ворить, чем  дальше  они
от этого королевства
   И вот он прибыл, а на лестнице своего замка, вся в  белом,  осыпанная
жемчугами, стояла фея Коризанда; такой сказочной он видел  ее  только  в
своих грезах. Все знамена были развернуты и склонились перед нею; затем,
как будто только теперь он стал этого достоин, Генрих поднялся к ней  и,
взяв ее за руку, увел в замок. Она же не находила слов,  чтобы  выразить
свое счастье. Так счастливца была его муза, что забыла обо  всем,  кроме
его победы и его великого пути. Она  позабыла  и  горечь  и  собственные
"притязания, ее доверие было полно кротости. По-матерински  жалела  его,
радовалась, что он вознагражден за свои труды, а надо  бы  ей  пожелать,
чтобы они продолжались (как оно потом и  случилось).  Пока  счастье  еще
зыбко, не проходит и время музы; нынче же для нее радостный день.

   Moralite

   Irmpercept'blement v avance. Tout Ie serf.  et  ses  efforts  et  les
efforts des autres pour le refouler, ou le tuer. Un jour  on  s'apercoit
qu'il est larneux et que la chance le designe. Or. sa vraie chance r'est
sa fermete naturelle II sait ce qu'il veut: par cela il se distingue des
indecis. II sait surtout ce qui est bien et sera admis par la conscience
des honinies ses pareils. Cela le met franchement a part. Personne parmi
ceux qui s'agitent dans cette ambiance trouble n'est aussi sur  que  lui
des lois morales. Qu'on ne cherche pas plus  loin  les  origines  de  sa
renommee qui ne sera plus jamais obscurcie. LPS conten-iporains. d'alors
et de quelques autres epoques, ont pour habitude de  s'lncliner  dev'ant
tout succes, meme infame,  quite  a  se  recuser  aussitot  traverse  ce
passage ou soufflait un vent de folie. Par contre, les succes  de  Henri
n'etaient pas po^r humilier les  homines,  ce  que  n'evitent  guere  la
ptupart des chefs heureux. Us devaient plutot les  rehausser  dans  leur
propre estime. On ne voit pas d'habitude l'heritier d'une couronrie, que
le parti dominant repudie  violeninient,  gagner  a  sa  cause  par  des
precedes d'une honnetete pathetique, le roi meme que force  lui  est  de
combattre. Combien il voudrait aider  ce  roi.  au  lieu  de  devoir  le
diminuer, lui et" son royaume. II a eu se? heures  de  faiblesse  et  la
tentation d'en finir ne lui est pas restee inconnue. Cela le  regarde  A
mesure qu'il approchait du trone il a fait  comprendre  au  monde  qu'on
peut etre fort tout en restant humain, et qu'on delend les royaumes tout
en defendant la same raison.

   Поучение

   Неприметно движется он вперед. Все служит ему: и его усилия и  усилия
других, желающих низвергнуть его либо убить. Настанет  день,  когда  все
увидят, что он прославлен и отмечен удачей. Но его истинная  удача  -  в
прирожденной твердости характера, Он знает, чего хочет: этим-то он и от-
личается от людей нерешительных. Главное же - он знает, что хорошо и бу-
дет одобрено совестью его ближних. Это явно ставит его выше  других.  Ни
один из мечущихся, подобно ему, в туманной  действительности  не  уверен
столь твердо в своем знании нравственных законов Незачем  искать  других
причин для его славы, которая более уже не померкнет Его современники, а
также люди иных эпох привыкли склоняться перед любым успехом, даже  под-
лым, чтобы затем тотчас отвернуться, едва будет пройдено ущелье, где  на
них подуло ветром безумия. Напротив, Генрих не стремился через свои  ус-
пехи унизить других, чем грешит большинство удачливых  вождей,  меж  тем
как этим успехам надлежало бы скорее возвышать человека в его  собствен-
ном мнении. Редко  увидишь,  чтобы  наследник  престола,  которого  гос-
подствующая партия столь яростно отвергает, мог бы  деяниями,  преиспол-
ненными самой возвышенной честности, склонить на свою сторону самого ко-
роля, хотя поневоле приходится с ним бороться. И как хотел бы он  помочь
этому королю, а не быть вынужденным умалять его славу и его королевство!
Однако бывали и у этого наследника минуты слабости, соблазн все бросить,
и ему не остался чужд. Но это его дело. По мере того как он  приближался
к престолу, он показал миру, что можно быть сильным, оставаясь  человеч-
ным, и что, защищая ясность разума, защищаешь и государство.



