тояло дело, когда вы меня сватали за маленького
Наварру? Почему же вы сразу всего этого не выложили?  Неужели  я  должна
сначала отрубить вам голову, Волсингтон, чтобы услышать от  вас  что-ни-
будь приятное?
   - Тогда это бы вас меньше позабавило, чем сейчас, я же только и забо-
чусь о том,  как  бы  услужить  моей  великой  государыне,  даже  рискуя
собственной головой.
   - Этой вашей остроумной проделки я не забуду.
   - Она родилась целиком в голове моего агента, некоего Биля.
   - Так я вам и поверила. Вы хотите скромностью увеличить ваши заслуги.
А все-таки не забудьте пожаловать вашему Билю соответствующее вознаграж-
дение. Но не слишком большое! - тотчас добавила Елизавета: она была ску-
повата.


   КОЗНИ, ЗАПАДНИ И ЧИСТОЕ СЕРДЦЕ

   Третьей зрелой дамой, озабоченной судьбой Генриха,  была  Жанна,  его
мать, но из всех трех лишь она одна трудилась ради него самого.  Поэтому
она не доверяла искренности двух других королев и полагалась  только  на
себя. Жанна действительно Навестила графа Нассауского на  одре  болезни,
ибо ей все уши прожужжали о том, как  ужасно  стонет  ее  близкий  друг.
Правда, он лежал на подушках весь багровый и разгоряченный, но скорее от
вина, нежели от лихорадки, так, по крайней мере, показалось  Жанне.  Все
же она заставила его сначала выложить все те приятные новости, какие со-
общил для передачи ей англичанин Биль, его собутыльник: о  нападении  на
испанское посольство, о найденных там бесспорных  доказательствах  того,
что французский двор ведет двойную игру. Жанне-де предлагают в  невестки
принцессу Валуа, а в то же время опять стакнулись с Филиппом  Испанским.
Как же может Екатерина при этом выполнить условие, поставленное  Жанной,
и вместе с протестантским войском освободить Фландрию от испанцев?
   Жанна размышляла: "От кого бы ему все это знать, как не от  англичан,
которые и подстроили нападение на посольство?" Во время беседы Жанна по-
щупала у толстого Людвига лоб и за ушами и нашла, что он здоров как бык.
Поэтому она велела своему хирургу войти и дать больному кое-какие целеб-
ные средства, которые ему, хочешь не хочешь, а пришлось проглотить.  Че-
рез короткое время бедняга ужасно вспотел: лекарство подействовало и  на
желудок, ввиду чего Жанне пришлось ненадолго выйти из комнаты. Когда  же
она возвратилась, ее жертва оказалась куда  податливее  и  без  обиняков
призналась, что все сведения идут от господина  Биля,  а  он  бесспорный
агент Волсингтона.
   - Но он мой друг, - заявил доверчивый Нассау, - и  вы  можете  верить
решительно всему, что он сказал. Мне он лгать не станет.
   - Милый кузен, свет и люди очень испорчены - я не  говорю  о  вас,  -
снисходительно добавила Жанна. В ответ немец-протестант,  выказывая  ис-
тинную и горячую заботливость, стал заклинать ее - пусть ни  за  что  не
соглашается на брак сына с француженкой. Ведь тогда ее сын опять попадет
в лапы католиков, протестанты лишатся своего предводителя, сам же  принц
решительно ничего не выиграет, только изменит истинной вере. Да и  потом
- чем он будет в качестве супруга принцессы Валуа? Ведь  не  королем  же
Франции! - А вот еще в одной стране, - и здесь Нассау сделал многозначи-
тельную паузу, - он может быть королем. И великим королем!  Его  сестра,
ваша дочь Екатерина, мадам, тоже сделается королевой. Все это  настолько
послужит делу истинной веры, что уж  по  одному  этому  должно  осущест-
виться, - добавил добряк, - и я твердо верю, что господь бог повелел мне
открыть все это вам.
   Жанна видела, что о своем Биле он уже забыл.
   Людвиг говорил горячо, потом вдруг, охваченный слабостью, упал на по-
душки, и Жанна оставила его, поручив заботам своего врача. Ей было жаль,
что пришлось столь сурово, обойтись с этим честнейшим человеком, но ина-
че из него правды не выудишь. Ибо, к сожалению, оружием  лжи  служат  не
только люди, лишенные чести.
