ий, может быть, преждевременной гибелью они грозят нам..."
     Где же,  в  каком  пункте  судьба  повернулась  лицом  к  большевикам и
отвернулась  от   тех,  кто  в  конце  октября  --  начале   ноября  пытался
противостоять им?
     Известный писатель Р. Гуль, много раз встречавшийся с  Керенским в годы
эмиграции,  вспоминал:  "Однажды, сидя  у нас на 113-й улице в Нью-Йорке, он
(Керенский) показал напротив в окно, где жил меньшевик В. Абрамович и другие
меньшевики, и сказал: "Ведь они,  они меня погубили!" (см. Р.  Гуль.  Я унес
Россию -- "Новый журнал", кн. 144, 1981, с. 34). Самооправдание Керенского и
поиски им  "виноватого" в случившемся в октябре 1917 г. общеизвестны. Тем не
менее в его словах была своя правда. Какая?
     24  октября  Керенский  прибыл  в  предпарламент,  выступил  перед  его
членами,  квалифицировав   действия   большевиков  как   попытку   свержения
существующего строя и прося санкции на подавление ее вооруженной силой. Речь
шла о переброске в Петроград фронтовых воинских


     частей.   Однако   главным  образом  голосами   представителей   левой,
революционно-демократической части предпарламента  (меньшевики и эсеры) была
принята резолюция, рекомендовавшая правительству  действовать  политическими
методами:  объявить  о  готовности  к   мирным  переговорам,  о  немедленной
земельной реформе  и пр., т.е.  выбить таким образом пропагандистскую  почву
из-под ног большевиков. Лидеров меньшевиков и эсеров понять можно.  Июльская
история,  закончившаяся  поражением  большевиков,  привела  к  значительному
усилению правых сил, в конечном  счете закончившемуся "корниловским путчем".
Они   не  хотели   повторения   июля   с   непредсказуемыми   последствиями.
Контрреволюции  справа они  боялись больше,  чем большевиков. Этот  страх во
многом  был иллюзорным (корниловцы  были деморализованы поражением  в  конце
августа),  но  иллюзорный  страх  часто бывает  хуже страха  перед  реальной
опасностью...
     Утром 25 октября Керенский решил действовать на  свой страх и  риск. Он
выехал  из Петрограда для того, чтобы форсировать движение войск с Северного
фронта к Петрограду. Распоряжения об  их вызове последовали еще до того, как
Керенский  выступил  в  предпарламенте.   Тут  и  начинается  "черемисовский
эпизод", "черемисовщина", которая могла либо спасти "керенщину", либо помочь
отправить ее в политическое небытие.
     Несколько     ключевых    фигур    оказались    "задействованными"    в
"че-ремисовщине":  сам  Керенский,  командующий  Северным  фронтом  (штаб  в
Пскове)  генерал Черемисов, генерал-квартирмейстер фронта,  свояк Керенского
В. Барановский, командир 3-го конного корпуса генерал П.  Краснов и комиссар
Северного  фронта  В.  Войтинский.  От  них   зависело  принятие,  возможно,
судьбоносных решений. Керенский писал об этих событиях не раз. Но он слишком
заинтересованное  лицо,  чтобы   без  всяких   "скидок"  полагаться  на  его
утверждения.  Им  руководила   мысль   представить   себя  жертвой  измен  и
предательств.  Черемисов  после   Октября  был   арестован,  потом  исчез  с
горизонта. В газете  "Голос России" (1921 г.)  он  опубликовал  свои  весьма
фрагментарные  и  откровенно  "самооправдательные"  воспоминания.  В них  он
писал,  что  сам  Керенский создавал  неразбериху, мешавшую  ему действовать
решительно. Он старался снять с себя обвинения в пособничестве  большевикам.
Краснов,  после  того  как вынужденно  ушел  от  политики  (он  был  донским
атаманом, сотрудничал с немцами,  потерял  власть после поражения Германии в
войне), стал романистом. Он оставил обширные мемуары "На внутреннем фронте",
но они беллет-ризованы, а  главное,  Краснов в "черемисовском эпизоде" играл
все-таки  вторую роль.  К тому же Краснов  ставил своей  задачей "объяснить"
свою неспособность разбить "красных" при их "рожде-


     нии".  Барановский не оставил ничего.  Мемуары Войтинского долгое время
пролежали  в  архиве.  Все  названные мемуары  давно  известны,  и  мы можем
адресовать  к ним  интересующегося  читателя.  Из всех  ключевых  участников
"черемисовщины" свидетельства  Войтинского  вызывают наибольшее доверие. Как
уже  отмечалось,  он  был комиссаром Северного  фронта и писал  свои мемуары
тогда, когда ему  не перед кем  и  незачем было оправдываться или  кого-либо
обвинять.   Даже  монархист   Краснов  характеризовал   его   как   человека
высокоидейного.
