поначалу  -  "окопного",
первым провозгласил именно Муссолини.  Он  был  прямо-таки  необходим  для
военного комплекса, который получил огромные прибыли после войны, эти люди
понимали, что их мало, что они нуждаются в защите того, за кем идет масса,
и они на него поставили.  У них не было выбора: рабочие бастовали,  власть
не знала, как удовлетворить их экономические требования, не обидев военных
промышленников, пример России был у всех на устах, тучи сгущались,  угроза
социальной революции была явью.  Промышленники создают "антибольшевистские
организации", платят военным, которые обучают наемников,  но  разрозненные
отряды - это ничто, капля в море.  Силу можно убить только силой. Общество
расслаивалось, нужен был лидер, который устроит и военных  промышленников,
и  рабочих.  Вроде  бы  несовместимость,  не  правда  ли?!   Однако    эта
несовместимость была кажущейся.  Промышленников устроило то, что Муссолини
повел рабочих в атаку не на банки и дворцы миллионеров, а на  парламент  и
демократию, народ устал от нищеты и дискуссий, народ хотел определенности.
Вот он ее и получил.  Как всегда, в левом лагере шла перепалка  по  поводу
принципов,  на  которых  может  состояться  объединение    с    буржуазной
демократией, как всегда,  не  было  единства,  как  всегда,  людей  мучили
прениями, а Муссолини пошел со своими фашистами на Рим и взял его без боя.
Точнее говоря, он и не брал его: военные промышленники,  банкиры  и  армия
заставили короля отдать ему власть; "поход на Рим" нужен был как миф, ибо,
по Муссолини, не логика правит массой, но именно легенда... Ну, а уж после
того как он сел в кабинет премьера, после того как в его  руках  оказалась
армия, полиция, флот, связь, железные  дороги,  не  очень-то  трудно  было
убрать идейных противников и  поручить  своим  борзописцам  создать  культ
"спасителя нации".  Свобода слова была признана ненужной, границы закрыты,
газеты подчинены цензуре,  забастовки  запрещены,  недоверие  возведено  в
принцип - фашизм обрел свое лицо... Согласны с такого рода версией?
     - В чем  вы  видите  разницу  между  национал-социализмом  Гитлера  и
фашизмом Муссолини? - спросил Роумэн.
     - Она номинальна.  Гитлер был еще менее образован, он вообще вышел из
люмпенпролетариата, осознал свою  бездарность  в  живописи,  это,  видимо,
внутренне сломало его, отсюда - жестокость, культ крови и ненависти... Как
всякий некомпетентный человек, он не верил  логике  и  презирал  науку.  А
поскольку в ту пору, когда Гитлер вышел на старт,  в  Германии  буйствовал
культ насилия, как реакция на ужас войны; поскольку интеллектуальная элита
была разобщена, поскольку экономика рушилась, выбрасывая на улицу миллионы
рабочих, ставших изгоями общества; поскольку образованных людей было мало,
- внимающее истеричному с л о в у большинство ринулось за тем, кто говорил
привычное  и  понятное:  "Во  всем  виноваты  евреи!  Во   всем    повинны
большевики!"
     - Сейчас вы, видимо, начнете меня убеждать, что и Гитлера  привели  к
власти толстосумы...  Что-то не вяжется: толстосумы - которых я не  люблю,
как всякий интеллигентный человек, - вполне мыслящие люди.  Видимо,  вы  в
первую очередь имеете в виду промышленников, зачем им было помогать  тому,
кто науськивает на них массу?!
     - Масса  была  той  силой,  которой  Гитлер  торговал:  "Я  могу  ими
управлять, а вы - нет.  Хотите видеть меня фюрером, хотите иметь гарантию,
что я спасу Германию от большевистской революции, - принимайте меня таким,
каков я есть, я обещаю вам спокойную  работу  и  неприкосновенность  ваших
счетов в банках".  Кстати, английский  нефтяной  король  Детеринг  передал
Гитлеру накануне выборов в рейхстаг что-то около двадцати миллионов марок.
Неужели  вы  серьезно  думаете,  что  без  поддержки  Ялмара    Шахта    и
вице-канцлера Папена фюрер мог прийти к власти? Они отдали ему власть, как
и Муссолини. Но толстосумы очень боялись опыта России. Шахт и Папен ничего
так не боялись, как русского эксперимента,  где  лозунг  "Мир  -  хижинам,
война - дворцам" стал практикой жизни...
