вает со мной. Ума не приложу, что с ним делать. Почему ему
здесь не нравится? Нам вначале было так весело вместе, а  теперь  его  точно
подменили. Ну почему люди так меняются?
   - Я тоже меняюсь?
   - Нет, милый Стив. Ты все тот же. Помнишь, как  я  всюду  увязывалась  за
вами, когда вы приезжали на каникулы?
   - И какая ты была несносная девчонка... Что ж, теперь роли  переменились.
Теперь ты делаешь со мной, что хочешь, верно. Джина?
   Джина коротко сказала:
   - Идиот! - И продолжала:
   - Как ты думаешь, Эрни  врет?  Говорит,  будто  выходил  вчера  ночью,  и
намекает, что  мог  бы  кое-что  рассказать  об  убийстве.  Может  это  быть
правдой?
   - Конечно нет. Ты же знаешь, какой он хвастунишка. Лишь  бы  обратить  на
себя внимание.
   - Знаю. А все-таки... Дальше они шли молча.

2

   Заходящее солнце освещало западный фасад дома. Инспектор Карри огляделся.
   - Говорите, примерно  здесь  остановили  вчера  вечером  вашу  машину?  -
спросил он.
   Алекс Рестарик немного отступил назад, как бы присматриваясь.
   - Да, пожалуй,  -  сказал  он.  -  Из-за  вчерашнего  тумана  мне  трудно
определить точно. Скорее всего, здесь.
   Инспектор Карри еще раз внимательно огляделся. Подъездная аллея делала  в
этом месте поворот, и из-за кущи рододендронов  внезапно  выступал  западный
фасад дома с его  террасой,  ступеньками,  выходившими  на  газон,  и  живой
изгородью из тиса. Дальше аллея вилась среди деревьев, проходила между домом
и озером и перед восточным фасадом  дома  заканчивалась  широкой  площадкой,
усыпанной гравием.
   - Доджет! - скомандовал инспектор.
   Констебль Доджет, стоявший наготове, тут же начал действовать. Он пересек
по диагонали газоны, добежал до террасы и вбежал в боковую дверь.  Несколько
секунд спустя в одном из окон был подан знак - сильно колыхнулась занавеска.
Констебль Доджет снова появился в  дверях  и  вернулся,  пыхтя  как  паровая
машина.
   - Две минуты сорок две секунды, - сказал инспектор Карри,  щелкнув  своим
секундомером. - Эти дела много времени не требуют, - благодушно заметил он.
   - Я бегаю не так быстро,  как  ваш  констебль,  -  сказал  Алекс.  -  Вы,
очевидно, хронометрируете мои предполагаемые передвижения.
   - Я только выяснил, что у вас была возможность  совершить  это  убийство.
Вот и все, мистер Рестарик. Я не выдвигаю никаких обвинений - пока.
   Алекс  любезно  сказал  констеблю  Доджету,  который  все  еще   не   мог
отдышаться:
   - Конечно, бегаю я не так быстро, но думаю, что я меньше бы запыхался.
   - Это у меня с прошлогоднего бронхита, - сказал Доджет.
   Алекс обернулся к инспектору.
   - Все стараетесь вывести меня из себя, смотрите, как я буду  реагировать,
а ведь мы, творческие люди, такие чувствительные и нежные  создания!  -  Его
тон стал  насмешливым.  -  Слушайте,  неужели  вы  всерьез  думаете,  что  я
причастен к этому делу? В таком случае, зачем бы  я  стал  присылать  миссис
Серроколд отравленные конфеты и свою визитную карточку?
   - А может быть, вы хотите посеять в нас сомнения. Ведь  существует  такая
вещь, как двойной блеф, мистер Ре-старик.
   - Так, так. Остроумная догадка. Кстати, неужели конфеты и  в  самом  деле
оказались отравленными?
   - Да, шесть конфет с ликером в верхнем ряду были  отравленными.  Там  был
аконит.
