ародного спорта"27.
     Надо  прибавить, что  генерал  Тренер  был  не  только министром  внутр
[енних]  дел,  но и  министром  рейхсвера.  В  первом своем  звании  он,  по
соображениям парламентского оппортунизма,  запретил  SA, а во втором  звании
предоставлял им за счет государства все необходимые удобства для дальнейшего
развития.  Этот  многозначительный  политический эпизод  освещает  до  конца
глупость требования разоружить фашистов.
     Запрещение  военных лиг, если бы фран[цузское]  пр[авительст]-во  нашло
нужным  прибегнуть  к этой мере, --  что,  вообще говоря,  не  исключено  --
означало  бы  лишь,  что фашисты  в области  вооружения  вынуждены  были  бы
прибегнуть к  некоторой  поверхностной  маркировке,  а рабочие оказались  бы
действительно  лишены   малейшей  легальной  возможности  подготовить   свою
оборону. Центральный лозунг "единого фронта" как  бы  специально создан  для
того,  чтобы помочь  буржуазной  реакции  загнать  пролетарский  авангард  в
подполье.
* * *


     По  поводу  прудонистско-анархического конгресса  1874  г.28
Энгельс  презрительно писал  Sorge29:  "Общее несогласие по  всем
основным  вопросам скрыто тем фактом, что они не спорят, а только-говорят  и
слушают"30.  Замечательно  меткая  формула,  которая  как  нельзя
подходит к  совещаниям  лондонско-амстердамского блока31. Но ныне
такого рода  "объединения" еще неизмеримо менее-жизнеспособны,  чем  60  лет
тому назад!
* * *
     Перемена  тона  Temps  в  высшей   степени  замечательна.  От  прежнего
олимпийского осуждения правой  и левой диктатуры не осталось почти ничего. В
передовицах --  восхваление  муссоли-низма  как средства спасения "на случай
крайности".  В анкетах -- реклама для Jeunesses Patriotes32 и пр.
Notre Dame Фландену не поможет33.
* * *
     Перевод  Чубаря34  из Харькова в Москву прошел в  свое время
как-то незаметно, и я  сейчас затрудняюсь даже вспомнить, когда, собственно,
это произошло.  Но  перевод  этот  имеет  политический  смысл.  Чубарь  есть
"заместитель" Молотова в том  смысле, что должен раньше или  позже вытеснить
его. Рудзутак35 и Меж-лаук36,  два других заместителя,
для  этого  не  годятся:  первый опустился и  обленился,  второй политически
слишком  незначителен.  Во всяком случае  Молотов  живет  под  конвоем  трех
заместителей и размышляет о смертном часе.
* * *
     Нет  существа  более  отвратительного,  чем  накопляющий мелкий буржуа;
никогда    не   приходилось   мне    наблюдать   этот   тип   близко,    как
теперь37.
     13 февраля [1935 г.]
     "Вожди"   пролетариата   продолжают  наперебой  демонстрировать   перед
реакцией  свои  трусость, гнилость, свою  поистине собачью готовность лизать
руку, которая занесла над ними хлыст. Первое место занимает, конечно,  Блюм.
Как   великолепно  держал   себя  10-го  народ  Парижа!  Как  спокойно!  Как
дисциплинированно! Правительство должно  было понять,  "на чьей стороне были
народные  симпатии"3*. Фландена обругали  в Notre Dame,  а мы  ни
словом не обидели Regnier39. И т. д. Словом: "с нашей сто-


     роны  вам  ничто  не  грозит.  Можете ли вы нам отказать  в разоружении
фашистов?" Но когда же буржуазия уступала тем, со стороны которых  ей ничего
не грозит?
* * *
     Энгельс,  несомненно, одна из лучших, наиболее цельных и благородных по
складу натур в  галерее больших людей.  Воссоздать его образ --  благородная
задача и в то же время исторический долг. На Принкипо я работал над книгой о
Марксе--Энгельсе, -- предварительные материалы сгорели40. Вряд ли
придется  снова  вернуться  к  этой  теме.  Хорошо  бы  закончить  книгу   о
Ленине41, чтоб перейти к более актуальной работе -- о капитализме
распада.
     Христианство создало образ Христа, чтоб очеловечить неуловимого господа
сил  и  приблизить  его  к смертным.  Рядом  с  олимпийцем  Марксом  Энгельс
"человечнее", ближе; как они дополняют друг  друга;1  вернее: как
сознательно Энгельс дополняет  собою Маркса,  расходует себя  на  дополнение
Маркса, всю свою  жизнь,  видит  в  этом  свое  назначение,  находит в  этом
удовлетворение,   --   без  тени   жертвы,  всегда  сам   по   себе,  всегда
жизнерадостный, всегда  выше своей среды и эпохи,  с необъятными умственными
интересами, с  подлинным  огнем  гениальности в неостывающем очаге мысли.  В
аспекте  повседневности  Энгельс  чрезвычайно  выигрывает  рядом  с  Марксом
(причем  Маркс   ничего  не  теряет).  Помню,   я,  после  чтения  переписки
М[аркса]--Э  [нгельса]   в  своем   военном  поезде,  высказал  Ленину  свое
восхищение фигурой Энгельса, и именно в том смысле,  что на фоне отношений с
титаном Марксом  верный Фред ничего не теряет, наоборот, выигрывает. Ленин с
живостью, я бы сказал с наслаждением, присоединился  к этой мысли: он горячо
любил Энгельса  именно  за  его  органичность и  всестороннюю  человечность.
Помню,  мы  не  без волнения  разглядывали  вместе портрет  юноши  Энгельса,
открывая в нем те черты, которые так развернулись  в течение его  дальнейшей
жизни.
     Когда  начитаешься  прозы  Блюмов,   Поль-Форов42,  Кдшенов,
Торезов43  --  наглотаешься   микробов  мелочности   и  наглости,
пресмыкательства и невежества,  нельзя лучше освежить легкие, чем за чтением
переписки Маркса и Энгельса, друг  с другом и с другими. В эпиграмматической
форме  намеков  и  личных характеристик,  иногда  парадоксальных,  но всегда
глубоко продуманных и метких -- сколько поучительности, умственной  свежести
и горного воздуха. Они всегда жили на высотах.
     14 февраля [1935 г.]
     Прогнозы   Энгельса   всегда   оптимистичны.  Они   нередко   опережают
действительный ход дальнейшего развития. Мыслимы ли,