   С последним вздохом, который слетел с его губ перед обмороком, Людвиг
Нассауский успел назвать ей имена тех, кто предлагает брак и престол  ее
детям: Елизавета Английская и король Шотландский. Другая мать решила бы,
что это, пожалуй, слишком большая удача, но не Жанна д'Альбре: она нашла
ее совершенно естественной, если вспомнить высокое происхождение короле-
вы Наваррской, успехи протестантских войск и святое достоинство истинной
веры. Ей и в голову не пришло, что  Елизавета,  желая  воспрепятствовать
союзу Жанны с французским двором, может с помощью ни к чему не обязываю-
щих намеков сделать обманное предложение. Королева  Жанна  была  слишком
горда и не допускала мысли, что кто-то способен воспользоваться  ею  как
средством и помешать Франции объединиться и окрепнуть.
   На другой день она сказала Колиньи: - Всю ночь я старалась выпытать у
господа бога, в чем же его истинная воля; следует ли  моему  сыну  стать
королем в Англии или же во Франции? А как полагаете вы,  господин  адми-
рал?
   - Полагаю, что мы этого знать не можем, - ответил он. - Бесспорно од-
но: самые ревностные гугеноты, ваши надежнейшие приверженцы, будут очень
недовольны, если принц, ваш сын, вступит в союз с заклятыми врагами  ис-
тинной веры. Ну, а будет ли господь бог против этого, я не могу  утверж-
дать, - осторожно закончил адмирал.
   - А он и не против, - решительно заявила Жанна. - Он открыл мне,  что
к этому делу я должна подойти чисто по-мирски, имея в  виду  единственно
лишь честь и благо моего дома - а их он почитает и своими! Вот что  гос-
подь мне открыл.
   Колиньи сделал вид, будто она убедила его. На самом деле он, конечно,
и сам не доверял англичанам и их планам, ибо судил как солдат. Ведь анг-
лийская протестантка должна была бы помочь ему  освободить  Фландрию  от
испанцев, но именно этого она делать  не  желала.  А  католический  двор
Франции охотно обещал ему поддержку. Поэтому адмирал был за брак  принца
Наваррского с Маргаритой Валуа и если приводил возражения, то  лишь  та-
кие, которые бы еще больше укрепили Жанну в ее решении. Жанна твердила о
том, что англичане - исконные враги их страны. Колиньи же возражал,  что
сейчас этой вражды нет - как будто недостаточно и того,  что,  женившись
на английской  королеве,  принц  терял  решительно  все  -  свою  нацио-
нальность, свои шансы на французский престол.
   Жанна ссылалась на то, что Елизавета слишком стара, ей уже не  родить
сына, а ее супруг не может надеяться на личное участие в государственных
делах. Колиньи заметил, что ведь существует еще сестра принца, принцесса
Екатерина, у нее-то уж наверняка будут дети от короля Шотландского. А он
является законным наследником английского престола, если  Елизавета  ум-
рет, не оставив потомства. Однако его дальнейших возражений мать Генриха
не стала бы и слушать: адмирал видел это по вспыхнувшему  в  ней  гневу.
Как? ' Обойти ее Генриха? Принести его в жертву? Чтобы ее жизнерадостный
мальчик влачил бессмысленное существование, словно унылый узник,  прико-
ванный к какой-то английской старухе? Только  сейчас  она  поняла,  нас-
колько ужасными могут быть последствия, если она из  этих  двух  решений
изберет неправильное.
   Тут нежная Жанна порывисто вскочила с места, он" забегала по комнате,
как забегала и Елизавета Английская, когда в беседе с послом были  столь
живо затронуты ее интересы. Конечно, - Жанна - другое дело: она вышла из
себя, лишь когда стал решаться вопрос о счастье  сына.  И  она  повелела
своим вторым, необычным голосом, подобным звукам  большого  колокола:  -
Больше ни слова, Колиньи! Позовите сюда моего сына!
   Дойдя до двери, он передал ее приказ. Пока они ждали, старик  прекло-
нил колено перед королевой и сознался: - Я приводил все эти доводы  лишь
затем, чтобы вы их отвергли.
   - Встаньте, - сказала Жанна. - Вы, конечно, надеялись,  что  королева
Екатерина поручит вам верховное командование во  Фландрии?  Впрочем,  не
мне упрекать вас в корысти! Если бы мой сын уехал в  Англию,  а  дочь  в
Шотландию, я бы оказалась просто-напросто одинокой женщиной, которая  не
в силах нести на себе бремя государственных забот, и я не могла бы ждать
от французских дворян ни уважения, ни послушания.  Если  это  было  моим
сокровеннейшим побуждением, пусть меня судит бог.
