ух, он счел бы предательство болезнью. При этом  в  запу-
щенном состоянии она не поддается врачебному искусству".
   - Кузен, - сказал он, - какая нужна сумма, чтобы погасить ваши долги?
   Бирон:
   - Мои кредиторы... мне надо стать могущественней  вашего  величества,
чтобы удовлетворить моих кредиторов.
   Генрих:
   - Опасная шутка, однако не плохая. Каждый из нас склонен  преувеличи-
вать свое значение, иначе чего бы мы стоили.
   Бирон:
   - Отдайте мне Бург-ан-Бресс!
   Вот оно, сказано. Изменник выдал себя.  Генрих  со  скорбью  душевной
глядел на него.
   Генрих:
   - К чему вам этот город?
   Бирон:
   - Я завоевал его.
   Генрих скорбно, но уже резче:
   - За вами по пятам следовали люди начальника артиллерии, потому вы  и
шли прямым путем.
   Бирон:
   - Шпионы вашего начальника артиллерии. Король, и не верит своему мар-
шалу.
   В словах этого человека слышится затаенное бешенство, он ни  от  чего
не отступится и ни в чем не сознается. Генрих заговорил языком  величия.
Создал должное расстояние между собой и этим человеком и  холодно  подт-
вердил ему свое доверие. Это был правильный прием, чтобы  сразу  образу-
мить одержимого. Тот откашлялся, но голос остался хриплым; запинаясь, он
пробормотал:
   - Сир! Искушение было так близко. Каждому  большому  вельможе  вашего
королевства представляются случаи стать еще больше за ваш счет. Вас ник-
то не боится.
   - До поры, до времени, - промолвил Генрих, недостаточно громко, чтобы
быть понятым по-настоящему.
   Изменник недоверчиво взглянул на него: что это значит, в  какой  мере
ему надо быть откровенным? Наконец он промямлил себе под  нос  что-то  о
деньгах, которые Испания хоть и уделила ему, но разве этим заткнешь  его
дырявые карманы. Его никто не обогатит.
   - Я умру либо на эшафоте, либо в богадельне. - На  этом  он  закончил
свои признания, только добавил, что король должен простить его,  ибо  он
лишь вел переговоры, но ничего по-настоящему не делал, а потому для  них
обоих лучше поставить точку.
   Генрих, с внезапной силой:
   - Чем вы мне грозите?
   Бирон смиренно:
   - Напротив, я прошу милостивейшего прощения вашего величества.
   Генрих:
   - То, что мне известно до сих пор, я вам прощаю.
   Бирон:
   - Прощаете все? Безразлично, совершил я эти проступки или нет?
   Генрих:
   - То, что мне известно, - а большего вы не совершите.
   Мигом очутился он подле друга и обнял его за плечи:
   - Мы с вами, - шепнул он ему на ухо.
   Генрих:
   - Мы с вами - чтобы предали друг друга? За какую плату-раз деньги вам
не помогут, а после моего конца вы не были бы больше знаменитым маршалом
Бироном; тот же народ, что вел под уздцы вашего коня, отвернулся  бы  от
вас. Вам пришлось бы скитаться по чужим странам. Вашим повелителем  стал
бы мой злосчастный брат, король Испанский, который уже не властитель ми-
ра.
   Бирон - в смятении, явно борясь с собой:
   - Берегитесь, сир! Пусть Филипп Третий слаб, но убийц может к вам по-
дослать и он! - Едва слово было произнесено, как он увидел,  что  король
испугался.
   Слабое место Генриха! Изменник коснулся его не с целью устрашить  ко-
роля, он и сам был слишком неспокоен. Но, увидев, что король  испугался,
он обрел храбрость для своего замысла. Король не  боится  ни  битвы,  ни
осады, его тело тоже носит следы ран, хоть и не  тридцати,  но  стольких
нет и у Бирона. Он часто мог пасть от руки врага, в  последний  раз  его
собственный маршал хотел, чтобы его подстрелили из крепости. Позабыл  об
этом Генрих? Насильственная смерть знакома нам  в  разных  обличьях,  но
лишь одно заставляет нас содрогаться.
   Бирон, с такой же хмурой тупостью, как в начале беседы, и с безучаст-
ным взглядом:
   - Отдайте мне должное за то, что я предостерег вас. Правду сказать, я
лишь с этой целью чуть не вступил в соглашение с заговорщиками. Я был  и
буду вашим преданным маршалом.
