- Голос был мужской или женский?
   - Голос  дегенерата,  -  авторитетно  заявила  миссис  Прайс  Ридли.  -
Неестественный, я бы сказала. То грубый, то  писклявый.  Очень  _странный_
голос.
   - Наверно, обычный розыгрыш, - утешил ее полковник.
   - Если и так, то преступный розыгрыш -  у  меня  мог  случиться  разрыв
сердца!
   - Мы постараемся все выяснить, - сказал полковник. - Верно,  инспектор?
Проверьте, откуда звонили. Вы не могли бы сказать нам  более  определенно,
что он говорил, миссис Прайс Ридли?
   В глубине души миссис Прайс Ридли началась жестокая борьба.  Скрытность
боролась с мстительностью. Мстительность возобладала.
   - Конечно, это должно остаться между нами, - начала она.
   - Разумеется!
   - Это существо сказало - я вряд ли смогу повторить эти слова...
   - Ничего, ничего, - ободряюще вставил полковник Мельчетт.
   - Вы _зловредная старая сплетница_! Я, полковник Мельчетт! Я -  "старая
сплетница"! _Но на этот раз вы зашли  чересчур  далеко.  Скотленд-Ярд  вас
притянет к суду за клевету_.
   -  Понимаю,  как  вы  разволновались,  -  заметил  полковник  Мельчетт,
покусывая усы, чтобы скрыть улыбку.
   - _Попридержите язык, а то вам будет худо, и очень худо_. Не  могу  вам
передать, с какой угрозой это было сказано. Я еле выговорила - "Кто  вы?",
вот так, и голос ответил: "Мститель". Я слабо вскрикнула. Слово прозвучало
так жутко. А потом  -  потом  оно  засмеялось!  Засмеялось!  Это  я  точно
слышала. И все. Я слышала, как оно повесило  трубку.  Конечно,  я  тут  же
позвонила на коммутатор,  узнать,  откуда  звонили,  а  они  сказали,  что
понятия не имеют. Вы же знаете,  какие  там  барышни.  Ужасающе  грубые  и
черствые.
   - О да, - сказал я.
   - Я просто лишилась сил, - продолжала миссис Прайс Ридли. - Нервы  были
так взвинчены, что, когда в лесу раздался выстрел, я буквально  подскочила
на полметра, уверяю вас. Можете себе представить!
   - Выстрел в лесу? - насторожился инспектор Слак.
   - Я была в таком состоянии, что он мне показался выстрелом из пушки. О,
воскликнула я и без сил упала на софу. Клара была вынуждена  принести  мне
стаканчик черносливовой наливки.
   - Ужасно, -  сказал  Мельчетт.  -  Ужасно.  Для  вас  это  было  тяжкое
испытание. Выстрел был очень громкий, как вы сказали? Как  будто  стреляли
поблизости?
   - Мне это показалось, у меня нервы не выдержали.
   - Конечно. Я понимаю. А в какое время вы  слышали  выстрел?  Нам  нужно
знать, чтобы проследить, кто звонил.
   - Примерно в половине седьмого.
   - А более точно вы не могли бы сказать?
   - Видите ли, маленькие часы у  меня  на  камине  только  что  отзвонили
половину часа) и я сказала себе: "Эти часы опять спешат". (Часы и  вправду
убегают.) Я посмотрела на свои часики, и на них было  всего  десять  минут
седьмого, но, когда я поднесла их к уху, оказалось, что они стоят.  Тут  я
подумала: "Что ж, если эти часы спешат, я через минуту-другую услышу  звон
на церковной колокольне". Но тут, как назло, зазвонил телефон,  и  у  меня
все из головы вылетело. - Она замолчала, еле переводя дух.
   - Что ж, это достаточно точно, - сказал полковник Мельчетт.  -  Мы  все
для вас сделаем, миссис Прайс Ридли.
   - Вы просто считайте это глупой шуткой и больше не тревожьтесь,  миссис
Прайс Ридли, - добавил я.
   Она холодно посмотрела на меня. Я понял, что  происшествие  с  фунтовой
бумажкой еще не позабыто.
   - Диковинные вещи творятся у нас в деревне последнее время,  -  сказала
она, обращаясь к Мельчетту. - Диковинные вещи, иначе не скажешь. Полковник
Протеро собирался ими заняться, и что  же  с  ним  сделали,  с  бедняжкой?
Может, настал и мой черед?
   И она удалилась, недовольно  покачивая  головой.  Мельчетт  пробормотал
себе под нос: "Держи карман!" Потом вопросительно взглянул  на  инспектора
Слака.
   Славный служака медленно наклонил голову.
