и, и это было очень хорошо. Если бы его государь сейчас  заго-
ворил с ним о Римской империи, Рони про себя сказал бы: "галиматья"  меж
тем как лицо у него осталось бы каменным. Но король попросту  потребовал
денег и пушек для Амьена. И попал в точку - Рони, не ожидая приказа, сам
принял меры, особенно в отношении пушек. Хуже было  с  деньгами,  а  они
ведь всего важнее. Сейчас они бы могли быть, да и были бы.  Но  не  надо
забывать об отмене налогов, о льготах крестьянам, ссудах  ремесленникам,
о выкупе городов.
   Чрезвычайные обстоятельства требовали от господина де Рони  беспощад-
ной откровенности. Во что обошлись постройки короля, во что  его  празд-
нества, его страсть к игре. Если бы тут  на  столе  лежали  хотя  бы  те
деньги, которые поглощены бесценной повелительницей! На трех, столах  не
уместить бы их. Едва он кончил, как в комнате появилась она сама. Ей со-
общили о несчастье, когда она в тревоге лежала без сна. Она надела то же
платье и даже маску и поспешила к своему повелителю, она  хотела  разде-
лить с ним тяжелые минуты, а также искала у него защиты.
   Генрих взял ее за руку, как незнакомку  с  замаскированным  лицом,  и
подвел к господину де Рони; она грациозно склонила голову, а Генрих ска-
зал: вот прекрасная дама в наряде цвета бирюзы, которая добудет ему  де-
нег на военные нужды. И тут же сам с помощью  д'Арманьяка  надел  платье
чародея, подвязал маску и вышел вместе с возлюбленной. К свите их присо-
единились многие из гостей, которые танцевали у сестры короля. Время бы-
ло позднее, но улицы все еще полны людей и шумны. Генрих никогда не  ви-
дел столько нищих; собственное положение делало его проницательным, гра-
ница между беспечностью и нуждой сразу обозначилась ужасающе резко.
   Король прошел весь путь пешком, дабы народ видел его и не верил в бе-
ду; таким образом, ночное шествие достигло улицы де-ла-Серизе  и  глухой
стены - за ней, казалось, не могло быть ничего. Однако всякому был  зна-
ком отгороженный сад, уединенный дом, и король давно уже не делал  тайны
из своих посещений сапожника Цамета; Когда растворилась железная дверца,
слуги с факелами ринулись через сад, выстроились и осветили его. Это был
сад в итальянском вкусе, больше колонн, чем деревьев, больше камня,  чем
дерна, вместо зеленеющих зал - храмы, построенные в виде руин. На низком
фасаде дома не нашлось бы местечка без орнамента, это было поистине про-
изведение ювелирного искусства из разноцветного  мрамора.  Хозяин  дома,
одетый так же богато, ожидал короля у невысокого парадного крыльца; при-
ветствуя его величество, он всеми своими растопыренными пальцами коснул-
ся каменного пола.
   Маркиза посредине между королем и сапожником, который был теперь  бо-
гатым ростовщиком и только в память первых его шагов на деловом  поприще
назывался сапожником, - так вступила эта величественная троица в теплые,
маленькие залы. У каждого из троих было много планов  в  отношении  друг
друга. Маленькие залы отличались не только теплотой воздуха, они ласкали
взгляд рассеянным светом и мягкой роскошью. Обоняние тоже услаждали  не-
видимые пульверизаторы. У Цамета все хорошо пахло, но отраднее всего бы-
ли ароматы из открытой напоказ образцовой кухни, где пылали очаги и хло-
потали белые повара.
   Троица, связанная между собой сложными делами, медленно обходила дом.
На двоих были маски, никому не вменялось в обязанность их  узнавать,  за
столиками не прерывали еды или игры. Где не подносились блюда, там  сда-
вались карты. Генрих отыскал свободное место за столом игроков в  приму.
Прима нравилась ему чуть не больше брелана; потому-то хитрый Цамет, фло-
рентиец, левантинец, бог весть кто, направил туда шаги короля, и  пустой
стул был предусмотрен заранее.
   - Цамет, - сказал Генрих, торопясь занять стул,  -  маркиза  удостоит
вас беседы с глазу на глаз.
   - Я не могу в себя прийти от такой чести, - пролепетал низенький  чу-
жестранец, округлив глаза; лицо у него было смуглое, плоское и больше  в
ширину, чем в длину, а бедра совсем женские.
