асколько позволяли его средства, и угощал всем, чем только
мог. По крайней мере он делал вид, что рад им. И еще  непригляднее,  чем
всегда, показались ей протестантские представители на  совещании,  когда
оно наконец началось. Все они, по мнению мадам Екатерины, были похожи на
пасторов или на неких птиц, которых она тут не хотела даже называть. Для
виду обсуждался вопрос о смешанных судах с участием  заседателей-протес-
тантов и о прощении прежних провинностей. Но, в сущности, за всеми этими
переговорами стояло, как всегда, одно - гугенотские крепости. Протестан-
ты требовали себе слишком много этих крепостей, а старая королева охотно
отобрала бы у них все. Она выучила и произнесла перед своими дамами  це-
лую речь, составленную из одних  библейских  цитат,  надеясь  заморочить
этим людям голову с помощью привычных для них речений. Но ее собственный
облик и ходившая о ней слава были в глубоком противоречии с тем, что из-
рекали ее уста. И впечатление она производила очень странное.
   На заседаниях протестанты не верили ни одному ее слову и сидели с уп-
рямыми и непроницаемыми лицами, пока она не стала угрожать им виселицей.
А королева Маргарита невольно расплакалась;  она  так  искренне  жаждала
быть любимой, и опять ей становилась поперек дороги  ее  зловещая  мать,
которую иные находили даже комичной, особенно когда она  появлялась  под
открытым небом и среди бела дня. В зале заседаний она сидела на  высоком
троне, это еще куда ни "шло. Но, выйдя из дома, казалась маленьким  пят-
нышком на фоне светлого пейзажа; она ковыляла, согнувшись над своей клю-
кой, и ее желтые отвислые щеки мотались; и тот, кто еще не забыл  Варфо-
ломеевской ночи - и, может быть, ни разу с тех пор не засмеялся, - начи-
нал неудержимо хохотать, глядя на это чудовище. Да и фрейлины, в сущнос-
ти, только подчеркивали ее уродство. Здесь ведь не Лувр  и  свет  солнца
почти никогда не затуманивается, он ярко озаряет оба берега Баиза и парк
"Ла Гаренн". Здесь войну ведут открыто и без коварства, так же и  любят.
Но старуха рассчитывала на тайные бездны пола. Старость  заключает  пос-
тыдный союз с пороком и становится посмешищем.
   Даже самые строгие блюстители нравов среди гугенотов не порицали в те
дни Генриха за то, что он путался с  иными  легкодоступными  фрейлинами.
Ведь его Марго не слишком страдала от этого, она была упоена своей новой
ролью - государыни и матери народа, а также высшего  существа.  Главное,
что Генрих попросту брал то, что ему предлагали, но натягивал нос краса-
вицам, когда они старались увлечь его и заманить к французскому двору. А
только ради этой цели и затеяли все: поездку, совещание,  визит  высоких
гостей; только ради нее - Генрих это почуял сразу. Под конец  теща  была
принуждена самолично выложить ему свои доводы в пользу его  приезда.  Ее
сын-король сидит-де теперь в своем  Лувре  один,  как  перст.  Его  брат
д'Алансон восстал против него, Гизы и  их  Лига  подкапываются  под  его
престол. Но не менее опасен и принц крови, если он, постепенно отдаляясь
от, "французского двора, сделался столь силен в своей провинции. Неужели
Генриху невдомек, что ведь его могут и укокошить? Это был главный козырь
его дорогой тещи: юна хотела застращать зятя убийцами.
   Все же он не упал в ее материнские объятия, но ответствовал, что ведь
при дворе еще не сдержали до сих пор ни одного  обещания.  Он  надеется,
что, оставаясь губернатором, сможет распространить отсюда мир на все ко-
ролевство, о служении которому он только и помышляет.  После  этого  они
вскоре распрощались с теми же неумеренными изъявлениями  любви,  что,  и
при встрече в начале высочайшего визита. А продолжался он всю зиму, пока
не настал чудесный месяц май. Дочь и сын немножко проводили  свою  милую
матушку, дальше она путешествовала одна - по скверным дорогам, по холмам
и долинам, через провинцию с ненадежным населением. В одном месте старую
королеву встречают девушки и осыпают ее розами, из другого ей приходится
спешно улепетывать, видя неприязнь всех жителей. Тогда она просто надви-
гала на лицо черную фетровую шляпу. Ведь  она  тоже  была  храбрая,  все
храбры; решительно пересаживалась с коня в свою колымагу и,  трясясь  по
рытвинам и ухабам, проповедовала только мир. Но о  каком  мире  говорила
эта мать, чьи сыновья умирали один за другим? '
   И когда она уже меньше всего этого ждала, снова вынырнул из-за  пово-
рота ее дорогой зять. Он де хочет в последний разок взглянуть на  нее  и
подарить ей на память прядь своих волос. Это была густая прядь,  протес-
танты обычно закладывают по одной такой пряди за каждое ухо. Правую он с
самого начала отдал своей дорогой теще; на прощание пусть Отрежет у него
и левую. Все это происходит неподалеку от  сельского  погоста,  и  мадам
Екатерина, расчувствовавшись, решает зайти туда. - Маловато у вас  клад-
бище. - Она качает головой. - Разве люди живут так долго? - Перед  неко-
торыми могилами она останавливается. Бормочет:
   - Как им тут хорошо! - Люди, лежащие под землей, ей милее. Там насту-
пит мир - наступит даже у нее в душе.
   Позднее, уже будучи королем Франции, Генрих спустится в, склеп Екате-
рины Медичи - приготовленный еще при жизни мадам Екатерины,  -  поглядит
на ее гроб и, обернувшись к своей свите, скажет  с  загадочной  улыбкой,
смысл которой никто до конца не поймет. Он скажет: - Как ей тут хорошо!


