, кому поручено было их оберегать. Это просто  древняя  легенда,
считал он. Ведь все мы им поклонялись, почитали  их  так  же,  как  смертные
почитают нас.  Никто  не  осмеливался  причинить  им  вред,  никто  не  смел
прикоснуться  к  ним  горящим  факелом,  чтобы  проверить,  испытаем  ли  мы
что-нибудь. Нет, он в это не верил. Он оставил их в пустыне, а ночью,  когда
проснулся и обнаружил, что сожжен и изуродован до неузнаваемости, он  кричал
не переставая.
   - Вы перенесли их обратно под землю?
   - Да.
   - И они почернели так же, как вы?
   - Нет, - он покачал головой, - только потемнели  до  золотисто-бронзового
цвета. Как поворачиваемое на вертеле мясо, не больше. И они остались  такими
же красивыми, как и прежде,  словно  красота  была  неотъемлемой  частью  их
существа. Та красота, носителями и частью которой им суждено было быть. Они,
как и прежде, смотрят прямо перед собой, но их головы больше  не  склоняются
друг к другу, они не напевают свои гимны и не позволяют нам пить  их  кровь.
Они отказываются принимать наши жертвы - лишь изредка они вкушают  кровь,  и
то только тогда, когда никого нет рядом. Никто  не  знает,  будут  они  пить
кровь или нет.
   Я покачал головой. Опустив голову, я ходил взад и вперед,  свеча  в  моей
руке  дрожала.  Я  не  знал,  что  сказать,  мне  необходимо  было  обдумать
услышанное.
   Он жестом предложил мне сесть на стул по другую сторону  стола,  и  я  не
задумываясь последовал приглашению.
   - Не кажется ли тебе, римлянин,  что  так  и  должно  было  случиться?  -
спросил он. - Не сами ли они решили встретить свою смерть среди песков, лежа
молча и неподвижно, как статуи, брошенные там, - после того  как  город  был
осажден и захвачен вражеской армией? Может,  все  мы  должны  были  умереть?
Посмотри на Египет! Повторяю, что такое сейчас Египет,  как  не  плодородная
житница Рима? Не намеревались ли они  день  за  днем  сгорать  под  палящими
лучами солнца до тех пор, пока, подобно звездам на небе, не сгорим все мы?
   - Где они сейчас? - выдавил я.
   - А зачем тебе это знать? - насмешливо поинтересовался он.  -  Почему  ты
считаешь, что я должен открыть тебе эту тайну? Их  невозможно  разрубить  на
части - для этого они достаточно сильны. Нож  способен  лишь  скользнуть  по
поверхности их кожи. К тому же, если ты расчленишь их, то расчленишь и  нас.
Если сожжешь их, то сожжешь и нас. Что бы они  ни  заставили  нас  испытать,
сами они испытывают  только  малую  часть  этого,  потому  что  их  защищает
возраст. Даже если ты уничтожишь всех нас до единого, ты доставишь им только
небольшое беспокойство. Такое впечатление,  что  они  не  нуждаются  даже  в
крови. Может, их разум находится в соединении с нашими мыслями? Возможно, та
печаль, которую мы испытываем, то  отчаяние  и  ужас  перед  судьбами  мира,
которые мучают нас, исходят от них, переносятся к нам из их снов? Нет, я  не
могу сказать тебе, где они. Во всяком случае до тех пор, пока не буду уверен
в том, что мне все безразлично и что пришло нам время умереть.
   - Где они? - повторил я.
   - А почему ты думаешь, что я не утопил их глубоко в море? - вместо ответа
спросил в свою очередь он. - Где они будут лежать, пока сама земля на гребне
огромной волны не вознесет их к солнцу.
   Я не ответил. Я молча наблюдал за ним, удивляясь его возбуждению, понимая
его причину и одновременно опасаясь его.
   - Почему ты думаешь, что я не спрятал их в  самых  глубинах  земли,  там,
куда не долетают даже слабые отголоски жизни? Почему бы мне не  оставить  их
лежать там в полной тишине и во мраке, совершенно не заботясь о том, что они
сами об этом думают и что при этом испытывают?
   Что я мог ему ответить? Я только молча продолжал  смотреть  на  него.  Он
наконец успокоился, и на лице его появилось  вдруг  едва  ли  не  доверчивое
выражение.
   - Расскажи мне, как они стали Матерью и Отцом? - попросил я.
   - Зачем тебе?
   - Тебе отлично известно зачем! Затем, что я хочу знать! Почему ты  пришел
в мою спальню, если не собирался ничего мне рассказывать?
   - Ну и что из того, что я пришел? - с горечью вопросил он. - А что,  если
мне просто захотелось своими глазами  увидеть  римлянина?  Мы  умрем,  и  ты
умрешь вместе с нами. Я просто любопытствовал, какие новые  формы  приобрела
наша  древняя  магия  и  кто  в  конце  концов   нам   теперь   поклоняется.