   - Нет, этот яд не из  моего  арсенала,  инспектор.  Я  питаю  слабость  к
кураре.
   - Кураре вводится в кровь, мистер Рестарик. А не в желудок.
   - Познания полиции поистине безграничны, - с искренним восхищением сказал
Алекс.
   Инспектор Карри искоса бросил внимательный взгляд на  молодого  человека.
Он отметил слегка заостренные уши,  неанглийский,  монгольский  тип  лица  и
глаза, в которых искрилась смешинка. По лицу Алекса  Рестарика  трудно  было
угадать его мысли. Сатир или фавн. Немного раскормленный фавн, вдруг подумал
инспектор Карри, и от этой мысли ему стало неприятно.
   Плутоват и неглуп - вот как  бы  он  определил  Алекса  Рестарика.  Умнее
своего брата. Мать у них была русская, так он  слышал.  "Русские"  были  для
инспектора Карри тем же, чем был Бони в начале девятнадцатого века или Гунны
в середине двадцатого. Все, имевшее отношение к России, по мнению инспектора
Карри было чем-то скверным. Если Алекс  Рестарик  убил  Гулбрандсена,  этому
есть вполне удовлетворительное  объяснение.  К  сожалению,  инспектор  Карри
вовсе не был убежден, что убил он.
   Констебль Доджет наконец отдышался и заговорил.
   - Я подергал занавески, как вы приказали,  сэр,  -  сказал  он.  -  Потом
сосчитал до тридцати. А на  занавесях,  вверху,  один  крючок  оторван.  Они
неплотно сходятся. Значит, снаружи можно видеть в комнате свет.
   Инспектор Карри спросил Алекса:
   - Вы не заметили вчера, был ли в том окне свет?
   - Я вообще не мог видеть дом из-за тумана. Об этом я уже говорил вам.
   - Туман не всегда бывает сплошной. Иногда он рассеивается - то здесь,  то
там...
   - Но не настолько, чтобы я мог  видеть  дом.  Его  центральную  часть.  А
гимнастический зал, рядом с  ним,  виднелся  сквозь  туман,  точно  призрак.
Получалась полная иллюзия портовых пакгаузов. Я уже говорил вам, что  ставлю
балет "Ночи в порту"?
   - Да, говорили, - подтвердил инспектор.
   - Привыкаешь, понимаете ли, всюду видеть  декорации,  а  не  существующую
реальность.
   - Возможно. Но ведь и декорации  вещь  вполне  реальная,  не  правда  ли,
мистер Рестарик?
   - Я не совсем понимаю вас, инспектор.
   - Они  делаются  из  чего-то  материального  -  холста,  дерева,  красок,
картона...  Иллюзия  создается  глазами  зрителя,  а  не  собственно   самой
декорацией. Сама декорация вполне реальна, не важно, в какой части сцены она
расположена.
   Алекс воззрился на инспектора.
   - Очень мудрое замечание, инспектор. Оно подало мне мысль...
   - Для еще одного балета?
   - Нет, не для балета... Боже! Неужели все мы были так недогадливы?

3

   Инспектор и констебль Доджет пошли к дому напрямик  -  по  газонам.  Ищут
следы, подумал Алекс. Но он ошибался. Следы они  искали  еще  ранним  утром,
хотя и безуспешно, потому что в два часа пополуночи  прошел  сильный  дождь.
Алекс медленно шагал по аллее, обдумывая возможности пришедшей ему в  голову
с подачи инспектора идеи.
   От этого занятия его  отвлекло  появление  Джины,  которая  спускалась  к
озеру. Дом стоял на некотором возвышении, и от  него  шел  к  озеру  пологий
спуск, обсаженный рододендрами и другими кустами. Алекс сбежал по дорожке  и
подошел к Джине.
   -  Если  бы  можно  было  как-то  заслонить  это  викторианское   чудище,
получилось бы великолепное Лебединое озеро. И  ты.  Джина,  в  роли  Одетты.
