овый мир", "Знамя" и "Звезда" с  разноцветными
закладками  сложены  стопочкой;  так  же  аккуратно  лежали  новые  книги.
Остановился возле своего стула с высокой спинкой, садиться не стал,  глухо
спросил:
     - Когда наши войска до конца подготовятся к наступлению? Когда сможем
начать штурм Берлина?
     Жуков ответил, что  план  штурма  Берлина  проработан  в  его  штабе,
наступление Первого Белорусского фронта может начаться не позже чем  через
две недели, маршал Конев будет готов к этому же сроку.
     - Однако, - заключил Жуков, - войска Рокоссовского,  судя  по  всему,
задержатся с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига и Гдыни
до середины апреля и не смогут начать наступление одновременно с нами...
     Сталин снова походил по кабинету,  потом  вернулся  к  столу,  пыхнул
трубкой и заключил:
     -  Что  ж,  придется  начать  операцию,  не  ожидая  действий  фронта
Рокоссовского... Необходимо кардинальное решение...



ЗВЕНЬЯ ЗАГОВОРА
__________________________________________________________________________

     Мюллер положил на стол Бормана пять страниц убористого  -  почти  без
интервалов - машинописного текста и сказал:
     - Думаю, тут более чем достаточно, рейхсляйтер.
     Борман читал быстро; первый раз обычно по диагонали, делая  на  полях
одному ему понятные пометки;  второй  раз  он  п р о х о д и л  по  тексту
скрупулезно, с карандашом, обдумывая каждое слово, но, онако  же,  лишь  в
тех строчках,  которые  мог  п у с т и т ь  в  д е л о,  на  остальные  не
обращая более внимания.
     В этих пяти страницах Мюллер собрал и  обобщил  данные  прослушивания
разговоров Гудериана и Гелена, которые велись его службой последние дни по
просьбе Бормана.
     Рейхсляйтер сразу же  отчеркнул  целый  ряд  фраз:  "фюрер  полностью
деморализован", "преступление Гитлера - с точки  зрения  законов  войны  -
заключено в том, что он до сих пор медлит с эвакуацией ставки в Альпийский
редут", "Гитлер не желает смотреть правде в глаза",  "катастрофа,  видимо,
наступит в конце мая, Гитлер повинен в том, что  мы  проиграли  выигранную
кампанию", "то, что Гитлер  не  разрешает  эвакуировать  группу  армий  из
Курляндии, то, что он до сих пор не позволяет  перебросить  все  войска  с
запада на восток, свидетельствует о том, что он  совершенно  оторвался  от
жизни; он живет в бункере затворником, не понимая  настроения  нации,  ему
неведомо, что в рейхе нет хлеба и маргарина, он не желает знать, что  люди
мерзнут  в  нетопленых  квартирах:   его    приказ    бросать    мальчиков
"Гитлерюгенда" в бой чреват тем, что через двадцать лет в стране не  будет
достаточного  количества  мужчин  того  возраста,    которому    предстоит
командовать  возрожденной  армией  Германии",  "единственная  надежда   на
спасение  германского  национального  духа  заключена   в    том,    чтобы
сосредоточить под Берлином все наши армии  и  навязать  большевикам  такую
битву,  которая  потрясет  Запад,  ибо  это  будет  битва   против    идеи
Интернационала,  против  русского  коммунизма,  битва   за    непреходящие
европейские ценности"...
     Борман поднял глаза на Мюллера:
     - Вы же понимаете, что подобного рода высказывания я  просто-напросто
не имею права показать фюреру, это травмирует его ранимую душу.
     - Рейхсляйтер, я  догадывался,  зачем  вам  нужен  этот  материал,  и
поэтому отбирал самые мягкие высказывания. Были - круче.
     - Ну, знаете ли, вгорячах всякое можно сказать... И Гудериан, и Гелен
- честные люди, но они слишком  прямолинейны,  армейская  каста...  Именно