Светловолосые  воины,  живущие  в  северных  лесах?  Или  древние  египтяне,
обитающие в расположенных глубоко под слоем песка склепах? Ведь мы не  живем
в греческих и римских храмах.  И  никогда  не  жили.  И  тем  не  менее  они
продолжают воспевать наш миф - единственный из всех мифов - и называют имена
наших Отца и Матери...
   - Меня все это совершенно не интересует, - сказал я, - и ты  знаешь  это.
Мы с тобой очень похожи, ты и я.  Я  не  собираюсь  возвращаться  обратно  в
северные леса и создавать для их обитателей расу новых богов.  Но  я  пришел
сюда, чтобы все узнать, и ты обязан рассказать мне!
   - Хорошо. Ради  того,  чтобы  ты  понял  всю  тщетность  и  бесполезность
расспросов, чтобы понял причину молчания Матери и Отца, я расскажу тебе все.
Но запомни мои слова. Я могу  погубить  всех  нас.  Могу  спалить  в  жарком
пламени печи Отца и Мать. Однако  мы  обойдемся  без  долгих  предисловий  и
высокопарных фраз. Мы наконец покончим с мифами, которые погибли в песках  в
тот день, когда Мать и Отец оказались  беззащитными  под  лучами  солнца.  Я
расскажу тебе обо всем, о чем говорится в свитках, оставленных нам  Отцом  и
Матерью. Поставь свою свечу. И слушай.
 
Глава 10 
 
   Если бы ты смог прочесть написанное в этих свитках, то узнал  бы,  что  в
этом мире есть два существа - Акаша и Энкил, давным-давно пришедшие в Египет
из другой, еще более древней, земли.  Это  произошло  задолго  до  появления
письменности, задолго до строительства первых пирамид, когда  египтяне  были
еще каннибалами и поедали тела убитых врагов.
   Акаша и Энкил отучили людей от страшных обычаев. Они поклонялись  Великой
Матери-земле и  научили  египтян  сеять  зерна  в  ее  плодородное  чрево  и
выращивать скот, чтобы получать от него мясо, молоко и шкуры.
   Конечно же, они не были единственными учителями, скорее их можно  назвать
вождями тех людей, которые пришли вместе с ними из древних городов, названия
которых давно забыты,  а  памятники  навсегда  исчезли  в  песках  ливанских
пустынь.
   Как бы то ни  было,  они  были  щедрыми  и  благодетельными  правителями,
которыми руководило одно лишь стремление: делать  людям  добро,  как  желает
того Великая Мать, Мать-кормилица, а потому во всех своих землях они  всегда
творили справедливый суд.
   Возможно, со временем благодаря своей щедрости и добродетели они стали бы
героями мифов, если бы не случилось то ужасное происшествие в доме  царского
управляющего. Все началось с проделок какого-то демона,  учинившего  в  доме
погром.
   Это был самый обыкновенный демон, о каких во все времена и во всех землях
ходит множество рассказов. Эти дьяволы поселяются в  определенных  местах  и
обитают там какое-то время. Иногда они проникают в  тела  невинных  людей  и
заставляют их кричать  и  вопить  ужасными  голосами.  Они  могут  заставить
невинную девушку изрыгать проклятия  и  оскорбления  и  делать  непристойные
предложения тем, кто ее окружает. Тебе известны такого рода рассказы?
   - Да, - кивнул я, - подобные истории можно услышать повсюду.
   Я рассказал ему о том, как однажды такой демон овладел в  Риме  одной  из
весталок. С багровым от похотливого желания лицом  она  делала  непристойные
предложения стоявшим поблизости мужчинам, а потом потеряла сознание.  Однако
демона удалось каким-то образом изгнать.
   - Мне кажется, - добавил я, - девушка  просто  была  безумна.  Она,  если
можно так выразиться, не подходила на роль весталки.
   - Естественно, - с иронией откликнулся он. - Я и сам сделал бы  такой  же
вывод, как, впрочем, и любой другой образованный и умный житель Александрии.
Однако такие истории время от времени  возникают,  потом  забываются,  и  на
смену им приходят другие. Если они чем-то и замечательны, то только тем, что
не оказывают никакого воздействия на ход  событий  человеческой  жизни.  Эти
демоны нарушают порядок вещей в том или ином доме,  доставляют  беспокойство
отдельным людям, а потом исчезают, о них забывают, и все вновь  возвращается
на круги своя.
   - Да, именно так и происходит, - согласно кивнул я.
   - Однако, как ты понимаешь,  это  происходило  в  Древнем  Египте.  В  те
времена люди в панике бежали от ударов грома и поедали тела мертвецов, чтобы
завладеть их душами.
   - Понимаю.