   - Похоже, все сходится, сэр. Выстрел слышали трое. Остается узнать, кто
стрелял. Возня с делом мистера Реддинга порядком нас задержала. Но  у  нас
есть кое-какие кончики. Пока я считал мистера Реддинга виновным, я за  них
не брался. Теперь все  переменилось.  И  первое,  чем  я  займусь,  -  это
телефонный звонок.
   - К миссис Прайс Ридли?
   Инспектор ухмыльнулся.
   - Да нет, хотя придется взять и его на заметку, а то старушенция от нас
не отвяжется. Я говорю про ложный звонок, которым вызвали викария.
   - Да, - сказал Мельчетт. - Это очень важно.
   - А потом мы выясним, что делал каждый из  них  между  шестью  и  семью
часами. Я хочу сказать, опросим всех в Старой Усадьбе, да и в деревне тоже
придется почти всех допросить. Я не сдержал вздоха:
   - Вы на диво энергичны, инспектор Слак. - Мой девиз: работа, работа,  и
еще раз работа! С вас, пожалуй, и начнет, мистер Клемент. Расскажите,  что
вы делали.
   - Охотно. Мне позвонили около половины шестого.
   - Голос мужской или женский?
   - Женский. По крайней мере, мне так показалось. Но я, само собой, был в
полной уверенности, что говорит миссис Аббот.
   - Но вы не узнали голос миссис Аббот?
   - Нет, этого я утверждать не берусь. Я вообще не  обратил  внимания  на
голос, как-то не задумывался над этим.
   - И вы тотчас вышли? Пешком? У вас что, нет велосипеда?
   - Нет.
   - Понятно. Вы шли - много это заняло?
   - До фермы две мили без малого, какой дорогой ни пойдешь.
   - Через лес Старой Усадьбы все же короче, не так ли?
   - Вы правы. Но дорога плохая. Я шел  туда  и  обратно  тропинкой  через
поля.
   - Той самой, что подходит к калитке вашего сада?
   - Да.
   - А миссис Клемент?
   - Жена была в Лондоне. Вернулась на поезде в 6:50.
   - Верно. Служанка ее видела. Ну, с вашим домом все ясно. Надо  побывать
в Старой Усадьбе. Потом хочу допросить  миссис  Лестрэндж.  Она  ходила  к
Протеро накануне убийства - что-то тут нечисто.  Да,  в  этом  деле  много
странностей.
   Я согласился.
   Бросив взгляд на часы, я  увидел,  что  пора  ко  второму  завтраку.  Я
пригласил Мельчетта закусить чем бог послал, но он  отговорился  тем,  что
ему надо непременно быть в "Голубом Кабане". Там кормят отменно  -  у  них
всегда подадут и жаркое, и гарнир из овощей.  Я  подумал,  что  он  сделал
правильный выбор. После разговоров с полицией Мэри, вероятно, не  в  самом
благодушном настроении.



14

   По дороге домой я попался мисс Хартнелл, и она не  давала  мне  проходу
минут десять, если не больше,  гулким  басом  обличая  расточительность  и
неблагодарность бедняков. Камнем преткновения, насколько я понял, было то,
что беднота не желала пускать на порог мисс Хартнелл. Я был всецело на  их
стороне. Мое общественное положение лишает меня возможности выразить  свои
симпатии или антипатии в столь  недвусмысленной  форме,  как  эти  простые
люди.
   Я умиротворил ее, как сумел, и спасся бегством.
   На углу, где я должен был свернуть к своему дому, меня  обогнал  Хэйдок
на машине.
   - Я только что отвез миссис Протеро домой, - крикнул он.
   Он ждал меня у ворот своего дома.
   - Загляните на минутку, - сказал он. Я не возражал.
   - Поразительная история, - сказал он, бросая шляпу на  стул  и  отворяя
дверь в свою приемную.
   Он уселся в потертое кожаное кресло и уставился неподвижным взглядом  в
стенку напротив. Хэйдок был явно ошеломлен, сбит с толку.
   Я сообщил ему, что нам удалось установить время, когда  был  произведен
выстрел. Он рассеянно выслушал известие.
   - Это окончательно исключает вину Анны Протеро, - сказал он. - Что  же)
я рад, что эти двое не виноваты. Они оба мне нравятся.
   Я верил ему, и все же не мог не задать себе вопрос:  если,  по  его  же
словам, оба они ему нравились, почему он впал в такое мрачное  настроение,
узнав, что они невиновны? Только сегодня утром он был похож на человека, у
которого с души свалился камень, а теперь сидел передо мной растерянный, в
глубоком расстройстве.
