.
   Он пьянел по утрам от воспоминаний об этих поцелуях, когда в  одиночестве
бродил по дому, открывая одну за другой двери, за которыми  видел  множество
книг, географических карт, скульптур из гранита и мрамора, или когда  другие
ученики Мастера, обнаружив его в одной из комнат, спокойно отводили  его  на
рабочее место и терпеливо объясняли, что он должен делать,  показывали,  как
смешивать краски и добиваться чистоты цвета с помощью  яичного  желтка,  как
покрывать поверхность дерева лаком. Они брали  его  с  собой  на  леса,  где
осторожными мазками касались  самых  краев  огромной  картины,  изображающей
небо, облака и ангелов на их фоне. Они объясняли ему,  что  прекрасных  лиц,
рук и крыльев этих ангелов может касаться только кисть Мастера.
   Он пьянел от удовольствия, когда вместе со всеми сидел за длинным  столом
и наслаждался вкусом блюд, которые ему  не  приходилось  пробовать  в  своей
жизни, и чудесным вином, какого до этого никогда не пил.
   Он засыпал лишь затем,  чтобы  проснуться  в  сумерках  и  увидеть  возле
огромной кровати Мастера, невообразимо красивого в своем костюме из красного
бархата, с густыми светлыми волосами, сияющими в отблесках света, и  полными
счастья, сверкающими кобальтовыми глазами. И поцелуи, от которых можно  было
умереть...
   - О да... я никогда не разлучусь с тобой... да, да... ничего не бойся...
   - Скоро,  уже  совсем  скоро,  мой  дорогой,  мы  воистину  соединимся...
скоро...
   Факелы ярко освещают весь дом. Мастер с кистью в руке стоит на лесах...
   - Встань там, на свету, не шевелись...
   И долгие часы он стоит, застыв в одной позе, а перед рассветом видит лицо
ангела, так напоминающее его собственное. Потом улыбающийся Мастер уходит по
бесконечному коридору.
   - Нет, Мастер, пожалуйста, не уходите, не оставляйте меня, возьмите  меня
с собой...
   И снова день. Он идет с полными денег, настоящего  золота,  карманами,  и
перед ним открываются великолепие и роскошь Венеции с темно-зеленой водой ее
каналов в окружении роскошных дворцов. Рядом с ним рука об руку идут  другие
ученики. Пахнущий свежестью воздух  на  площади  Сан-Марко  и  высокий  свод
голубого неба - это  было  похоже  на  сны,  которые  он  видел  в  детстве.
Наступают сумерки, и во дворец приходит Мастер. Он стоит с  кистью  в  руке,
склонившись над небольшой панелью, а его ученики с благоговением и  едва  ли
не с ужасом завороженно следят за  его  работой.  Мастер  поднимает  голову,
видит  его,  откладывает  в  сторону  кисть  и  уводит  Армана  из  огромной
мастерской, в которой до полуночи будут трудиться другие ученики. Они  снова
одни в спальне, и его лицо в руках Мастера, и тайный поцелуй, о  котором  не
должен знать никто...
   Сколько прошло времени? Два года? Или три? Нет  слов,  чтобы  описать  то
счастливое время: военные корабли, покидающие порт, чтобы принять участие  в
морских сражениях; рвущиеся ввысь песнопения перед  византийскими  алтарями;
возвышенные и сказочные  представления  с  адскими  пропастями  и  скачущими
дьяволами, разыгрываемые на  подмостках  церквей  и  во  дворце;  сверкающие
мозаики  на  стенах  Сан-Марко  и  Сан-Дзаниполо;  Дворец   дожей;   великие
художники, гуляющие по улицам города: Джамбоно, Уччелло, Виварини и Беллини;
бесконечные праздничные  карнавалы  и  процессии  -  и  каждый  вечер  часы,
проведенные наедине с Мастером, в то время как все остальные  спят,  надежно
запертые под замком. Кисть Мастера быстрыми мазками касается панели,  словно
он не пишет, а лишь расчищает картину - солнце, небо  и  простирающееся  под
крыльями ангела море.
   И ужасные,  но  неизбежные  моменты,  когда  Мастер  вдруг  вскакивает  с
мучительным криком, расшвыривает вокруг баночки с красками и прижимает  руки
к глазам, словно готов вырвать их навсегда.
   - Почему, почему я не вижу?  Почему  я  не  способен  видеть  лучше,  чем
смертные?!
   Он прижимается к Мастеру  в  ожидании  восхитительного  поцелуя.  Мрачная
тайна... секрет, который нельзя открыть  никому...  Перед  рассветом  Мастер
неслышно выскальзывает за дверь.