   - И вот  добрый  царь  Энкил  решил,  что  сам  вступит  в  переговоры  с
поселившимся в доме его управляющего демоном. Он сказал,  что  это  существо
находится вне гармонии с миром. Придворные маги умоляли его не делать этого,
позволить им самим позаботиться обо всем и изгнать демона. Однако царь горел
желанием творить добро. Он считал, что все в мире должно подчиняться добру и
все силы должны следовать по одному божественному пути. Он хотел  поговорить
с демоном и попытаться направить его по пути, так сказать, всеобщего  добра.
И только в том случае, если ему не удастся сделать  это,  сказал  Энкил,  он
даст согласие на изгнание демона.
   И после этого вошел в  дом  своего  управляющего,  где  вся  мебель  была
перевернута, сосуды разбиты, а  двери  сорваны  с  петель.  Он  обратился  к
демону, предлагая ему побеседовать. Все остальные в ужасе убежали прочь.
   Прошла целая ночь, прежде чем Энкил  вышел  из  того  дома.  То,  что  он
сказал, показалось всем очень странным.
   "Эти демоны глупы и по-детски невинны, - говорил он своим магам, - однако
я понаблюдал за их поведением и узнал, почему они неистовствуют. Их  выводит
из себя то, что они лишены тел и не  могут  чувствовать  так,  как  мы.  Они
устраивают отвратительные оргии, потому что им неведомы пути любви и  добра.
Они способны управлять отдельными органами и частями тела,  но  не  в  силах
завладеть человеком целиком, вот почему они стараются причинить  зло  плоти,
которую  не  могут  сделать  своей.  Пользуясь  своими  достаточно   слабыми
возможностями, они набрасываются на все, что  им  попадается,  и  заставляют
людей дергаться и подпрыгивать. Страстное желание  обрести  плоть  и  служит
причиной их гнева, являющегося лишь отражением их страданий?.
   Окончив свою благочестивую речь, он выразил желание  вновь  запереться  в
комнатах, где обитали демоны, чтобы узнать о них еще больше.
   Однако на этот раз его решению воспротивилась его жена. Она заявила,  что
не позволит ему оставаться рядом с демонами. ?Взгляни на себя в  зеркало,  -
говорила она, - посмотри, как ты постарел всего за  одну  ночь,  проведенную
наедине с ними?.
   Однако ей не удалось переубедить царя, и тогда она осталась вместе с ним.
Все, кто стоял снаружи, слышали в доме грохот падающих предметов и  треск  -
они опасались, что вот-вот услышат, как вопят голосами  злых  духов  царь  и
царица. Шум в доме был поистине страшным, и на стенах появились трещины.
   В конце концов, все обратились в бегство, за исключением нескольких особо
заинтересованных. Надо сказать, что эти  оставшиеся  люди  с  самого  начала
царствования Энкила были его противниками. Это были  старые  воины,  которые
водили египтян в походы на врагов, чтобы добыть человеческое мясо. Им не  по
душе была добродетельность царя, они не желали поклоняться  Великой  Матери,
не хотели становиться земледельцами. В  происшествии  со  злыми  духами  они
усматривали не только еще одно проявление бессмысленной доброты царя,  но  и
предоставленную им замечательную возможность поквитаться.
   Когда наступила ночь, они тайком пробрались в захваченный  демонами  дом.
Они не боялись духов, как не боятся их воры, грабящие гробницы фараонов.  Их
вера оказалась недостаточно сильной, чтобы победить жадность и зависть.
   Обнаружив, что Энкил и Акаша находятся в комнате  в  окружении  множества
летающих призраков, они набросились на правителей и  принялись  колоть  царя
ножом снова и снова, так же как ваши сенаторы закололи Цезаря. А  потом  они
пронзили ножами и единственную свидетельницу страшного преступления  -  жену
царя.
   "Что вы делаете? - кричал царь. - Разве  вы  не  понимаете,  что  открыли
духам путь в мое тело??
   Однако злодеи  уже  убежали,  оставив  царя  и  царицу  истекать  кровью,
льющейся из бесчисленного множества нанесенных им ран.
   Затем заговорщики подняли на ноги все население, крича о том, что царя  и
царицу убили духи. Они твердили, что царю следовало  позволить  своим  магам
бороться с демонами, как сделал бы это любой другой на  его  месте.  Схватив
факелы, все бросились к захваченному призраками дому,  в  котором  наступила
вдруг полная тишина.
   Заговорщики требовали, чтобы маги вошли в дом, но те боялись.
   "Тогда мы сами войдем туда и посмотрим, что  там  случилось?,  -  заявили
злодеи и распахнули двери.
   На пороге стояли царь и царица. Они спокойно смотрели на заговорщиков,  а
на телах их не осталось даже следов от ран. Глаза их горели  мрачным  огнем,
белая кожа излучала сияние, густые волосы  блестели.  Заговорщики  в  страхе
бросились прочь, а царь и царица отпустили всех своих по