   Генрих:
   - Мое искреннее желание поверить вам.
   Бирон:
   - И отблагодарить меня. Уступите мне Бурган-Бресс.
   Генрих:
   - Нет.
   Бирон, уходя:
   - Сир! Подумайте хорошенько. Ведь я ваш преданный маршал.
   В сторону закрывшейся двери Генрих произнес:
   - Придется в самом деле пораскинуть мозгами, как бы спасти тебя,  мой
друг, от плахи.
   Он немедленно отправился в Париж. Предлогом ему служила  его  возлюб-
ленная маркиза; после стольких ночей, проведенных по обязанности  с  чу-
жестранной королевой, ему не терпелось свидеться со своей  француженкой.
Однако он, как полагалось, посылал королеве письма с обращением "бесцен-
ная душа моя". Генриетта все еще именовалась просто "душа моя" и  обижа-
лась на такое различие. Она устраивала ему привычные сцены, которые  за-
бавляли его, не слишком выводя из равновесия. В ней воплощалось все, что
он почитал французским; и это приобрело особую цену со времени  его  же-
нитьбы. Кроме того, она ждала от него ребенка, как оказалось  вскоре,  и
Генрих радовался этому, даже будущий дофин не  мог  сильнее  взволновать
его.
   Обе женщины обманывали его наперебой, с первой минуты, без  проволоч-
ки. Неверность королевы была ему докучна, впрочем, и сама она  была  ему
докучна. Он даже не встретил ее, когда она прибыла в Лувр. Дело было ве-
чером, королевский дворец стоял без огней, свита чужестранки  запоздала,
ей пришлось ощупью пробираться по темному зданию, по лестницам  и  через
пустынные залы. То, что ей удавалось разглядеть из убранства, был обвет-
шалый хлам, все жилище убого и недостойно ее звания. Она  проплакала  бы
всю ночь, если бы столь высокая особа могла  плакать.  По  злопамятности
своей она до конца жизни не забыла, что в тот вечер  заподозрила,  будто
попала вовсе не в Лувр, будто над ней посмеялись. Лишний повод для  мес-
ти, вдобавок ко многим другим.
   Мстительность маркизы больше развлекала Генриха, она полна разнообра-
зия и обильна вспышками. В свое время Генриетта попытается тайком увезти
сына в Испанию; спор о наследовании королю возгорится неминуемо, старин-
ный враг, Испания, поспешит, как  всегда,  поддержать  мятеж.  Генриетта
постоянно в союзе со всеми заговорщиками: даже сейчас, когда выслеживает
своего маршала Бирона и всячески старается спасти его от палача.
   При этом она сумасбродна; выбалтывает то, о чем надо молчать,  остав-
ляет распечатанные письма-все затем, чтобы престарелый любовник принимал
ее всерьез. Наконец она добивается своего, он требует отчета, вместо то-
го чтобы развлекаться ее танцами, проделками и дешевыми шутками. Он гро-
зит наказанием, она смеется над ним. Она кричит у самых  его  губ  своим
ломающимся голосом, от которого он по-прежнему без ума:
   - Заприте меня в монастырь, чтобы я избавилась от вас. По-вашему,  вы
очень красивы? От вас хорошо пахнет? - Даже это она  осмелилась  бросить
ему в лицо и вовсе не с глазу на глаз. Следствие было таково, что Генрих
стал употреблять больше благовоний, а сердитая маркиза  по-прежнему  ра-
зыгрывала сцены в том же духе.
   Когда он выведал у нее почти все касательно обширного заговора, у не-
го было одно желание - пресечь ее болтливость.
   - Мадам, ваши опасные тайны не подлежат огласке.  Пока  они  известны
мне одному, я сделаю все, чтобы оградить вас.  Однако  берегитесь!  Граф
Эссекс тоже верил в свое счастье, потому что был любим королевой и  счи-
тал измену своим законным правом. Под конец моя сестра, королева Англии,
принуждена была дать приказ отрубить ему голову - у нее самой с тех  пор
болит шея.
   Взбалмошная женщина вытянулась, как только могла. Насмешливо  выкрик-
нула:
   - Да. Но она - помужественней вас.
   На этот раз король не смеялся.
