на
стул; тот аккуратно присел, сложив  маленькие,  пухлые  руки  на  округлых
коленях.
     - Вы предлагаете мне делать  л и п у,  -  сказал Макайр,  наконец.  -
Зачем?
     - Какую липу? - Кохлер  вскинул  руки.  -  О  чем  вы?!  Я  занимался
коммерцией, у меня в Утрехте был маленький ювелирный магазинчик, и пытался
иметь бизнес с американцами, я знаю, что вы всегда думаете  о  том,  чтобы
выгоду получали обе стороны, что в этом плохого?! Вот я и предложил...
     - Давно приняли католичество?
     - Я всегда был католиком.
     - А отец?
     - Тоже.
     - Он принял крещение?
     Кохлер мелко засмеялся:
     - Вы думаете, я еврей? Нет, я не еврей, просто я неплохой коммерсант,
мистер Макайр...
     ...Через два дня Макайр отправил в Вашингтон шифротелеграмму  о  том,
что он перевербовал агента абвера, который пришел именно к нему, поскольку
в гамбургском центре Канариса ему удалось получить информацию о  том,  что
наиболее сильным  контрразведчиком  в  аппарате  Донована,  работающим  на
Пиренеях, там считают именно Макайра.
     Вскоре после этого Макайр вернулся в Штаты, был отмечен  наградой  и,
помимо  других  дел,  которые  ему  поручил  Донован,    начал    готовить
дезинформацию для Кохлера.  Для этого он был командирован в  Швейцарию,  к
Аллену Даллесу, рассказал ему о перевербовке, тот был  совершенно  покорен
логикой, силой и жесткостью молодого коллеги, всячески его - в  дальнейшем
- отмечал, ставя в пример молодым сотрудникам ОСС.  Поддерживал он Макайра
также и потому,  что  тот  стал  любимцем  директора  ФБР  Эдгара  Гувера;
с т а р и к  поручил  своим  п а р е н ь к а м,  работавшим  с   Кохлером,
консультировать каждый свой шаг с Макайром, потому что  "этот  человек  по
справедливости может считаться восходящей звездой нашей разведки".
     Кохлер тем временем получил хороший номер в нью-йоркской гостинице, и
агенты ФБР начали - от его имени - гнать  информацию  на  Гамбург.  Оттуда
приходили радиограммы, полные благодарности, подчеркивалось,  чтобы  агент
соблюдал максимум осторожности, поскольку его работа вносит огромный вклад
в дело борьбы против  американского  финансового  капитала,  Уоллстрита  и
большевистского интернационала Москвы.
     Однако Кохлер обратился к своим шефам из ФБР и попросил их  выполнить
то, о чем он уговорился с Макайром в Мадриде:
     - Ни я, ни вы не знаете, - сказал он, - есть ли здесь  другие  агенты
абвера и СД.  Я думаю - есть. А поскольку все  они  подобны  скорпионам  в
банке, я не чувствую себя  в  безопасности  ни  единого  часа.  Необходимо
прикрытие. Это гарантирует меня от выстрела в затылок. А потом такого рода
прикрытие поможет нам в оперативной  работе:  кто  знает,  может,  кто  из
агентов рейха клюнет на меня...
     - Какого рода прикрытие вы имеете в виду? - спросили его люди ФБР
     - Радиомастерскую в Нью-Йорке.  Это совершенно логично с точки зрения
Канариса: агент, который гонит информацию  из  вражеского  логова,  пустил
корни и подстраховался легальной работой.
     Люди ФБР обратились за консультацией к Макайру, потому что  мнения  в
окружении Гувера разошлись, часть сотрудников выступала против такого рода
комбинации,  рискованно;  однако  Макайр  поддержал  Кохлера.  Ему  купили
радиомастерскую в Бронксе, бизнес  пошел  на  лад,  Кохлер  совершенно  не
интересовался тем, что гонят от его имени на абвер, веселился,  куролесил,
но несколько раз так ловко оторвался от наблюдения,  что  в  штаб-квартире
ФБР объявили тревогу; сняли ее лишь через восемнадцать часов - после того,
как голландец вернулся в отель,  совершенно  измученный,  с  синяками  под
глазами; решили,  что  д о х  у  проституток,  так,  видимо,  и  было.  На
самом-то деле был он не у  проституток,  а  на  связи  с  агентом  абвера,
который был внедрен немцами на химическое предприятие, входившее в  состав
концерна "Дженерал электрик".