   - Так ведите же себя в этом деле, как будто  вы  дворянин,  -  сказал
Генрих. Он собрался было отойти, но, указав на некоторых из своих  спут-
ников, добавил: - Я привел с собой брадобреев, и тем не менее вы единст-
венный, кто здесь всех стрижет. Но запомните:  мне,  как  чародею,  тоже
многое доступно.
   После этого он поспешил на свое место за игорным столом. Цамет взгля-
нул прямо в глаза  прекрасной  маске;  вокруг  них  образовалось  пустое
пространство. Он холодно спросил:
   - Сколько?
   - Себастьян, вы красивый мужчина, -  шепнула  Габриель,  заворковала,
засмеялась бисерным смехом и откинула голову, чтобы он полюбовался на ее
прелестный подбородок. Увидев, что он очарован, она сразу перешла на по-
велительный тон. - Пять мешков золота, - приказала она, и  голос  у  нее
стал глубокий, как колокол, когда в него ударяют слегка, и, стремительно
подавшись вперед, она сокрушила маленького человечка, - только тем,  что
была Габриель, бесценная повелительница. Ему в  самом  деле  почудилось,
будто он проваливается сквозь мраморные плиты собственного дома. От  ис-
пуга он назвал ее высочеством.
   - Ваше высочество, позвольте перевести дух, - с  трудом  выдавил  он,
напружив короткую шею, и хотел улизнуть. Она закрыла веер и прошептала:
   - Тайное известие. Король победил испанцев.
   После чего сама повернулась к нему спиной.
   Габриель выбрала один из столиков, за  которым  ужинали.  После  всех
волнений она вдруг почувствовала сильнейший голод.  Ни  одна  из  бывших
здесь масок не узнала ее или не подала вида, что узнает. Габриель болта-
ла, как они, даже выпила стаканчик,  ибо  понимала,  что  самая  горячая
борьба впереди. За ее спиной кто-то прошептал:
   - Пойдемте!
   Габриель посмотрела через плечо, выжидая, чтобы маска назвала себя.
   - Сагонн, - прошептала маска в бирюзовом платье, какое было  на  всех
придворных дамах. Габриель вместе с Сагонн подошла к одной из дверей, за
которой свет был еще более рассеянный и комната казалась  пустой.  Через
порог Габриель не переступила. Спутница ее сказала торопливо  и  приглу-
шенно:
   - Не входите туда.
   Сказала она это лишь после того, как увидела ясно,  что  Габриель  не
решается войти. И тут у нее развязался язык:
   - От подобных людей всего можно ожидать,  откуда  лее  сапожнику  так
разбогатеть. Прежнему королю он делал мягкие итальянские башмаки,  неза-
менимые для больных ног. Потом стал ссужать дворян деньгами и  брал  все
больший процент, при дворе не осталось никого, кто бы не был его должни-
ком. У прежнего короля под конец ничего не уцелело, а Цамет  сбывал  все
сокровища королевства в чужие страны. Только то, что мы, женщины,  отби-
раем у него, остается здесь. К женщинам сапожник Цамет питает  слабость,
мадам.
   - Сагонн, - прервала ее Габриель. - Я желаю слышать  только  то,  что
поручил вам Цамет, больше ничего.
   Дама запнулась, потом решила возмущенно вскрикнуть. Но так как Габри-
ель не стала дожидаться ее возгласа, то госпоже Сагонн оставалось только
броситься вдогонку. Габриель постаралась, чтобы Генрих увидел ее появле-
ние. Сидя за игорным столом, он всем старался показать свою  бурную  ра-
дость, ибо перед ним лежали груды золота, а у его партнеров был вид  по-
бежденных. Увидев свою бесценную повелительницу, он под маской  прищурил
левый глаз: это означало больше, чем удовольствие от выигрыша. Он  заме-
тил, как она поступила с Сагонн. На определенном расстоянии Габриель ос-
тановилась, отсюда ее возлюбленному повелителю будет слышно, что  скажет
Сагонн.
   Посланница сапожника будет говорить тихо, рассчитывая, кроме того, на
гул голосов. У кого еще такой тонкий слух, чтобы уловить  все,  что  его
касается. Габриель знает этот дар своего повелителя; от  него  ничто  не
ускользнет.
   Мадам де Сагонн, хрупкая особа с острым носом, который был скрыт мас-
кой, и тонким ртом, который был виден, задыхалась от потрясения или  от-
того, что прикидывалась потрясенной.
