едствие этого  выступила Англия  и  заперла  германский флот  в  Кильском
канале; Швеция молчала; непосредственная опасность для Петербурга исчезла; и
не только Москва, но даже и Киев оказался не под ударом, так как с первых же
дней обозначилось распыление австрийских сил в трех направлениях веером:  на
северо-восток,  на восток и на юг,  против Сербии,  а удар пятернею - это не
удар кулаком.
     Оказалось непредвиденное даже за месяц до начала войны большое у России
превосходство в силах,  с одной стороны,  а с другой,  -  надо было выручать
Францию, так как немцы стремились к Парижу. Поход на Пруссию стал необходим.
     Этот поход был обусловлен, конечно, гораздо раньше. О нем великий князь
Николай   Николаевич,    еще   будучи   только   кандидатом   в    верховные
главнокомандующие,  не раз имел случай говорить с  Жоффром;  о нем император
Николай  подробно  говорил  с  президентом  Франции  Пуанкаре.   Наконец,  о
возможности русского наступления на  Восточную Пруссию уже свыше сорока лет,
начиная с 1871 года, говорили и писали немецкие генералы.
     И,  разумеется,  верховный главнокомандующий германской армии и флота -
Вильгельм - не оставил Восточную Пруссию беззащитной.
     Правда, из восьми немецких армий семь были направлены против Франции, и
только последняя,  восьмая, бывшая под начальством генерала Притвица, должна
была защищать Восточную Пруссию.  Но это была сильная армия,  и в нее, кроме
корпусов  полевых  войск,  входило  несколько  дивизий  и  отдельных  бригад
ландвера.  Многочисленны были и гарнизоны крепостей, как Кенигсберг, Летцен,
Грауденц,  Торн,  но  и  среди населения этой  лесистой,  озерно-болотистой,
изрезанной в  то  же  время  во  всех  направлениях железными,  шоссейными и
прекрасными грунтовыми  дорогами  части  Германии  было  много  стрелковых и
других обществ и кружков, в любое время готовых действовать как партизанские
отряды  по  тылам  противника,  если  бы  ему  вздумалось вторгнуться внутрь
страны.
     По своим размерам Восточная Пруссия не могла идти ни в  какое сравнение
с  Россией,  и,  однако,  немецкие  стратеги  не  забывали скифского способа
ведения войны в южнорусских степях. Когда, например, за 513 лет до нашей эры
Дарий,  царь персидский, с войском в 80 тысяч двигался берегом моря от устья
Дуная,  пользуясь помощью греческого флота,  который вез  продовольствие для
его солдат,  он  с  трудом дошел до  устья Днепра и  с  большой поспешностью
повернул обратно, пробиваясь через скопища скифов, зашедших ему в тыл.
     Сорок  с  лишним  лет  в  германской армии  на  тактических занятиях  с
офицерами в военных ли академиях, или в полках решались одни и те же задачи,
- как окружать и  уничтожать русские части,  которые вздумали бы  проникнуть
внутрь Восточной Пруссии - страны с однородным и очень густым населением.
     Однако спасти Париж можно было только движением на  Берлин,  а  путь на
Берлин  лежал   только  через  Восточную  Пруссию,   поэтому  образован  был
Северо-Западный  фронт,  и  главнокомандующим  этого  фронта  был  поставлен
командовавший  войсками  Варшавского  военного  округа  генерал-от-кавалерии
Жилинский,  который во  главе двух армий должен был по  директиве верховного
главнокомандующего в  кратчайший срок  занять Восточную Пруссию,  после чего
взять направление на Берлин.
     1-й  армией  его  получил  назначение  командовать генерал-от-кавалерии
Ренненкампф,  2-й  -  тоже генерал-от-кавалерии Самсонов.  Ренненкампф перед
войной  был  командующим войсками  Виленского военного  округа,  Самсонов  -
Туркестанского.