     Три раза он отрывался от наблюдения ФБР за  два  года  его  работы  -
вплоть до апреля сорок пятого - и три раза  получал  информацию,  носившую
чрезвычайный характер, связанную с атомным проектом.
     Когда передовые части американской армии захватили архив абвера, люди
Даллеса сразу же начали исследование  всех  донесений  немецкой  агентуры,
которые были переданы из Соединенных Штатов и Канады на Гамбург.
     Наиболее интересную информацию сразу же  докладывали  Даллесу  -  это
было в порядке вещей и не вызывало чрезмерной ревности  Пентагона,  потому
что к  этому  времени  Аллен  по  справедливости  считался  самым  знающим
человеком изо всех, кто был занят во время войны делами рейха.
     Именно он и натолкнулся на странное несоответствие в радиограммах  от
Кохлера: большая часть была зашифрована теми  цифрами,  которые  голландец
передал Макайру (они были записаны симпатическими чернилами между строк  в
молитвеннике,  напечатанном  на  голландском  языке);    эти    сообщения,
отправленные людьми ФБР, научившимися копировать  почерк  перевербованного
агента, рассказывали о том, какие части готовятся к отправке на континент,
о новых соединениях флота США, комплектующихся на Западном побережье, и  о
том, кто из  высших  офицеров  будет  возглавлять  те  или  иные  дивизии.
Информация была вполне корректной,  она  не  могла  вызвать  подозрений  в
абвере.  Однако те радиограммы, которые хранились в личном деле Кохлера  с
грифом "О.  В.", то есть "очень важно", были зашифрованы совершенно иначе,
и та информация, которая была отправлена из Нью-Йорка, представляла высший
секрет Соединенных Штатов, поскольку она была посвящена не чему-нибудь, но
именно "Манхаттэнскому проекту", то есть атомной бомбе.
     Даллес похолодел, когда получил эти материалы, запер их в свой  сейф,
попросив сотрудников  изъять  из  общих  описей,  и  затребовал  у  своего
помощника Геверница подробную  информацию  о  том,  как  обстояло  дело  у
Гитлера  с  проблемой  "оружия  возмездия",  но  не  на  основании  данных
американской агентуры, а из первоисточника, благо почти все  архивы  рейха
попали в его, Даллеса, руки.
     Люди Геверница провели довольно скрупулезную  работу,  выяснили,  что
проблему атомной бомбы в Германии поначалу курировал  Геринг,  но  вермахт
относился к информации  о  работе  над  п р о е к т о м  в  Штатах  весьма
скептически.  Агент А-2232 сообщал еще в сороковом  году,  что  химические
заводы в Амарилло, на юге  Штатов,  начали  особо  интенсивно  производить
гелий  и  что  власти  страны  делают  все  для  организации  максимальной
секретности, связанной с выпуском именно этой продукции.
     Генеральный штаб вермахта ответил Канарису,  что  эта  информация  не
представляет никакого интереса, совершенно преждевременно делать выводы  о
том, что между производством этого газа и выработкой тяжелого урана  может
быть  хоть  какая-то  связь,  и  что  информация  агентуры    представляет
определенный интерес лишь в том смысле, насколько вообще интенсифицируется
работа промышленных комплексов США.
     Однако Канарис продолжал бомбардировать Кейтеля телефонными звонками,
считая, что информация его агентуры представляет исключительный интерес и,
как он считает, вышла к ключевому вопросу,  имеющему  политическое,  а  не
только военнопромышленное значение.
     Тем не менее штаб вермахта и в сорок первом  году  ответил  Канарису,
что "увеличение выработки гелия не имеет  никакого  отношения  к  развитию
ядерной  техники,  а  объяснить  увеличение  выпуска  этого  газа  следует
увеличением флота дирижаблей, принадлежащих ВМС США".
     Только  в  сорок  втором  году,  когда  начальник    разведуправления
люфтваффе генерал Шмит после разговора с Герингом сообщил одному из  шефов
абвера  Карлосу,  что,  по  его  мнению,  подтвержденному   справкой    СС
штурмбанфюрера Вильгельма Риктера, отвечающего за "гелиевый узел  атомного
проекта рейха", работы в области ядерной техники в США не стоят на  месте,
а по мнению "исследователя Рунге, имеющего допуск к  американской  научной
литературе, продвинулись далеко вперед". Поэтому было признано необходимым
внедрить в США агентуру, целью  которой  было  бы  проникновение  в  тайну
ядерных исследований США, если таковые действительно имеют место быть.