   И все же я знал, что он говорит правду. Ему  нравились  оба  -  и  Анна
Протеро  и  Лоуренс  Реддинг.  В  чем  же  дело,  откуда   эта   сумрачная
сосредоточенность? Он сделал над собой усилие, чтобы встать.
   - Я хотел поговорить с вами о Хоузе. Весь этот переполох заставил  меня
позабыть про него.
   - Он серьезно болен?
   - Да нет, ничего серьезного у него нет. Вы,  конечно,  знаете,  что  он
переболел энцефалитом, или сонной болезнью, как это обычно называют?
   - Нет, - ответил я, крайне удивленный. - Понятия не  имел.  Он  мне  ни
слова про это не говорил. А когда он болел?
   - Примерно с  год  назад.  Он  выздоровел,  в  общем,  насколько  можно
выздороветь  при  такой  болезни.  Странная  болезнь  -   у   нее   бывают
поразительные остаточные явления, она отражается на психике, на  моральном
облике. Характер может измениться до неузнаваемости.
   Минуту или две он помолчал, потом продолжал:
   - Сейчас мы с ужасом думаем о  тех  временах,  когда  жгли  на  кострах
ведьм. Мне кажется, что настанут дни, когда мы содрогнемся при одной мысли
о том, что мы когда-то вешали преступников.
   - Вы не верите в высшую меру наказания?
   - Дело даже не в этом. - Он умолк. - Знаете,  -  медленно  произнес  он
наконец, - я бы предпочел свою профессию вашей.
   - Почему?
   - Потому что вам приходится очень часто судить, кто прав, кто  виноват,
а я вообще не уверен, что можно об этом судить. А  если  все  это  целиком
зависит от желез внутренней секреции? Слишком активна одна железа, слишком
мало развита другая - и вот перед вами убийца, вор, рецидивист. Клемент, я
убежден, что настанет  время,  когда  мы  с  ужасом  и  отвращением  будем
вспоминать долгие века, когда мы позволяли себе упиваться так  называемыми
справедливыми мерами наказания за поступления, и думать, что мы осуждали и
наказывали людей больных, которые были не в силах справиться  с  болезнью,
бедолаги! Ведь не вешают  же  человека,  больного  туберкулезом  -  Он  не
представляет опасности для окружающих. - Нет,  в  определенном  смысле  он
опасен. Он может заразить других. Ладно, возьмем  к  примеру  несчастного,
который воображает, что он китайский император. Вы же не обвиняете  его  в
злом умысле. Я согласен, что общество нуждается в защите. Поместите  людей
куда-нибудь,  где  они  никому  не  причинят  вреда,  даже  устраните   их
безболезненным путем, да, я готов согласиться на крайние меры,  но  только
не называйте это наказанием. Не  убивайте  позором  их  семьи  -  невинных
людей.
   Я с интересом смотрел на него.
   - Я никогда раньше не слышал от вас таких речей.
   - А я не привык рассуждать о своих теориях на людях. Сегодня я  сел  на
своего конька. Вы разумный человек, Клемент, а не о всяком священнике  это
можно сказать. Вы, безусловно, не согласитесь,  что  такого  понятия,  как
"грех", вообще не должно существовать, но хотя бы сможете допустить  мысль
об этом - вы человек широких взглядов.
   - Это подрывает самую основу общепринятого мировоззрения, - сказал я.
   - А  как  же  иначе  -  ведь  мы  набиты  предрассудками,  чванством  и
ханжеством и обожаем судить о том, чего не понимаем. Я  по  чести  считаю,
что преступнику нужен врач, а не полиция и  не  священник.  А  в  будущем,
надеюсь, преступлений вообще не будет.
   - Вы могли бы их лечить?
   -  Мы  вылечили  бы  их.  Какая  удивительная  мысль!  Вы  когда-нибудь
интересовались  статистикой   преступности?   Нет?   Очень   немногие   ею
интересуются. А я ее изучал. Вас поразило бы количество несовершеннолетних
преступников - опять дело в  железах,  понимаете?  Юный  Нийл,  убийца  из
Оксфордшира, убил пятерых маленьких девочек,  прежде  чем  его  задержали.
Хороший мальчик, никогда никаких проступков за ним не водилось. Лили Роуз,
девушка из Корнуэлла,  убила  своего  дядю  за  то,  что  он  не  разрешал
объедаться конфетами. Ударила его молотком для разбивания угля,  когда  он
спал. Ее отослали домой, и она через две недели убила свою старшую  сестру
из-за какой-то пустяковой обиды. Конечно, их не приговаривали к повешению.