   - Аминь, - сказал Колиньи, и оба, склонив головы, пребывали в  непод-
вижности, пока в комнате не появился Генрих.  Он  вошел  быстрым  шагом,
слегка запыхавшись, его глаза блестели, должно быть,  он  бежал  за  ка-
кой-нибудь девчонкой. Во всяком случае,  юноша  не  чувствовал,  подобно
этим двум пожилым людям, необходимости тут же ответить  перед  богом  за
дела и помыслы миновавшего часа. Но он сразу проникся их серьезностью.
   Королева Жанна села, предложила также сесть принцу  и  адмиралу;  она
все еще не решила, с чего начать. Колиньи сделал ей знак, почтительный и
вразумляющий. Адмирал хотел этим сказать, что лучше начать  ему.  И  так
как она кивнула, он действительно заговорил первый.


   СОВЕТ ТРЕХ

   Принц, - начал Колиньи, - на этом совете речь пойдет о будущем  нашей
религии или о будущем королевства, а это одно и то же. Здесь,  и  теперь
же, должно быть принято великое решение, и принять его должны  вы.  Воля
божия будет выражена вашими устами. Прислушайтесь же к тому, что внушает
вам господь. Я со своей стороны готов перед этим склониться.
   Жанна хотела что-то сказать. Старик почтительно, но твердо  остановил
ее: он еще не кончил.
   - Два могущественных двора домогаются вас, принц Наваррский, и знаете
ли вы, сколь неизмеримо многое в судьбах века грядущего зависит от того,
который из них вы изберете?
   Последовавшая за этими словами пауза была сделана адмиралом не в рас-
чете на какое-либо замечание со стороны собеседников, напротив,  он  хо-
тел, чтобы у обоих дух захватило. И в самом деле, Жанна  была  потрясена
до глубины души. Генрих отлично заметил, как под влиянием тревоги  изме-
нилось ее лицо; поэтому глаза его тотчас  наполнились  слезами.  Рыдание
родилось где-то в недрах его тела, быстро, как мысль, подступило к  гор-
лу, он сдержал его, и только глаза блеснули влагой.
   Несмотря, однако, на затуманенный слезами взор и выражение  глубочай-
шей растроганности, Генрих подумал про себя: "А, старый болтун!  Неужели
он не мог сказать все это проще? Я ведь давно знаю, что мне придется же-
ниться либо на моей толстушке Марго, либо на старой  англичанке.  Нассау
мне на этот счет уже все уши прожужжал. А что я буду  делать  в  Англии?
Марго - другое дело, она мне давно обещала, что я увижу ее ноги".
   Колиньи наклонился к Жанне и шепнул: - Не будем торопить его! Он  по-
лучит внушение свыше. - Генрих понял, с какой тревогой ожидает  от  него
ответа его дорогая мать. И от этого он воспарил духом и с суровой  реши-
мостью, изумившей его самого, сказал:
   - Я хочу служить Франции. Я избираю истинную веру и  поэтому  избираю
Францию.
   Как только эти слова были произнесены, протестант  Колиньи  встал  со
своего кресла. Он простер руки, словно принимая самого  господа.  Генрих
же обнял старика. Затем отер поцелуями слезы на лице матери
   Совет продолжался, но уже далеко не так  торжественно.  Они  согласи-
лись, что все выгоды для них в союзе с Парижем, а не с Лондоном.  Генрих
даже спросил: да было ли английское предложение сделано  всерьез?  Может
быть, этим хотели только расстроить брак во Франции? Жанне пришлось сде-
лать над собой немалое усилие, чтобы допустить эту мысль, - так противи-
лось ее самолюбие. Но мудрость и рассудительность ее юного сына  утешили
ее гордость. Генрих заявил, что охотно уступает блестящее положение суп-
руга английской королевы своему двоюродному брату герцогу Анжуйскому.  -
Все-таки одним меньше! - тут же добавил он. Собеседники отлично его  по-
няли. Жанна согласилась, что не следует раздражать мадам Екатерину,  раз
уж она вознамерилась женить герцога в Англии. Тут Жанна повторила  слова
сына: "Все-таки одним меньше". Потом заговорила,  глядя  перед  собой  в
пустоту комнаты: - Сначала их было четверо. После Карла  остаются  всего
двое. Карл же из стройного, изящного мальчика сделался обыкновенным пош-
лым толстяком, хотя и носит сан короля. А временами у него на теле  выс-
тупает кровь.