Впрочем, ты больше похожа на Одилию <Имеется в виду балет "Лебединое  озеро"
П.И.Чайковского (1840  -  1893).  Одетта  -  принцесса,  заколдованная  злым
волшебником и  превращенная  в  лебедя,  Одилия  -  соперница  Одетты,  дочь
колдуна, которую он сделал  двойником  Одетты.>.  Жестокая,  своенравная.  И
совершенно  неспособная  на  милосердие  и   сострадание.   Ты   очень-очень
женственна, милая Джина.
   - А ты очень-очень ехидный, милый Алекс.
   -  Потому  что  я  тебя  вижу   насквозь?   Можешь   наслаждаться   своей
неотразимостью. Джина. Ты всех нас пришпилила к своей юбке. Меня, Стивена  и
своего простодушного мужа.
   - Не болтай глупостей.
   - О нет! Стивен в тебя влюблен, и я в тебя влюблен, а  твой  муж  жестоко
страдает. Чего еще может желать женщина?
   Джина посмотрела на него и засмеялась.
   Алекс энергично кивнул головой.
   - Но, к счастью, ты прямолинейна. Это итальянская кровь. Ты не скрываешь,
что тебе хочется внушать любовь, и не  притворяешься,  будто  жалеешь  своих
поклонников. Ведь тебе нравится влюблять в себя, жестокая Джина.  Пусть  это
будет даже такое ничтожество, как Эдгар Лоусон?
   Джина взглянула ему в глаза и сказала очень серьезно:
   - Любовь, как ты знаешь, не  слишком  долго  длится.  И  женщинам  вообще
труднее в жизни, чем мужчинам. Они более уязвимы. Они рожают детей,  и  дети
для них самое главное. Как только увядает их красота, мужчины уже  не  любят
их. Они им изменяют. Они их покидают. Отодвигают в  сторону.  Я  не  осуждаю
мужчин. Я сама поступала бы так же. Не  люблю  старых,  уродливых,  больных,
тех, кто ноет и жалуется на свои беды, или таких нелепых, как Эдгар, который
строит из себя бог весть кого. Ты говоришь, я жестокая? Мы живем в  жестоком
мире! Когда-нибудь он будет жесток и ко мне. А сейчас  я  молода,  хороша  и
привлекательна. - Она сверкнула своей особенной, солнечной, теплой  улыбкой.
- Да, Алекс, мне это нравится. А почему бы нет?
   - Действительно, почему бы  нет?  -  сказал  Алекс.  -  Но  мне  все-таки
хотелось бы знать, что у тебя на уме. За кого выйдешь замуж - за Стивена или
за меня?
   - Я замужем за Уолли.
   - Временно. Каждая женщина должна совершить одну матримониальную  ошибку.
Но зачем тянуть? Спектакль уже обкатан в  провинции,  пора  показать  его  в
столице, в Вест-Энде.
   - Ты и есть этот самый Вест-Энд?
   - Несомненно.
   - И ты действительно хочешь на мне жениться? Я как-то не представляю тебя
женатым.
   - А я просто-таки настаиваю  на  женитьбе.  Внебрачные  связи  совершенно
вышли из моды. Трудности с паспортами, с гостиницами и прочим. Я никогда  не
сделаю женщину своей любовницей, разве что  не  смогу  добиться  ее  никаким
другим способом.
   Джина звонко рассмеялась.
   - Ты умеешь быть забавным, Алекс.
   - Это мой главный козырь. Стивен гораздо красивее меня. Он очень красив и
очень страстен,  и  женщины  это,  конечно,  обожают.  Но  в  домашнем  быту
страстность утомительна. Со мной, Джина, жизнь будет занимательной.
   - Почему ты не говоришь, что безумно меня любишь?
   - Даже если и так, я тебе этого не скажу. Это было бы очко в твою пользу.
Нет, все, на что я готов, - это сделать тебе предложение, очень трезвый  шаг
с моей стороны.
   - Надо будет подумать, - улыбаясь, сказала Джина.