   Moralite

   Il v choisi de combattre: s'est-il bien demande ce que combattre veut
dire? C'est surtout endurer, sans les n'epriser, des  peines  multiples,
tres souvent perdues ou d'une portee inf; rne. On ne commence  pas  dans
la vie par livrer de grandes batailles decisives. On est deja heureux de
se maintenir, a la sueur de son front, tout au long d'une lutte  obscure
ct qui chaque jour est a recommencer. En prenant  pierre  a  pierre  des
petites villes recalcitrantes et une province qui se  refuse,  ce  iutur
roi fait tour a fait figure de travailleur, bien que  son  travail  soit
d'un genre special. Il lui taut vivre d'abord,  et  pauvre  il  paie  en
travail. C'est dire qu'il apprend  a  connaitre  la  realite  en  liomme
moyen. Voila une nouveaute considerable: le chef d'un grand  royaume  et
qui sans lui irait en se dissociant,  debute  en  essuyant  les  miseres
communes. Il a des ennemis et des amours pas toujours dignes de lui,  ni
les uns ni les autres, et qu'il n'aurait certainement pas en faisant  le
fier.
   Cela  pourrait  tres  bien  le  rendre  dur  et  cruel,  comme  c'est
generalement le cas pour ceux qui arrivent d'en bas. Mais justement, lui
ne vient pas d'en bas. Il ne  fait  que  passer  par  la  condition  des
humbles. C'est ce qui lui permet d'etre genereux  et  de  se  rectamerde
tout  ce  que  dans  l'homme  il  peut  у  avoir  d'humain.   D'ailleurs
l'education recue pendant ses annees de  captivite"  l'avait  prepare  a
etre humaniste. La connaissance de l'interieur de l'homme  est  bien  la
connaissance la plus cherement acquise d'une  epoque  dont  il  sera  le
prince. Attention, c'est un  moment  unique  dans  l'histoire  de  cette
partie du monde, qui va s'orienter moralement, et  meme  pour  plusieurs
socles. Ce prince des Pyrenees en  passe  de  conquerir  le  royaume  de
France, pourrait ecouter les conseils d'un  Machiavel:  alors,  rien  de
fait, il ne reussira pas. Mais c'est le vertueux Mornay qui le dirige et
тете qui le soumet a des epreuves qu'un autre  ne  tolererait  pas.  Les
secrets honteux de la personne la plus veneree, voyez Henri yetre initie
et en souffrir en silence: vous aurez la mesure de ce qu'il pourra faire
pour les hommes.