     Все трое были участниками бесславной войны царизма с Японией: Жилинский
занимал   пост   начальника  штаба   наместника  Дальнего  Востока  адмирала
Алексеева;  Самсонов,  как начальник кавалерийской дивизии,  отличился в бою
при Вафангоу и выдвинулся,  как способный генерал,  а Ренненкампф,  попавший
еще  при  Драгомирове из  Киевского военного округа  на  Дальний  Восток  за
казнокрадство,  прославился и  там  не  столько военными подвигами,  сколько
грабежами,  но  зато вскоре по  заключении мира зарекомендовал себя с  самой
лучшей стороны перед царем,  как ревностный душитель революции в Сибири. Его
карательные  экспедиции  заканчивались  обычно   лесом   виселиц,   которыми
любовался истинный мастер казней, сам Ренненкампф. За эти подвиги он получил
генерал-адъютантство. Он имел до двадцати родственников в Германии, и полное
имя его было Пауль-Георг Карлович Эдлер фон Ренненкампф.
     Разумеется,  как придворный немец,  он прекрасно говорил по-немецки,  а
генерал-от-кавалерии   Жилинский,   получивший  французское  воспитание,   -
по-французски,  и  это  знание  иностранных языков имело  решающее значение,
когда выдвигались кандидаты на пост начальника генерального штаба. Этот пост
получил Жилинский,  как  в  совершенстве владевший французским языком:  ведь
нужно  было  ездить  во  Францию на  маневры,  говорить с  Жоффром о  планах
войны...  Разговоры  эти  привели  только  к  тому,  что  Жилинский подписал
обязательство непременно на  пятнадцатый день  мобилизации выступить  против
Германии.  Он  же  должен  был  и  разработать  это  выступление так,  чтобы
Самсонову,  который  должен  был  спешно  прибыть в  Варшаву из  Туркестана,
оставалось только пожать плоды трудов этого стратега.


        "II"

     Если   Ренненкампф  имел  многих  родственников  в   Германии,   то   и
противостоящий ему  командующий 8-й  немецкой  армией  в  Восточной  Пруссии
генерал фон Притвиц имел племянника,  тоже фон Притвица,  преспокойно, как и
десятки тысяч других немцев, жившего в Петербурге. Он, правда, был арестован
на пятый день после объявления войны,  но на седьмой день выпущен на поруки,
так  как  за   него  хлопотал  крупный  чиновник  русского  государственного
механизма, тоже, разумеется, немец.
     Русский меч  в  июле -  августе 1914 года был  поднят против той  самой
Пруссии,  о которой отечески заботились русские императоры,  начиная с Петра
III, обожавшего короля Пруссии Фридриха II.
     Казалось, что только заботами об интересах Германии вообще, и Пруссии в
частности, можно было объяснить решение секретного совещания военного совета
в  Москве всего лишь за два года до начала мировой войны -  без боя уступить
немцам все польские губернии с Варшавой во главе и отодвинуть русские войска
на линию Белосток -  Брест... Между тем одним из генералов, выдвинувших этот
проект,  был  начальник штаба  Варшавского военного округа генерал-лейтенант
Клюев;  теперь  он  командовал одним  из  корпусов  армии  Самсонова,  13-м,
оставаясь по-прежнему глубоко убежденным,  что  даже  русской Польши русские
войска были бы не в состоянии защитить,  так как она далеко выдается вперед,
и немцы неминуемо ее обойдут и отрежут.
     Разумеется,  на этом секретном совещании 1912 года были и Жилинский,  и
Ренненкампф,  и еще несколько генералов, которым теперь предстояло не только
не уводить свои части из Польши, но, напротив, вести их на Пруссию, в логово
того самого медведя, которого они боялись.
     Задача их  всякому должна была  показаться ясной:  раз  медведь кинулся
всей своей тушей в  сторону одного из  обложивших его охотников,  нужно было
вцепиться в  его  правую заднюю лапу мертвой хваткой,  -  и  это должна была
сделать 1-я  армия,  а 2-я -  двинуться по его следам и отсечь эту лапу,  не
допустив ее  перешагнуть через Вислу.  Удастся или  нет  отсечь,  во  всяком
случае должно удаться настолько обескровить,  чтобы  медведь не  мог  далеко
уйти вперед.
     Могло случиться и так,  что он вынужден был бы оглянуться назад,  а это
было бы спасительным для охотника, на которого он ринулся. Франция сумела бы
воспользоваться хотя бы  и  небольшой передышкой и  приготовиться к  отпору;
Париж был бы спасен; война сразу приняла бы не тот оборот, который лелеяли в
Берлине.
     Не  могло быть другого плана действий,  кроме наступления в  Галиции на
Австрию и  наступления в  Восточной Пруссии на Германию;  но эти наступления
нужно было подготовить, и особенно последнее.