поэтому ваш материал  -  в  таком  виде,  как  он  сейчас  записан,  -  не
годится...  Пожалуйста, подготовьте на полстранички такого, примерно, рода
данные: Гелен должен выразиться в том смысле, что ему необходим отдых,  он
не в силах более выносить постоянных бомбежек, и что  если  их  изнуряющий
грохот не слышен в бункере, то он в Майбахе живет на пределе своих  сил...
По-моему, логично, не находите?
     - Вполне.
     - Ну а что касается Гудериана, то пусть он скажет  Типпельскирху  или
Хайнрици, что мечтает - после того как его подлечат - вернуться  в  окопы;
танковые сражения, мастером которых он себя считает, обеспечат нам  победу
в предстоящих боях.  Пусть он скажет - но в весьма уважительных  тонах,  -
что постоянные размолвки с Кейтелем, а  особенно  с  Йодлем  не  дают  ему
возможности проявить себя как военачальника,  составившего  имя  на  полях
танковых битв...
     - Именно такого рода разговор состоялся у Гудериана с рейхсфюрером, -
заметил Мюллер.
     Борман усмехнулся:
     - Это лично я посоветовал ему так говорить с Гиммлером.  Думаю, фюрер
поручит именно Гудериану поехать в Пренцлау, в штаб группы армий  "Висла",
и  вручить  Гиммлеру  приказ  о  том,  что   с    рейхсфюрера    слагается
командование...
     Мюллер кашлянул, прикрыв рот ладонью, тихо спросил:
     - Вы полагаете, что разъединение Гиммлера с армией приведет его к еще
большей изоляции? Лишит реальной силы?
     Борман долго молчал, потом, вздохнув, ответил:
     - Мюллер, хочу дать добрый совет на будущее: никогда  не  показывайте
тому, кто станет вашим шефом, что вы  умеете  просчитывать  его  мысль  на
порядок вперед...  Вы, наоборот, должны всячески внушать руководителю, что
умение видеть грядущее  присуще  лишь  одному  ему,  и  никому  другому...
Знаете, как бы вам сейчас следовало сказать мне?
     - Видимо, я должен был,  -  добродушно  ответил  Мюллер,  -  выразить
удивление тем, что столь достойный человек, каким  все  по  праву  считают
рейхсфюрера СС, не сможет и впредь возглавлять группу армий "Висла";  рейх
лишится возможности лишний раз убедиться в том,  как  благотворно  влияние
людей СС на безыдейные силы вермахта...
     Борман покачал головой:
     - Тогда вы бы  сразу  расписались  в  том,  что  служите  дураку  или
параноику...  А я психически  абсолютно  здоров,  что,  увы,  лишает  меня
надежды прослыть гениальным...  Ну, и я не  полный  дурень...  Нет,  милый
Мюллер, вы должны были сказать, что такого  рода  решение  вас  совершенно
изумило, а затем достали б блокнотик с ручкой, да и  показали  б,  что  вы
ничего не можете сами, но лишь умеете скрупулезно выполнять  то,  что  вам
предпишет шеф.
     Мюллер удержался от того, чтобы не сказать: "Вы навязываете мне  свою
манеру поведения, стоит ли повторять?  Ведь  именно  поиск  рождает  новые
повороты  к а ч е с т в а".
     Борман, словно бы поняв эти мысли Мюллера, заметил:
     - Да, да, именно так, я навязываю вам  стереотип  поведения,  который
привел меня в то кресло, где я сижу сейчас, и делаю это потому  лишь,  что
наши с вами отношения в последние недели стали особыми, Мюллер... А теперь
скажите главное: сможете ли вы сделать так,  чтобы  в  Кремле  уже  завтра
узнали про два события, внешне ничем между собою не  связанные:  первое  -
начальником штаба вместо Гудериана назначен генерал Кребс, находившийся  в
тени потому, что был служащим военного атташата в Москве  при  Шуленбурге,
когда тот был  послом.  Кребс  слишком  хорошо  знал  русских  и  всячески