Отослали в исправительные заведения. Может, они с возрастом исправились, а
может, и нет. Девочка, во всяком случае, вызывает у меня  сомнение.  Ничем
не интересуется, обожает смотреть, как режут свиней. Вы знаете,  на  какой
возраст падает максимум самоубийств? На пятнадцать - шестнадцать  лет.  От
самоубийства до убийства не так уж далеко. Но ведь это не моральный порок,
а физический.
   - Страшно слушать, что вы говорите!
   - Нет - просто это для вас внове.  Приходится  смотреть  прямо  в  лицо
новым, непривычным истинам. Менять  соответственно  свои  понятия.  Однако
порой это сильно осложняет жизнь.
   Он  сидел,   сурово   нахмурясь,   словно   придавленный   необъяснимой
усталостью.
   - Хэйдок, - сказал я, - если бы вы  подозревали,  если  бы  знали,  что
некто совершил убийство,  вы  предали  бы  это  лицо  в  руки  закона  или
постарались бы выгородить его?
   Воздействие этого вопроса превзошло  мои  ожидания.  Хэйдок  вспылил  и
бросил мне подозрительно и сердито:
   - Почему вы это спросили, Клемент?  Что  у  вас  на  уме?  Выкладывайте
начистоту.
   - Признаюсь, я ничего определенного не имел в виду, - смущенно  ответил
я. - Но ведь мы сейчас только  об  убийстве  и  говорим.  Я  просто  хотел
узнать, как бы вы отнеслись к этому, если бы случайно угадали правду,  вот
и все.
   Его гнев улегся. Он снова устремил взгляд прямо перед собой, как  будто
старался прочесть ответ на мучительную загадку, рожденную его  собственным
мозгом.
   - Если бы я подозревал - если бы  знал  -  я  исполнил  бы  свой  долг,
Клемент. По крайней мере, я на это надеюсь.
   - Вопрос только в том, что вы сочтете своим долгом?
   Он взглянул мне в глаза, и я не смог ничего, прочесть в его взгляде.
   - Этот вопрос встает перед каждым человеком рано или поздно, Клемент. И
каждый принимает решение лично.
   - Значит, вы не знаете?
   - Не знаю...
   Я счел за благо переменить тему.
   - Мой племянник - вот кто получает от всего этого бездну  удовольствия,
- заметил я. - Все забросил, рыскает в поисках следов  и  окурков.  Хэйдок
улыбнулся. - Сколько ему лет?
   -  Шестнадцать  исполнилось.  В  этом  возрасте  трагедии  всерьез   не
воспринимаются. В голове только Шерлок Холме да Арсен Люпен.
   Хэйдок задумчиво сказал:
   - Красивый малый. А что вы с ним собираетесь делать дальше?
   - Университет, боюсь, мне не по карману. Сам он хочет пойти в  торговый
флот. В военные моряки его не взяли.
   - Да, жизнь там не сахар, но ведь он мог выбрать и похуже. Да, это  еще
не самое плохое.
   - Мне пора бежать, - воскликнул я, бросив взгляд на часы. - Я почти  на
полчаса опаздываю к ленчу!
   Мое семейство  как  раз  усаживалось  за  стол,  когда  я  пришел.  Они
потребовали полного отчета о том, чем  я  занимался  утром,  и  я  все  им
рассказал, чувствуя, что рассказ звучит как-то неинтересно, буднично.
   Деннису, однако, очень  понравился  рассказ  про  телефонный  звонок  к
миссис Прайс Ридли,  и,  когда  я  описывал  нервное  потрясение,  которое
потребовало лекарства в виде черносливовой наливки, он так  и  покатывался
со смеху.
   - Так ей и надо, старой греховоднице, - заявил он. -  Самая  злодейская
сплетница в округе. Жаль, что мне  не  пришло  в  голову  позвонить  ей  и
напугать до полусмерти. Слушь, дядя Лен, а не вкатить ли ей  вторую  дозу,
как ты думаешь?
   Я поспешно и убедительно попросил его даже и не  думать  об  этом.  Нет
ничего опаснее, чем блате намерения молодежи, которая  старается  искренне
помочь вам и проявить свое сочувствие.
   Настроение у Денниса резко переменилось. Он нахмурился  и  напустил  на
себя вид светского льва.
   - Я почти все утро провел с Летицией, - сказал он. - Знаешь, Гризельда,
она и вправду _очень_ огорчена. Не хочет показывать виду, конечно. Но  она
очень огорчена.
   - Хотелось бы верить, - сказала Гризельда, тряхнув головкой.
   Гризельда не особенно любит Летицию Протеро.
   - По-моему, ты несправедлива к Летиции, вот что.
   - Ты так думаешь? - сказала Гризельда.