   - Ваше высочество, - внезапно сказала и она, быть может, по  наущению
сапожника. - Ваше высочество! За пять мешков, которые он дает взаймы ко-
ролю, ему хотелось получить десять. Я воспротивилась, я кричала, как по-
пугай. Разве вы не слышали моего крика?
   - Голос ваш звучал слабо, - сказала Габриель. - Должно быть, полмешка
предназначалось вам.
   - А вам целый, - прошипела Сагонн. Она не отличалась выдержкой и, как
все, думала только о наживе. Сапожнику Цамету не следовало для этого де-
ла брать себе неопытную помощницу. Габриель спокойно возразила:
   - Таким путем я обсчитала бы короля на пятьдесят тысяч экю.  Этого  я
не желаю.
   К Сагонн возвратилась вся ее осмотрительность.
   - Вы богаты... - Она слегка преклонила колено и продолжала льстиво: -
Вы можете принести в дар нашему государю и  повелителю  не  только  свою
красоту. Но, поверьте мне, я тоже стараюсь по мере  сил.  Я  уже  успела
обуздать бессовестные требования сапожника и снизить их с десяти  мешков
до семи.
   - Это подойдет, пожалуй, - решила Габриель.
   - Позвольте договорить до конца, - продолжала Сагонн, укрывшись  вее-
ром. - Кто-то отозвал его. Когда сапожник возвратился, ему уже было  из-
вестно, что Амьен пал, он захлебывался от злости, теперь  он  настаивает
на десяти мешках, а завтра дойдет, наверно, до двенадцати.
   Габриель очень испугалась, что дело приняло такой оборот для ее  воз-
любленного повелителя. Она слишком медлила с ответом,  на  что  особенно
обратил внимание Генрих, именно ее растерянное молчание услышал он явст-
венней всего; слезы потекли у него под маской, пока он собирал и склады-
вал в груду золотые.
   С самообладанием, восхитившим его, Габриель произнесла:
   - Сагонн, простите мне, на сей раз вы вели себя, как настоящий  друг.
А теперь я вас прошу: скажите господину Себастьяну Цамету, что  я  желаю
побеседовать с ним. Я согласна даже войти в полутемную комнату.
   - Но он не согласен, - возразила та. - Он боится вас больше, чем  ко-
роля. Надо брать то, что он предлагает, а иначе не получишь ничего.
   - Сделайте то, что я велю.
   Тон Габриели не допускал ослушания, мадам де Сагонн отправилась, куда
ее посылали, хоть и нерешительно и с частыми остановками.  Ее  поведение
было естественно, так должен поступать  посредник,  не  желающий,  чтобы
стороны договаривались лично. Но Генрих, который был начеку, понял,  что
дело принимает опасный оборот. Он тотчас кивнул своему старому  товарищу
Роклору, и господин де Роклор с особой готовностью подставил ухо. Он на-
деялся искупить то, в чем по легкомыслию провинился, иначе говоря,  свою
комическую сцену.
   Выслушав поручение, он пошел прочь и постарался незаметно  пробраться
в ту подозрительную комнату, где и спрятался за прикрытой створкой  две-
ри; вторая была распахнута. Габриель, которой  мадам  де  Сагонн  подала
знак, собралась войти туда; кто-то остановил ее на пороге; не кто  иной,
как сам хозяин. Он попросил  маркизу  остаться  здесь,  среди  общества,
кстати очень шумного. Если их все-таки вздумают подслушать, то какие  же
могут быть тайны у него с бесценной повелительницей его величества. И он
прислонился к створке двери, с противоположной стороны которой  располо-
жился господин де Роклор. Не королю поймать хитреца Цамета.
   Габриель заговорила:
   - Себастьян Цамет, я вижу, что ошиблась. Вы больше, чем простой  заи-
модавец, чье происхождение и ремесло не предполагали благородного образа
мыслей. С вами я могу говорить начистоту. Да, король  в  затруднительном
положении. Он потерял Амьен. Но войну он выиграет. Я знаю,  что  говорю,
иначе я не решилась бы отдать вам в залог все, что имею.
   Так как он молчал и глаза у него округлились от изумления, она  заго-
ворила вновь.
   - У меня есть такие сведения о войне, каких у вас быть  не  может.  А
потому я отдаю вам Монсо, замок и все владение, которое со временем ста-
нет герцогством, под заклад и в обеспечение пяти мешков золота.