   IX. МЕРТВЕЦЫ ПРИ ДОРОГЕ


   КТО ОТВАЖИТСЯ НА ЭТО?

   9 мая 1588 года герцог Гиз с горсточкой офицеров тайком пробирается в
Париж. Король передал ему просьбу, смиренную просьбу, чтобы он не  появ-
лялся. Валуа знает: само присутствие Гиза ускорит или гибель короля, или
же приведет к гибели противника. Кто из них пойдет  на  риск,  и  пойдет
первым? Гиз в свое время уничтожил иноземную армию гугенотов, а королев-
ское войско под командой Жуайеза было,  наоборот,  разбито  Наваррой.  И
все-таки несчастный король попытался изобразить победителя; а  теперь  и
народ и почтенные горожане единодушно его презирают. Парламентарии, вер-
ховные судьи королевства - почти единственные, кто  еще  держит  сторону
короля; эти-то думать умеют. При столь неясном положении отклоняться  от
закона опасно, а закон - это король. Но  кому  они  скажут,  кому  могут
объяснить? Ни богачам, которым Гиз, а не угасающий Валуа гарантирует со-
хранность их денег, ни взволнованным простолюдинам на улицах, вопящим  о
голоде. Голодать им не впервой, и нет  никаких  оснований  предполагать,
что в ближайшее время не придется наложить на  себя  еще  более  строгий
пост. Толпа, допустив однажды неверный выбор вожака, совершает и  дальше
одни глупости. Эти люди - за Гиза, а он, оказывается, авантюрист  и  ар-
хиплут, подкупленный врагом. Их противоестественная приверженность к не-
му порождает в них ярость и страх - так сопротивляется  их  совесть,  но
они этого не понимают. В Париже расстройство умов, потому и кричат о во-
ображаемом голоде.
   Гиз со своими пятью - шестью  всадниками  добирается  до  многолюдной
улицы, все еще не узнанный, закрывая лицо шляпой и плащом.  Город,  осо-
бенно многочисленные монастыри, битком набит его войсками, он  может  их
кликнуть, где бы он ни оказался. Но Гиз разыгрывает бесстрашного  и  та-
инственного рыцаря, чтобы произвести впечатление. Ему почти сорок лет, у
него куча сыновей, но он все еще держится за ошеломляющую и грубую теат-
ральность тех приемов, с какими выступают на сцене люди,  не  имеющие  к
тому призвания. Некий молодой человек, которому это поручено,  стаскива-
ет, плутишка, с таинственного всадника шляпу и плащ и кричит звонким го-
лосом: - Откройтесь, благородный рыцарь!
   А в это время в замке Лувр очень старая  королева,  мадам  Екатерина,
говорила королю: - Гиз - это костыль моей  старости.  -  А  сын  тяжелым
взглядом смотрел на виновницу Варфоломеевской ночи, последствия  которой
обрушились теперь на него, эго было ему ясно  и  без  особых  донесений.
Впрочем, и они не заставили себя ждать. С приездом герцога Гиза  тут  же
пошла молва о его необычайной популярности. - Мы спасены! -  воскликнула
первой некая изысканная дама, обращаясь к герцогу, и сняла маску, закры-
вавшую ей верхнюю часть лица. - Дорогой повелитель, мы спасены! - И  тут
по всей улице прокатилась волна восторгга. Значит, голоду  конец,  вождь
изгоняет призрак голода! Льются слезы радости. А сапоги, которые  свеши-
ваются с коня, можно просто облобызать. К герцогу старались прикоснуться
четками, чтобы он их освятил, и, конечно, в сутолоке немало народу и пе-
редавили.
   Пока полковник-корсиканец все это докладывал, король на него ни  разу
не взглянул. Он не сводил глаз с матери,  и  она  это  чувствовала,  ибо
взгляд у него был тяжелый. Она же бормотала себе под нос: - Гиз  -  кос-
тыль моей старости. - Все это говорилось лишь для того, чтобы  утвердить
себя в своей глупости и настаивать на ней даже во вред себе; а ведь мог-
ла бы уж прийти минута просветления. Лицо у королевы стало  совсем  зем-
листое - ну, прямо земля на погосте; казалось, старуха туда и  возвраща-
ется, когда пошла прочь, нащупывая костылем дорогу, постукивая,  шаркая,
делая зигзаги и все больше скрючиваясь; под конец она согнулась пополам.
   Корсиканский полковник излагал свое мнение, ибо его заверили, что со-
вершенно так же смотрит на дело и король: герцога  необходимо  заколоть.
Присутствовавшее тут же духовное лицо одобрило эту мысль, сославшись  на
подходящую цитату из священного писания. Несколько наиболее  решительных
придворных поддержали его, и король не возражал; его молчание они приня-
ли за согласие. Между собой они начали обсуждать, много ли еще  осталось
вооруженных сил у короля и после того, как все свершится, можно ли будет
сдерживать противника страхом до прихода подкрепления. Но тут снова поя-
вилась мать Валуа, а с нею Гиз собственной  персоной.  Уже  не  красавец
Гиз, не гордый герой. На его пути к королю его милостивые  обращения  не
встретили ответа, а начальник гвардии Крийон еще глубже надвинул  шляпу.
Тогда герцог понял, что его ожидает. Бледный и ошеломленный, вошел он  в
королевскую опочивальню. Но его сопровождала старуха, и король не  подал