   Тем же летом он посетил провинции, где правили главари заговора;  те-
перь он знал всех, у самого начальника артиллерии не было против них та-
ких улик. Эпернон в Меце, герцог Бульонский в  Седане,  даже  губернатор
Лангедока, его коннетабль Монморанси, был в их числе, и все они  настой-
чиво утверждали, что верны ему. Король привел с собой солдат, заговорщи-
ки увидели, что разоблачены, но отпирались тем  настойчивее.  Однако  он
явился не для того, чтобы слушать их ложь. Ему нужно было припугнуть их,
и этого он достиг. Кроме того, ему хотелось собственными глазами увидеть
изменников, проверить свое давнишнее знание  людей.  В  особенности  его
друг коннетабль умножил его опыт, а также и скорбь.
   Испанцы тем временем осадили фламандский город
   Остенде, и потому Генриху нужно было припугнуть  своих  заговорщиков.
Его друг, королева Англии, в ту пору настоятельно предлагала ему  вместе
помочь Нидерландам. Наступательный союз, Елизавета не щедра на них.  Од-
нако именно сейчас он не вправе покинуть свое королевство. Стоит ему по-
вернуться спиной, как они поднимут бессмысленный мятеж, никакое  вражес-
кое вторжение не отпугнет их. Король один едет на побережье. Один  взби-
рается на крепостную стену в Кале, прислушивается к пушкам  Остенде;  он
грызет себя, ему горько его бессилие.
   После того как он долгими трудами и стараниями сделал свою  страну  и
народ лучше и счастливее - его французы терпят друг друга,  невзирая  на
различие вероисповеданий, что много значит, и в самом деле имеют по вос-
кресеньям курицу в горшке, во всяком случае чаще, чем до этого короля  -
когда, наконец, жизнь стала терпимее, тогда, именно тогда, между  ним  и
его успехом вторгается измена, ядовитый гад с холодной кровью,  противно
даже дотронуться до него. В Кале, на  крепостной  стене,  Генрих,  чтобы
противостоять буре, держится за железные кольца; он страдает до  глубины
души, потому что все не прочно, ничто не защитит его от упадка и  круше-
ния. Одного знания всегда было мало, - что я знаю. Но дело так же невер-
но, как и знание. Ему остается лишь отвага и стойкость, они помогут  ему
жить час за часом.
   По ту сторону пролива, в Дувр, в этот самый  день  прибыла  королева,
его союзница, и ждала слова, которое он не смел  вымолвить.  Ее  корабли
отчалили бы, если бы он двинул свои войска. Но эти войска нужны были ему
против измены. Елизавета написала ему, чтобы он изловил  и  казнил  всех
изменников и в первую очередь своего маршала Бирона. Он сказал:
   - Она ученая, она знает толк в заговорах и лечит  измену  по  способу
хирургов, топором. Я не могу с ней состязаться, ибо я  испытал  не  раз,
что насилие не решает ничего. Решает лишь любовь.
   Он думал: "Из двух моих жен я не люблю ни одной. Отсюда их  обман.  Я
купил их, королеву так же, как маркизу. Обманывая меня, они хотят забыть
свое унижение. Женщины, которые наставляют  нам  рога,  отстаивают  свою
личность. Хорошо это или плохо? Кто не любит их, может  отвернуться.  Но
Бирон? Его я любил и спасти его хочу еще сейчас. Нелегкое это будет  де-
ло, наперекор моему другу,  королеве  Английской,  наперекор  моему  на-
чальнику артиллерии".
   Воротясь из путешествия, он отправился в арсенал  -  не  с  радостным
чувством; то, что он намеревался открыть, не было  почетно  ни  для  его
власти, ни для его имени.
   Рони отнюдь не разделял недоумения своего государя по поводу  измены,
бессмысленной измены, которая никак не могла пойти на пользу  изменникам
и была лишь посягательством на общее владение, на общую землю. Не король
лишится власти, а погибнет страна, нация! Разве не вопиет это против ра-
зума? Не говоря уж о долге совести.
   У верного слуги были свои соображения. Тому, кто на вершине могущест-
ва, трудно понять, почему на него покушаются. Так  просто  объяснил  все
Рони. Его удивляло лишь, откуда король узнал столько подробностей. Одна-
ко он коснулся самого больного места, упомянув  о  господине  д'Этранге,
отце маркизы. Генрих тотчас прервал его.
   - Против него у вас нет улик. Наоборот, маркиза сделала  все  возмож-
ное, чтобы осведомить меня.
   Только это и желал услышать министр, он  про  себя  решил  произвести
обыск как у дочери, так и у отца. Генрих, успокоившись насчет своей мар-
кизы, потребовал отсрочки для своего Бирона.