   Цамет прикинул и решил раньше, чем она кончила. Эта женщина  в  делах
смыслит, сомнений нет. Только чувствительностью ни одна бы  не  добилась
того, чтобы ее захудалая сомнительная родня возвысилась  вновь,  а  сама
она, чего еще она достигнет? Слова о герцогстве взволновали  его  больше
всего. Он дивился холодной самоуверенности этой женщины и  находил,  что
она одной с ним породы, а возможно, даже перещеголяет его. Это впечатле-
ние, хотя и в корне ошибочное, заставило его  отказаться  от  обычных  в
торговых делах мер предосторожности. Какие вести получила она  о  войне?
На что глядя рисковала она всем своим состоянием  во  имя  столь  сомни-
тельной победы короля?
   Она все вверяла ему, потому что любила его. Будь  его  поражение  еще
непреложней, единственно непреложной оставалась ее любовь. Она  давно  с
избытком платила своему повелителю за дары его сердца, а потому и Монсо,
замок и владение, принадлежали ему.  Это  превосходило  понимание  како-
го-нибудь Цамета. Но господин де Роклор за дверью запоминал каждое слово
бесценной повелительницы для своего короля.
   Цамет сказал Габриели д'Эстре:
   - Ваше имущество не стоит и пяти мешков золота, но я  даю  шесть.  Не
вам - мне не нужно вашего залога. Королю даю я их, уповая на  его  вели-
чие. После победы он вспомнит об этом.
   - Непременно вспомнит, - пообещала Габриель. Она коснулась веером ру-
ки сапожника, что он счел знаком особого благоволения и, словно  зачаро-
ванный, посмотрел ей вслед. Деньги, которые он давал взаймы,  сталкивали
его с людскими судьбами. Часто единственной его  прибылью  была  возмож-
ность задуматься над ними.
   У одного из игорных столов Габриель остановилась и проиграла  трижды.
Цамет с трудом поборол ощущение озноба. Когда она приблизилась к королю,
он снял с нее маску, сам тоже открыл лицо и сказал:
   - Вот и мы, - после чего при людях обнял и поцеловал свою  возлюблен-
ную. Его партнеры, проигравшие ему, сидели перед грудой  золота,  словно
восковые куклы. Но Генрих рассыпал блестящую груду.  С  приятным  звоном
покатились золотые, а он сказал:
   - Господа, поделите их между собой. Я почти все время плутовал; вы не
раз могли уличить меня, но терпели, потому что узнали, кто я, хотя и  не
смели узнать. Однако, если бы я проиграл, это могло быть плохим предзна-
менованием. Ибо объявляю вам, - он возвысил голос, - что  не  пройдет  и
двух часов, как я со всеми вами выступлю в поход.
   Тут все присутствующие вскочили на ноги и закричали:
   - Да здравствует король!
   Этот король редко покидал общество без заключительной шутки.
   Сейчас мишенью оказался господин  де  Варенн,  некогда  повар,  затем
вестник любви и под конец дворянин; а в комическом представлении,  имев-
шем целью оскорбить бесценную  повелительницу,  он  был  виноват  больше
всех.
   - Белый фартук и колпак для господина де Варенна, - приказал  король.
- Пусть изготовит мне омлет.
   Тотчас же запылал и загудел очаг в открытой напоказ образцовой кухне.
Господин де Варенн, одетый в белое, в колпаке  вышиной  с  него  самого,
принялся изготовлять омлет необыкновенного вкуса, который, впрочем,  тут
же изобрел, ибо это было для него делом чести. Он накрошил туда апельси-
новой корки, а также немного имбиря, потом щедро полил кушанье различны-
ми настойками - пламя поднялось оттуда, снова опало, и  чудесный  аромат
привел в восторге всех зрителей. Они заполнили кухню, но более всех пот-
рясены искусством мастера были сами повара, их шеф и его помощники.  Це-
лой процессией сопровождали они господина де Варенна, когда он на кончи-
ках растопыренных пальцев нес золотую миску к столу,  за  которым  сидел
король.
   Господин де Варенн преклонил одно колено,  повара  позади  него  тоже
опустились на колени, король взял у него из рук  миску,  попробовал  ку-
шанье и нашел его превосходным. Тут все  общество  захлопало  в  ладоши.
