Джинч была искренне довольна.
   Сегодня я уже встретил раз человека, с  удовольствием  глядевшего  на
анонимные   письма.   Энтузиазм   инспектора   Грейвса   был,    однако,
профессиональным. Радость же мисс  Джинч  была  какой  -  то  сальной  и
неприятной.
   У меня в голове, как молния, мелькнула мысль:
   - А может, эти письма писала сама мисс Джинч?

***

   Придя домой, я застал у нас миссис Калтроп. Она сидела и беседовала с
Джоан. Мне она показалась побледневшей и словно бы нездоровой.
   - Для меня это было страшным ударом, мистер Бертон, - сказала она.  -
Бедняга!
   - Да, - ответил  я.  -  Страшно  подумать,  что  человека  довели  до
самоубийства!
   - О, вы имеете в виду миссис Симмингтон?
   - А вы разве нет?
   Миссис Калтроп покачала головой.
   - Конечно, мне жаль ее, но до этого так или иначе дошло бы, разве  не
так?
   -  Вы  убеждены  в  этом?  -  сухо  спросила  Джоан.  Миссис  Калтроп
обернулась к ней.
   - Да. Думаю, что да, дорогая моя. Если уж вам начинает казаться,  что
самоубийство может быть  выходом  из  неприятностей,  тогда  не  так  уж
существенно, что это за неприятности. Попав в первую  трудную  ситуацию,
она сделала бы то же самое. Главное то, что  она  принадлежала  к  людям
подобного сорта. А ведь я бы этого никогда о ней не подумала. Мне всегда
казалось, что это  эгоистичная  и  довольно  глупая  женщина,  зубами  и
ногтями державшаяся за жизнь. Я не  думала,  что  она  так  легко  может
впасть в панику.., теперь я начинаю понимать, как мало еще знаю о людях.
   - Хотелось бы знать, кого вы имели в виду под "беднягой"?  -  спросил
я.
   Она подняла на меня глаза.
   - Ну, разумеется, женщину, писавшую эти письма, разумеется, ее.
   - Не думаю, чтобы ее можно было считать такой уж бедняжкой, -  сказал
я строго. - Уж ей - то я не стал бы сочувствовать.
   Миссис Калтроп наклонилась вперед и положила мне руку на колено.
   - Как же  вы  не  понимаете..,  не  можете  этого  себе  представить?
Попробуйте хотя бы. Подумайте,  каким  отчаянно,  невыносимо  несчастным
должен быть человек, который садится и начинает писать такие вещи. Каким
одиноким, отрезанным от всех остальных людей! Он ведь насквозь  отравлен
потоком яда, текущим из него! Потому - то  меня  так  и  мучит  совесть.
Здесь в городке есть несчастный  человек,  погруженный  в  самую  бездну
отчаяния, а мы
   Не подозреваем об этом. А я должна была  бы  знать!  Активно  тут  не
вмешаешься, я никогда этого не делаю. Но это чувство черного отчаяния  в
душе! Словно рука, охваченная гангреной, вся черная и  отекшая!  Если  б
можно было разрезать ее и дать вытечь гною, яд вышел бы и  не  повредил.
Да, это и впрямь бедняга.
   Она встала, собираясь уходить.
   Особенного желания соглашаться с нею у меня не было. Я не  чувствовал
ни малейшей симпатии к автору анонимок, кем бы там он  ни  был.  Тем  не
менее я спросил с любопытством:
   - А вы, миссис Калтроп, имеете хоть малейшее понятие, кто бы это  мог
быть?
   Она подняла на меня красивые, полные растерянности глаза.
   - Да, догадываюсь. Но ведь я могу и ошибаться, правда?
   Она быстро вышла, но тут же сунула снова голову в дверь и спросила:
   - Мистер Бертон, скажите пожалуйста, почему вы не женаты?
