ого Бунда, на московский
конгресс  поехал Виктор Альтер (брат парижского).  С ним приключилась  такая
история.  Перед  разъездом  он  одной английской  коммунистке (Грей) передал
письмо  с  просьбой  вручить  m-me  Панкхерст515.  Та  оказалась  на  высоте
положения и показала  письмо президиуму, который его вскрыл и обнаружил, что
письмо от социалиста-революционера  Вольского.  Альтера позвали  к  допросу,
назначили специальный  суд,  который его  исключил из  конгресса и требовал,
чтобы он сказал, кто ему передал письмо  (а он не  знал, что  от Вольского).
Ввиду отказа,  его передали в ЧК и  посадили  в  тюрьму, хотя Уншлихт516 был
против.  Но  ЦК  коммунистов настоял, как говорят,  по  интригам  Рафеса517,
радовавшегося, что можно устроить пакость Бунду. Словом, только после 9 дней
голодовки Альтер  был освобожден (он  теперь в Берлине).  Интересно, как это
подействует на бундовцев.
     Не знаю, как подействовало на Альтера, но он после освобождения побывал
у наших и привез нам от них  вести.  Оказывается, в  конце  августа  удалось
созвать конференцию в Москве, что  представляет  большой успех, принимая  во
внимание разгромы  повсюду.  О решениях конференции  еще не знаем; важно то,
что  решили создать  специальный нелегальный аппарат для транспортирования и
распространения "Вестника" и статей из него. Стало быть, не складывают рук.
     А денежные дела у нас плохи.
     [...]

ИЗ ПИСЬМА Р. А. АБРАМОВИЧУ
     10 августа 1921 г.
     Дорогой Раф. Абр.!
     [...] Я все думаю о том, что  мы еще могли бы сделать в пользу сидящих,
и пришел к выводу, что мы должны  (и быстро) выпустить по-немецки брошюру, о
которой  говорили еще весной, начиная  кампанию. Собрать  в ней  материалы о
последних преследованиях с  описанием избиения, положения  в  тюрьмах,  дать
общую статью о  режиме  диктатуры по отношению  к социалистам и получить  от
Каутского предисловие (я не сомневаюсь,  что он даст и охотно). С его именем
брошюра  (листа в  полтора-два)  имеет  шансы  разойтись, ибо  ее  не  будут
бойкотировать Mehrheiter'ы, да имя Каут[ского] проложит ей,  пожалуй, дорогу
в  интеллигент.  круги.  Наверное,  Verlag  "Freiheit"518  возьмет  на  себя
издание, особенно если мы не потребуем никакого гонорара. Поговорите с Д. Ю.
[Далиным]  и  Е. Л.  [Бройдо]  и, если  одобрите  идею,  то надо  сейчас  же
приступить к делу: отметить из "Вестника" материалы  для перевода  полностью
или изложения, просить Д. Ю. и  Ольберга их перевести и предложить Каутскому
предисловие.  Статью  я смогу написать  (думаю дать обзор всех преследований
с[оциал]-д[емократов] с  самого начала). Может быть, Щупак сумеет устроить и
переиздание  по-французски. Беда,  конечно,  что нет  никого,  кто взялся бы
издать ее по-английски. [...]
     Вчера меня поразило  в "Руле" упоминание о том, что в правительственном
сообщении о  петербургском  заговоре  упоминаются  "члены РСДРП  Назарьев  и
Богомолов".  Сегодня в списке расстрелянных  (в "Голосе  России") обоих имен
нет, так что можно думать, что ЧК этих двух не относит к самому заговору, но
каким-то  образом (через матросов, которые, очевидно, из Финляндии проникали
в  Питер)  связывает  их косвенно  с  заговорщиками. Чтобы  речь  шла  о  Ф.
Назарьеве, трудно и поверить, принимая во внимание, что он сидит  с февраля.
Боюсь,  что  кто-нибудь  из  Финляндии  был  направлен  в  Питер  с явкой  к
Назарьеву, как наиболее известному вовне представителю нашей партии,  причем
люди  не знали, что он  сидит.  Думаю, это отчасти потому,  что  "Богомолов"
очень напоминает псевдоним "Богумил" (по прежней болгарской  фальшивке), под
которым в  Петербурге очень широко был  известен  мой кузен  Дневницкий (его
знали так и  в  социалист[ических], и  в  кадетских кругах)  и к  нему,  как
опять-таки   единственно  известному  плехановцу,  тоже   могли   направлять
прибывающих  из-за  границы.  Впрочем,  может  быть,  Вы  уже  имеете  текст
правительственного сообщения и знаете  уже,  в чем  дело.  Во всяком случае,
судьба Назарьева начинает меня беспокоить. [...]