   - Во-первых, он не в нашей власти, ведь у него самого есть  войско  и
пушки.
   - Тогда мы отнимем у него пушки, - пообещал неподкупный.
   - Желаю успеха, - сказал Генрих. - Все же проще сперва арестовать ос-
тальных.
   Однако неподкупный требовал головы маршала Бирона. Под конец у Генри-
ха на лбу выступил холодный пот, так судорожно боролся он за своего заб-
лудшего друга.
   Неподкупный спокойно и четко, как всегда:
   - Вы знаете, сир, что вам нельзя выступать с армией во  Фландрию.  За
вашей спиной немедля вспыхнул бы вооруженный мятеж.
   - Ваша правда. - Генрих сразу стал хладнокровен, как его верный  слу-
га. - Мой друг, королева Англии, советует мне снести  голову  всем  моим
заговорщикам: так поступила она со своим собственным любимцем Эссексом.
   - Это истинная правда, - подтвердил начальник артиллерии.  -  Первый,
кого вы должны обезглавить, - Бирон.
   - Его судьба решена, - заключил Генрих. - Он отправится послом в Лон-
дон, он сообщит моему другу, королеве Англии, что я вступил в брак.  Во-
ротится он оттуда другим человеком.
   В этом Рони сомневался; однако он понял, что король сказал свое  пос-
леднее слово.
   Бирон действительно поехал в Англию, старая королева восхваляла перед
ним его государя. Один лишь порок есть у короля Генриха-мягкость.
   - Расскажите-ка ему, как поступают с изменниками.
   Она показала послу некий предмет за окном; он постоянно у  нее  перед
глазами, чтобы она могла созерцать его, это голова молодого Эссекса, ко-
торого она любила. Остались одни кости, но Бирон привык  к  черепам,  он
боится их не больше самой Елизаветы. Елизавета видела, ни страшное  зре-
лище, ни ее предостережения, ничто не действовало на Бирона. Об этом она
написала королю Франции, прежде чем Бирон успел вернуться.
   Во время его отсутствия один из его агентов донес на  него,  так  что
сам предатель оказался преданным.  Его  соумышленники  перестали  верить
ему, когда он выступил в роли королевского посла. Они поняли: король все
знает и донимает их встречными ударами; ни с того ни с сего  отбирает  у
них городской налог. Откуда же вельможе взять средства, чтобы вести вой-
ну даже против короля, если народ перестанет платить налоги? Страх  про-
низал их до мозга костей, и они отправились в королевскую резиденцию, не
ожидая, чтобы Генрих явился к ним. Могущественный герцог д'Эпернон заве-
рял господина де Рони, хотя тот был всего лишь министром, что  у  короля
нет причин созывать тайные совещания, никто не помышляет  о  бунте.  На-
чальник артиллерии предложил ему повторить свои слова самому королю,  но
именно на это никто уже не отваживался.
   Ненависть к королю разжигалась  преимущественно  среди  протестантов:
король будто бы намеревался  лишить  гугенотские  крепости  субсидий  из
собственной казны. А вместо этого собирал у себя в арсенале пушки, чтобы
сокрушить все вольности как той, так и другой веры. Крупнейший из  заго-
ворщиков сам был протестант, это Тюренн, ныне герцог Бульонский, богатый
владетельный князь, его гордыни не сломить ничем. Некогда он был  беден,
вместе с Генрихом, и будущее короля казалось не надежней  его  будущего.
Спутник тощих лет менее, чем кто-либо, способен  соблюдать  меру,  когда
наступят тучные годы. Как другой бедняк прежних времен будет стоять  над
ним? Этот король - враг каждого независимого князя в  королевстве,  осо-
бенно из числа тех, что исповедуют истинную веру, он не знает  благодар-
ности к своим протестантам за прежние битвы. Этим словам верили, ибо так
говорили те, кто владел чем-нибудь, чаще всего слишком многим.
   Генрих получал такие сведения со всех сторон и видел,  как  вельможи,
один за другим, отпадают от него; протестанты были настроены против него
больше, нежели католики, расположение которых он приобрел хотя бы в раз-
мерах городского налога. Кроме того, простолюдины-паписты  помнили,  что
он все-таки одолел их угнетателей, меж: тем как  его  собственные  былые
борцы за веру позабыли даже о данном им эдикте. Тогда он претерпел  жес-
точайшие сомнения - будучи вообще склонен к сомнению. И вот теперь  этот
обширный заговор, вина за который безусловно падает на  него.  Неспроста
после стольких деяний, добившись  воссоздания  королевства,  он  покинут
всеми и остался один, как вначале.