   Со стороны любого другого это было бы дерзостью, но по миссис Калтроп
было видно,  что  ей  эта  мысль  только  что  пришла  в  голову  и  она
действительно хочет это знать.
   - Предположим, - ответил я насмешливо, - что я так и не встретил  ту,
настоящую.
   - Предположим, - возразила миссис Калтроп, - хоть это  и  не  слишком
хороший ответ, потому что множество мужчин женаты несмотря  на  то,  что
они явно не встретили ту, настоящую.
   После этого она ушла уже по - настоящему.
   - Знаешь, мне кажется, что у нее не все дома, - сказала Джоан.  -  Но
мне она нравится. В городке люди побаиваются ее.
   - Я и сам побаиваюсь.
   - Потому что никогда не знаешь, что она сделает в следующий момент?
   - Да. А ее суждения отличаются непредвзятостью и остроумием!
   - Ты тоже думаешь, -  медленно  проговорила  Джоан,  -  что  человек,
писавший эти письма, страшно несчастен?
   - Понятия не имею, что думает или чувствует это проклятое чудовище. И
меня это мало интересует. Мне жаль жертв.
   Сейчас мне кажется странным, что во всех своих замечаниях о  душевном
состоянии и побуждениях автора анонимок мы забывали о самом очевидном из
них. Гриффит представлял себе человека, упивающегося сделанным им.  Я  в
душе видел кого - то, преследуемого угрызениями  совести  и  напуганного
тем, что он наделал. Миссис Калтроп видела страдающее существо.
   Мы не принимали, однако, во внимание очевидную и  неизбежную  реакцию
на происшедшее - или, если уж быть совершенно точным, я ее  не  принимал
во внимание. Этой реакцией был страх.
   Смерть миссис Симмингтон перевела письма совсем в  другую  категорию.
Не знаю, как на это смотрит  закон  -  это  мог  бы,  наверное,  сказать
Симмингтон - но ясно, что, если одно из писем стало причиной смерти,  их
автор  оказался  в  гораздо  более  серьезном  положении.   Теперь   уже
безнадежно было бы пытаться выдать все за простую шутку. За дело взялась
полиция, пригласили эксперта  из  Скотланд  Ярда.  Анониму  теперь  было
жизненно важно остаться анонимом.
   Страх гарантированно был основным чувством, все  остальное  было  уже
его следствием. Тогда я и сам не мог  догадаться,  что  из  всего  этого
может произойти, но вскоре мы должны были понять это ясно, как день.

***

   На следующий день мы с Джоан спустились к завтраку довольно поздно  -
точнее говоря, поздно по лимстокским понятиям. Было половина десятого  -
время, когда в Лондоне Джоан как раз приоткрывала один глаз,  а  у  меня
почти наверняка были закрыты еще оба. Тем не менее,  когда  сразу  после
нашего приезда Партридж спросила:
   - Завтрак подавать в половине девятого или в девять? - ни Джоан, ни я
не решились предложить время попозже.
   У меня сразу же испортилось настроение, когда я увидел на пороге  Эме
Гриффит, разговаривающую с Миген. Едва заметив нас,  она  закудахтала  с
обычной сердечностью:
   - Доброе утро, сони! Я уже добрых два часа на ногах!
   Это,  разумеется,  ее  личное  дело.  Врачу,   конечно,   надо   рано
позавтракать, а его  самоотверженная  сестра  для  того  и  есть,  чтобы
наливать ему чай или кофе. Но это еще не причина, чтобы ходить и  будить
сонных соседей. Половина десятого - не время для утренних визитов.
   Миген скользнула назад  в  дом  -  по  -  моему,  в  столовую,  чтобы
докончить завтрак.
   - Я сказала, что внутрь не пойду, - продолжала Эме Гриффит,  -  хотя,
честное слово, не знаю, что удобнее: вытащить человека и говорить с  ним
на крыльце или зайти в дом и поговорить  с  ним  там.  Я  только  хотела
спросить - не найдется ли у вас какой - нибудь зелени для поста Красного
Креста на автостраде. Если есть, я скажу Оуэну, чтобы он заезжал к вам.