   - Мастер, позвольте мне пойти с вами!
   - Скоро, мой дорогой, моя любовь, мой малыш, когда ты немного  подрастешь
и станешь достаточно сильным, когда избавишься  от  всех  своих  изъянов.  А
теперь иди и познай все доступные тебе развлечения, познай любовь  женщин  и
любовь мужчин, пока у тебя еще есть время. Забудь о  тех  горестях,  которые
пришлось тебе испытать в борделе, и наслаждайся всем, что ждет тебя впереди.
   Редкую ночь он не  видел  Мастера  возле  себя  перед  рассветом.  Мастер
возвращался порозовевший, с потеплевшей кожей, чтобы обнять  Армана  и  дать
ему  силы  на  целый  день,  помочь  пережить  долгие  часы  до   следующего
восторженного поцелуя в сумерках.
   Арман научился читать и писать. Он относил готовые  картины  в  соборы  и
часовни богатых дворцов, собирал с заказчиков плату и торговался о ценах  на
краски и масло. Отчитывал слуг, если кровати не были убраны или еда не  была
приготовлена вовремя. Его любили все ученики, и он плакал каждый раз,  когда
провожал тех, кто закончил учебу, к новому  месту  их  службы.  Пока  Мастер
рисовал, он читал ему стихи и даже научился играть на лютне и петь.
   В печальные дни, когда Мастер надолго покидал Венецию,  он  вел  все  его
дела в доме, тщательно скрывая свои страдания  от  других  и  зная,  что  им
придет конец только тогда, когда  вернется  Мастер.  Это  случилось  однажды
перед рассветом, когда вся Венеция была погружена в сон...
   - Вот и наступил этот момент, моя радость. Настало время тебе  прийти  ко
мне и стать таким же, как я. Этого ты всегда хотел?
   - Да.
   - Тайно пить кровь злодеев, которая поможет тебе  процветать  вечно,  как
делаю это я? Обещаешь ты до скончания мира хранить наш секрет?
   - Я даю обет, клянусь, подчиняюсь вам во всем! Я... я хочу всегда быть  с
вами, мой Мастер, мой Господин... Ведь только вам я обязан всем, что имею  и
что я есть. Никогда и ничего не желал я больше, чем этого!
   Мастер указал кистью на картину, которая простиралась до самого потолка.
   - Ты больше никогда не увидишь иного солнца,  кроме  этого.  Но  миллионы
ночей станут  твоими,  и  ты  узришь  свет,  который  недоступен  никому  из
смертных. Словно Прометей, ты украдешь  его  у  далеких  звезд  -  вечный  и
бесконечный свет, который поможет тебе постичь все тайны мира.
   Сколько месяцев прошло с тех пор? Времени, когда  он  купался  во  власти
Темного Дара...
   Они вели ночную жизнь, вместе путешествуя по сумеречным улицам и каналам,
- его больше не пугали таящиеся в темноте опасности, он  сам  превратился  в
такую опасность. Он испытал древний восторг убийства, но никогда жертвой его
не становилась невинная  душа.  Нет,  это  всегда  был  злодей,  преступник,
какой-нибудь очередной Тифон - убийца собственного брата. Они отыскивали его
в темных лабиринтах улиц и нападали на свою жертву, вместе с кровью впитывая
в себя порочность.  Это  был  настоящий  совместный  пир,  от  которого  оба
приходили в восторг, который был сродни экстазу. И  Мастер  всегда  указывал
ему верную дорогу.
   А потом они писали картины, и Арман наслаждался  обретенным  мастерством.
Иногда  казалось,  что  кисть  движется  сама  по  себе  по  покрытой  лаком
поверхности, и они оба яростно трудились над триптихом, а смертные ученики в
это время спокойно спали среди баночек с краской и бутылок с вином. И только
одно омрачало это безоблачное счастье: то, что иногда Мастер, как и  прежде,
покидал его, уезжал из Венеции. Его отсутствие казалось всем бесконечным.
   А для Армана расставание стало еще более мучительным.
   Ужасно, что приходилось в одиночку охотиться, а потом лежать  в  глубоком
подземелье и ждать. Ужасно не слышать звонкого смеха Мастера и биения  рядом
его сердца.
   - Но куда же ты уезжаешь? Почему я не могу  поехать  вместе  с  тобой?  -
умоляющим голосом спрашивал его Арман.
   Разве не были они связаны одной тайной? Почему он не хотел объяснить  ему
и эту загадку?