     Если за  последнее время  получали русские газеты, пришлите. Я давно их
не видел.
     Жму руку. Привет всем.
     Ю.Ц.
     В  запоздавшем письме Лид[ия] Ос[иповна Дан] пишет, что Суханов, хотя и
продолжает  отстаивать свой взгляд по вопросу о  III Интернационале,  но уже
"тоскует" по партии.  Такой же Katzenjam-mer519, по  ее словам, у Якубовича,
тоже, оказывается, вышедшего из партии.

ИЗ ПИСЬМА Р. А. АБРАМОВИЧУ
     11 августа 1921 г.
     [на почтовом штемпеле
     открытки: St. Blasien, 11.9.1921.]

     [...]  В  списке  расстрелянных  в Питере есть проф. Тихвинский, бывший
с[оциал]-д[емократ] из [группы] "Освобождение труда"520.  Я его знал: он был
раньше профессором Киевского политехникума и в 90-х годах за границей был не
в  группе "Освобождение труда", а в  "Союзе русских с[оциал]-д[емократов] за
границей"521, где вместе с Тимофеевым522, Прокоповичем, Кричевским523 и  др.
составлял оппозицию Плеханову. Позже, после раскола  1903  г.524, одно время
был большевиком. Как я и предполагал, в числе  расстрелянных  много явно  не
имевших отношения  к  "заговору", а, вероятно,  связанных  более  или  менее
косвенно с непосредственно замешанными лицами. Во всяком случае, приведенные
в "Голосе  России" мотивировки расстрелов ряда лиц  позволяют заключить, что
это  еще более "суммарное" массовое убийство,  чем какое было  в  1919 г. по
делу  Штейнингера и др.  Поэтому я бы советовал, если  у Вас уже будет номер
московской газеты с полным текстом прав.  сообщения, непременно дать в конце
номера короткую  статейку об  этой расправе (и  если даже  не  будет,  то  в
последнюю минуту написать  десяток строк). Событие слишком вопиющее и опасно
симптоматическое, ибо  несомненно, что это  попытка  раздуть угасающее пламя
террора. [...]
ПИСЬМО П. Б. АКСЕЛЬРОДУ
     15 августа 1921 г.
     Дорогой Павел Борисович!
     Ваше  последнее письмо  написано с таким Schwung'ом525, что я  замечаю,
что Ваше самочувствие улучшилось. Как на Вас действовали жары, которые, судя
по газетам, достигли тропических размеров?
     Прилагаю   статью  Р.   Абрамовича  из   "Freiheit",  чтобы  дать   Вам
представление о  том,  как он пытается направить деятельность Интернационала
по оказанию помощи России. Он в этом  отношении проявляет большую активность
и кое-чего постиг. К сожалению, побывав  в Франкфурте на совещании  венского
бюро526, он не внял моему совету поехать в Копенгаген на юбилей датчан, куда
меня  специально звал Макдональд "поговорить о  русских делах", что я должен
был отклонить ввиду  невозможности прервать  лечение.  Теперь он сам жалеет,
что не согласился меня заместить. Зато ему удалось перепиской с Fimmen'ом527
и Oudgeest'ом528  заинтересовать в этом деле амстердамское  бюро529, которое
на субботу (третьего дня) созвало  конференцию в Берлине специально по этому
вопросу,  пригласив и нас. Я  написал  Далину,  бывшему на даче,  и  он тоже
выехал к субботе в Берлин. Еще не имею сведений, к чему там пришли; надеюсь,
что, во  всяком  случае, убедили  немецких профессионалистов проявить больше
активности  и  что,  быть  может,  заинтересовались  теми,  более  широкими,
перспективами, о которых  пишет Абрамович в статье и пропагандирует в личных
беседах с  немцами:  международная "экспедиция" помощи  голодающим,  которая
наглядно   покажет   русским   рабочим,   что   готовы   сделать   для   них
"социал-предатели",  и  которая   сможет  одновременно  feststellen530,  как
большевики "борются с голодом"  и как  они  третируют  русских социалистов и
демократов, готовых работать на этом поприще. Беда та, что независимые, судя
по  словам  Абрамовича,  очень   сочувственно  относятся   к  такой  широкой
постановке  вопроса,  но  не  проявляют  умения,  что   ли,  или  энергии  в
практическом    проведении   определенной   линии,   а    Mehrheiter'ам    и
профессионалистам,  очевидно, претит  или чужда самая попытка шире поставить
вопрос. К сожалению, и письмо Каутского-Бернштейна,  осветившее одну сторону
задачи --  чисто  пропагандистски,  --  не  пытается  сделать из дела помощи