   Поучение

   Он избрал путь борьбы: но спросил ли он себя, что означает этот путь?
А означает он прежде всего - готовность выносить, не уклоняясь  от  них,
многие страдания, зачастую либо напрасные,  либо  почти  бесполезные.  В
жизни не начинают с больших и решающих битв. Уж и то хорошо, если в поте
лица своего ты выдерживаешь бой, исход которого не ясен и  который  надо
каждый день начинать сызнова. Камень за камнем овладевая непокорным  го-
родом, а затем целой южной провинцией, наш будущий король воистину подо-
бен труженику, но труд у него - особый. Ему прежде всего надо  жить,  он
беден и потому трудится.  Вследствие  этого  он  познает  действительную
жизнь, как ее познает обычный человек. И  это  поразительное  новшество:
государь огромного королевства, которое без него распалось бы,  начинает
свой путь с обычных человеческих лишений. У него есть враги  и  любовные
связи, и те и другие не всегда его достойны, и, конечно, их не было  бы,
держись он гордецом.
   Это могло бы сделать его черствым и жестоким, как зачастую  бывает  с
теми, кто вышел из низов. Но он-то не вышел из низов.  Он  лишь  познал,
что такое унижение. И это делает его великодушным и помогает  обращаться
к тому, что есть в человеке самого человечного. Впрочем, воспитание, по-
лученное им в годы плена, подготовило его к тому, что он  стал  гуманис-
том. Знание человеческой души, давшееся ему так  нелегко,  -  это  самое
драгоценное знание эпохи, в которую он будет государем. Обратите  внима-
ние - оно, в своем роде, явление единственное в истории нашей части све-
та! На него будут морально опираться многие, и даже в течение нескольких
веков. Этот принц из Пиренеев, стремящийся завоевать, французское  коро-
левство, мог бы внять советам какого-нибудь Макиавелли: тогда -  провал,
ничего бы ему не удалось. Но им руководит добродетельный Морней  и  даже
подвергает своего короля таким испытанием, каких другой не стал бы  тер-
петь.
   Итак, Генрих посвящена в постыдные тайны наиболее почитаемой особы  и
молча страдает: вот образец того, что он способен будет сделать для  лю-
дей.