   - Ранние вы пташки, - сказал я.
   - Ранняя пташка червячка съедает, - засмеялась она. - К тому же в это
время люди обычно бывают дома. От вас  я  собираюсь  к  мистеру  Паю,  а
попозже к Брентону. Со скаутками.
   - Когда раздавали энергию,  вы,  наверное,  раз  пять  становились  в
очередь, - сказал я. В этот момент зазвонил телефон и я вернулся в холл,
предоставив Джоан ее участи: она бормотала что - то  невразумительное  о
ревене и фасоли, проявляя полную неосведомленность о состоянии огорода.
   - Слушаю, - сказал я в телефон.
   На другом конце провода  послышался  глубокий,  растерянный  вздох  и
смущенный женский голос произнес:
   - Ox!
   - Слушаю, - повторил я ободряюще.
   - Ох! - раздалось снова, а затем последовал вопрос:
   - Это.., простите.., это вилла "Розмарин"?
   - Да.
   - Ох! - незнакомка, видимо, начинала этим междометием  каждую  фразу.
После этого она боязливо попросила:
   - Можно мне одну минутку поговорить с мисс Партридж?
   - Разумеется. Простите, а кто ее спрашивает?
   - Ох! Скажите ей, что звонит Агнес, хорошо? Агнес Уодл.
   - Агнес Уодл?
   - Да, пожалуйста. Ох, только на минуточку...
   Преодолев искушение ответить: "Ох, хоть и две, Агнес!"  -  я  отложил
трубку и крикнул наверх, откуда доносились  звуки,  свидетельствующие  о
бурной деятельности мисс Партридж где - то на втором этаже:
   - Мисс Партридж! Мисс Партридж!
   Мисс Партридж появилась на лестнице с длинной шваброй  в  руке  и  со
взглядом, выражавшим ее вежливые манеры: ну, что там, горит, что ли?
   - Да, сэр?
   - Агнес Уодл хочет с вами поговорить по телефону. - Простите, - кто?
   Я повысил голос:
   - Агнес Уодл!
   - Ага... Агнес Уодл! Чего это ей от меня надо? Вызов к телефону  явно
вывел мисс Партридж из равновесия; она отставила швабру и  помчалась  по
лестнице так, что только зашелестело ее ситцевое платье.
   Я скромно вернулся в столовую, где  Миген  ела  поданные  на  завтрак
почки и бекон.  В  отличие  от  Эме  Гриффит  она  отнюдь  не  выглядела
счастливой  и  бодрой  "ранней  пташкой".  Правду  говоря,  она   только
пробормотала что - то, здороваясь со мной, и молча продолжала есть.
   Я раскрыл утреннюю газету. Через пару минут вошла Джоан: шок, который
она испытала, оказался, кажется, не очень сильным.
   - Привет, - сказала она. - Вот это да! Похоже, что  я  на  всю  жизнь
опозорилась, потому что не знаю, что там когда растет. В это время  года
есть фасоль?
   - Нет, только в августе будет, - ответила Миген.
   - Странно, в Лондоне она есть круглый год.
   - В банках, милочка, - сказал я. - А  мороженую  фасоль  привозят  на
кораблях с разных концов империи.
   - Как слоновую кость, обезьян и павлинов? - спросила Джоан.
   - Вот именно.
   - Я бы не прочь иметь павлина, - задумалась Джоан.
   - А я бы лучше маленькую обезьянку, - ответила Миген.
   Джоан задумчиво чистила апельсин.
   - Хотела бы я знать, - проговорила она наконец, - каково это быть Эме
Гриффит, которая вечно пышет здоровьем, энергией и радостью  жизни.  Как
вы думаете, она бывает когда - нибудь усталой  или  расстроенной  или..,
или бывает ей иногда тоскливо?