   - Само собой. Сперва ты должна положить конец  мучениям  Уолли.  Я  очень
сочувствую Уолли. Какое это, наверное,  мучение  -  быть  женатым  на  тебе,
влачиться за  твоей  колесницей  и  задыхаться  в  этой  гнетущей  атмосфере
семейной филантропии.
   - Ну и скотина ты, Алекс!
   - Очень проницательная скотина.
   - Иногда, - сказала Джина, - мне кажется, что Уолли ни капельки  меня  не
любит. Он меня просто перестал замечать.
   - Ты тычешь в него палкой, а он никак не реагирует? Конечно, досадно.
   Джина размахнулась и влепила звонкую пощечину в гладкую щеку Алекса.
   - Прямое попадание! -  крикнул  Алекс.  Быстрым  и  ловким  движением  он
схватил ее  в  объятья.  Прежде  чем  она  могла  воспротивиться,  его  губы
прильнули к ее губам в долгом и страстном поцелуе. Она рванулась,  но  потом
затихла...
   - Джина!
   Они отпрянули друг  от  друга.  Милдред  Стрэт,  вся  красная,  дрожа  от
негодования, грозно смотрела на них. Гнев так душил ее, что слова  не  сразу
вырвались наружу.
   - Омерзительно!.. Омерзительно!.. Распутная девка!..
   Совсем как мать... Испорченная, распутная... Я всегда это знала..." И  не
только распутница, а еще и убийца! Да, да, убийца!.. Мне кое-что известно!
   - Что же вам известно? Что за нелепость, тетя Милдред!
   - Слава Богу, я тебе не тетя. Не родня. Да ты даже не  знаешь,  кто  твоя
мать и откуда она здесь взялась. Но ты хорошо знаешь, что за люди мой отец и
моя мать. И кого они удочерили... Дочь преступницы или проститутки. Такие уж
они были. Но им следовало помнить, что яблочко от  яблони  недалеко  падает.
Впрочем, раз ты взялась за яд, это уж твоя итальянская кровь.
   - Как вы смеете так говорить?
   - Буду говорить все что хочу! Мою мать пытаются отравить, уж этого-то  ты
отрицать не можешь. А кто это делает, если не ты? Кому по смерти моей матери
достанется огромное состояние? Тебе! И будь уверена, полиция все это учтет.
   Все еще дрожа от гнева, Милдред быстро ушла.
   - Патологический случай, - сказал Алекс. - Несомненно  патологический.  И
весьма любопытный. Поневоле начинаешь думать, что покойный каноник  Стрэт...
То ли по религиозным соображениям... То ли из-за импотенции...
   - Фу, Алекс, не говори гадостей. Ох, как  же  я  ее  ненавижу!  Ненавижу!
Ненавижу!
   Джина крепко стиснула руки и дрожала от ярости.
   - Хорошо, что у тебя не было кинжала в чулке, -  сказал  Алекс.  -  Иначе
милейшая миссис Стрэт узнала бы кое-что об убийстве с точки  зрения  жертвы.
Успокойся, Джина. Не надо мелодрамы, мы ведь не персонажи итальянской оперы.
   - Как она смеет говорить, что я пыталась отравить бабушку?
   - Милая, ведь кто-то действительно пытается ее отравить. А  что  касается
мотива, то ты очень подходишь. Не правда ли?
   - Алекс! - Джина в ужасе смотрела  на  него.  -  Неужели  и  полиция  так
думает?
   - Что именно думает полиция, узнать крайне  трудно...  Они  ведь  отлично
умеют скрывать свои мысли. Они, знаешь ли, не дураки. А это напомнило мне...
   - Куда же ты?
   - Обдумать одну идею.

Глава 17

1

   - Ты говоришь, что кто-то пытался меня  отравить?  В  голосе  Керри-Луизы
звучало недоумение и недоверие.
   - Понимаешь, - продолжала она, - я просто не могу поверить...