подчеркивал свое убеждение, что военная  победа  над  Россией  невозможна;
второе - что на пост начальника  штаба  Кребса  провел  рабочий  секретарь
фюрера, некий Борман, полагающий, что именно Кребс  -  в  нужное  время  -
сможет  договориться  с  советским   Верховным    Главнокомандованием    о
необходимости прекращения кровопролития.
     - Смогу, - ответил Мюллер,  окончательно  убедившись  в  том,  что  у
Бормана существует детально проработанный план спасения, в котором элемент
случайного  провала  конечно  же  учтен,  но  главная  ставка  сделана  на
обстоятельную  п л а н о м е р н о с т ь  удачи.
     - Я верю вам, - сказал Борман. - Так что теперь  вы  вправе  задавать
вопросы.
     - Стоит ли, рейхсляйтер? Я бесконечно вам  предан,  ваше  восхождение
говорит за то, что вы знаете наперед  не  два  или  три,  а  сто  ходов  и
рассчитываете их так, что всякое сотрясение воздуха  моими  недоумевающими
словесами может помешать вам держать нити плана в едином клубке замысла.
     Борман заметил:
     - Что-то вы  заговорили,  словно  Шелленберг:  слишком  витиевато,  а
посему - подозрительно...
     - Каждый человек всегда норовит хоть  в  чем-то  взять  реванш,  если
отдает себе отчет, что в главном, то есть в уме, реванш невозможен...  Вот
я и начал заливаться по-соловьиному, не сердитесь...
     - Ответ убедителен...  И, наконец, две последние  позиции,  Мюллер...
Сделайте так, чтобы ваша служба получила тревожный сигнал из Фленсбурга, с
морской базы гросс-адмирала Деница, по поводу того, что на борту подводной
лодки особого назначения ведутся  недопустимые  разговоры  среди  офицеров
флота...   И   начните   там   р а б о т у...   Договоритесь  с    людьми,
обслуживающими подводный флот, чтобы они согласились на введение в  экипаж
пятерых  ваших  наиболее  доверенных  коллег...  Пусть  они   едут    туда
немедленно...  Пусть они знают, что без вашей команды эта подводная  лодка
не вправе отойти от пирса ни на сантиметр...  А  вот  эту  папку  с  рядом
вопросов по делу Рудольфа Гесса я доверяю не вам - а памяти ваших  внуков.
Прочитав это дело, можно сохранить  главную  тайну  рейха  или,  наоборот,
потерять ее, что вообще-то обидно.  -  Словно  бы  испугавшись  того,  что
Мюллер спросит его о  чем-либо,  Борман  быстро  поднялся,  передал  папку
группенфюреру и сказал: - До свиданья, вы свободны!
     ...Потом   он   принял    Кальтенбруннера,    проверив    по    часам
н е в о з м о ж н о с т ь  даже  случайной  встречи   Мюллера   со   своим
непосредственным  начальником;  прочитал  три  странички,  написанные    в
концлагере Канарисом, поинтересовался,  насколько  эти  данные  интересны,
выслушал ответ, из которого  явствовало,  что  такого  рода  информация  в
картотеках РСХА не зарегистрирована, не говоря уже  об  отделах  армейской
разведки, спрятал листочки в сейф, заметив при этом:
     - А вот через меня такого рода информация проходила,  Кальтенбруннер,
и это не та информация! Канарис отдает вам шелуху, попробуйте  с  ним  еще
чуток  поработать,  но,  мне  сдается,  ставить  на  него  нет  смысла   -
в ы с к о л ь з н е т...  Если снова начнет финтить  -  ликвидируйте  его:
нечего переводить лагерную брюкву и кофе на бесперспективного человека...
     Затем  он  попросил  Кальтенбруннера  устроить  для  него  встречу  с
посланником Парагвая таким образом, чтобы ни одна живая  душа,  кроме  них
двоих, об этой встрече не знала, и отправился встречать Кейтеля, который с
минуты на минуту должен прибыть из Майбаха для ежедневного доклада  фюреру
о положении на фронтах...