     - Вы, случаем, не состоите в коммунистической партии?
     Штирлиц пожал плечами, закурил, поинтересовался:
     - А если и да - что тогда?
     - Вас завербовал Кремль в конце сорок четвертого?
     - А если раньше? - Штирлиц улыбнулся. - Тогда что?
     - Вы сказали, что вам известно, как  пытали  в  гестапо...  Если  вас
пытали, то кто? Когда? За что?
     - На все вопросы я не отвечу,  но  на  вопрос  "за  что"  готов  дать
ответ...  Я  кое-что  сделал  для  того,  чтобы  помочь  срыву  сепаратных
переговоров Аллена Даллеса  с  Карлом  Вольфом...  В  Швейцарии,  в  сорок
пятом...
     - Значит, моя интуиция, - Роумэн жестко усмехнулся, - не подвела. Вас
вербанули  коммунисты.  Кому,  как  не  им,  было  выгодно  сорвать    эти
переговоры?
     - Странно... Мне казалось, что более всего в этом была заинтересована
Америка...  Стать страной, которая идет на сговор с  Гиммлером?  От  этого
довольно трудно отмыться...  Мне кажется, я работал на вас не меньше,  чем
на русских... Вопрос престижа в политике - вопрос немаловажный...
     - И для того чтобы вы помогли нам сохранить реноме  самой  честной  и
респектабельной  державы,  вы   убили    несчастную    Фрайтаг,    дорогой
штандартенфюрер Штирлиц?
     - Давно знаете мою фамилию?
     - А вы как думаете?
     - Я думаю, вам сказали об этом совсем недавно.
     - Мне сказали об этом после  того,  как  ты,  фашистский  перевертыш,
начал следить за моими друзьями...
     - Красивый, веснушчатый агент Кемпа - ваш друг? - удивился Штирлиц  и
потянулся за сигаретой, но не успел ее достать из пачки, потому что Роумэн
ударил его кулаком в лоб, повалив навзничь...



ГАРАНТИРОВАННАЯ ТАЙНА ПЕРЕПИСКИ - IV
__________________________________________________________________________

                                                       "М-ру Полу Роумэну,
                                                  Посольство США в Испании

          Дорогой Пол!
          Элизабет и я сердечно поздравляем с Кристой.  Бог тебя услышал и
     выполнил твой заказ: умная, голубоглазая и с веснушками,  именно  про
     такую девушку ты мне писал в одном из своих посланий.  Счастья вам  и
     добра.
          По поводу дома на берегу океана.  Можно подобрать. Правда,  цены
     довольно высокие, как-никак мы живем в Голливуде,  не  где-нибудь.  Я
     посмотрел три коттеджика, один с бассейном, шесть комнат, дорого,  но
     можно взять в рассрочку, другой - холостяцкий, всего одна  спальня  и
     холл, правда, огромная веранда, метров сорок, этот  дешевле,  поэтому
     просят все деньги сразу.  Третий нужно ремонтировать, его  арендовали
     немецкие и французские эмигранты, полное запустение,  они  потихоньку
     складывают чемоданы, с работой плохо, антинацистская продукция сейчас
     не требуется в той мере, как в сорок четвертом, поэтому  люди  решили
     вернуться к своим разбитым очагам в Европе.
          Я заказал фотографии трех этих домов, вышлю  тебе  со  следующей
     почтой.
          Твой совет по поводу споров я учел и принял  к  неукоснительному
     исполнению.  Ты совершенно прав: все решает  ячейка  счастья,  в  ней
     рождается мир  и  доверие,  именно  то,  чего  лишена  большая  часть
     человечества.
          Кстати, по поводу Врэнкса. Он не получал ни одного письма из той
     страны, которую ты имел в виду. Он писал туда пять раз, но не получил
     ни одного ответа.  Твою рекомендацию я ему  передал,  он  был  весьма
     удивлен этим, тем не менее поблагодарил и пообещал обо всем подумать.
     Назавтра он позвонил мне и спросил, не был бы я так любезен отправить
     его письмо вместе с моим. Я ответил, что мое письмо тебе идет так же,
     как все обычные письма, это только ты мне отправляешь корреспонденцию
     с дипломатической почтой.