серьезную международную кампанию. Только в одном месте  -- в Бохуме  -- пока
независимые  пытались поставить вопрос о  помощи политически (в  духе письма
Каутского),  предложив  собранному  им митингу  вместе  со  сборами  принять
резолюцию с требованием освобождения социалистов из советских тюрем; да и то
под влиянием  только что перешедшего  к  ним от коммунистов  некоего  Минка,
побывавшего в  России  и там изменившего свое  мнение о  русских  делах, но,
когда   после  его  доклада  они  внесли   такую  резолюцию,  то  совершенно
"по-меньшевистски" позволили коммунистам, бывшим в меньшинстве,  сорвать все
дело  путем обструкции, так что рабочие  разошлись,  не приняв  ни резолюции
протеста,  ни решения  о  сборах.  Зато можно отметить, что иногда партийная
"конкуренция"  помогает  делу.  Так,  в  Берлинской  думе  коммунисты внесли
предложение ассигновать 20 тысяч марок на русский голод. Тогда независимые и
с[оциал]-д[емократы], рассердившись, что их опередили, потребовали увеличить
ассигновку  до 100 тысяч, и эта сумма пройдет,  так как  у  всех трех партий
большинство.  Конечно, Берлин мог  бы дать и в десять раз больше:  маленький
Нюренберг по инициативе независимых ассигновал 50 тысяч.
     Статья Далина мне тоже  не понравилась по той же  причине, что  и  Вам.
Думаю, что он поддался соблазну "подразнить"  специально берлинских  кадетов
из  "Руля",  которые  с постными  минами отказались  от своей прежней  точки
зрения: пусть Россия  подыхает, но с  большевиками  никаких сношений. Боюсь,
что он, когда  писал, не был  осведомлен о том, как держатся  в этом вопросе
другие  буржуазные круги, особенно "милюковцы", которые без колебаний и  без
ужимок  заговорили сразу  приличным  языком. Я  написал на  эту тему статью,
которая должна сгладить впечатление далинской. Последняя попала в печать без
всякого обсуждения, ибо в то  время и Абрамович был на даче. Я  нисколько не
возлагаю особых надежд  на  левокадетские и  т.  п. круги в будущем,  в деле
демократического  строительства России,  ибо  думаю,  что  пока  милюковское
течение  (республиканское  и готовое  стоять  на почве революции)  не  имеет
корней  в русских буржуазно-интеллигентских массах  и сможет стать почвенным
только  в  том случае, если впоследствии, при ликвидации большевизма, сумеет
вобрать  в себя и ассимилировать  наиболее жизненные непролетарские элементы
большевизма -- зачатки новой идивидуалистической буржуазной демократии. Но я
считаю,   что  обнаруженный   этими  кругами  и  под   их  влиянием  широкой
эмигрантской массой  честный энтузиазм  в  деле помощи  голодающим нам  надо
использовать,  чтобы  добиваться   от  большевиков  прекращения  террора  по
отношению ко всем  "буржуям" и чтобы дискредитировать их  официальную теорию
зоологически  понимаемой  "классовой борьбы".  В этом  духе  написана и  моя
статья.
     Передовица в  последнем  номере, действительно, моя. Жаль, что не дошли
статьи об  Интернационале. Я в  ней противопоставляю планам организационного
слияния именно идею  общих Aktionen531 и общих же временных  организаций.  К
сожалению, разговоры и писания на эту тему мало могут подвинуть дело, а нам,
не   представляюшим    собой   никакой   политической    силы,    приходится
довольствоваться ролью советчиков при партийных вождях, всецело ограниченных
местным  кругозором  и  не  проявляющих  никакой практической  инициативы  в
международных  делах.  Перед  венской  конференцией  я  говорил кое  с кем о
необходимости перенести центр  Gewerkschaft в Берлин, который все же ближе к
центрам   мировой   политики,  чем   Вена,  но  не   встретил   достаточного
Verstandnis532. Да и  нет  в  германской  партии  человека, который, подобно
Фрицу, обладал бы  известным  ореолом  и в  то же время был  работоспособен.
Гильфердинг соглашался с  моими планами на условии, если кто-нибудь из  нас,
русских,  целиком  согласится отдать  свои  силы секретариату, и  мы на  это
согласились; но  он  сам ленив и неподвижен  и  не попытался даже  поставить
вопрос о создании дееспособного центра.