   При этих словах и молодой ее собеседник и старый, насторожившись, вы-
тянули шеи. Однако Жанна даже не посмотрела на  них.  Она  кивнула,  как
женщина, которая знает, что к чему, когда речь идет о человеческом  теле
и совершающихся в нем процессах. - Из них течет кровь, - пояснила Жанна,
- она не льется, а медленно сочится из пор. У всех четверых сыновей ста-
рого короля та же болезнь, и старший уже умер от нее.
   - Что же, и остальные умрут? - спросил Генрих, похолодев.
   Колиньи жестко ответил: - Валуа преследуют нашу веру. Это кара.
   - Они истекают кровью не потому, что они Валуа, - заметила  Жанна,  -
это у них от матери, которая долго была бесплодна.
   Мужчины выпрямились; они уже перестали понимать. Да и Жанна  отыскала
эту связь между явлениями лишь потому, что столько ночей не спала,  тер-
заемая удушьем и какой-то жуткой щекоткой под черепом, во всей голове. И
так как ни один врач не мог объяснить причину, ей  оставалось  утешаться
мыслью о том, что человеческие судьбы по воле господней свершаются скры-
то в телах людей еще до того, как эти судьбы станут для всех очевидными.
Вот Жанне суждено пострадать и рано покинуть этот мир,  после  того  как
она родила своего избранного богом сына. А ее подруга Екатерина,  наобо-
рот, обречена дожить до старости и видеть, как один  за  другим  угасают
все ее столь поздно зачатые сыновья. Мать Генриха и рассчитывала на это,
притом с чистой совестью и без всякой жалости.
   - Итак, я отвечу теперь послу, что не буду противиться союзу с ее до-
мом, но она должна выполнить известные условия.
   - Строжайшие, нерушимые условия, - решительно  подхватил  Колиньи.  -
Двор заявит, что он против Испании.  Французские  войска  вторгнутся  во
Фландрию, и поведу их я.
   - А принцесса Валуа должна стать протестанткой, - заявила Жанна; Ген-
рих был так изумлен, что даже издал какое-то восклицание. Марго и  рели-
гия! Религия и влюбленная Марго! Он не знал, куда деться, так неудержимо
хотелось ему расхохотаться. Наконец он спрятался в глубокой оконной  ни-
ше, спустил занавес и фыркнул, прикрыв рукою рот.
   Его мать торжественно произнесла:
   - Мой сын благодарит господа за то, что  его  будущая  супруга  будет
спасена. - Однако Колиньи решил, что требовать этого от  бога,  пожалуй,
слишком смело. И он едва не заявил вслух, что принцесса ведет  недостой-
ный образ жизни. Она находится в предосудительных отношениях с  герцогом
Гизом, и их связь широко известна. Как христианин, он должен был бы ска-
зать об этом, но как придворный промолчал  и  вместе  с  королевой  стал
ждать, пока Генрих снова не присоединился к  ним.  Когда  тот  вернулся,
мать принялась уже гораздо обстоятельнее объяснять  ему  все  опасности,
связанные с этим браком.
   - Помни, для них всего важнее, чтобы ты был в их руках. Основное пра-
вило мадам Екатерины - чтобы ее враги всегда находились у нее в доме;  а
после сыновей, которые так легко истекают кровью, ты первый  имеешь  все
права на французский престол. Я отлично знаю, что она надеется  с  твоей
помощью отделаться от Гизов - их род кажется ей более опасным, чем  наш,
- презрительно пояснила она, - и все же главное для королевы -  заманить
тебя к своему двору. Но этому я воспрепятствую, я сама туда поеду вместо
тебя, а тогда увидим, кто кого.
   Колиньи угрюмо кивнул.
   - А я буду следовать по пятам вашего величества.
   Все наши требования должны быть приняты, иначе протестантское  войско
во главе с принцем Наваррским пойдет на Париж. Тогда уж  никакой  пощады
не будет!
   Юноше подумалось, что и до того пощады было маловато! Внутренним взо-
ром он увидел, как корчатся подвешенные к стропилам крестьяне, а  у  них
под ногами пылает огонь. Но как тут возражать, если  даже  его  дорогая,
умудренная опытом мать утверждает: таков закон жизни и настоящая  борьба
за веру и за престол иной быть не может. Да и заслуживают ли лучшей уча-
сти мадам Екатерина и ее католики, раз даже его мать им не доверяет?