Господин де Варенн поднялся, честь его была восстановлена. Кто-то сказал
ему:
   - Сударь, ваше изделие могло и не удаться. Король так или иначе  пох-
валил бы вас. Наш король любит подшутить, но никого не унижает.  -  Того
же мнения, в сущности, был и господин де Варенн.
   Король и маркиза покинули итальянскую виллу сапожника Цамета.  Проща-
ясь с ними, он всеми десятью пальцами коснулся каменных плит сада, в  то
время как слуги его размахивали факелами и колонны или руины  храмов  то
выплывали на свет, то ныряли во тьму. На улице ждали кони, а  также  но-
силки. Генрих поехал рядом с носилками и сказал, заглядывая внутрь:
   - Бесценная повелительница, мне не полагается больше отдыхать. Вы  же
должны лечь спать. Я провожу вас к моей сестре Катрин и оставлю вам  для
охраны сотню солдат.
   - Будь их хоть, тысяча, возлюбленный мой повелитель, возьмите меня  с
собой! Здесь мне нет покоя.
   На улице было темно, но он нашел ее руку, и по руке он  почувствовал,
что ей очень страшно.
   - Пусть будет, как вы желаете, - поспешил он сказать. - Я желаю  того
же. - Тут он услышал ее облегченный вздох. - Сердце мое, - сказал  он  в
темноту носилок. И услышал:
   - Пусть никто не знает, где я. А я потихоньку поеду впереди вас.
   - Будущей королеве не подобает прятаться, - возразил он  и  решил:  -
Сопровождать вас будут два полка, и вместе с вами поедут те  шесть  меш-
ков, которыми я обязан вам одной.
   В тот же час сапожник Цамет велел слугам выпроводить на улицу послед-
них игроков, которые не могли угомониться. Дом наконец-то  опустел,  всю
челядь он собственноручно запер. Затем спустился в самый  свой  глубокий
подвал, доступ туда был открыт ему одному. Шесть тяжелых мешков  вытащил
он один за другим на поверхность. Фонарь он держал в зубах. У него  были
слабые плечи и широкие бедра, на витых лестницах своих трех подвалов  он
не раз останавливался в изнеможении, но продолжал тащить.
   Когда все мешки очутились наверху, он уселся на них, обливаясь  потом
и дрожа за свою жизнь. Его разговор со знатнейшей из дам был  подслушан.
И прежде чем люди короля явятся за мешками, их могут захватить разбойни-
ки, сперва убив его. Он загасил все огни, кроме фонаря, который  загора-
живал собственной спиной, а входные двери  заложил  цепями  и  железными
брусьями.
   Во время тягостного ожидания мысли одолевали его, - увы,  куда  дева-
лось недавнее упоение собственным благородством, ни следа не осталось от
веры в величие короля. "Ему не победить, - думал сапожник Цамет. - И не-
зачем ему побеждать, - думал он. - Я сделал большой промах.  Флорентийс-
кий посол, у которого я состою доверенным лицом, сообщит  домой,  что  я
изменил испанским интересам. Он будет не совсем прав, я  продолжаю  слу-
жить им. Как же мне не служить Габсбургу, когда в его землях  обращаются
мои деньги. Тут еще  почувствуют,  как  могущественны  Габсбурги  и  мои
деньги. Зачем я только увлекся и поступил благородно? Дела можно  делать
только подло или не делать вовсе. Дай боже, чтобы и на сей раз все сошло
гладко!"
   Так как проходили минуты, казавшиеся ему часами,  то  сапожник  Цамет
прибег к молитве.
   В его бормотание ворвался снаружи условленный пароль. То явились люди
короля.


   ОПАСНЫЕ ДЕЛА

   Полками, которые в качестве авангарда главных сил двигались на север,
командовал маршал Бирон-сын. Этот человек, лишенный такта,  в  отношении
бесценной повелительницы короля вел себя образцово. Он был тупицей и  из
чистого упорства стал впоследствии преступником. Однако ничтожеством  он
не был, всегда оставался сыном незаурядного отца и не задумался  бы  на-
пасть со своим отрядом на короля,  если  бы  обстоятельства  потребовали
этого. Но он никогда не перестал бы почитать и защищать мадам д'Эстре.
   Впереди пушки, за ними пехота, кольцом окружая железный ящик на коле-
сах с шестью мешками золота. Конница, посреди нее второе сокровище - до-
рожная карета. Дальше опять пехота, потом опять бомбардиры - так  двига-
лась эта вереница войск первый день до Понтуаза.