     Я пишу Еве  Львовне, чтобы Вам тотчас же послали No 13-й533. Она только
вчера  уехала  отсюда,  пробыв 10  дней.  После  ее  отъезда  стал, наконец,
ощущать, что мне-таки надоело это бездействие.  Чувствую себя опять недурно.
Врач  говорит,  что  моя  простуда  не  имела  никаких последствий;  процесс
"зарубцовывания" идет нормально и не беда, если я еще пару раз схвачу легкий
бронхит (теперь пошли здесь холода и дожди).
     Свой паспорт я уже  давно получил. По паспорту  я J. Martoff или точнее
-- J. Martow, так что посылать можно по  адресу: J. Martow, Pension Waldeck,
St. Blasien, Baden.
     Нам тоже,  как  и  Вам, пришлось войти  в  "комитет  помощи" в  Берлине
(Абрамовича тоже заочно выбрали в  руководящую коллегию), но у  Вас  хоть то
утешение,  что  это --  комитет  одних  "левых",  а  у  нас  "общий", есть и
октябристы и  т.  п.  Зато  мы добились, чтоб  были  приглашены  и кое-какие
безвредные большевики.
     Ну, всего лучшего. Жму руку.
     Ю.Ц.


ПИСЬМО С. Д. ЩУПАКУ
     21 августа 1921 г.
     Дорогой Самуил Давыдович!
     Будьте  добры,  передайте   или  пошлите  прилагаемые  письма   Михаилу
Семеновичу  Алейникову.  Его адреса не  знаю, но, Вы помните,  у него служил
Виктор Семенович Майер534. Адрес его, конечно, в Париже известен многим.
     Только сегодня  после почти двух  месяцев получил,  наконец, письма  от
своих и несколько успокоился, хотя вести неважные. Мои по-прежнему сидят  --
Фед.  Ильич,  и  Сергей, и  Конкордия,  и  Андрей. Бедной  Лидии  приходится
выбиваться, чтобы кормить детей Сергея. И она, и Абр. Никиф, видно, порядком
устали и истрепались. Абраму  Никиф. все не удается выбраться за границу,  и
семье  его  --  тоже. Здоровье Серг.  Ос.  очень  плохо  (сердце),  уже  три
врачебные комиссии признали,  что его нельзя держать в тюрьме, но его все не
выпускают.  Удалось стараньями  Рязанова  выцарапать  Федора  Ильича из  рук
Гришки  [Зиновьева] и перевести в  Москву, в Бутырку, так что можно  хоть за
жизнь его не бояться. Рязанову же удалось отхлопотать перевод Бинштока535 из
провинциальной тюрьмы в Бутырку. Жене так будет лучше.
     Пишут о пресловутом "Прокукише". Оказывается, в Москве отношение  левой
публики к  нему  довольно  плохое,  ибо  его  состав  подбирали  (по желанию
коммунистов) возможно более "правый" и цензовый, спекулируя на  том, что все
эти    экс-кадеты,    как   Головин536,   "спецы"    и    профессора   будут
"законопослушнее",  чем  действительные  демократы,  а  тем паче,  партийные
меньшевики  и эсеры. Пошел туда Потресов и  попробовал указать, что комитет,
чтобы  иметь  авторитет,  должен  привлечь  рабочих.  На  него  огрызнулись:
"Довольно с нас рабочих!", и он бросил это дело.
     При  выборе делегации за границу  забраковали  Е.  Смирнова (Гуревича):
неудобно   посылать  еврея  в  Европу,   нужно   посылать  только  "истинных
представителей русского общества", и предложили Смирнову, что  его возьмут с
собой как  "секретаря, не входящего в  состав делегации". Он  имел  мужество
отказаться. Все это я сообщаю  для Вас и Пав[ла] Бор[исовича Аксельрода], но
отнюдь  не  для  печати,  ибо  неудобно  дискредитировать  этот  комитет.  В
"Вестнике" мы поместим кое-что, но в смягченном виде.
     Лидия  Осиповна справедливо  пишет, что  при таком составе и тенденциях
комитет,  конечно,  не справится с задачей борьбы против превращения  его  в
ширму для большевиков.
     Кончаю уже свой третий месяц в St.Blasien. Чувствую себя весьма хорошо,
но так как все  еще  покашливаю, то  врачи, вероятно, еще будут  меня  здесь
удерживать.  Все  же,  если  через  две  недели  они  признают  значительное
улучшение, я постараюсь добиться "согласия", чтоб мне в 20-х числах сентября
возвратиться в Берлин. Думаю, что несколько "менажируя"537 себя  и  оберегая
от простуд, смогу "долечиться" и в Берлине.