знак кинжалам, потому что здесь была старуха. Во  всем  замке  Лувр,  из
всего его дома, члены которого перемерли или взбунтовались против  него,
оставалась только мать, которая и довела его до всего  этого.  Потому-то
он страшился ее, как самой судьбы. В ее присутствии нельзя  было  допус-
тить даже мысли о том, чтобы призвать на помощь спасительные кинжалы. Он
сделал герцогу короткий выговор и повернулся к нему спиной.
   Гиз без сил упал на ларь. От близости огромного шрама один глаз у не-
го слезился, и казалось, Гиз плачет. Он все видел, видел  страх  короля.
"Такой же мучительный страх, как и у меня", - подумал Гиз. Но он, верно,
понял, почему лицо короля исказилось. Решение убить отменено  только  на
сегодня. В дальнем углу старая королева старалась  успокоить  сына;  Гиз
поспешил убраться. "Слава творцу, я еще жив, а там мой народ, он  проник
даже во двор Лувра, чтобы вызволить меня отсюда. Я  опять  герой.  Слава
творцу, теперь уж мы будем действовать решительно".
   Так думают люди, когда их застигнут врасплох. На самом деле  лотарин-
гец не собирался строить баррикады и, давать королю сражение в его  сто-
лице; он только все подготовил к тому, что это должно было случиться. Но
когда, уже почти достигнув цели, он вдруг отступил и предпочел  бы  лечь
спать, чем сражаться, его посетил Мендоса, посол дона Филиппа, и загово-
рил с ним резко и повелительно. Настоящий хозяин Гиза мог ведь герцога и
принудить. Не позже как через три дня Франция должна быть охвачена  меж-
доусобной войной, такова воля мирового владыки. Гиза не удостоили объяс-
нением причин, но ему сообщили важные вести: Армада наконец готова и мо-
жет двинуться на Англию. Этот флот снаряжали в течение многих лет, и  он
был снабжен всем необходимым на годы, хотя переезд в Англию  мог  занять
самое большее две недели. Так вот, ему  нужно  предоставить  возможность
без опаски заходить по пути во французские гавани. Владыка мира, не  же-
лал встречаться ни с кем из своих враговфранцузов. Он был по природе то-
чен и осторожен. Поэтому в течение трех дней в Париже должны быть  пост-
роены баррикады из бочек с песком. Король в окна своего Лувра уже  давно
видел, как их везут вверх по реке. Так как он, оказавшись в  безвыходном
положении, призвал в город небольшое число швейцарских и, немецких наем-
ников, это послужило последним предлогом  к  восстанию.  Чужеземцы  были
разбиты превосходящими силами противника, они падали на колени и  возде-
вали руки, державшие четки. Королю пришлось просить за своих солдат, ко-
торые остались в живых. Он просил самого герцога Гиза, почему тот совсем
утратил смелость, и уже был не в силах поднять руку, на короля;  Мендоса
же требовал от него именно этого.
   Так как ни один из них не решался  убить  другого,  началась  великая
смута, и улицы целыми днями были во власти монахов, которые под гул  на-
бата усердно призывали к резне. Не теряла времени и сестра  Гиза,  фурия
священной Лиги: со своего балкона она призывала к убийству шумную  толпу
возвышенной духом молодежи. - Молодежь... Молодежь всегда возвышенна,  -
твердила она, и все эти будущие адвокаты, проповедники и живописцы вери-
ли ей. Их худосочие легко было принять за убеждения. В  дни  торопливых,
необдуманных действий молодежь обычно  пользуется  большим  авторитетом.
Герцогиня де Монпансье, несмотря на свою распаленность, все же читала  в
людских лицах; там, внизу, среди толпы ее почитателей, она отметила одно
лицо, и видела она его не впервые. Если у человека такое лицо, он  может
пригодиться. И она позвала наверх молодого послушника.
   Она сделала все, чтобы ошеломить его, надела  на  свое  статное  тело
прозрачные одежды, опрыскала спальню душистой водой; волосы, черные, как
вороново крыло (впрочем, (уже крашеные), пышные груди, серебряные  звез-
ды, осыпавшие ее с головы до ног; затем оглядела себя и решила, что все-
го этого достаточно, хотя страсти и оставили на ее  лице  свои  разруши-
тельные, следы. "Тридцать шесть лет - другой мужчина решил бы,  пожалуй,
что поздновато, - говорила себе знатная дама.  -  Но  не  двадцатилетний
увалень-монах, который в первый раз за свою жизнь увидит постель  герцо-
гини". Спросила она себя также: "Что мне делать и  далеко  ли  я  должна
зайти?" Насколько того потребует дело, отвечали ее сильные полные плечи,
которые то поднимались, то опускались.
   "Я знаю, к чему стремлюсь, и хочу дойди до конца. Этого нет у мужчин,
даже у моего обожаемого Гиза, который вот-вот должен взойти на французс-
кий престол. Нужно нанести всего лишь один, одинединственный удар, а это
его и пугает; но не сестру. Она в конце концов  нанесла  бы  такой  удар
собственной рукой. Рука у меня сильная, тело не  слабее,  чем  у  брата,
плечи широкие. Я сама могла бы стать героем в нашем  роду,  если  бы  не