   - Нет, любовь моя. Ты еще не готов нести это бремя. Как и тысячу  лет  до
того, оно останется лежать только на моих плечах.  Когда-нибудь  ты  станешь
помогать мне в том, что я должен  делать,  но  только  тогда,  когда  будешь
действительно готов обрести знания и докажешь, что на самом деле хочешь  все
узнать. Когда станешь настолько сильным, чтобы быть уверенным, что  никто  и
никогда не заставит тебя открыть эту тайну, если ты сам того не пожелаешь. А
до тех пор... пойми... у меня нет другого выбора. Я должен покидать тебя.  Я
обязан позаботиться о Тех, Кого Следует Оберегать.
   Те, Кого Следует Оберегать...
   Арман долго размышлял, эти слова пугали его. Но хуже всего  то,  что  они
разлучали его с Мастером. Он переставал  бояться  этих  слов,  только  когда
Мастер возвращался и снова был рядом.
   - Те, Кого Следует Оберегать, пребывают в  мире...  или  в  безмолвии,  -
обычно говорил он, скидывая плащ из красного бархата. - Большего  нам  знать
не дано.
   И вновь они выслеживали злодеев на улицах Венеции, вновь пировали вместе.
   Сколько человеческих жизней могло все это длиться? Быть может, тысячу?
   Но прошло, наверное, всего лишь  полгода,  прежде  чем  однажды  ночью  в
глубоком подземелье возле самой воды он увидел возле своего гроба Мастера.
   - Вставай, Арман! Нам надо бежать. Они пришли.
   - Кто они, Мастер? Те, Кого Следует Оберегать?
   -  Нет,  мой  дорогой.  Это  не  они  -  другие.  Скорее,   нам   следует
поторопиться!
   - Но что могут они нам сделать? Почему мы должны бежать?
   Белые лица за окнами. Сильные удары в  дверь.  Дребезжат  стекла.  Мастер
оглядывается вокруг, смотрит на свои  картины.  Запах  дыма.  Запах  горящей
смолы. Они появились снизу. Они спускались сверху.
   - Беги! Нет времени, чтобы пытаться хоть что-то спасти!
   Оба мчатся вверх по лестнице, на крышу.
   Черные фигуры, лица которых скрыты под капюшонами, швыряют горящие факелы
в открытые двери. Внизу, в  комнатах,  бушует  огонь,  вырывается  из  окон,
охватывает лестницу. Все картины в огне.
   - На крышу, Арман! Скорее!
   Существа в темных одеждах, очень похожие на них. И еще такие же, и еще...
Мастер раскидывает их в стороны, прокладывая путь по  лестнице  наверх,  они
ударяются о стены и потолок, слышится хруст ломающихся костей.
   - Отступник! Еретик! - ревут незнакомые голоса.
   Чьи-то руки хватают и крепко держат Армана. Он  видит  Мастера  на  самом
верху лестницы, тот обернулся и смотрит на него.
   - Арман! Положись на свои силы! Скорее!
   Но они толпой возникают за спиной Мастера, они  окружают  его.  На  место
каждого, кого он сбрасывает вниз, встают  еще  трое.  И  вот  уже  не  менее
пятидесяти пылающих факелов сразу впиваются в красный бархат плаща и светлые
волосы Мастера. Огонь с  ревом  взвивается  к  самому  потолку  и  поглощает
Мастера, превращая его в живой  факел.  Но  и  теперь  пылающими  руками  он
продолжает защищаться, отражает нападение, а они все швыряют и швыряют к его
ногам горящие факелы.
   Однако самого Армана потащили вниз  по  лестнице,  прочь  из  охваченного
пожаром дома, откуда доносились вопли смертных  учеников  Мастера.  Потом  с
криками и воем его бросили в ужасный трюм корабля, который был еще страшнее,
чем корабль работорговцев, и они поплыли прочь из Венеции, в открытое  море,
над которым раскинулся черный шатер ночного неба.
   - Отступник! Отступник!  -  Горит  погребальный  костер,  а  вокруг  него
суетятся темные фигуры, и в небо летят крики:
   - В костер! В костер!
   "Нет, пожалуйста, не делайте это со мной! Нет!?
   Ошеломленно застыв, он наблюдал, как к костру тащат учеников Мастера, его
смертных братьев, единственных братьев, и не мог  удержаться  от  горестного
вопля, когда увидел, как их одного за другим швыряют в огонь.
   - Нет!... Перестаньте! Они ни в чем  не  виноваты!  Ради  самого  Господа
остановитесь!...