   VII. ДОРОГА К ПРЕСТОЛУ


   ВСЕ ИЗМЕНИТСЯ

   Сначала  многое  еще  не  ладилось.  Состоялся  торжественный   въезд
царственных супругов в их столицу По; но вскоре выяснилось, что тут была
допущена ошибка. Марго пришлось терпеть немалые обиды от ревностных  гу-
генотов за то, что она ходила к папистской обедне. И она решила раз нав-
сегда, что больше в. По ее ноги не будет. Кроме того, король  Наваррский
влюбился там в одну из камеристок Марго, что было ей гораздо неприятнее,
чем когда он имел дело Только с фрейлинами матери. Однако все  обошлось,
так как с Генрихом вновь случился его обычный  приступ  слабости  и  не-
объяснимой лихорадки. Головная боль не оставляла больного  ни  днем,  ни
ночью, он требовал, чтобы его то и дело перекладывали с кровати на  кро-
вать, чтобы ему непрерывно освежали голову и говорили ободряющие речи.
   Конечно, он терпит, он храбр, все храбры. Многие  выдерживают,  когда
им отнимают ногу, и они притом находятся в  полном  сознании.  Да  любой
офицер, если он уже не может пользоваться своей ногой,  сам  настоит  на
том, чтобы ее отняли и, привязав деревяшку, опять будет  служить  королю
Наваррскому. Все это пустяки. Нестерпимо другое: внутреннее шатание, ис-
чезновение естественной для человека уверенности в себе и страх, страх.
   Заболел он в Озе, где некогда благодаря своей отважной стремительнос-
ти спасся от смертельной опасности и где он дерзнул на смелое новшество,
выказав себя человеком. Именно там он пролежал семнадцать дней в  посте-
ли, решив, что он теперь повержен, отри, нут, уничтожен, не способен за-
вершить труды и деяния, которые привык считать себе по силам. Обычно они
настолько казались ему по силам, что  он  предавался,  сверх  того,  еще
чрезмерным наслаждениям и истощающим страстям". Зато  самый  выносливый,
человек лежит иногда как сраженный, отрекается от себя, и  нужно,  чтобы
другой в негр поверил, если это еще возможно. Этим  другим  и  оказалась
Марго, его поистине верная жена, сколько бы еще любовников она  себе  ни
завела... Все время, что он болел, она не раздевалась, ночи напролет си-
дела возле него, ободряла - его и гнала прочь  бредовые  страхи.  Потом,
уже оправившись, он сказал слова, которых от него еще никто не слышал: -
Это предрешено свыше. - Что, именно, - знали только он  да,  жена.  Оба,
поняли это совершенно ясно после тех ночей, проведенных в Озе.
   Пребывание в этом городе, столь насыщенное скрытым, смыслом,  сделало
их наилучшими друзьями... По возвращении в Нерак королеве Наваррской бы-
ло предоставлено завести себе двор по своему желанию, и даже сделать  из
своего повелителя изысканного молодого щеголя, кем он  и  становился  не
раз, когда того требовали обстоятельства. Теперь он был им в течение де-
сяти месяцев, носил самые дорогие одежды из Голландии  бра  из  Испании,
сплошь бархат да шелк, пурпур да золото. Своей королеве он накупил одних
вееров десять штук; один сверкал ярче, другого.  Доставал,  ей  душистую
воду, самые роскошные платья и даже перчатки, сделанные из цветов.  Дер-
жал для нее карликов, чернокожих пажей, птиц "с островов". У нее была  в
парке "Ла Гаренн" своя часовня, где она слушала обедню; потом (устраива-
лись приемы под колеблющимися кронами, деревьев; там была  музыка,  были
стихи, были танцы, служение прекрасным дамам,  и  в  прозрачном  воздухе
парка все казалось проникнутым какойто светлой и стройной  простотой.  В
те дни в Hepaitg, под колеблющимися кронами деревьев,  придворные  изыс-
канно томились и безрассудно мечтали. Очень ясным было небо,  серебряным
его свет, и кроткими были вечера..."
   Души размягчались: пусть оружие ржавеет без употребления. Генрих  са-
молично сделал полный перевод записок Цезаря о войне с галлами, а  также
о гражданской войне. Перья он получал из Голландии, чернила  из  Парижа,
бумагу золотил его камердинер. Он любил, чтобы у книг были роскошные пе-
реплеты; он уже тогда приказывал украшать их, когда сам ходил  -  еще  в
поношенной куртке. Он всегда  требовал  для  духа  прекрасной  формы:  в
письмах, распоряжениях и даже в песнях, которые впоследствии пели по его
желанию - солдаты во время битв, он выказывал себя тем лучшим писателем,
чем больше учился великим деяниям; одно совершал он ради другого, да вы-
разительное слово так же рождается из души, как и прекрасное деяние,
   В эти несколько месяцев он и держался и чувствовал себя, как будто он
- человек вполне сложившийся, бесспорный наследник своих владений,  мира
и счастья, а ведь этого на самом деле не было,  и  радостное  сновидение
кончалось вместе с парком "Ла Гаренн", за  оградой  которого  начинались
поля. И все-таки - как он был счастлив, что может хоть на некоторое вре-
мя сделать свою Марго повелительницей придворных и галантного  короля  -
это был он сам, - что от него а ее честь пахло благовониями  и  что  его
зубы были позолочены. К тому же он выписал сюда для нее из  замка  в  По
"красивейшую мебель и серебряную посуду; Сима Марго во  время  посещения
замка нашла там старинные арфы: быть может, в старину другие дамы  своей
игрой на них облегчали душу, так же как теперь Маргарита Валуа,  которая
никогда еще за свою бурную жизнь не знала, что такое равновесие, и  лишь
здесь обрела его.
   Она не раз с недоумением проводила рукой по лбу. Как, до сих  пор  ни
одного отравленного, ни одного заколотого кинжалом? Никто меня не сечет,
и даже мои страсти не беспокоят меня? Мне не надо ни спускать моего бра-
та д'Алансона на веревке из окна, ни самой искать приключений? Унижения,
притворство, эти ужасы вокруг меня, это мучительное томление во мне  са-
мой - неужели все миновало? Нет, я в самом деле здесь.  Она  провела  по
лбу своей чудесной рукой: он уже снова был ясен, и королева этого  двора
шла танцевать с чинными дворянами и фрейлинами, которые держались удиви-
тельно пристойно. Певуче звучала музыка, пламя свечей чуть колебалось от
легкого ветерка, веявшего в открытые окна; мягкой были эта музыка, свет,
ветерок, мягкими были сердца и лица. Танцы и  благосклонность  ко  всем,
Марго коротает долгую ночь слегка влюбленная,  неизвестно  в  кого.  Она
могла бы каждому подставить губы для поцелуя, но целует она только свое-
го повелителя.
   То же испытывают все при Наваррском дворе, даже сестра короля, а  она
ведь такая строгая протестантка. И хотя она слегка прихрамывает на  одну
ногу, молодая Екатерина учит молодого Рони новому танцу, и все  завидуют
этой чести. Она даже на время забывает о своей единственной страсти,  не
вспоминает про кузена в его лесу и, заглушив  укоры  совести,  разрешает
легкомысленному Тюрену ухаживать за нею, точно это пустяки, мелочь. Ведь
и ее дорогой брат Генрих живет и любит как хочет, будто так и нужно.  Но
долго это продолжаться не может.