кое-какие мелочи, которые делают меня женщиной; вот я ими  и  воспользу-
юсь".
   Она подала знак, прибежали слуги, привели  монаха,  втолкнули  его  в
комнату и сейчас же закрыли за ним дверь. Богиня осталась наедине с  ка-
ким-то коричневым созданием, оно явилось с улицы, и от него ужасно воня-
ло. Душистая вода была бессильна против запаха немытого тела, и он  тот-
час заполнил комнату; но дама мужественно стерпела. Она заговорила с мо-
нахом, а тот таращил глаза, причмокивал толстыми губами, и, засунув руки
в широкие рукава своей монашеской одежды, этот увалень потирал их;  вид-
но, он бы охотно вытащил их оттуда и пощупал живую плоть. И никакой  ро-
бости, ведь нынче все перемешалось, всем одинаковая цена в  глазах  свя-
щенной Лиги. Посмотрите, что делается на улицах, хотя бы  за  бочками  с
песком: лежат друг на дружке офицеры да рыцари - мы их прикончили. А же-
ны нам остались. Хе-хе! Возвышенная молодежь, - так она, кажется,  гово-
рит.
   - Как тебя зову!? - спросила герцогиня столь строгим тоном,  что  мо-
лодчик испугался.
   - Вы же знаете, - пробурчал он. - Сами сверху  позвали  меня.  "Яков,
где ты?" - крикнули вы. Ну вот, я здесь! Дальше-то что?
   - Стань на колени! - решительно приказала герцогиня.  -  Возьми  свои
четки и молись. - Ее сила и власть над ним были безграничны, она  поняла
это, услышав его бредовое бормотание. Она посещала  его  в  сновидениях,
уже с прошлого раза, когда говорила с балкона. Коленопреклоненный, испо-
ведался он ей в своей презренной и несчастной участи: он  впал  в  грех,
поэтому его и отправили из монастыря в  Нафиж,  чтобы  он  совершил  ка-
кое-либо деяние. Нанель усиленно внушал ему: плотский грех можно купить,
только деянием. - Каким же? - спросила герцогиня. Он  не  знал.  Монахи,
воспитывавшие его, пока не касались этого вопроса. Монахи то и дело под-
готовляют цареубийц, а - потом не пользуются ими. - Ты мой, ты принадле-
жишь мне, - властно заявила она, - Я могу совершить над тобой что  захо-
чу. Могу сделать тебя невидимым. Встань, отворотись к стене. - Она  ушла
в конец комнаты и принялась искать: - Яков, где ты? - Он слышал, как она
несколько раз повторила тот же вопрос, но не отозвался.
   "Вот я и в самом деле сделался невидимым, хе-хе!" - сказал он про се-
бя; но ничего больше ему на ум не пришло. И сердце его от этого не зако-
лотилось сильнее.
   - Яков, пойди сюда и коснись края моего платья, тогда ты  опять  ста-
нешь видим.
   - Да я вовсе не желаю становиться видимым, - пробурчал тот,  -  разве
что вы позволите мне потрогать не только край,
   Все же он пришлепал в своих сандалиях; но прежде, чем он  схватил  ее
за прозрачную одежду, она сказала, правда, вполголоса, но с  устрашающей
свирепостью:
   - Яков! Ты должен убить короля!
   Как на тупо было это человеческое существо, но оно покачнулось,  лицо
посерело, монашек долго не мог вымолвить слова,  наконец  из  груди  его
вырвался жалобный стон. Пока он безмолвствовал, он видел, как ужасы веч-
ного проклятия, подобно языкам пламени, вырываются из уст этого  дьявола
в образе дамы. Под ее покрывалом он вдруг разглядел конское  копыто,  да
еще какое!
   - Слушайся меня, Яков, тебя ждет блестящая судьба. Если ты убьешь ко-
роля, три твои желания  будут  исполнены.  Ты  можешь  требовать  карди-
нальскую шапку. Ты будешь богат. Третье я подарю, тебе сама. - И она без
обиняков предложила ему свои прелести. Голос ее стал воркующим, она вся-
чески стала обольщать его, увидела, что он дрожит,  как  осиновый  лист,
что у него течет слюна, и, приведя этого дуралея в  подобное  состояние,
она открыла ему, что король - такой же человек, как  и  все.  И  умирает
всего один раз и остается мертвым навсегда. - А тебя пусть они ищут,  ты
же невидим. Яков, где ты?
   - Хе-хе, у тебя! - отвечал он, покряхтывая от удовольствия, ибо нако-
нец понял и уже ни о чем не тревожился.
   - Но только, когда ты убьешь короля и сделаешься  кардиналом.  Только
кардинал может прийти ко мне! - Это она сказала  холодно  и  пренебрежи-
тельно, быстро окинув взглядом стоявшего перед нею парня. "Слишком жирен
этот олух, чтобы ловко заколоть Валуа. Пусть сначала попостится,  а  для
прояснения мозгов пусть принимает с пищей порошки, хоть он и так - точно
воск в моих руках. В монастыре его запугают огненными бесами на  случай,
если этот осел вздумает кобениться. Да он и не будет,  теперь  он  мой".
Тут она Дернула шнурок звонка.
   - Вывести вонючку и проветрить здесь!
   Она подошла к окну, как была, полуголая, а внизу сбежалась целая тол-
па, возвышенной духом молодежи, чтобы лицезреть ее особу.  Она  спокойно
дала им повосхищаться собой, ибо окно доходило до полу. В своей  страст-
ной гордости она перерастала самое себя, и солнечный глаз неба, на кото-
рый она смотрела, не ослеплял ее.
   - Я - дерзну.