   Я ответил, что Гриффит совершенно точно никогда не бывает тоскливо  и
вышел вслед за Миген через французское окно в сад.
   Я стоял и набивал трубку, когда услышал, как мисс Партридж,  войдя  в
столовую, ворчливо проговорила:
   - Можно поговорить с вами минутку, мисс Джоан?  "Господи  помилуй,  -
подумал я, - неужели Партридж хочет от нас уйти? Вряд  ли  это  порадует
мисс Эмили".
   - Я должна извиниться перед вами, - продолжала мисс  Партридж,  -  за
то, что меня вызывали к телефону. Девчонке, звонившей мне, следовало  бы
лучше знать, как себя вести. Я никогда не пользуюсь телефоном сама и  не
разрешаю своим знакомым  звонить  мне,  и  мне  страшно  неприятно,  что
хозяину пришлось брать трубку и вообще!
   -  Почему?  В  этом  же  нет  ничего  особенного,  мисс  Партридж,  -
попыталась успокоить  ее  Джоан.  -  Почему  бы  ваши  друзья  не  могли
позвонить по телефону, если им надо с вами поговорить?
   Я не мог видеть лицо мисс Партридж, но  уверен,  что  оно  стало  еще
строже, чем обычно, когда она ответила:
   - Ничего подобного здесь никогда не делалось. Мисс  Эмили  такого  не
разрешила бы. Я уже сказала, что мне это очень неприятно. Но Агнес Уодл,
которая мне звонила, была очень взволнована и еще слишком молода,  чтобы
знать, как следует себя вести в доме джентльмена.
   "Один ноль в пользу Партридж, Джоан", - весело подумал я.
   - Эта самая Агнес, -  продолжала  мисс  Партридж,  -  служила  здесь,
помогала мне. Ей тогда было шестнадцать, и  пришла  она  сюда  прямо  из
сиротского приюта.
   Ни дома, ни матери, ни родных, так что она всегда приходила ко мне за
советом. А я всегда говорила ей, что и как.
   - Да? - выжидающим тоном проговорила Джоан. За всем этим явно  должно
было еще что - то следовать.
   - Поэтому я очень прошу вас, мисс Джоан, может, вы  разрешите,  чтобы
Агнес вечером пришла ко мне в кухню на чай. У нее, понимаете,  свободный
день, а ее что - то беспокоит,  и  она  хочет  со  мной  посоветоваться.
Иначе, она, конечно, не решилась бы просить о чем - то таком.
   - Ну а почему, собственно, вы не могли бы пригласить кого - нибудь  к
себе на чай? - слегка раздраженно спросила Джоан.
   Мисс Партридж, как потом мне рассказала Джоан, чуть не  обратилась  в
соляной столб и выглядела, как богиня мести, когда начала отвечать:
   - Здесь в доме никогда не было такого обычая, барышня. Старая  миссис
Бартон никогда не разрешала нам  кого  -  то  приглашать,  разве  что  в
свободный день, а иначе - ни за что. А мисс Эмили ведет дом так же,  как
и при старой хозяйке.
   Джоан очень хорошо относится к служанкам, большинство  из  них  любит
ее, но растопить лед в отношениях с мисс Партридж ей так и не удалось.
   - Чудишь, девочка, - сказал я, когда мисс Партридж закончила и  Джоан
вышла ко мне, в сад. - Твои спокойствие и терпеливость не  завоюют  тебе
тут признания. Партридж нравятся старые  добрые  строгие  нравы,  такие,
каким положено быть в доме джентльмена.
   - Никогда не слыхала,  чтобы  кто  -  то  до  такой  степени  тиранил
служанок, что запрещал бы им приглашать знакомых, - ужаснулась Джоан.  -
Старые добрые нравы - это старые добрые нравы, но, Джерри, не  может  же
служанкам нравиться, когда к ним относятся, как ж крепостным!