   Она умолкла и полузакрыла глаза. Льюис сказал с нежностью:
   - Как я хотел бы избавить тебя от этого, дорогая! Она рассеянно протянула
ему руку, и он взял ее в свои. Мисс Марпл, сидя рядом,  сочувственно  качала
головой. Керри-Луиза открыла глаза.
   - Неужели это правда, Джейн?
   - Боюсь, что правда, милая.
   - Тогда все... - Керри-Луиза остановилась, потом продолжала:
   - Я всегда думала, что могу отличить реальное  от  нереального."  Это  не
кажется мне реальным, однако это реальность... Значит, я ошибаюсь во всем...
Но кто хочет так поступить со мной? Кому в этом доме нужна моя смерть?
   В ее голосе все еще звучало недоверие.
   - Я тоже не верил, - сказал Льюис. - Но я ошибался.
   - А Кристиан это знал? Тогда понятно.
   - Что понятно? - спросил Льюис.
   - Понятно его поведение, - сказала  Керри-Луиза.  -  Он  вел  себя  очень
странно. Был совсем не похож на себя. Все порывался что-то сказать.., но  не
говорил. Спросил меня, здоровое ли у меня сердце. Не болела ли я в последнее
время. Может быть, этим он хотел мне намекнуть. Но почему бы ему не  сказать
прямо? Когда говорят прямо, все гораздо проще.
   - Он не хотел причинять тебе боль, Каролина.
   - Боль? Но почему?.. Ах да, понимаю... - Ее глаза удивленно  расширились.
- Значит, ты веришь этому, Льюис? Но ты ошибаешься. Ошибаешься, уверяю тебя.
   Муж избегал ее взгляда.
   - Прости меня, - сказала миссис Серроколд немного спустя. - Но я не  могу
поверить ничему из того, что происходит в последнее время. Что Эдгар стрелял
в тебя. Что Джина и Стивен... И эта нелепая коробка конфет. Господи, неужели
все это правда?
   Никто ничего не сказал.
   Каролина-Луиза Серроколд вздохнула.
   - Кажется, я слишком долго жила вне реального мира... -  сказала  она.  -
Простите меня.., я хотела бы побыть одна.., и постараться понять...

2

   Мисс Марпл спустилась по лестнице и вошла  в  Зал.  У  высокой  сводчатой
двери стоял Алекс Рестарик, он приветствовал ее торжественным жестом.
   - Входите, входите, - радушно пригласил он, точно  был  владельцем  этого
Зала. - Я тут обдумываю события вчерашнего вечера.
   Льюис Серроколд сразу прошел в своей кабинет и закрыл за собой дверь.
   - Вы пытаетесь воспроизвести преступление? - с  интересом  спросила  мисс
Марпл.
   - Что? - Алекс сморщил лоб. Потом лицо его прояснилось. -  Не  совсем,  -
сказал он. - Я сейчас взглянул на все это под другим углом. С  точки  зрения
театра. Не реальности, но ее искусственного воссоздания. Подойдите-ка  сюда.
Представьте себе, что вы в театре. Освещение, мизансцены. Действующие  лица.
Шум за сценой. Очень интересно. Сама идея не моя. Мне  ее  подал  инспектор.
По-моему, он жестокий человек.  Сегодня  утром  он  всячески  старался  меня
запугать.
   - Ему это удалось?
   - Не уверен.
   Алекс  описал  эксперимент,  проведенный   инспектором,   и   результаты,
показанные запыхавшимся констеблем Доджетом.
   - Время, - сказал он, - крайне обманчиво. Думаешь, что на что-нибудь  его
уходит много, а это вовсе не так.
   - Да, - сказала мисс Марпл.
   Изображая  зрителей,  она   заняла   соответствующее   место.   Декорация
представляла собой высокую, завешенную гобеленом  стену,  сильно  затененную
сверху. На заднем плане слева - рояль. На  заднем  плане  справа  -  окно  и
сиденье под ним. Очень близко к этому окну - дверь в библиотеку.  Вертящийся
табурет всего в восьми футах от  двери,  ведущей  в  прихожую,  а  оттуда  в
коридор. Два очень удобных выхода! Зрителям отлично видны оба...