     На  страницах  воспоминаний  Войтинского  находим немало  положительных
характеристик  бывших  царских генералов  и офицеров  (Парский,  Балтийский,
Болдырев  и др.).  Но  вот Черемисов.  "Черемисов, сменивший Клембовского на
посту главнокомандующего фронтом, предпочитал плыть по течению, подделываясь
под солдатскую стихию,  заигрывая  с толпой даже тогда, когда в  толпе зрела
мысль  о  Варфоломеевской  ночи.  Но отношение нового главнокомандующего (он
сменил Клембовского, уволенного  как сторонника Корнилова) не  имело  ничего
общего с любовью к русскому солдату ген. Парского. Для Черемисова солдатская
масса была "сволочью", и он заискивал перед ней лишь потому, что видел в ней
силу. Вообще, это был  военный чиновник,  совершенно поглощенный заботами  о
том,  как  использовать  новую обстановку  в  личных  целях,  запутавшийся в
честолюбивых  махинациях,  изолгавшийся,  опустившийся  до  полного забвения
долга".
     Черемисов не поддержал "корниловский путч", за что и получил повышение,
став  главкомом  Северного  фронта.  С  Корниловым  у него  старые  "счеты".
Впрочем,  как, возможно,  и с Керенским. Когда 19 июля 1917 г. Корнилов стал
Верховным главнокомандующим,  Черемисов  вместо  него был назначен главкомом
Юго-Западного  фронта.  Это,  однако,  вызвало  резкий  протест   Корнилова;
последний   потребовал,   чтобы  Керенский  отменил  приказ   о   назначении
Черемисова. В ответ Черемисов заявил, что будет защищать свое право "хотя бы
с бомбой в руках". Конфликт с трудом удалось уладить. Черемисова оставили на
посту главкома  Юго-Западного фронта,  но тут  же  перевели  в  резерв. Надо
думать, он не забыл этого ни Корнилову, ни Керенскому. В  конце августа 1917
г. он поддержал Керенского против Корнилова,  а в конце  октября  фактически
поддержал Ленина против Керенского.
     Когда начиналась  "петроградская передряга", его самого в Петрограде не
было. "Все  мое внимание  в эти дни, -- пишет он, -- было поглощено задачей,
которую  возложило на меня  военное  министерство.  Дело  шло  о  том, чтобы
вывести из Петрограда на


     фронт  наиболее  беспокойные  части   гарнизона  и  заменить  их  менее
разложившимися полками из действующей армии".
     Февральские   события  1917  г.  в  решающей  степени  стали  успешными
благодаря выступлениям запасных батальонов гвардейских полков петроградского
гарнизона,  не желавших покидать "теплых казарм" и выделять маршевые роты на
фронт. В  честь  особых  "революционных заслуг"  петроградского гарнизона по
соглашению с Временным правительством и ВЦИК части гарнизона  не должны были
выводиться  на фронт.  Поскольку  большевики  требовали  немедленного  мира,
петроградский гарнизон быстро "большеви-зировался". Естественно,  что вокруг
вопроса о выводе  его  войск на  фронт шла напряженная политическая  борьба.
Большевики защищали право солдат гарнизона оставаться в  Петрограде, видя  в
них  свою,  может  быть, главную  опору.  Временное правительство  старалось
избавиться от большевизированных войск в столице.
     Войтинский   пишет,  что   задача   вывода  гарнизона   на  фронт   "не
представлялась     неразрешимой".     Фронтовики,      даже     в      самых
"обольшевизировавшихся"   полках,   относились   к  столичному  гарнизону  с
презрением   и   даже  ненавистью.  "На   позициях  раздавались  угрозы:  мы
петроградских штыками в окопы вгоним!"