   - Мама, - воскликнул он, - не поедешь ты туда!
   Они сделают с тобой что-нибудь злое! - Генрих выкрикнул  это,  словно
перепуганный ребенок. Жанна притянула к себе сына, положила  его  голову
на свои колени и так сказала - и ему, и себе, и своему сердцу:
   - Когда женщина одна-одинешенька - это самое безопасное. И если неко-
му защитить ее - бог защитит. "Но что я перед богом теперь?  Когда-то  я
представляла собой нечто бесконечно важное - сосуд веры. Теперь он опус-
тел и может разбиться.
   Ей чудилось, что она говорит вслух, на самом деле она произнесла  это
в своих мыслях; но этими словами Жанна д'Альбре приносила в жертву  свою
жизнь.
   Их совещание кончилось. Сын и адмирал простились с нею.


   ВОИСТИНУ... ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ

   Выйдя из зала, Генрих встретил своего кузена Конде и Ларошфуко -  это
был тоже один из тех молодых людей, с кем он позволял  себе  откровенни-
чать.
   - Итак, я женюсь  на  сестре  французского  короля.  К  тому  же  это
единственная должность при дворе, которая еще не занята.  Там  уже  есть
канцлер, секретарь, казначей и шут. Не хватает только рогоносца - вот  я
им и буду.
   Он подпрыгнул и рассмеялся с такой заразительной веселостью, что  оба
невольно последовали его примеру, хотя и  были  неприятно  поражены  его
словами.
   Королева Наваррская возвратилась к себе в Беарн. Стояла осень,  Жанну
снова посетил посланец от Екатерины - его звали Бирон, -  и  теперь  она
уже не ответила ему отказом. Она только поставила самые первые,  предва-
рительные условия: бесчисленные несправедливости, содеянные по отношению
к протестантам, необходимо исправить, надо очистить один город  на  юге,
удалить из Парижа некий кощунственный крест. Она заявила  напрямик,  что
обмануть ее не удастся, как иных прочих, столь доверчиво приезжавших  ко
двору!
   Была осень, потом пришла зима, и лишь тогда она решительно  двинулась
в путь. Перед тем Жанна болела лихорадкой, ее сын упал и расшибся; каза-
лось бы, эти происшествия должны послужить ей  предостережением.  Однако
мать и сын все-таки распростились друг с другом; это произошло в  городе
Ажене, января месяца тринадцатого дня, в год семьдесят второй. Ни синева
неба, ни залитая солнцем дорога - ничто не предвещало, что  их  прощание
последнее. Лошади тронули, колеса обитою кожей  кареты  покатились,  еще
было видно, как бледная Жанна и ее дочка Екатерина кивают и улыбаются. А
сын стоял возле своего коня и смотрел то на мать, то на сестру. Он заме-
тил, что глаза матери за последнее время еще больше  ввалились,  чернота
под ними уже дошла до скул. Затем он увидел, как улыбка на ее лице  ока-
менела, и понял, что она уже не различает его  лица  -  ведь  расстояние
становилось все больше, да и слезы мешали.
   А брат и сестра - глаза у них были молодые - еще несколько  мгновений
проникновенно смотрели друг на друга.  Взгляд  Генриха  как  бы  говорил
сестре: - Помни. - И она отвечала ему: - Знаю. - Он говорил: - При  пер-
вом намеке на опасность сейчас же шли гонца. - Она же с тоской молила: -
Поскорей бы ты опять был сами! - Его глаза еще успели бросить ей вдогон-
ку: - Береги нашу дорогую мать, береги! - Но тут карета скрылась за  по-
воротом, и все исчезло. Пыль, поднятая последним всадником,  еще  стояла
над озаренной солнцем дорогой, затем рассеялась и она.
   В течение шести месяцев Генрих получал письма от
   Жанны - самые драгоценные письма в его жизни. Ибо скольких женщин  он
ни боготворил, скольким ни отдавал свою силу, он всегда чувствовал, что,
в сущности, лишь одна-единственная действительно боролась за него и  ды-
шала ради него последними остатками своих легких.
   Когда в феврале Жанна добралась до Тура, она охотно повернула бы  об-
ратно, но было уже поздно. Слушая речь  тех  господ,  к