   Он призвал своего Рони в Фонтенбло - хоть и был уверен, что его  глу-
бокая внутренняя тревога и раскаяние в собственных ошибках не могут быть
понятны начальнику артиллерии. О них Генрих молчит  и  в  этом  остается
одинок. Тюренн и его бородатый приятель де ла  Тремойль  возвратились  в
свои замки. Ни д'Эпернон, ни кто другой не пожелали задержаться.
   - Разве что мне пришлось бы высказать им правду в лицо. - Он все  еще
молчит о том, что воспринимает их измену как свой позор.
   Верный слуга похвалил его за хитрость и притворство.
   Тем легче попадутся в ловушку вожаки преступного предприятия.  Понят-
но, он разумеет Бирона, уж очень он алчет его крови. Король шагает слиш-
ком размашисто для небольшого сада, это Рони отметил. Мне нужно  кое-что
рассказать ему. Верный слуга не без ловкости умел смягчать советы и  са-
мые трудные решения: он обезоруживал государя примерами людей былых вре-
мен или перечнем обыденных событий, которые текут своей чередой наряду с
чудовищными, и чудовищные тем самым становятся обыденными.
   У маршала Бирона уже нет пушек, начальнику  артиллерии  удалась  одна
хитрость. Он убедил губернатора Бургундии, что его пушки никуда  не  го-
дятся. Простак пошел на приманку, он отправил старое добро вниз по реке,
и, как было уговорено, навстречу, в сторону Дижона, вышел корабль с  но-
выми орудиями. Но, к несчастью, пропал в ночи и тумане,  пока  невзначай
не пристал снова к арсеналу, туда же успели  прибыть  и  пушки  маршала.
Ловкий маневр, король поневоле засмеялся.
   Рони, напротив, произнес с величайшей серьезностью:
   - Сир! Дело идет о вашем королевстве. Превозмогите все, воспоминания,
чувствительность и...
   - И стыд, - докончил Генрих, отчего его слуга растерялся,  задумался,
но не нашел оснований для этого слова.
   - Превозмогите все, - потребовал он еще настойчивее. - Пример,  кото-
рый вы покажете на самом сильном из ваших врагов...
   - Силен без пушек? - спросил Генрих. -  Или  обезоружен,  беден,  как
бездомный нищий? Я могу отпустить его с миром, ему останется лишь бежать
без оглядки.
   - В Испанию. - Сюлли говорил медленно и веско. - Сир!  Милость  божия
покинула его. И вы не вправе быть к нему милостивым.
   Генрих ужаснулся. Громовое веление свыше не могло бы с большей  силой
призвать его к порядку и долгу. У его сурового слуги хватило  ума  оста-
вить короля одного, прежде чем он понял, что призван к порядку и  испол-
нению долга.


   ПОЛНОЧЬ

   Вот он, небольшой отгороженный сад замка  Фонтенбло,  сад  испытаний:
испытуемый говорит со своей совестью. Никто не смеет тревожить  его,  но
издали за ним следят, королева и министры из окон, а  любопытные,  также
исподтишка, подглядывают сквозь шпалеры. Все дни, что Бирон находится  в
пути, Генрих мысленно сопровождает его; порой он советует ему  повернуть
назад, бежать; чаще же просит его признаться, упасть к  нему  на  грудь.
Тринадцатого июня ранним утром в этом саду  Генрих  решает:  "Маршал  не
приедет", и то же он повторяет своим людям, которые стоят наготове, оце-
пив шпалеры. Бирон горяч, он намерен заколоть  своего  врага,  Рони,  он
поклялся в этом, но, стань он даже убийцей короля, ему все равно  терять
нечего. Генрих успокаивает остальных на этот счет.
   Впервые он без страха ждет ножа. "Неужто жажда жизни пропала у  меня?
А была очень сильна. Бирон - его дорогу сюда, его дорогу в смерть, такую
трудную и долгую, я совершаю вместе с ним. Но  и  радостными  путями  мы
прежде скакали бок о бок  по  этому  королевству".  Генрих  подразумевал
больше отца, чем сына, смешивая их по примеру народа. "Неужто мне сужде-
но разойтись и разлучиться с самыми близкими людьми. Раз они считают на-
дежнее