          У меня очень  много  новостей,  но  я  понял  из  твоей  прежней
     весточки, что  целесообразнее  говорить  обо  всем  этом  при  личной
     встрече.  Если я тебя понял верно, тогда наговоримся обо всем,  когда
     вы  с  Кристой  приедете  сюда  следующей  весной.  Пожалуйста,    не
     резервируйте отель, Элизабет и я обидимся, если вы остановитесь не  у
     нас, мальчишки орут на улице, так что они не будут вам мешать,  да  и
     комната, которую мы для вас приготовим, окнами выходит в сад, который
     принадлежит другу Эйслера, композитору Дмитрию  Темкину,  ты  помнишь
     его, он делал музыку  для  фильма  "Сто  мужчин  и  одна  девушка"  с
     Леопольдом Стоковским в роли дирижера.  Он живет здесь  уже  двадцать
     лет, стал знаменитостью; но говорит с ужасающим акцентом,  а  Эйслера
     приглашает в гости только вечером, чтобы никто не видел;  днем  и  по
     воскресеньям у  него  собираются  только  одни  американцы,  все-таки
     пословица, что порою надо быть святее самого  папы  римского,  только
     потому и стала  пословицей,  что  выражает  суть  того  времени  (тех
     времен), в которое она сделалась  хрестоматийной,  то  есть  понятной
     каждому и почти каждому потребной.
          Если  у  вас  в  посольстве  будут  показывать  фильм  "Десант",
     посмотри...  В титрах ты найдешь и мою  фамилию.  Полюбуйся  на  игру
     президента актерской Лиги Рейгана, я тебе писал о нем, он  изображает
     одного из наших диверсантов.
          К сожалению, я провалялся в  постели,  подцепив  какую-то  дикую
     инфлуэнцу (температуры  нет,  но  страшный  кашель),  когда  в  Штаты
     приезжали русские писатели Симонов и Эренбург.  О них  много  писали,
     причем  по-разному,  отмечали,  что  Эренбург  личный   представитель
     Сталина, давно и прочно связанный  с  русскими  секретными  службами,
     возглавлял  бюро  Коминтерна  в  Париже,  а  Симонов,  который  пишет
     лирические стихи, был придан ему в качестве декорационного прикрытия.
     Впрочем, газетная сенсация газетной сенсацией, а принимали  их  здесь
     великолепно, было очень дружественно, и, как сказал мне потом  Брехт,
     к нему звонил затворник Лион  Фейхтвангер  и,  кажется,  был  намерен
     выбраться из своего далекого уединения.  Кстати, он ведет себя именно
     так, как ты советуешь мне вести себя.  Ему легче - он создает миры, в
     которых живет, ему не скучно, а я - бездарь, лишен дара сочинять  или
     рисовать, поэтому не могу существовать без общения с себе подобными.
          А месяцем  позже  приехали  два  русских  беженца,  один  бывший
     полковник, другой майор.  Рассказывали совершенно ужасные истории про
     Россию, напичканы сюжетами, которые можно сразу же крутить в кино, их
     лекции собирали громадную аудиторию, здорово  заработали.  Я  с  ними
     потом поговорил, и выяснилось, что они  перешли  к  Гитлеру  в  сорок
     втором, сотрудничали с генералом Власовым, ты помнишь,  о  нем  много
     любопытного рассказывал Аллен.  Мой интерес как-то угас, потому что у
     меня, как и у тебя, да и у всех наших, свое отношение к перебежчикам.
     Я все время видел их в немецкой форме, представляю, как  бы  ты  себя
     чувствовал, ведь охранники  т в о е г о  концлагеря носили  такую  же
     форму.
          Брехт ходит какой-то опущенный, я спросил, отчего он не отвечает
     на твои письма. Он был весьма удивлен и сказал, что ничего от тебя не
     получал.  Но со свойственной ему рассеянностью  он,  я  думаю,  сунул
     куда-нибудь твои послания и найдет их лишь в тот  день,  когда  решит
     прибрать в своем кабинете, сплошь  заваленном  книгами,  журналами  и
     корреспонденцией.
          Мы сердечно обнимаем Кристу и тебя.
          В ожидании скорой встречи, твой
                                                           Грегори Спарк".



ШТИРЛИЦ - XVI                                       (ноябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________

     Сидя за рулем своего "форда", Роумэн продолжал неистовствовать:
     - Кто тебе, фашистская сука, дал задание следить за Кри...
     Штирлиц  быстро  включил  радио;  передавали  последние  известия  из
Лондона.