   Он, не переставая, кричал и плакал, но теперь пришла и  его  очередь.  Он
отчаянно сопротивлялся, а они подбрасывали его все выше и выше, и он вот-вот
должен был упасть прямо в середину костра.
   - Мастер! Помогите мне! Мастер!
   Но все слова исчезли, и остался только протяжный горестный вопль.
   Его избивают... он кричит... он сходит с ума...
   И все же его вытащили оттуда. Вернули  к  жизни.  Он  остался  лежать  на
земле, глядя в далекое небо. Ему казалось, что языки пламени  лижут  звезды,
но он был далеко и даже не чувствовал жара. Он чувствовал  запах  обгоревшей
одежды  и  опаленных  волос.  Лицо  и  руки  нестерпимо  болели,  все   тело
кровоточило, он с трудом мог пошевелить губами...
   - ... Все творения твоего господина уничтожены, все, что он из  тщеславия
и гордыни создал с помощью своего Темного Дара в мире смертных, - все образы
ангелов и святых и  портреты  живущих  ныне  людей.  Хочешь  ли  и  ты  быть
уничтоженным? Или будешь служить сатане? Выбирай! Ты успел на себе испытать,
что такое огонь, и костер по-прежнему ждет тебя, жаждет  объять  твое  тело!
Тебя ждет ад! Ты сделал свой выбор?
   - Да...
   - Служить сатане так, как это положено...
   - Да.
   -  Все  в  этом  мире  лишь  суета  и  тщеславие...  И  ты   никогда   не
воспользуешься своим Темным Даром, чтобы  потешить  гордыню  смертных...  не
будешь рисовать... сочинять музыку... декламировать стихи  ради  развлечения
смертных... отныне и навсегда будешь служить только  сатане  и  пользоваться
Темным Даром лишь затем, чтобы соблазнять, приводить в ужас  и  разрушать...
только разрушать...
   - Да!...
   - Всего себя посвящу моему единственному господину - сатане,  только  ему
одному, сатане, отныне и навсегда... служить моему  истинному  господину  во
тьме, терпеть боль и страдания, отдать ему свой разум и сердце...
   - Да...
   - Не иметь никаких тайн от братьев моих в сатане, поведать им  обо  всем,
что мне известно об отступнике и его деяниях...
   Тишина.
   - Поведать все, что тебе известно об отступнике и его деяниях,  дитя!  Не
забывай, костер ждет тебя!
   - Я не понимаю, о чем вы...
   - Те, Кого Следует Оберегать... Расскажи о них!
   - Рассказать о чем? Я ничего не знаю. Я знаю только, что не  хочу  больше
страдать. Мне очень страшно.
   - Правду и только правду, Дитя Тьмы! Где они? Где сейчас Те, Кого Следует
Оберегать?
   - Я не знаю! Если это в ваших силах, вы можете сами прочесть все  в  моей
голове! Мне нечего рассказать вам!
   - Но кто они, поведай нам, кто они? Неужели он тебе ничего не  говорил  о
них? Кто такие Те, Кого Следует Оберегать?
   Так, значит, они тоже ничего не знают о них?! ?Когда ты станешь настолько
сильным, чтобы быть уверенным, что никто и никогда не заставит тебя  открыть
эту тайну, если ты сам того не пожелаешь?. Мастер поступил очень мудро.
   - Что означают эти слова? Кто они? Мы должны узнать ответ!
   - Уверяю вас, мне это неизвестно! Клянусь вам собственным страхом, потому
что, кроме него, у меня ничего больше нет! Я не знаю!
   Одно за другим возникают перед  ним  белые  лица.  Холодные  губы  крепко
прижимаются к нему в сладких поцелуях. Руки гладят его, и из запястий капает
кровь. Они хотят через кровь  узнать  правду.  Но  какое  это  сейчас  имеет
значение? Кровь - всего лишь кровь.
   - Отныне ты дитя дьявола!
   - Да.
   - Ты не должен оплакивать своего прежнего  господина  -  Мариуса.  Мариус
сейчас в аду, и иного он не заслуживает. А теперь пей кровь, которая излечит
тебя и возродит к новой жизни, а потом вставай  и  танцуй  во  славу  твоего
нового мастера - сатаны! И тогда ты станешь поистине бессмертным!
   - Да. - Он поднял  голову,  и  кровь  обожгла  ему  язык,  наполнила  его
мучительным томлением. - О, пожалуйста...
   Вокруг него звучали непонятные латинские слова, слышался звон литавр. Они
были удовлетворены. Они убедились, что он сказал правду. Они не  станут  его
убивать, и восторг при  этой  мысли  лишал  Армана  способности  размышлять,
заглушал боль,
   - Вставай, новообращенный, и присоединяйся к сонму Детей Тьмы!