     Именно тогда - явствовало из  документов  Канариса  и  Шелленберга  -
Вальтер Кохлер и был внедрен  в  США,  причем  его  легенда,  которую  так
преступно-легкомысленно принял Макайр, была  сработана  в  абвере  и  дала
возможность гитлеровскому агенту беспрепятственно заниматься сбором  особо
секретной информации,  тогда  как  люди  ФБР  и  Макайр,  главный  любимец
Донована, гнали в Гамбург сущую ерунду -  в  надежде  на  то,  что  Берлин
вышлет на связь с Кохлером целую армию своих агентов.
     Даллес понимал, что, сообщи он в Вашингтон эти п о д р о б н о с т и,
на карьере Макайра можно  ставить  крест;  если  он  и  открутился  бы  от
военного суда, то ни о какой работе в  правительственных  организациях  не
могло быть и речи.  После первой встречи с Макайром, тогда  еще,  в  конце
сорок второго, Даллес знал, что  этот  человек  вышел  из  простой  семьи,
особым  образованием  не  блещет,  имеет   крепкие    челюсти,    завидную
напористость и мечтает о хорошей карьере.  Получив информацию о  том,  как
он, Макайр,  -  вольно  или  невольно  -  способствовал  засылке  в  Штаты
немецкого  агента,  занимавшегося  шпионажем  по  атомной  бомбе,   Даллес
затребовал от своих друзей в Вашингтоне доверительные данные о том, что же
такое на самом деле Макайр, чем он сейчас занимается, кто его поддерживает
и что его может ждать в ближайшем будущем.
     Ответ он получил весьма интересный: "В настоящее время "М"  переведен
"Диким Биллом" в государственный департамент, где он занимается  подбором,
оформлением на службу и контактом  с  теми  кадрами  разведчиков,  которые
переведены из ОСС в дипломатическое ведомство и  отправлены  на  работу  в
посольства.  Можно  считать,  что  в  ближайшем  будущем    "М"    получит
внеочередное повышение; вполне возможно,  что  именно  он  возглавит  весь
отдел, занимающийся кадровой  политикой.  Новая  администрация  будет  его
активно  выдвигать,  поскольку  он  пользуется  поддержкой  директора  ФБР
Гувера, и притом отменно зарекомендовал себя на работе в нашем консульстве
в Мадриде, когда именно он завербовал наиболее серьезного немецкого агента
"К", игра с которым позволила дезинформировать сначала Канариса, а затем и
Шелленберга в период подготовки операции вторжения во Францию".
     ...Даллес уже тогда имел в голове свой план: разгон  ОСС,  расфасовка
кадров Донована по  отделам  государственного  департамента,  министерства
юстиции, Пентагона, штабов ВМС и ВВС -  с  тем,  чтобы  в  последующем  не
только создать свою,  личную  разведку,  но  и  ударить  по  Доновану  под
предлогом  того,  что  он  привел  в  ОСС  огромное  количество   красных,
работавших не столько на Рузвельта, сколько на Сталина.
     Даллес уже тогда понимал, что дипломаты, да  и  политики,  не  смогут
сделать того, что задумал сделать он: не только в Западной Европе, но и на
юге Американского континента,  а  также  и  в  странах,  попавших  в  зону
советского влияния.  Не было, считал он, таких людей в Вашингтоне, которые
бы обладали отчаянным мужеством для того, чтобы вернуть Америке утраченные
позиции: и не только в Чили и Аргентине,  но  и  в  Венгрии,  Югославии  и
Чехословакии.
     Да, конечно, эта работа не вписывается в нормы общепризнанных  статей
международного права, но именно поэтому ему и были нужны люди, которые  бы
выполняли  его  приказы  куда  более  рьяно,  чем    предписания    своего
непосредственного  начальства.  Будучи  высоким  профессионалом,   Даллес,
размышляя о категориях отправных, глобальных, никогда не чурался  черновой
работы; проблему оформления деловых отношений  как  со  своими,  так  и  с
противником, который шел на контакт, полагал делом основополагающим;  если
ты вынужден постоянно думать о том, в какой мере контрагент верен тебе, не
ведет ли двойную игру, не о т д а е т ли тебя другим, серьезная комбинация
просто-напросто невозможна, ибо она, по идее, должна быть подобна заговору
влюбленных, абсолютное доверие друг другу, никаких  сомнений  в  честности
партнера...