     -  Убери  это!  -  крикнул  Роумэн.  -  Выключи  к  черту!  Меня   не
подслушивают. Убери, я сказал! Сейчас ты скажешь Кристе, где и когда ты ее
видел с Кемпом, сука!
     - Слушай, придурок, - тихо ответил Штирлиц, -  перестань  орать,  как
истеричка в пору климакса.  А подслушивать здесь могут даже в сортире. Это
по правилам.
     - Это по вашим нацистским правилам! Это вы никому не верите,  поэтому
ставите аппаратуру в сортире, чтобы знать  всю  подноготную,  и  от  этого
перестаете верить даже самим себе! Все про человека имеет право знать бог!
А вы замахнулись и на бога, паскуды! Убери звук! Мне мешает эта шлюха с ее
последними известиями!
     - Не уберу. Высади меня и выключай. А мне жизнь дорога.
     - Никто не угрожает твоей паскудной жизни.  Кто поручил тебе  следить
за Кристой?! Отвечай!
     - Сначала ты скажешь, когда ты узнал мое имя, а  потом  я  отвечу  на
твой вопрос. Это мое усло...
     - Сделай громче! - вдруг крикнул Роумэн, резко  нажав  на  тормоз.  -
Найди волну, чтоб не уходила станция! Громче же!
     Штирлиц не сразу понял, отчего Роумэн резко затормозил и круто взял к
обочине.  Он дал громкость на всю мощь и только после этого понял,  отчего
Роумэн так жадно подался к приемнику.
     - После этого выступления, - читал лондонский диктор, -  два  ведущих
специалиста "Нью-Йорк таймс" по вопросам международного коммунизма Фридрик
Вольтман и Ховард Рашмор сделали заявление для печати, что, скорее  всего,
речь идет о большевистском агенте Эйслере, нашедшем  приют  в  Соединенных
Штатах после того, как Гитлер начал свою антисемитскую вакханалию в рейхе.
Вольтман  заметил,   что,    рассматривая    возможную    коммунистическую
деятельность Эйслера, необходимо особо внимательно присмотреться к некоему
автору текстов Бертольду Брехту, весьма  популярному  менестрелю  ГПУ.  Из
осведомленных источников,  близких  к  Капитолию,  сообщают,  что  главным
следователем в Комиссии  по  расследованию  антиамериканской  деятельности
выступит Роберт Стриплинг.  Передают, что он  уже  провел  предварительные
допросы  Адольфа  Менжу,  Рональда  Рейгана  и  Роберта  Тейлора,   однако
подробности прессе сообщены  не  были.  Обозреватели  считают,  что  речь,
вероятнее всего, идет о разветвленном коммунистическом  заговоре.  Сегодня
Стриплинг вызвал для допроса сестру Эйслера миссис Рут  Фишер,  которая  в
двадцатых годах была одним из  руководителей  Германской  коммунистической
партии...  Оттава. Сегодня здесь во время пожара  в  отеле  "Принс  Джодж"
погибло три человека, среди которых  известный  горнолыжник  Клод  Фармье.
Причины возникно...
     Роумэн выключил приемник, полез за сигаретой, закурил,  посмотрел  на
Штирлица невидящим взглядом, потом открыл окно и длинно сплюнул.
     - Ну, суки, - сказал он тихо, - грязные, глупые, неграмотные  суки...
"Автор текстов Брехт"... Что же это такое, а?
     - Я не скажу, что это фашизм, - усмехнулся  Штирлиц,  -  но  какое-то
сходство есть. Фашизм всегда дает первый залп против интеллектуалов.
     - А ты молчи!
     - Я могу выйти?
     - Нет.
     Роумэн сделал две глубокие затяжки, сигарета сделалась  как  траурное
знамя: черный пепел и красная кайма, очень страшно.  Он включил зажигание,
развернулся и в нарушение всех правил  погнал  через  осевую  в  центр,  к
площади Колумба; там затормозил и, не глядя на Штирлица, сказал:
     - Пошли.
     Штирлиц спросил:
     - Может, я подожду?
     - Пошли, - повторил Роумэн. - Ты  мне  понадобишься  как  эксперт  по
фашизму, маленький Гитлер...
     - А что, - усмехнулся Штирлиц, осторожно вылезая  из  машины,  потому
что после удара Роумэна, когда упал навзничь на скользкий пол,  выложенный
изразцами, в пояснице снова заворочалась боль, - вполне престижно; эксперт
разведки Соединенных Штатов по вопросам  гитлеризма.  Положи  мне  хорошие
деньги в неделю, я готов, проконсультирую, отчего нет?