   - Наверное нравится, - сказал я. - По крайней мере, мисс  Партридж  и
ей подобным.
   - Не могу себе представить, почему она  меня  не  любит.  Большинству
людей я кажусь симпатичной.
   - Надо полагать, презирает тебя как плохую хозяйку дома.  Ты  никогда
не проведешь рукой по бельевому шкафу и  не  проверишь,  хорошо  ли  там
вытерта пыль. Не заглядываешь под коврики.  Никогда  не  спросишь,  куда
делись остатки шоколадного суфле, и не распорядишься приготовить  пудинг
из зачерствелого хлеба.
   - фу! - вздохнула Джоан.
   - Сегодня мне во всем не везет,  -  продолжала  она  грустно.  -  Эме
начала презирать меня, обнаружив мою катастрофическую  безграмотность  в
огородных делах. Партридж воротит от меня нос, потому что я  отношусь  к
ней по - человечески. Пойду в сад и буду питаться дождевыми червями.
   - Тут у тебя будет конкурент - Миген, - заметил я. Миген минуту назад
отошла  в  сторону  и  стояла  сейчас,  опустив  руки,  посреди  газона,
напоминая птичку, обдумывающую, что бы ей клюнуть.
   Через мгновенье она вернулась к нам и сказала без обиняков:
   - Знаете, мне сегодня надо уже домой.
   - Что так? - поразился я.
   Она покраснела, но продолжала с нервной поспешностью:
   - С вашей стороны было страшно мило пригласить  меня.  Я  думаю,  что
ужасно отравляла вам жизнь, но мне было тут так  хорошо!  Только  теперь
мне надо возвращаться домой. Как бы то ни было,  человек  не  может  все
время быть в гостях. Я так думаю, что отправлюсь прямо сейчас, с утра.
   Мы с Джоан пытались уговорить ее  переменить  свое  решение,  но  она
заупрямилась, и Джоан, волей - неволей, вывела  машину,  а  Миген  пошла
наверх и через пару минут вернулась с чемоданчиком.
   Единственной, кого это очевидно обрадовало, была  мисс  Партридж,  на
нахмуренном лице которой появилась наконец улыбка: Миген она не  слишком
- то жаловала.
   Когда Джоан вернулась, я стоял посреди лужайки.
   Она спросила - не собираюсь ли я, случайно, делать солнечные часы.
   - С чего это вдруг?
   - А ты стоишь,  словно  их  стрела.  Только  надо  было  бы  повесить
табличку, что ты всего - навсего хочешь показывать точное  время.  А  то
вид у тебя словно бы у громовержца.
   - Настроение неважное. Сначала Эме Гриффит - (Господи! - пробормотала
Джоан, - надо будет еще извиниться за эту зелень!) - а  потом  Миген.  Я
думал взять ее на прогулку к Ледже Тор.
   - С поводком и ошейником? - спросила Джоан.
   - Что - что?
   - Я сказала: с поводком и ошейником? - громко и  отчетливо  повторила
Джоан, направляясь к огороду. - У хозяина пропала собачка -  так  оно  у
тебя получается!

4

   Признаюсь, меня действительно раздосадовал внезапный уход Миген. Надо
полагать, ей с нами стало скучно. В конце концов,  у  нас  и  впрямь  не
слишком много развлечений для девушки. Дома у нее хоть младшие братья  и
Элси Холланд.
   Услышав шаги Джоан, я быстро убрался в сторону на случай, если у  нее
не прошла еще охота продолжать шуточки насчет солнечных часов.
   Оуэн Гриффит заезжал к нам перед самым обедом, огородник ждал  его  у
дома с грузом зелени. Пока старый Адамс грузил ее в машину, я  пригласил
Оуэна пропустить по стаканчику. Остаться на обед он не захотел.