     Поэтому, прилетев с Геленом в  Штаты,  Даллес  пригласил  Макайра  на
ланч, был предельно любезен, вспоминал рисковый полет молодого  коллеги  в
Женеву; люблю  отважных  людей;  дождался,  пока  Макайр  сам  т р о н у л
Кохлера, и тут-то  нанес  свой  сокрушительный  удар,  достав  из  кармана
справку о том, кто такой Кохлер, чем занимался в Штатах на  самом  деле  и
какой урон  мог  бы  нанести  "Манхаттэнскому  проекту",  не  будь  Гитлер
истерическим  кретином,  а  его  "палладины"  -  трусливыми  марионетками,
боявшимися   сказать   хоть   слово,   которое   бы    шло    вразрез    с
ч у в с т в о в а н и я м и "великого фюрера".
     Макайр побледнел до синевы; Даллес заметил, что  собеседник,  видимо,
бреется чуть ли не от самых век - так  щетинист;  борода  бы  закрыла  все
лицо, не скоблись он столь тщательно (видимо, два раза в день).
     - Что будем делать? - спросил Даллес,  не  назвав  его  ни  "мистером
Макайром" - если бы понял, что имеет дело  с  дурнем,  ни  "Бобом"  -  как
называл его всего пять минут назад.
     Макайр хрустнул  пальцами,  что  было  противоестественно  всему  его
физическому и духовному строю: тяжелый, сильный, самовлюбленный, уверенный
в будущем, он сломался, пальцы крутил, словно девушка на первом  приеме  у
гинеколога, и смотрел на Даллеса испуганными глазами, ставшими похожими на
рачьи - так они были выпучены и круглы, безо всякого выражения, один  лишь
нервический блеск...
     - Я не знаю, Аллен... Это такой ужас... Вы должны помочь мне...
     - Как? - поинтересовался Даллес. - Каким образом?
     - Я не знаю... Не мне вам подсказывать... Я готов на все, я...
     - А на что вы можете быть готовы? На то, чтобы  мы  забросили  вас  в
Японию и вы принесли сведения, что Шелленберг  не  переслал  японцам  вашу
информацию? Или успокоили Трумэна, что копия ваших шифровок  не  попала  в
Кремль? '
     - Моих шифровок?!
     - А что, Кохлера я привез в Штаты? Или Геверниц?
     - Но я даже не мог себе представить...
     - Ладно, Боб, - сказал Даллес, понявший за эти мгновения то, что  ему
хотелось понять, - пишите на мое имя письмо... Абсолютно честное, со всеми
подробностями, не стараясь выгородить себя... Изложите дело так, как вы бы
его рассказывали богу.  Завтра вечером ваша исповедь должна быть у меня. Я
попробую погасить пожар.  Я на вас ставил. Боб, и мне очень горько, что вы
невольно сработали на руку Гитлеру... А сейчас - выше вашу красивую голову
с ранней сединой! Храните улыбку и думайте о том, что у вас есть друзья, -
это помогает жить.
     - Но мне, право, не в чем исповедоваться, Аллен! Не  думаете  же  вы,
что за этим стояла какая-то корысть?
     - Боб, только не делайте ошибки.  Вы на  грани  того,  чтобы  сделать
непоправимую ошибку: то есть сказать мне  половину  правды.  Я  знаю,  как
делают суперагентов. Я наблюдал за работами, подобными вашей с Кохлером, и
смотрел на это сквозь пальцы, потому что с  самого  начала  догадывался  о
случившемся и страховал  моих  мальчиков.  Я  понимаю,  как  страстно  вам
хотелось  в ы с к о ч и т ь.   Боб,  я  все  это   прекраснейшим   образом
понимаю...  Но как все случилось? На чем  вас  обошел  Кохлер?  Почему  вы
решили безусловно на него поставить - напишите  мне  об  этом...  В  конце
концов я должен убедиться в мере вашей искренности...  Вы же, надеюсь,  не
предполагаете, что я пойду на укрывательство врага, даже  если  он  мне  и
симпатичен... Я могу простить ошибку, но не предательство.
     - Зачем писать? - тихо спросил Макайр. - Вы и так все поняли... Верно
поняли... Это была ставка моей жизни... Неужели вы не верите мне?