     Они  поднялись  на  третий  этаж  нового  дома,  прошли  по  длинному
коридору, остановились возле  двери,  на  которой  была  укреплена  медная
табличка "Юнайтед Пресс интернэйшнл".  Роумэн нажал большую медную кнопку,
раздался мелодичный перезвон; дверь отворил низенький  человечек  в  мятой
рубашке, выбившейся из жеваных, слишком длинных брюк.
     - Здравствуй, Пол, - сказал он, - сядь и не путайся под ногами.  Идет
очень важная информация.
     И, повернувшись, засеменил в телетайпную, где большие машины,  урчаще
дергаясь, выдавали новости.
     Роумэн прошел следом за ним,  оторвал  бумажный  лист  с  только  что
переданными  сообщениями  и  углубился  в  чтение.  Он   пробежал    текст
стремительно, и Штирлиц отметил, что Роумэн читает как человек,  привыкший
работать профессионально: он сначала п р о г л а т ы в а л  новость, потом
выделял части и только после этого  б р а л  сообщение вкупе,  выявив  для
себя главное и отбросив ненужное.  Однако, судя  по  тому,  как  двигались
зрачки американца, Штирлиц понял, что в этом тексте ему было важно  каждое
слово.
     Роумэн прочитал его не три, а четыре раза, молча протянул Штирлицу и,
резко поднявшись, снова пошел в телетайпную.
     Штирлиц  пробежал  сообщение,  полез  за  сигаретами,  вспомнив   тот
весенний день в Берне, когда он сидел с  пастором  Шлагом  на  набережной,
спустившись по красивым дорожкам,  устланным  бурой,  ржавой  прошлогодней
листвой, к вольерам,  где  содержались  олени:  самое  пустынное  место  в
зоопарке, только утки летают, безлюдье и тишина.  Именно  там  он  впервые
подумал, что может случиться с миром, если Даллес договорится  с  Вольфом,
диффузия  идей  -  штука  сложная,  проникновение  концепции  нацизма    в
буржуазно-демократическое общество незаметно; он  помнил  Берлин  тридцать
второго года, он хорошо помнил тот год, лучше б ему не  помнить  ту  пору,
так она была страшна, так горько было ощущение собственной  беспомощности;
видишь и понимаешь, куда катится страна,  но  ничего  не  можешь  сделать,
чтобы предотвратить ее сползание в ужас...
     "Здесь передают, - прочитал он сообщение еще раз, - что  комиссии  по
расследованию антиамериканской деятельности в составе председателя Перкэна
Томаса,  сенаторов  Карла  Мундта,  Южная   Дакота,    Джона    Макдоуэла,
Пенсильвания, Ричарда Никсона, Калифорния, Ричарда Вайля, Иллинойс,  Джона
Ранкина,  Миссисипи,  Хардина  Петерсона,  Флорида,  и  Герберта  Боннера,
Северная Каролина, провели предварительную беседу  с  Герхардом  Эйслером,
братом известного  композитора,  работающего  в  Голливуде.  По  поручению
комиссии материалы к собеседованию  готовили  главный  следователь  Роберт
Стриплинг и следователь Луис Рассел.  Официальное  слушание  назначено  на
начало сорок седьмого года.
     Приводим текст стенографического отчета, полученный от адвокатов.
     С т р и п л и н г. - Мистер Эйслер, встаньте.
     Э й с л е р. - Я не намерен вставать.
     С т р и п л и н г. - У вас есть адвокат?
     Э й с л е р. - Да.
     С т р и п л и н г. - Господин председатель, я считаю,  что  мы  можем
разрешить свидетелю пригласить адвоката.
     П р е д с е д а т е л ь. - Мистер Эйслер, поднимите вашу правую руку.
     Э й с л е р. - Я не подниму мою правую руку до тех пор, пока  мне  не
будет предоставлена возможность сделать заявление.
     С т р и п л и н г.  -  Господин  председатель,  я  думаю,  вы  должны
объявить, чему посвящено слушание, прежде чем принимать решение  о  правах
свидетеля Эйслера.
     П р е д с е д а т е л ь.  -  Мистер  Эйслер,   вы   в   Комиссии   по
антиамериканской деятельности.  На основании  шестьсот  первого  параграфа
гражданского права нам  вменено  в  обязанность  расследовать  характер  и
объект антиамериканской пропаганд