     Сегодня  нанес мне визит  отыскавший  меня  в  списке курортных  гостей
парижанин  Ярблюм,  которого  я  помню  очень смутно (по его  словам, он был
приятель Паперно). Сюда приехал за семьей, которая провела здесь лето.
     Забавно было  письмо  Нахамкиса538 к консьержке,  помещенное  в  "Общем
деле"539. Я думаю, оно подлинное.
     Слушайте, голубчик. В последнее время все  чаще случается, что из Ваших
газет я получаю только одну-две с оборванной  бандеролью. Очевидно, в дороге
бандеролька лопается и "содержимое" выпадает, так что доходит только верхняя
газета,  если  к  ней прилепилась бандеролька. Поэтому,  нельзя  ли либо под
бандеролькой перевязывать газеты, либо наклеивать две бандерольки?
     И еще  просьба:  с  наступлением длинных вечеров  здесь  все  тоскливее
становится. Если у Вас  или у  кого [из] знакомых есть лишних  пара романов,
стоющих прочтения, то вышлете мне, пожалуйста, ибо запас моих книг истощился
и  здесь  нечего  достать.  Но если, паче  чаяния, во Франции  высылка  книг
обставлена какими-нибудь таможенными формальностями, как в Германии,  то  не
стоит возиться.
     Прошла у Вас бешеная жара? Как  Вам  теперь живется? Какие  надежды  на
работу? А "Pour la Russie"540 как будто все еще тянет?
     Из Берлина мне пишут, что наши денежные дела за лето ухудшились сильно,
а  тут еще  из-за  Reparation541  и  вызванных им налогов  повысили  изрядно
типографский   тариф.   Нельзя   ли   сделать  что-нибудь   экстренно  среди
"сочувствующих" нам  "буржуев"?  Благо, все равно  из  сборов на заключенных
ничего  не  вышло.  Закрывать  лавочку или  даже  сократить выпуск очень  не
хочется, ибо  теперь  как  раз открылись возможности более широкой  доставки
газеты в  Россию, да и  до сих пор газета  приходила  в Москву  аккуратно не
позже как через месяц  (а то и через две недели) и к этому там уже привыкли.
Пограбьте кого можно;  может быть, из разных  мест и наскребется достаточно,
чтоб протянуть еще полгода.
     Последнее письмо Пав.  Бор. написано было так  живо и бодро,  как будто
ему много лучше стало. В комитет он все-таки не вошел?
     Я  думаю,  что  из  этих  заграничных комитетов ничего  практически  не
выйдет,  но  польза  их  все  же  в  том,  что  у  более  приличной  публики
поддерживается  менее  зоологическое отношение, проявленное  ею  при  первых
известиях  о "Прокукише". Я считаю, что и это полезно,  ибо прямо  с  ужасом
думаю о том, что станет с Россией, если после большевиков сразу нахлынет эта
громадная  масса  оголтело-озлобленных  и от  злобы  поглупевших  людей! Тут
никакая демократия не выдержит этого напора бешенства.
     Ну, пора кончать. Привет Над. Ос. Крепко жму руку.
     Ю. Ц.

ИЗ ПИСЬМА П. Б. АКСЕЛЬРОДУ
     31 августа 1921 г.
     Дорогой Павел Борисович!
     Чек на 5 000 марок получил, большое спасибо.
     На  прошлой  неделе,  наконец, пришли  письма  из  России после долгого
перерыва.  Несколько успокоился за участь Федора Ильича, которого, благодаря
хлопотам  Рязанова,  наконец,  перевели  в московскую тюрьму.  Он же добился
перевода Бинштока  и некоторых других из  провинциальных тюрем в  Москву же.
Ведь, вот,  ведет он  себя в  Москве прилично, а  приехал теперь (недели две
уже) в Берлин и даже не зашел к Каутским, чем они очень обижены.
     Теперь  ходят  какие-то  слухи,   что  нашу   публику  стали  в  России
освобождать.  А одна  телеграмма  сообщила,  что  Центральный Исполнительный
Комитет назначил особую комиссию для  пересмотра  дел меньшевиков, эсеров  и
анархистов и  дал ей право одних из  них освобождать, а "непримиримых врагов
советской власти" высылать  за границу. Очень боюсь, что комиссия использует
это право и вышлет  за  границу десятки людей,  которым тут будет невозможно
пристроиться.  Другое  дело,  если  б  выслали  Федора  Ильича  и  еще