     Двадцать  миллиардов  франков  дали  взаймы  банкиры  Франции  русскому
правительству  на  подготовку  к  войне  и  в  первую  голову  на  постройку
стратегических железных дорог,  а число их,  ведущих в Восточную Пруссию, не
прибавилось:  одна  -  только одна!  -  линия  могла обслуживать целую армию
Ренненкампфа и одна - только одна! - армию Самсонова.
     Перед 1-й  армией лежала,  как  непроходимое препятствие,  длинная цепь
Мазурских озер, с сильно укрепленными междуозерьями и берегами и с крепостью
Летцен, вынесенной перед ними. Поэтому 1-я армия получила директиву главными
силами  своими  обойти  эти  озера  с  севера,  2-я  же  армия  должна  была
действовать к  западу от  Мазурских озер,  в  местности очень  пересеченной,
болотистой и лесистой.
     Не  только  8-я  немецкая армия,  почти  равная по  числу  штыков (если
считать крепостные гарнизоны) обеим  армиям русским,  прекрасно снабженная и
продовольствием и  снарядами и,  главное,  тяжелой  артиллерией (до  двухсот
орудий против двадцати русских),  но целая страна с  населением в  несколько
миллионов   человек,    военизированным,    крайне    враждебным,    отлично
приспособленным к  самозащите,  противостояла русскому вторжению.  Не только
победить 8-ю  немецкую армию на  полях сражений,  но завоевать всю Восточную
Пруссию в кратчайший,  притом, срок - вот по существу какая задача выпала на
долю нескольких корпусов Северо-Западного фронта.
     Но  из  Парижа доносился вопль о  помощи,  а  в  русской армии все,  от
генерала до солдата из обозной команды,  знали суворовское:  "Сам погибай, а
товарища выручай!"  И  в  директиве из  штаба  верховного главнокомандующего
генералу  Жилинскому  уже  на  шестой  день  войны  появились  слова:   "Нам
необходимо готовиться к  энергичному натиску при  первой  возможности,  дабы
облегчить положение французов..."
     Спешно  подвозились  сборные  войска.  Спешно  подготавливались тыловые
учреждения -  лазареты,  артиллерийские парки,  склады  провианта и  другие.
Спешно  производилась разведка оставшихся в  Восточной Пруссии немецких сил,
так  как  точных данных об  этом не  было...  Все делалось спешно (и  потому
беспорядочно) с единственной целью,  чтобы -  готовы для этого или нет -  на
пятнадцатый день,  как  было  условлено  с  Жоффром,  начать  "планомерное и
спокойное наступление",  как  было  сказано  в  одной  из  директив  Николая
Николаевича, который пока находился еще в Петербурге.


        "III"

     Александр Васильевич Самсонов прибыл к вверенной ему 2-й армии на пятый
день войны, 23 июля, и части, с которыми он счел нужным познакомиться в этот
день в городе Волковыске,  увидели строгого на вид,  тучного,  с одутловатым
лицом генерала,  от распорядительности которого, от военных способностей, от
энергии, от знания обстановки, от верного взгляда на дело зависела во многом
их судьба.
     Как  ученики в  классе  внимательнейше вглядываются в  нового  учителя,
стараясь определить его еще до  первых слов,  какие он  скажет им  со  своей
кафедры,  так вглядывались в  прибывшего к ним командарма офицеры и генералы
незнакомых ему частей.
     В  свою  очередь и  Самсонов после  смотра войск обращался к  высокому,
бравого вида полковнику Крымову,  исполнявшему у него в Ташкенте обязанности
генерала для поручений и взятому им сюда, в Волковыск:
     - Вам не приходилось слышать,  что это за генерал Кондратович?..  Вы не
знаете, что представляет собою генерал Клюев?.. Любопытно бы знать, кого мне
дали в  командиры корпусов...  Что  же  касается Ренненкампфа,  командующего
первой  армией,  то  этого  прохвоста я  довольно хорошо  знаю  по  японской
кампании.
     Ему  было  пятьдесят пять  лет  -  возраст,  когда иные  люди,  завидно
крепкого до того здоровья,  неудержимо начинают толстеть, страдать одышкой и
с  изумлением глядят на самих себя в  зеркало и ощупывают свое новое бремя -
живот.