   НОЧЬ С УБИЙЦЕЙ

   Когда последний Валуа бежал из замка Лувр, он вспомнил о своем кузене
Наварре, и ему захотелось, чтобы тот был здесь, рядом. "Будь он со мной,
Париж стал бы все же немного поменьше - стольким бы мы отрубили  голову.
Этот город слишком огромен, надо пустить ему кровь. Я  единственный  ко-
роль, который постоянно жил в нем и украшал его своим  королевским  дво-
ром. Публичная казнь Гиза должна стать народным празднеством".
   Разгоряченный и озлобленный, бедный король все же мог без помех  пре-
даваться своим мыслям. Гиз тайком оставил для него один незанятый выход,
и король бежал с согласия своего врага, который наконец от него отделал-
ся и захватил власть в столице. Перед каретой короля шла его гвардия, он
ехал шагом до "своего нового местопребывания, ни на  миг  не  забывая  о
своем кузене Наварре. "О, если б я выслал ему навстречу  Жуайеза  и  мое
лучшее войско, но не для того, чтобы он его разбил, нет,  -  чтобы  они,
объединившись, двинулись на Париж и освободили меня!"
   Однако, поразмыслив, он признал, что это было бы невозможно. Его  ка-
толическая армия не захотела бы подчиниться такому  приказу.  "С  другой
стороны, если бы кузен-протестант дошел до Парижа, мне пришлось бы расп-
роститься с короной", - та