   - Да, я повинуюсь.
   К нему тянутся их белые руки. Трубы  и  лютни  заглушают  грохот  литавр,
звуки арф гипнотизируют. Он оказывается в центре движущегося  круга.  Головы
всех закрыты  капюшонами,  черные  лохмотья  развеваются,  когда  его  новые
собратья высоко выбрасывают ноги и низко склоняют спины.
   Потом  они  расцепляют  руки  и  начинают  кружиться  на  месте,   высоко
подпрыгивают в воздух и вновь кружатся и кружатся. Несмотря на то  что  губы
их сомкнуты, он слышит пение, оно становится все громче и громче...
   Кольцо вокруг него  движется  все  быстрее,  пение,  скорее  напоминающее
однообразный вибрирующий  звук,  кажется,  никогда  не  закончится,  они  не
произносят ни слова, и в то же время создается впечатление, что они  говорят
что-то, высказывают свои  мысли.  Громкое  пение  похоже  на  стон,  который
вот-вот может превратиться в оглушительный крик.
   Он вместе с ними поет песню без слов, крутится на  одном  месте,  пока  у
него не начинает кружиться голова,  потом  выпрыгивает  высоко  вверх.  Руки
гладят его, губы целуют, они крутят его и  передают  друг  другу  по  кругу,
кто-то выкрикивает латинские слова, ему  отвечает  другой  голос,  следующий
кричит еще громче, ему опять вторит кто-то...
   Он летит, и его больше ничто не связывает ни  с  землей,  ни  с  ужасными
воспоминаниями о смерти Мастера и гибели его картин,  гибели  тех  смертных,
которых он любил. Его обдувает  ветер,  лицо  обдает  жаром.  Но  пение  так
прекрасно, и неважно, что он не в силах понять ни слова,  что  он  не  умеет
молиться сатане, не знает, как следует в него веровать и как  возносить  ему
молитвы. Никому ведь не известно, что он не знает  этого,  все  поют  единым
хором,  произносят  какие-то  заклинания,  выкрикивают   непонятные   слова,
кружатся, подпрыгивают, низко склоняются то вперед, то назад,  запрокидывают
головы, и в глазах их отражаются отблески обжигающего их пламени...
   - Да! ДА!!! - кричит кто-то.
   Музыка звучит все громче и громче.  Бубны  и  литавры  отбивают  какой-то
бешеный, дикий ритм, им вторят голоса, и  все  наконец  сливается  в  едином
неистовом и варварском мотиве. Вампиры с воем вскидывают руки; мелькающие  в
отсветах костра, судорожно дергающиеся фигуры движутся  вокруг  него,  глухо
ударяя пятками о землю. Это было  поистине  празднество  бесов  в  аду.  Оно
приводило его в  ужас  и  одновременно  неудержимо  притягивало,  приглашало
принять участие. И когда их руки  схватили  и  закружили  его,  он  принялся
скакать и топать вместе со всеми,  охваченный  болью,  завертелся  в  едином
безумном танце, извиваясь и громко крича.
   К рассвету он пребывал в полнейшем исступлении,  и  обретенные  им  новые
братья, поглаживая, целуя и лаская, повели его вниз по ступеням  лестницы  в
самые недра земли.
   В последующие месяцы Арман не раз предавался мечтам о том, что Мастер  не
погиб в огне.
   Ему снилось, что Мастер пылающей кометой свалился с крыши в  спасительные
воды канала. Что он выжил, а потом далеко в горах  Северной  Италии  залечил
свои раны. Ему снилось, что Мастер зовет его к  себе,  что  он  пребывает  в
обители Тех, Кого Следует Оберегать.
   Иногда в своих снах он видел Мастера таким же могучим и прекрасным, как и
прежде, буквально окутанным  красотой.  А  иногда  видел  его  сгоревшим  до
черноты, искалеченным, съежившимся, с огромными  желто-золотистыми  глазами,
по-прежнему  сияющими,  и  густыми  светлыми   волосами.   Он   видел,   как
обессиленный, с изуродованным телом Мастер ползает по земле и зовет  Армана,
умоляет его о помощи. А из видневшейся  позади  обители  Тех,  Кого  Следует
Оберегать, доносится запах ладана, обещающий чудеса древней магии, появление
невиданной холодной красоты, лежащей вне пределов понятий добра и зла.
   Но все эти видения были лишь плодом его воображения. Разве не говорил ему
Мастер,