   ПЕРВЫЙ

   Оправившись после приступа печени, Бирон стал  злобствовать  сильнее,
чем когда-либо; он решил, что бдительность губернатора усыплена,  и  изо
всех сил старался оклеветать его перед королем Франции.  Канцелярия  На-
варры и Филипп Морней только тем и были заняты, что опровергали его  до-
носы. Становилось ясно, что скоро уже нельзя будет продолжать эту  расп-
рю; помощью одной только переписки. Королева Наваррская  взяла  на  себя
часть забот о его судьбе. Если женщина в первый раз за  всю  свою  жизнь
по-настоящему счастлива, а у ее возлюбленного повелителя есть  враги,  -
чем может она ему помочь в борьбе с ними? Она открывает ему все, что  ей
удается выведать, она становится необходимой ему.
   И если король Франции, в уединении своей комнаты, будто  бы  высказы-
вался пренебрежительно о своем зяте Наварре, это тут же  становится  из-
вестным Марго; а когда у нее не было  свежих  новостей,  она  что-нибудь
придумывала. Она ненавидела своего брата-короля, он всегда только обижал
ее; поэтому надо было восстановить против него и Генриха. Ведь  ее  тоже
задевают те оскорбления, которые наносятся  ее  повелителю.  Герцог  Гиз
позволял себе издеваться над  ним,  даже  ее  дорогой  братец  д'Алансон
участвовал в этих насмешках, и все это происходило у госпожи Сов, а ведь
когда-то Сов считалась ее подружкой. Марго видела  перед  собой  лукавую
усмешку коварной фрейлины, и тем труднее ей было повторить самой сказан-
ные там слова, особенно - прямо в лицо своему повелителю.
   Среди ее фрейлин была одна совсем юная, почти девочка, и  глубоко  ей
преданная, а именно Франсуаза, из  дома  Монморанси-Фоссе.  Ее  прозвали
Фоссезой, Генрих называл ее "дочкой", в угоду ему начала ее звать так  и
Марго, хотя знала, что Генрих  питает  к  Фосеезе  не  совсем  отеческие
чувства. Ибо юная фрейлина рассказывала все своей глубоко чтимой короле-
ве, а если и не все о том, как ее пытаются совратить, то описывала самым
подробным образом, как она сопротивляется. Это робкое создание  Марго  и
посылала к нему с самыми рискованными сведениями: произнесенные детскими
устами, они должны были возмущать его тем сильнее. Короче говоря, в зам-
ке Лувр над ним смеются из-за того, что он до сих пор не смог  завладеть
приданым своей супруги, а в том  числе  и  несколькими  городами  в  его
собственной провинции Гиенни. Бирон держал ворота этих городов на  запо-
ре. - Дорогой мой государь! - говорила робкая девочка, преклоняя  колени
перед Генрихом и с мольбой воздевая руки. - Возьмите же, наконец, прида-
ное королевы Наваррской! Покарайте, пожалуйста, гадкого маршала!
   Он и сам решил это сделать, но остерегался открывать  свои  намерения
женщинам. И даже когда его войска уже были стянуты и готовы к походу, он
не выдал себя ни единым словом и провел последнюю ночь перед выступлени-
ем в, спальне своей королевы. Потом ускакал, держа розу в зубах,  словно
ехал на турнир, или на веселое; состязание. Если его  план  не  удастся.
Марго не, будет по крайней мере нести никакой ответственности и не пост-
радает. Все его дворяне были бодры и веселы, как и  он;  опять  наступил
май, и все они были влюблены и называли этот, поход походом  влюбленных.
Д'Обинье и, даже трезвый РОНИ уверяли вполне серьезно,  что  город  Каор
следует штурмовать хотя бы из одних "рыцарских чувств  к  дамам.  Генрих
открывался лишь тому, кто сам способ