     Поскольку в стратегическом отношении петроградский гарнизон  подчинялся
штабу Северного  фронта, Черемисов,  ссылаясь на  нужды фронта  и  поддержку
фронтовых   комитетов,   обязан  был   потребовать   передислокации   войск,
находившихся в  Петрограде,  его окрестностях и  Финляндии. Но  он  всячески
уклонялся,  заявляя,   что  это  --  дело  не   столько   военное,   сколько
политическое,  а он к политике  отношения иметь не желает. "Невмешательство"
Черемисова  затягивало  решение  вопроса,  что  было  на  руку  большевикам.
Председатель  исполкома Петроградского совета и созданного (в частности, для
противодействия выводу гарнизона) при нем ВРК Л. Троцкий хорошо понимал, что
большеви-зированные  полки  Петрограда и петроградского  военного  округа  в
критический час станут главной большевистской опорой. Невывод петроградского
гарнизона стал, может быть, одной из главных причин победы большевиков.
     Но 23 октября было уже не до переброски петроградских частей на  фронт;
напротив, дело шло уже о переброске фронтовых частей в Петроград.  То, о чем
рассказывает  Войтинский,  --   поразительное   свидетельство   политической
слепоты,  скрытых  намерений,  амбиций  и  претензий,  сиюминутных расчетов,
шкурничества,  т.е.  причудливой  "смеси"  далеко  не  лучших  человечес-ких
качеств, в  большинстве  случаев  проявляющихся в критические минуты хаоса и
неразберихи. Эта "смесь" могла дать самые


     разнообразные  результаты, не  поддающиеся  предсказаниям.  Альтернатив
было  множество.  Наиболее  вероятной  была  бы  та,  за  которой  стояла бы
личность, способная действовать решительно и целенаправленно.
     Войтинский свидетельствует, что требование  правительства  о присылке в
Петроград "надежных частей" пришло  в штаб  Северного фронта (Псков) вечером
23  октября.  Значит, Керенский еще до  своего выступления в предпарламенте,
где он  просил санкции  на вооруженное подавление большевистского путча, уже
решился на  этот шаг. Он был либо уверен в получении такой санкции, либо уже
не  придавал  ей  особого  значения.  Теперь  все  зависело  от  Черемисова,
фронтового и армейских комитетов. Что же Черемисов? Он "гнул"  свою линию --
заявлял, что у него  нет "надежных частей", и к тому же он не желает лезть в
петроградскую  "политическую  передрягу".  Ничем  иным,  кроме  невыполнения
приказа премьер-министра  и верховного  главнокомандующего (Керенского), это
нельзя  квалифицировать.  Черемисов  должен  был  быть немедленно смещен  со
своего  поста  и  отдан  под  суд. А  армейские  комитеты? Они заявили,  что
отправка  воинских  частей  в  Петроград  невозможна   под  лозунгом  защиты
Временного  правительства.  Нужна санкция  ВЦИКа Советов. Если такая санкция
будет,  армейские комитеты приступят к  делу.  Черемисов фактически совершал
предательство,  армейские  комитеты медлили  в  ситуации, когда  промедление
"смерти подобно". Выяснение "отношений" продолжалось до поздней ночи с 24 на
25 октября. Наконец, Войтинскому  пришел ответ: "Президиум ЦИК санкционирует
вызов отряда  с  фронта.  Отряд  должен  быть  организован возможно  скорее.
Действуйте именем ВЦИК."  Поздно, поздно  хватился меньшевистско-эсе-ровский
ВЦИК.  Еще  днем  его  представители  в  предпарламенте   отклонили  просьбу
Керенского о подавлении "большевистского выступления", но теперь, видя, куда
идут  события,   хватились.  Теперь   Черемисову  было  труднее  вести  свою
"уклончивую  линию",  и он,  как  пишет Войтинский, "наконец отдал  приказ о
движении  к Петрограду". Наступило  25 октября.  В Петрограде большевики уже
захватили жизненно  важные городские центры  и готовились к "штурму" Зимнего
дворца.  Но  далеко  не все еще было потеряно. Нужно было только действовать
энергично и без промедления. Казалось, все теперь благоприятствуют этому. 12
из  14 армейских комитетов, так же как и Общеармейский комитет  при  Ставке,
вынесли резолюции с решительным протестом против "восстания" большевиков. Но
как раз армейские комитеты 1-й и 5-й армий Северного фронта, который


     должен был формировать отряд для отправки в  Петроград, высказывались в
пользу  переворота!   А   комитет   12-й   армии   был   прочно   блокирован
большевизированными латышскими стрелками.