     Когда  Самсонов  командовал дивизией  в  Маньчжурии,  он  был  худощав,
строен,  с плотным коротким ежиком волос на голове. Теперь темные волосы его
сильно  поседели,   поредели,  а  в  отпущенной,  хотя  и  довольно  коротко
подстриженной бороде седины стало еще больше, чем в голове.
     В  Ташкенте,  когда  он  был  командующим войсками военного округа,  он
внушил себе,  что эта седина, как и толщина, вполне соответствует его важной
должности,  требующей представительности;  здесь же,  в Волковыске,  где все
было неустроено,  где  все спешили,  где все готовились к  серьезному делу -
походу на Пруссию,  он видел, что излишне тяжел, ни к чему сановит, приобрел
в  Азии привычку не думать о  разных мелочах,  что считал обязанностью своих
штабных.
     Здесь,  - он понял в первый же день, - никаких мелочей совсем даже и не
было,  все было важно,  значительно:  здесь не к  ежегодным осенним маневрам
готовились,  а к войне,  притом с гораздо более опасным врагом,  чем японцы.
Кроме  того,  здесь  у  него  под  начальством оказывалось больше  полков  и
батарей,  чем было их во всем Туркестанском округе в мирное время, и все они
двигались,  перемещались,  занимали исходные позиции для того, чтобы тут же,
по приказу свыше, начать "энергичный натиск" к западу от Мазурских озер.
     А  чем и  как кормить армию,  в которой набирается до полутораста тысяч
человек? Как наладить для нее выпечку хлеба во время энергичного натиска?
     Обеспокоенный этим,  Самсонов в  первый же день справился и узнал,  что
заготовлено пока только для трех его корпусов:  муки -  на  три с  половиной
месяца,  овса -  на сорок дней,  крупы - на полтора месяца и восемьсот тысяч
банок консервов.
     А как передвигать все это за армией,  наступающей энергично? Оказалось,
что,  кроме обычных обозов, ожидается еще декавилька на сто верст, такая же,
какая имеется уже в 1-й армии.
     Снарядов для легких орудий (тяжелых пока не  было доставлено) числилось
по 650 на орудие, и Самсонов говорил Крымову:
     - Для начала дела это неплохо:  в японскую кампанию мы об этом не могли
и  мечтать.  Ну,  а  как  пойдет  снабжение  артиллерии дальше?  Вот  в  чем
загвоздка!
     До  границы  Восточной Пруссии  нужно  было  вести  свои  корпуса через
польские губернии,  а  как будут настроены жители их к русским войскам?  Как
будут надежны поляки, вошедшие в полки?
     Прежде чем попасть в Волковыск, Самсонов приехал из Ташкента в Варшаву,
где  в  те  дни  -  последние дни  июля  по  старому стилю  -  заканчивалась
мобилизация,  и  счел  необходимым познакомить с  собою  население  Варшавы,
выпустив тогда такое обращение к нему:
     "Мобилизация в предположенные сроки закончена.  Я считаю себя обязанным
в  этот  торжественный момент  для  армии  обратиться  ко  всему  населению,
пополнившему ряды вверенных мне войск,  со словами глубокой благодарности за
тот порядок, который царил всюду при явках запасных на службу. Нам предстоит
еще  много  испытаний,  но  во  всех  случаях войны  я  призываю население к
спокойствию и  содействию армии  всеми  силами и  средствами для  достижения
победы.
     Твердо  верю,  что  в  противнике,  скрестившем  с  нами  оружие  свое,
население видит такого же заклятого врага,  какого видит в нем армия. Пойдем
же  рука об руку!  Ведь армия -  это плоть от плоти и  кровь от крови своего
народа!"
     Привычный в  последние годы  для  Самсонова штаб  Туркестанского округа
остался почти весь в  Ташкенте,  и здесь приходилось спешно создавать новый,
полевой штаб  и  начинать трудное,  как  оказалось,  дело -  срабатываться с
новыми людьми.