   Когда я принес шерри,  мне  стало  ясно,  что  Джоан  уже  перешла  в
наступление.
   Не было ни  следа  какой  -  либо  неприязни.  Свернувшись  в  уголке
кушетки, она чуть ли не мурлыкала, словно кошка, и расспрашивала Оуэна о
работе, о том, нравится ли ему быть практикующим врачом и  не  предпочел
ли бы он узкую специализацию. Она сама, дескать, считает медицину  одной
из самых интересных вещей на свете.
   Что ни говорите, у Джоан как у слушательницы - прирожденный талант! А
поскольку  на  своем  веку  она  выслушала  уже  массу  горе  -  гениев,
растолковывавших ей, почему мир их не понимает, слушать Гриффита для нее
было детской игрой. Еще прежде, чем мы добрались до третьей рюмки шерри,
Оуэн уже толковал ей о какой - то  чертовски  тяжелой  болезни  в  таких
выражениях, что кроме коллег по профессии вряд  ли  кто  понял  бы  хоть
слово.
   Джоан слушала внимательно и с глубоким интересом.
   В первый момент у меня прямо желчь  разлилась.  Это  уж  подлость  со
стороны Джоан. Гриффит - слишком хороший парень для того, чтобы вот  так
издеваться над ним. Женщины и впрямь змеи.
   Потом я обратил внимание  на  профиль  Гриффита,  на  его  энергичный
подбородок и твердую складку губ и как - то потерял уверенность  в  том,
что все это бумет только развлечением для Джоан. В конце концов, мужчина
не должен допускать, чтобы женщина делала из него шута. А если допускает
- сам виноват. Джоан предложила:
   - Послушайте же, доктор, оставайтесь  у  нас  обедать.  Гриффит  чуть
покраснел и ответил, что был бы рад, но дома его ждет сестра...
   - Так мы позвоним ей и объясним, в чем дело, - быстро ответила  Джоан
и вышла в холл к телефону.
   Мне показалось, что на лице Гриффита  появилась  растерянность,  и  я
подумал, что, пожалуй, он малость побаивается своей сестры.
   Джоан вернулась, улыбаясь, и сообщила, что все в порядке.
   Таким образом, Оуэн Гриффит остался у нас на обед и явно был  доволен
этим. Мы беседовали о книгах и театре, о политике и музыке,  живописи  и
современной архитектуре.
   О Лимстоке, анонимных письмах и  самоубийстве  миссис  Симмингтон  не
было сказано ни слова. Мы оставили все это в  покое,  и  Гриффит,  по  -
моему, был счастлив. Говорил он занимательно и  остроумно,  его  смуглое
печальное лицо прояснилось.
   Когда он ушел, я строго напомнил Джоан:
   - Слишком он хороший парень, чтобы строить над ним шуточки!
   - Это ты так говоришь! - возразила Джоан. - Все вы, мужчины, заодно.
   - Ас чего это ты решила  любой  ценой  получить  его  скальп,  Джоан?
Раненое самолюбие?
   - Может быть, - ответила мне сестра.

***

   Вечером мы обещали прийти на чай к мисс Эмили Бартон, в ее  временную
квартиру в городке.
   Мы пошли пешком, я уже чувствовал себя достаточно крепким,  чтобы  на
обратном пути подняться на холм. Очевидно,  мы  не  рассчитали  время  и
пришли слишком рано, потому что отворившая нам дверь высокая, костлявая,
энергичного вида женщина сообщила, что мисс Бар - тон еще нет дома.
   - Но она сказала мне, что вы придете, так что проходите,  пожалуйста,
и подождите ее.
   Судя по всему, это была верная Флоренс.
   Мы прошли за ней по  лестнице  в  гостиную,  уютную,  хотя,  пожалуй,
чересчур уставленную мебелью. Некоторые из вещей были, по - моему, родом
из "Розмарина". Флоренс явно гордилась этой комнатой. - Правда, красиво?