     Черемисов не  помогал. Теперь он саботировал.  Снова  Войтинский должен
был колесить  по фронту, разыскивая  воинские части, которые  можно было  бы
отправить  в Петроград. Выяснилось, что, пожалуй,  только части 3-го конного
корпуса  (командир --  генерал П.  Краснов), находившиеся в  резерве фронта,
могут  принять  участие  в "походе"  на  Петроград, который  практически уже
находился в руках большевиков. Эскадрон  и сотни корпуса были разбросаны  по
разным местам, и собрать  из  них достаточный по мощи кулак было невозможно.
Но  Войтинский хорошо знал, что  собой представляет  петроградский гарнизон:
его разложившиеся  части  не выдержали бы удара  даже небольшого,  но хорошо
организованного дисциплинированного армейского отряда. Так могло произойти и
в феврале 1917 г., но  тогда движение царских  войск к столице было  сорвано
политическими маневрами лидеров Государственной думы и высшего генералитета.
Теперь (Войтинский прямо пишет об этом)  начало  операции всячески  тормозил
Черемисов.  Он отговаривал  офицеров  от  участия в ней,  возбуждал  солдат,
говорил, что "не дело фронта вмешиваться в гражданскую войну", что Временное
правительство уже свергнуто и надо ждать  создание новой власти. Наконец, им
было заявлено Войтинскому, что по приказу самого Керенского он останавливает
движение отряда к Петрограду  и, возможно, в ближайшее время возьмет на себя
верховное главнокомандование. Действия Черемисова многократно усиливали хаос
и  неразбериху  на  Северном фронте. Тем временем "Аврора"  уже пальнула  по
Зимнему. Войтинский  бросился разыскивать  Ке-ренского.  Нет,  не  надо  все
валить на Черемисова. Если его можно было судить за предательство и саботаж,
то Керенского следует порицать за слабость духа, проявленную в момент, когда
решалась судьба  страны. Нет, не по нему была шапка Мономаха, в слабых руках
оказалась  власть. Войтинский застал Керенского на  квартире Барановского "в
состоянии полного отчаяния и изнеможения".
     На вопрос  Войтинского,  как случилось, что приказ об отправке войск  в
Петроград   отменен,  Керенский  ответил,  что   тут,  на  Северном  фронте,
распоряжается  Черемисов,  и поэтому  он,  Керенский, и передал все  в  руки
Черемисова. Конечно, чего не сделаешь в состоянии отчаяния и изнеможения, но
только не находясь в должности главы государства и армии...
     Через 15 минут Керенский взял обратно приказ о приостанов-


     ке эшелонов и подписал новый приказ о их  незамедлительном движении  на
Петроград.
     Утром 26 октября "очнувшийся" Керенский вместе  с  генералом  Красновым
выехали в Остров, где находился штаб корпуса.  Теперь почти все  зависело от
Краснова.  Утром  27  октября несколько казачьих сотен Краснова  без единого
выстрела взяли  Гатчину. До  Петрограда оставалось рукой  подать. Нет  нужды
подробно описывать то, что произошло здесь. Лучше Войтинского не расскажешь.
В  Гатчину  прибыли  парламентарии  большевиков. "Один  -- огромного  роста,
силач,  красавец,  с окладистой  бородой и насмешливыми глазами.  Другой  --
щуплый,  с  землисто-серым,  испитым  лицом. Это  были  народный комиссар по
морским  делам Дыбенко  и Тру-хин. К  происходившему  они  относились  как к
"плевому  делу". На  переговорах  с  казаками  охотно "уважили"  просьбу  об
освобождении  всех  арестованных  в  Петрограде  юнкеров  (хотя,  по  словам
Дыбенко, они "сволочь"). "Уважили" и требования  устранить Ленина и Троцкого
от власти. Дыбенко и Трухин сказали, что им и на это "наплевать". "Уважить?"
-- спросил Трухин  Дыбенко. "А ну их... Кончать пора",-- лениво ответил тот.
Подписали, что Ленин  и Троцкий не  будут  участвовать  в политике, "пока на
оправдаются от тяготеющих на  них обвинений".  "Плевое  дело"...  В одном из
буфетов  Гатчинского дворца  "обмыли" сделку.  Дыбенко  распорядился, сказав
какому-то  старичку: "Тащи, отец, что  там  у  вас есть, с утра  не жрал..."