     ...А поздно вечером, за час перед вечерним  совещанием  в  ставке,  к
нему позвонил Штирлиц.
     - Через два дня, - сказал Штирлиц, когда они увиделись,  -  ночью,  в
генеральном консульстве Швеции в Любеке рейхсфюрер  Гиммлер  начнет  новый
тур переговоров с графом Фольке Бернадотом.  Эти сведения абсолютны,  и  я
счел своим долгом сообщить вам об этом немедленно...
     - Спасибо, - задумчиво откликнулся Борман. - Если бы я не верил вам и
не имел  возможности  перепроверить  такого  рода  факт,  я  бы  счел  это
бредом...  Не за границей, а здесь, не тайно, а на глазах нации, в  рейхе!
Немыслимо! Вы сообщили об этом Мюллеру?
     - Нет.
     - Сообщайте теперь ему обо всем, Штирлиц.  Чем дальше, тем мне  будет
труднее уделять для  вас  время,  вы  понимаете,  как  серьезна  ситуация.
Доверяйте Мюллеру как мне, он  получил  мои  рекомендации  по  большинству
позиций, которые всех нас беспокоят.


     Вернувшись в бункер, Борман прошел в маленькую комнату, где постоянно
жил  его  помощник  штандартенфюрер  Цандер  вместе  с  двоюродным  братом
Бормана, начальником гвардии охраны Альбрехтом, и, плотно  прикрыв  дверь,
сказал:
     - Цандер, кто из близких рейхсмаршалу людей послушает вашего совета?
     - Майор Йоханмайер, - ответил Цандер.
     - Да нет же, - досадуя чему-то, возразил Борман. - Он теперь адъютант
фюрера, а не человек рейхсмаршала...  Я спрашиваю про тех,  кто  постоянно
находится вместе с Герингом...
     - Полковник Хубер. Он готов оказать мне любую услугу.
     - У него шрам на лбу?
     - Да.
     - По-моему,  кто-то  из  его  родственников  по  жене  был  связан  с
заговорщиками? Чуть ли не двоюродный дядя?
     - Именно поэтому я и могу на него положиться.
     - Кандидатура хороша... Вы ему верите абсолютно?
     - У меня есть к этому все основания...
     - Хорошо...  Вы должны начать с ним работу  в  том  направлении,  что
Герингу пора подумать о скорейшей передислокации в Альпийский редут,  дабы
именно  оттуда  продолжать  борьбу  с  врагом...  Руководить  авиацией  из
Каринхалле невозможно...  Вы должны мягко, но точно  напомнить  Хуберу,  а
тот,  в  свою  очередь,  рейхсмаршалу,  что  здесь,  в  канцелярии,  может
произойти всякое, поэтому приказ фюрера о  том,  что  именно  он,  Геринг,
назначен преемником Гитлера, имеет  огромное  значение  для  судеб  нации,
особенно  если  вышепоставленные  изменники  добьются  успеха  в    тайных
контактах с врагом...  Пусть этот Хубер постоянно напоминает Герингу,  что
мир возможен лишь между солдатами, а  Гиммлер  никогда  не  был  солдатом,
потому-то фюрер и освободил его от должности  командующего  группой  армий
"Висла"...  Да, да, приказ уже готов, я передам его вам... А  он,  Геринг,
солдат, этого у него никто не отнимет...  Более  того,  пообещайте  Хуберу
постоянно держать  его  в  курсе  событий,  происходящих  в  бункере.  Еще
конкретнее - войдите с ним в сговор,  сыграв  роль  человека,  обреченного
мною на гибель...  Пообещайте ему передать в нужный момент  закодированным
текстом ту дату, когда Геринг должен будет провозгласить  себя  преемником
фюрера.


     "Ц е н т р.  Генерал  Гудериан  смещен  с  поста   начальника   штаба
германской армии.  Его преемник - Ганс  Кребс,  в  прошлом  оказавшийся  в
опале, судя по словам Мюллера, потому, что был  "чрезмерно  уважителен  по
отношению к русским".  Ю с т а с".


     "Ю с т а с у.  Можете ли получить информацию о мере готовности Кребса
для контакта с тем, кого мы вам назовем?  Ц е н т р".


     Начальник  разведки  напрасно  ждал  немедленного  ответа   на    эту
телеграмму, отдавая себе  отчет,  сколь  большой  интерес  она  вызовет  в
Берлине у тех, кто вел свою игру.
     Штирлиц чувствовал, как в Центре ждут его ответа, ему теперь было  до
конца ясно, что его поняли дома, но он не стал отвечать, зная, что  Мюллер
сейчас сидит в своем  кабинете,  прикидывая  тот  вариант  ответа  Москве,
который ему выгоден, причем - вполне вероятно  -  он  решит  обсудить  эту
препозицию с Борманом и лишь потом придумает такую ситуацию,  при  которой
скажет о Кребсе  т о  и  т а к,  что неминуемо заинтересует Штирлица.


     ...Мюллер приехал к нему без звонка, под утро, измученный, с тяжелыми
синяками под глазами.
     Включив приемник, он нашел волну Лондона, настроился  на  музыкальную
передачу и только после этого тяжело опустился в кресло.
     - Сейчас я расскажу вам нечто такое, - сказал он, покашливая,  -  что
всякому  здравомыслящему  члену  национал-социалистской  партии  покажется
вздором и ужасом, однако идиотизм положения заключен  в  том,  что  каждое
слово в этом  документе,  -  он  тронул  мизинцем  папку,  переданную  ему
Борманом, - истина.  Посмотрите это,  Штирлиц.  Посмотрите  так,  как  это
умеете делать вы, и объясните мне, что это такое...



ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ - V                                        (ГЕСС)
__________________________________________________________________________

     "Новые  данные,  которые   получила    наша    служба    "заграничных
организаций", вынуждает НСДАП вернуться к делу Рудольфа Гесса, получившего
членскую книжку партии и золотой значок под номером "17" в  один  месяц  с
фюрером, после того как  они  отбыли  заключение  в  одной  камере  тюрьмы
Ландсберг, где была написана "Моя  борьба"  -  им,  Гессом,  под  диктовку
Адольфа Гитлера.
     Возвращение к этому делу вызвано тем, что служба  личной  референтуры
Гиммлера отказалась дать ответы на  ряд  вопросов,  возникших  в  связи  с
информацией, поступившей из Лондона, где ныне находится  Р.  Гесс  или  же
тот, за кого  выдают  некоего  человека  сотрудники  британской  секретной
службы.
     Не  дали  вразумительных  ответов  также  и  те  люди  из   окружения
рейхсмаршала Геринга, которые - в силу возложенных на них задач -  обязаны
были знать о  полете  Гесса  все,  поскольку  именно  они  отвечали  и  за
производство  боевых  машин,  и  за  наблюдение  за   всеми    самолетами,
появлявшимися в небе рейха начиная с 1 сентября 1939 года.
     Итак, по пунктам:

     1. 10 мая 1941 года в 17.45 из Аугсбурга под Мюнхеном вылетел самолет
марки  "мессершмитт-110",  названный    "церштерером",    -    без    двух
дополнительных баков для бензина под крыльями. (В деле имеется  фотография
самолета, на котором улетел Гесс,  изъятая  при  аресте  у  его  адъютанта
Пинча.)
     2. 10 мая 1941 года в 22.00 радары британской авиации засекли  пролет
одиночного самолета в направлении Холи Айленда в Нортумберленде  (сведения
получены от агента "С-12",  внедренного  в  ВВС  Великобритании  по  линии
"заграничной организации НСДАП").
     3. 10 мая 1941 года  в  22.50  неизвестный  пилот  парашютировался  в
Шотландии,  а  самолет  марки  "мессершмитт"  потерпел  аварию.  Пилот   в
дальнейшем заявил, что он - не "капитан Хорн" - как назвал себя вначале, -
но заместитель фюрера Гесс.  Он прибыл сюда с миссией  мира  для  бесед  с
принцем  Гамильтоном,  другом  его    приятеля    Альбрехта    Хаусхофера;
"мессершмитт", который назавтра был обнаружен на картофельном поле,  имел,
однако  д в а  дополнительных бака для горючего.
     4.  Запрошенный  нами  директор   департамента    истории    концерна
"Мессершмитт"  доктор  Эберт  не  смог  дать   сколько-нибудь    серьезную
информацию по поводу самолета,  на  котором  вылетел  заместитель  фюрера,
поскольку изо  в с е х  хранимых дел на  к а ж д ы й  аэроплан, когда-либо
выпущенный заводами Мессершмитта, лишь описание и спецификация  того,  что
взял себе Гесс, отсутствует в архиве предприятия.
     5. Поскольку ни один самолет - по законам военного времени - не  имел
права подняться в воздух без соответствующей "полетной  карты",  поскольку
"мессершмитт"  Гесса  пролетел  над  радарными  зонами  Мюнхена,   Кельна,
Амстердама  и  был  обязан  дать  пароль  наземной  службе  наблюдения  (в
противном случае его принудили бы приземлиться или -  в  случае  отказа  -
сбили огнем зенитных батарей), были запрошены все подразделения люфтваффе,
однако  н и г д е  и  н и к е м пролет одиночного самолета над территорией
рейха 10 мая 1941 года зафиксирован не был.  (Вполне,  впрочем,  вероятно,
что люфтваффе Геринга не захотело - по каким-то особым причинам - передать
НСДАП архивные дела, связанные с этим вопросом.)
     6.  Допуская  мысль,  что  Гесс  приземлялся  на  одном  из   военных
аэродромов в районе Кельна или же на оккупированной  территории  Голландии
для подзаправки горючим, люфтваффе было запрошено и по этому поводу.  Нами
получен  ответ,  в  котором  категорически   отвергается    такого    рода
возможность.
     7. Из данных, пришедших из Глазго, тем не менее, становится очевидно,
что в одном из подвесных баков  разбившегося  в  Шотландии  "мессершмитта"
было  обнаружено  горючее,  в  то  время  как  без  подзаправки   и    без
дополнительных баков самолет просто-напросто не смог  бы  достичь  берегов
Англии.
     8. В конце марта 1941 года генерал люфтваффе Удет,  самый  доверенный
кумир  рейхсмаршала  Геринга,  был  передислоцирован  на  юг  Норвегии   с
эскадрильей "мессершмиттов" для "конвоирования судов". Все его машины были
типа "церштерер", т