   Однако накануне вечером зрителей не было. Точнее говоря, никто не смотрел
на сцену с того места, где сейчас находилась мисс  Марпл.  Накануне  вечером
зрители сидели спиной к сцене.
   Сколько времени, подумала мисс Марпл, понадобилось бы, чтобы выскользнуть
из зала, пробежать по коридору, застрелить Гулбрандсена и  вернуться  назад?
Гораздо меньше, чем можно подумать. Очень мало времени...
   Что имела в виду Керри-Луиза, когда  сказала  своему  мужу:  "Значит,  ты
веришь этому, Льюис? Но ты ошибаешься".
   -  Должен  признать,  что  инспектор  высказал  весьма   глубокомысленное
замечание. - Эти слова Алекса вывели ее из задумчивости. -  Он  сказал,  что
декорации вещь вполне реальная. Они сделаны из дерева и  картона,  скреплены
клеем, и их изнанка не менее реальна, чем то,  что  видит  зритель.  Иллюзию
определенной картины, сказал он, создают не они, а глаза зрителя.
   - Фокусники, - пробормотала про себя мисс Марпл, - делают это  с  помощью
зеркал.
   Вошел слегка запыхавшийся Стивен Рестарик.
   - Привет, Алекс, - сказал  он.  -  Этот  крысенок  Эрни  Грэгг..,  может,
помнишь его?
   - Это который играл Феста, когда ты ставил "Двенадцатую  ночь"?  Я  тогда
даже сказал, что у него талант.
   - Да, есть, пожалуй, и талант. Руки тоже очень ловкие. Он у  нас  главный
плотник. Но я не об этом. Он хвастал Джине, будто выходит по ночам и  бродит
по парку. И будто бродил там прошлой ночью и кое-что видел.
   Алекс быстро обернулся к нему.
   - Что - видел?
   - Это он говорить не хочет. Мне кажется, что ему просто хочется  обратить
на себя внимание. Он ужасный враль, но, может быть, полиции все  же  следует
его расспросить.
   Алекс резко сказал:
   - Я бы его пока оставил в покое. Пусть не думает, что мы  им  слишком  уж
заинтересовались.
   - Что ж, может быть, ты прав. И лучше отложить это до вечера.
   Стивен пошел в библиотеку.
   Мисс Марпл, тихонько обходя Зал, дабы оценить все мизансцены, столкнулась
с Алексом Рестариком, который поспешно попятился.
   - Извините, - сказала мисс Марпл. Алекс хмуро поглядел на нее и рассеянно
извинился, но тут же удивленно сказал:
   - Ах, это вы...
   Замечание показалось мисс Марпл странным. Ведь  он  перед  этим  довольно
долго беседовал с ней.
   - Я думал сейчас о другом, - сказал Алекс  Рестарик.  -  Этот  мальчишка,
Эрни... - Он как-то странно повел руками.
   Потом, как-то вдруг изменившись, он прошел через Зал, вошел в  библиотеку
и закрыл за собой дверь.
   Из-за  закрытой  двери  раздались  голоса,  но  мисс   Марпл   не   стала
вслушиваться. Ее не интересовали многочисленные таланты Эрни, как и то,  что
он видел или говорил, будто видел. Она сильно подозревала, что  Эрни  вообще
ничего не видел. Она не верила,  что  в  сырую  и  туманную  ночь,  подобную
прошлой, Эрни захотелось блеснуть своим талантом по части открывания  замков
- только ради того, чтобы пройтись по  парку.  Вероятнее  всего,  он  вообще
никогда не выходил по ночам, а просто хвастал.
   Как Джонни Бэкхаус, подумала мисс Марпл, у которой всегда  были  наготове
примеры из жизни обитателей Сент-Мэри-Мид.
   "А я вас видел вчера ночью!" - ехидно дразнил Джонни Бэкхаус  всех,  кому
хотел испор