     - Верю, - ответил Даллес, упершись своими мудрыми добрыми  глазами  в
его расширившиеся зрачки. - Но мне нужна  гарантия,  Боб.  Жизнь  приучила
меня страховать рискованные предприятия.


     Через три дня  после  того,  как  "исповедь"  была  получена,  Даллес
встретил Макайра  в  государственном  департаменте,  встретил  "совершенно
случайно", обменялся рукопожатием и,  не  выпуская  изо  рта  свою  прямую
английскую трубку, сказал так, что это было слышно только им двоим:
     -  Все  хорошо,  Боб,  живите  спокойно,  мои    друзья    в    курсе
произошедшего...  На днях свидимся, я  объясню  вам  то,  что  надо  будет
сделать...
     Он объяснил ему, что надо  было  делать:  Макайр  стал  некоего  рода
тайным курьером между Гувером, министерством юстиции  и  Даллесом,  причем
если  формально  он  должен  был  координировать  акции  отдела   разведки
государственного департамента в плане его кадровой политики с пожеланиями,
которые  ему  высказывались  Пентагоном  (подбор  и  расстановка   военных
атташе),  ФБР  (изучение  личных  дел  дипломатов   и    разведчиков)    и
министерством юстиции (надзор за соблюдением законности), - то  отныне  он
фактически работал на Даллеса, не предпринимая ни одного  шага  без  того,
чтобы не проговорить заранее все препозиции со своим спасителем.
     Именно Макайр и оказался той фигурой, в которой Даллес так  нуждался;
замышляя свой удар по ОСС еще летом сорок пятого; как  всякий  талантливый
разведчик он понимал, что черновую работу, связанную с риском разоблачения
и публичного скандала, должен вести такой человек, который готов на все  и
никогда не  з а л о ж и т  босса.
     Возможность разоблачения (люди ОСС - зубасты, за себя драться  умеют,
особенно те, которые пришли сюда в начале войны из левого лагеря, во  всем
и всегда  ориентировались  на  Рузвельта)  и  связанного  с  этим  лишения
заработка в  государственном  департаменте  была  соответствующим  образом
подстрахована: брат Макайра, вполне надежный человек, никак,  ни  во  что,
понятно, не посвященный, был приглашен на работу в ИТТ и готовился к тому,
чтобы  занять  место  директора  филиала  концерна  в  Монтевидео;  помимо
заработной платы ему выделили определенное количество  акций,  которые  он
положил в банк на свое имя, хотя был уведомлен о  том,  что  распоряжаться
этими средствами должен Роберт - "в целях национальных интересов  страны".
Когда Макайр узнал, сколько стоят эти акции, ему стало понятно, что за всю
свою деятельность в государственном департаменте,  да  и  в  любом  другом
правительственном учреждении, - даже если предположить, что жить он  будет
до ста лет и столько же  лет  сидеть  в  своем  кресле,  -  он  не  сможет
заработать и  третьей  части  того,  что  оказалось  принадлежащим  ему  в
результате благодетельства Аллена  Даллеса  и  тех  сил,  которые  за  ним
стояли.



ШТИРЛИЦ - VII                              (Мадрид, октябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________

     Штирлиц вылез из такси, вызванного ему Кемпом, поднялся в свой номер,
удивившись тому, что старика, сидевшего на этаже, не было на месте; обычно
он чутко дремал в кресле, укрыв ноги, раздутые водянкой, тяжелым  баскским
пледом.
     Штирлиц включил свет -  тусклый,  уныло-пыльный,  устало  снял  мятый
пиджак, обернулся и сразу же натолкнулся  взглядом  на  человека,  который
спал на его узенькой кровати, не сняв  ботинок;  ботинки  были  тупорылые,
американского фасона, как и на Джонсоне.  Человек действительно спал; даже
хороший профессионал не мог бы так  точно  сыграть  ровного  похрапывания,
неловкой позы, да  и  розовые  помятости  на  лице  говорили  за  то,  что
необычный гость лежит на его кровати не менее часа, а то и двух;  сморило,
видимо, бедолагу, пока ждал.
     Штирлиц мгновение стоял возле  двери,  продумывая,  как  ему  следует
поступить: то ли разбудить незнакомца, то ли уйти из номера,  то  ли  лечь
спать  на  маленький  жесткий  диванчик,  стоявший