рукой Матийцев,  - когда у вас
вон на поясе револьвер, а через плечо шашка, как у гусара!
     Околоточный счел нужным принять это за милую шутку, осклабился, снова
взял под козырек и сказал:
     - Присесть разрешите?
     - Ну вот уж и "разрешите"! - недовольно буркнул Матийцев. - Как будто
и без разрешения вы не могли бы сесть!
     - Сессия  окружного  суда  ведь  кончилась  уж,  -  вкрадчиво   начал
околоточный  садясь,  - значит,  у нас там какое-нибудь другое вам подошло
дело?
     - Почему же  вы думаете,  что я  к  вам туда еду?  -  раздраженно уже
заметил Матийцев.
     - Ах, не к нам! Стало быть, дальше вы... Может быть, даже в Ростов? -
откровенно старался догадаться околоточный, как бы не замечая его тона.
     - Вот именно, в Ростов.
     - Через полчаса билеты начнут выдавать,  - осведомил его околоточный,
зачем-то  вытаскивая при этом черные часы из бокового кармана и  сверяя их
со станционными, висевшими на стене.
     - А  вы-то  сюда  зачем же  попали?  -  спросил его  Матийцев,  чтобы
спросить что-нибудь. - Ждали кого-нибудь, что ли?
     Околоточный сделал вид, что удивился такому вопросу.
     - Если бы кого я ждал, то и у себя бы мог дождаться, - усмехнулся он.
- Нет,  это я тут у тетки своей был. Не моя хотя тетка, а жены моей, ну да
все равно,  называю ее так: тетка... Домик у нее тут, а так же садик есть,
ничего живут...  Вот день выдался от службы свободный, а с другой стороны,
жена просила съездить...  Прогостевал у  тетки денек,  а  теперь,  значит,
обратно.
     Станционного жандарма в  дверях  теперь  уже  не  было,  но  Матийцев
заметил,  как через эти двери вошел какой-то худощавый низенький человечек
в  кепке  с  пуговкой наверху,  остановился около дверей и  упорно смотрит
только в одну сторону - на них двоих, сидящих рядом.
     - Вот и  тесть мой пришел меня проведать!  -  очень весело сказал тут
околоточный.  -  Извините!  -  прибавил, дернув руку к козырьку, и пошел к
нему.
     Обняв его  рукой за  плечи совсем по-семейному,  он  вышел с  ним  на
перрон,  и  Матийцев сразу успокоился,  а  то  было уж ему несколько не по
себе.
     И почему-то тут же заработала мысль:  "А зачем,  собственно,  ехать в
Ростов?..  Не  лучше  ли  в Петербург,  к матери и сестре?  Прожить бы там
недели две-три, отдохнуть от всего, что пришлось пережить, может быть даже
и  попадется  там какое-нибудь место...  Пожалуй,  что лучше будет сделать
именно так,  потому что денег у него очень мало. Проживет он их в Ростове,
и что же дальше? Где и у кого там можно достать денег?"
     Думая так теперь уже в направлении Петербурга, а не Ростова, Матийцев
даже  подивился на  самого себя,  почему такая  трезвая,  такая счастливая
мысль не пришла ему в голову раньше. Правда, был все время какой-то стыд в
душе явиться вдруг к матери и сестре выброшенным из жизни, но этот стыд он
теперь счел совершенно детским.  Если даже считать,  что он  действительно
выброшен,  то ведь только с  должности заведующего шахтой,  а совсем не из
жизни, и это временно, конечно, и ничего тут особенного нет...
     На  поезд,  идущий  в  сторону Ростова,  отсюда  садилось немного,  -
человек пять-шесть,  как определил Матийцев,  когда они потянулись гуськом
брать билеты.  Но  он  не  поднялся с  места,  так как переменил уже очень
твердо решение ехать в Ростов.
     Однако возле него вдруг возник снова околоточный.
     - Касса открыта, - сказал он.
     - Да, я вижу, что открыта... Успею, - отозвался Матийцев.
     - И  даже я  вам не советую здесь брать билет,  господин Матийцев,  -
вкрадчиво продолжал околоточный.  -  Зрящая  потеря  денег,  хотя  деньги,
конечно,  небольшие.  Ведь обер-кондуктор мне знакомый: до города он вас и
бесплатно довезет,  а  там,  конечно,  возьмете...  Все-таки вам  экономия
будет.
     Так  как Матийцев вскинул на  него не  только оторопелый,  но  даже и
обиженный взгляд, он тут же добавил:
     - Впрочем, это я ведь только так, - ваши интересы соблюдаю, а там как
хотите,  конечно:  если имеете свободные деньги,  отчего же  не дать казне
дохода?
     - Я  совсем  передумал ехать  в  Ростов,  -  тщательно выбирая слова,
сказал Матийцев.  -  Я  решил ехать не в Ростов,  а...  -  тут он запнулся
несколько, но твердо добавил: - в Харьков.
     - Что  так  вдруг?  -  сделал явно непонимающие глаза околоточный.  -
Ростов -  там,  Харьков -  там! (Он показал рукой в разные стороны.) Кроме
того, ведь поезд на Харьков когда же теперь сюда придет? Только ночью!
     - Ничего,  дождусь,  -  и,  сказав это,  Матийцев оглянулся почему-то
назад и увидел тестя околоточного, стоявшего как раз за его скамьею.
     - В Харьков,  оказывается, хотят ехать, - обратился вдруг околоточный
к своему тестю, как будто тому очень нужно было это знать.
     Тогда именно и  случилось то,  чего смутно еще,  но  все же почему-то
ожидал  Матийцев:   "тесть"  околоточного  из-за   высокой  спинки  скамьи
выступил,  стал  перед ним  рядом со  своим рослым "зятем" и  сказал сухим
трескучим голосом,  который можно было предположить у  него и  так по  его
впалым щекам и мелким морщинкам на загорелом лице:
     - Ну  что там уж  выдумывать еще какой-то Харьков!  Умный человек,  а
выдумывает!
     - То есть как это?  - тихо спросил Матийцев и поднялся, чтобы уйти от
этих двух,  назойливо так к нему приставших, и сделал было уж два-три шага
по  направлению к  двери,  ведущей на перрон,  но околоточный ринулся туда
тоже,   причем  гораздо  раньше  его  очутился  около  двери,   и   сказал
полушепотом:
     - Нет уж, вы теперь не делайте скандала, прошу!
     - Я что же это,  -  арестован вами,  что ли? - в тон ему тихо спросил
Матийцев.
     - Ну,  а как же еще? Разумеется! - ответил околоточный, став спиною к
двери.
     "Тесть" его вырос рядом с  ним,  глядел жестко и непреклонно,  причем
правую руку держал почему-то в оттопыренном кармане пиджака,  -  серого, в
клетку.
     "Агент охранки",  - догадался наконец Матийцев и вспомнил телеграфные
провода,  на которые указывал Наровлянский. Вместе с тем ему вспомнились и
слова Коли Худолея:  "Нет уж,  с инженерством все теперь у вас должно быть
кончено!"
     И было вот что в нем теперь, несколько странное даже для него самого:
он  почувствовал вдруг,  как  слетела с  него  какая-то  вязкая  последняя
тяжесть, вроде крупной чешуи большой рыбы, и как большая бодрость и вера в
нового себя охватила его всего и заставила выпрямиться, развернуть плечи и
даже улыбнуться,  и, глядя с этой новой для него улыбкой на высмоктанного,
но  весьма  непреклонного агента  охранки,  он  сказал ему  отчетливо и  с
выражением:
     - "Умный человек, а выдумывает", - это у тебя не плохо вышло, да!


     1958 г.