     В  то же время не одна только подготовка к  наступлению завертела,  как
водоворот, Самсонова с первого же дня прибытия в Волковыск. Кучами из разных
мест  расположения  2-й   армии  стали  поступать  жалобы  от  населения  на
самочинные реквизиции лошадей,  сена,  овса,  причем  отбиралось все  это  и
другое подобное бесплатно,  просто для нужд войны. А с линии фронта, где шли
уже  мелкие  пограничные стычки конных разведчиков обеих  сторон,  поступали
однообразные донесения о небольших,  разумеется, потерях при этом, и одно из
них,  упоминавшее о  нескольких пропавших без вести,  возмутило Самсонова до
того,  что он собственноручно написал текст приказа по армии,  помеченного Э
4.
     "Предупреждаю,  что я не допускаю никаких насилий над жителями, - писал
он.  -  За  все  то,  что  берется от  населения,  должно  быть  полностью и
справедливо уплачено".  И  затем:  "В  одном из  донесений я  усмотрел,  что
несколько нижних чинов без  вести пропало.  В  большинстве случаев без вести
пропавшие впоследствии оказываются в  плену.  Попадать в плен позорно!  Лишь
тяжело раненный может найти оправдание. Разъяснить это во всех частях".
     Приказы  за  приказами писались в  штабе  2-й  армии  и  диктовались по
телефону в  штабы отдельных частей.  Приказы за приказами получались в штабе
2-й  армии из  штаба главнокомандующего фронтом генерала Жилинского.  Щедрый
ливень  приказов заставлял тысячи  людей  беспорядочно метаться,  недоедать,
недосыпать, иметь задерганный, угорелый вид.
     Для  ускорения передачи  приказов  устанавливался искровый,  как  тогда
говорили, телеграф, то есть радио, - военная новость для Самсонова.
     Так  как  немецкая печать изо всех сил трубила о  великом превосходстве
немецкой авиации над  русской и  пророчила разрушение городов и  истребление
множества людей  вследствие налетов  на  русскую  территорию цеппелинов,  то
получались приказы о борьбе с цеппелинами при помощи связок из шестидюймовых
гвоздей:  русские летчики должны были, поднявшись выше цеппелинов, бросать в
них эти пачки гвоздей, чем и продырявливать их оболочки.
     Цеппелинов не было во время японской кампании: они тоже явились военной
новостью.  Вообще за  очень короткое время после 1905 года,  за какие-нибудь
девять лет,  выплыло на  фронт  порядочно таких новостей,  но  самой большой
новостью оказался сам этот фронт: о нем не слыхали сто лет.
     Карта Восточной Пруссии и  подступов к  ней  со  стороны русской Польши
приковала к  себе внимание Самсонова.  Он  изучал дороги,  по которым должны
были двигаться три его корпуса:  13-й,  15-й и 23-й.  Он заранее намечал для
них наиболее удобные привалы,  ночевки и дневки.  Он стремился,  заботясь об
этом,  как  старый кавалерист,  определить на  карте  места,  где  могли  бы
развернуться и  действовать лавой кавалерийские части,  как десять лет назад
обрушилась на  японцев его  дивизия при Вафангоу...  Он  старался,  наконец,
представить   себе,   как   именно,   и   где,   и   какими   силами   будут
противодействовать натиску его войск войска противника.
     Свой  правый фланг он  не  представлял иначе,  как  тесно примыкающим к
левому флангу 1-й  армии,  но  как было уберечь левофланговый корпус свой от
обхода его немцами? Глаза корпуса - конноразведочные части он видел на карте
рассыпанным веером перед пехотными полками корпуса, но ведь они могли только
дать знать пехоте, что немцы накопляются на левом фланге, - предотвратить же
обход не могли.
     Однако о  том,  чтобы предотвратить обход,  думали и в ставке и в штабе
командующего фронтом,  и вот армия Самсонова начала расти: в нее включен был
еще  один  корпус -  1-й,  который вышел из  Варшавы,  прошел через крепость
Новогеоргиевск и примкнул к 23-му корпусу слева. А вслед за 1-м корпусом был
влит в армию,  теперь уже с правого фланга,  еще и 6-й армейский корпус: 2-я
армия стала значительно сильнее, чем 1-я.
     Это могло бы  льстить самолюбию Самсонова,  если бы он не знал,  что на
него возлагается гораздо более серьезная задача,  чем  на  Ренненкампфа.  По
данным  разведки,  главные силы  немецкой 8-й  армии  сосредоточены были  за
линией  Мазурских  озер,  и  в  то  время  как  Ренненкампфу  по  директивам
Жилинского предписывалось только  обойти Мазурские озера