Керенский, конечно, в "обеде" не участвовал. Переодевшись матросом, он бежал
из  Гатчинского  дворца. Сначала скрывался, затем  по  чужому  паспорту  ему
помогли выехать за границу.
     1 ноября  Краснов держал перед казаками речь: "Сделали  мы,  что могли.
Другие нас  не  поддержали. Не  на  нас вина, не  на нас позор  за  то,  что
начнется теперь на Руси". Не на них? Легче и  проще  всего сказать: виноваты
все.
     Мемуары Войтинского, на наш взгляд, -- убедительное свидетельство того,
что в конце октября -- начале ноября 1917 г. большевиков действительно могли
"вывести  на тачке",  если не что-либо худшее. И мир не  был  бы "потрясен".
Когда  попытка  переворота кончается провалом, его вполне могут назвать даже
"плевым  делом",  когда  победой  --  он  может  превратиться  и  в "великую
революцию". Все в руках политиков и историков. Найдутся, конечно, те, кто не
согласится   с  этим,  кто   будет   доказывать   некую   предопределенность
большевистского  триумфа.  Тогда  давайте,  по  крайней  мере, согласимся  с
Тацитом, который писал: "Я не  могу решить  -- идут  ли человеческие дела по
закону судьбы и необходимости или подчиняются случаю".


     ПРИМЕЧАНИЯ
     1  В  первые   дни  Февральской  революции  на  предприятиях
Петрограда  были  избраны  депутаты  в  городской  Совет рабочих  депутатов,
который  был образован  27  февраля (12 марта) 1917  г.  28  февраля  он был
провозглашен   объединенным  Петроградским   советом  рабочих  и  солдатских
депутатов. Совет выделил Исполнительный комитет, в который вошли в  основном
представители меньшевиков и эсеров. Председателем и товарищем (заместителем)
председателя Совета были лидеры  меньшевиков Н.С. Чхеидзе,  А.Ф. Керенский и
М.И.  Скобелев.  До I  Всероссийского  съезда  Советов  Петроградский  совет
руководил всеми Советами страны. Совет образовал контактную комиссию  (в нее
в разное время входили Чхеидзе, Суханов, Стеклов, Скобелев, Церетели, Чернов
и др.), через которую осуществлял сотрудничество с Временным правительством.
Фактической  властью  был  не Совет, а его Исполком, в котором  доминировали
интеллигенты-социалисты.
     2 Всероссийский  Центральный Исполнительный  Комитет  (ВЦИК)
был избран 1 Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов 17
июня  1917  г.  (съезд происходил 3--24 июня). Абсолютное большинство членов
ВЦИК составляли меньшевики и эсеры.
     3 Таврический дворец в Петербурге -- бывший дворец князя ГЛ.
Потемкина Таврического. Был  построен  в 1783--1789  it.  архитектором  И.Е.
Старовым. В 1906--  1917 гг. во дворце заседала Государственная дума. В 1917
г. (до начала августа) -- резиденция ВЦИК. Один день, 5 (18) января 1918 г.,
в этом здании работало Учредительное собрание.
     4 Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1872--1916) -- фаворит
царя Николая
     II и его жены Александры Федоровны. Происходил  из крестьян  Тобольской
губернии
     В  качестве "провидца" и  "исцелителя"  приобрел  огромное  влияние  на
царскую семью
     и  ее окружение. Активно  вмешивался в государственные дела. Был убит в
ночь на
     17 декабря 1916 г. монархистом В.М. Пуришкевичем,  князем Ф.Ф. Юсуповым
и
     великим князем Дмитрием Павловичем, которые считали влияние Распутина
     гибельным  для  российской   монархии.  Распутиншина  была  проявлением
разложения
     правящей верхушки Российской империи.
     5   Рабочие   группы   военно-промышленных   комитетов  были
образованы в конце
     1915  --  начале 1916 г. Это были  общественные организации,  ставившие
цель
     активизировать   усилия    рабочего    класса   в   военно-промышленном
производстве и в
     то  же время способствовать улучшению условий  труда.  Во главе рабочей
группы
     Центрального военно-промышленного комитета в Петербурге стоял меньшевик
     К. А. Гвоздев. Являясь легальными организациями национального масштаба,
рабочие
     группы  не  пол