   - Сейчас почти никто не носят траур.
   Гризельда промолчала, и я тоже. Деннис не унимался:
   - Она почти ни с кем не может поделиться, но _со мной-то_ она говорила.
Эта  история  ее  жутко  взволнована,  и  она  считает,  что  надо  что-то
предпринимать.
   - Она будет рада узнать, - сказал я, - что инспектор Слак разделяет  ее
мнение. Он сегодня собирается зайти, в Старую  Усадьбу,  вполне  вероятно,
что от усердия в поисках истины  он  сделает  жизнь  для  всех  совершенно
невыносимой.
   - А как ты думаешь, в чем истина. Лен? - внезапно спросила моя жена.
   - Трудно сказать, дорогая моя. Сейчас я вообще не знаю, что и думать.
   - Ты, кажется, говорил, что  инспектор  собирается  проследить,  откуда
тебе звонили, когда вызвали к Абботам?
   - Да.
   - А он сумеет? Ведь это очень трудно сделать, да?
   - По-моему, вовсе не трудно. На центральном  коммутаторе  отмечают  все
звонки.
   - О! - и моя жена надолго задумалась.
   - Дядя Лен, - сказал мой племянник, - с чего это ты так  набросился  на
меня сегодня утром, когда я пошутил, что ты, мол, хотел, чтобы  полковника
Протеро кто-то прикончил?
   - А потому, - сказал я, - что всему  свое  время.  У  инспектора  Слака
чувство юмора отсутствует. Он принял твои слова за чистую монету, он может
подвергнуть Мэри перекрестному допросу и выправить ордер на мой арест.
   - Он что, не понимает, когда его разыгрывают?
   - Нет, - сказал  я.  -  Не  понимает.  Он  добился  своего  теперешнего
положения неустанным трудом и служебным  рвением.  У  него  не  оставалось
времени на мелочи жизни.
   - Он тебе нравится, дядя Лен?
   - Нет, - сказал я. - Отнюдь. Я его терпеть не могу. Но  не  сомневаюсь,
что в своей профессии он достиг многого.
   - Как ты думаешь, он докопается, кто убил старика Протеро?
   - Если не докопается, - сказал я, - то вовсе не от недостатка усердия.
   В дверях возникла Мэри и объявила:
   - Там мистер Хоуз  вас  спрашивает.  Я  его  провела  в  гостиную.  Вам
записка. Ждут ответа. Можно словами.
   Я развернул записку и прочел:
   "Дорогой мистер Клемент, я буду очень благодарна вам, если  вы  зайдете
ко мне, как только сможете. Я в большом затруднении, и мне  необходим  ваш
совет.
   Искренне ваша Эстелла Лестрэндж".
   - Передайте, что я буду через полчаса, - сказал я Мэри. Потом  пошел  в
гостиную, где ждал Хоуз.



15

   Я очень огорчился, увидев Хоуза. Руки  у  него  тряслись,  лицо  нервно
подергивалось. Судя по всему, ему полагалось лежать в постели - так я  ему
и сказал. Он настойчиво возражал, что чувствует себя совершенно здоровым.
   - Уверяю вас, сэр, я никогда не чувствовал себя лучше. Никогда в жизни.
   Это так разительно противоречило действительности, что  я  не  нашелся,
что  ответить.  Нельзя  не  почувствовать  уважения  к  человеку,  который
героически сопротивляется болезни, но Хоуз зашел слишком далеко.
   - Я пришел выразить вам свое глубокое сочувствие относительно  событий,
имевших место в вашем доме.
   - Да, - ответил я, - приятного в этом мало.
   - Ужасно, ужасно.  Кажется,  они  освободили  мистера  Реддинга  из-под
ареста?
   - Да. Произошла ошибка. Он, э-э, довольно необдуманно оговорил себя.
   - И полиция окончательно уверилась в его невиновности?
   - Безусловно.
   - Могу ли я спросить - почему? Разве... то есть... Подозрение  пало  на
кого-то другого?
   Мне  никогда  бы  и  в  голову  не   пришло,   что   Хоуз   может   так
заинтересоваться перипетиями расследования дела об убийстве.  Может  быть,
причина в том, что убийство произошло  в  доме  священника.  Он  выпытывал
подробности, как заправский газетчик.
   - Не думаю, чтобы инспектор Слак посвящал меня во все свои соображения.
Насколько мне известно, он пока не  подозревает  никого  в  частности.  Он
занят расследованием.
   - Да, да, разумеется. Но вы могли бы вообразить, что кто-то способен на
такое черное дело?
   Я покачал головой.
   - Полковник Протеро не