     •однако,  вообще  исторические прогнозы, которые, по  французскому
выражению, не сжигали бы некоторые посредствующие этапы?  В последнем  счете
Э[нгельс] всегда прав. То,  что  он  в  письмах  к  Вишневецкой44
говорит о  развитии Англии  и Соед. Штатов, полностью подтвердилось только в
послевоенную  эпоху, 40--50  лет спустя, но  зато как подтвердилось!  Кто из
великих   людей  буржуазии   хоть  немного   предвидел  нынешнее   положение
англо-саксонских  стран? Ллойд Джорджи45,  Болдвины46,
Рузвельты47, не говоря уже  о Макдональдах, кажутся и сегодня еще
(сегодня  даже  больше,  чем  вчера)  слепыми   щенками  рядом   со  старым,
дальновидным   Энгельсом.   Какой   нужно   иметь  медный   лоб  всем   этим
Кейнсам48, чтоб объявлять прогнозы марксизма опровергнутыми.
* * * -
     Насколько могу судить по  присланным  мне газетам,  сталинские лакеи во
Франции   (Торез    и   К°)   заключили    прямой    комплот    с    правыми
социал-демократическими вождями  для кампании против "троцкистов", начиная с
организации молодежи49. Сколько времени Сталин--Бухарин именовали
нас "социал-уклоном",  а  затем  социал-фашистами! Несмотря на  всю  разницу
исторической  обстановки, блок  Блюма--Кашена и  их совместная борьба против
"троцкизма"  удивительно  напоминает  блок Керенского--Церетели50
(1917  г.)  и  их  травлю  большевизма51.  Черты  сходства  --  в
ограниченной  природе  "радикального" мелкого  буржуа,  в его  страхе  перед
грозной обстановкой, его  растерянности при  виде ускользающей  почвы, в его
ненависти к  тем,  которые вслух характеризуют его и  предсказывают  ему его
судьбу.
     Разница в том -- и  разница, увы, не малая,  --  что: а) консервативные
рабочие   организации  (SFIO52,   CGT53)   играют   во
Ф[ранции]  несравненно  большую  роль,  чем  играли в 1917  г.  в России; б)
большевизм скомпрометирован постыдной карикатурой сталинской партии; в) весь
авторитет  Совет[ского]  гос[ударства]  пущен в  дело  на  дезорганизацию  и
демократизацию пролетарского авангарда. Историческая битва во Франции еще не
потеряна.  Но  фашизм  имеет  в  лице  Блюма  и  лакеев  Сталина  неоценимых
помощников.  Торез  вывернул  наизнанку  все  доводы,  аргументы   и  методы
Тельмана54.   Но  и  вывернутая  наизнанку   политика  сталинизма
остается  по  существу  той  же.  В  Германии два аппарата  --  соц[иал]-дем
[ократический]  и [коммунистический]  --  своей  показной,  перекошенной, не
соблюдавшей  пропорций  шарлатанской  борьбой  отвлекли внимание  рабочих от
надвигавшейся опасности; во Франции те же два  аппарата  пришли к соглашению
относительно  иллюзий,   которыми   можно  отвлекать   внимание  рабочих  от
реальности. Результат тот же!


* * *
     Честный, неподкупный, национальный Temps обличает: "Политические машины
чаще всего  бывают лишь искусственным облаком, за которым скрывается  личная
заинтересованность"55. Смесь квакера  с Тартюфом, но  и квакер  и
Тартюф            модернизированы            соответственно            эпохе
Устрика56--Ставиского57.    Орган     "Comi-te     des
Forges"58  обличает  "les   interets  particuliers"!59
"Comile des Forges"  подчиняет  своим  интересам  всю французскую печать. Ни
одна  радикальная газета не смеет,  например, ничего  напечатать. по  поводу
того  фашистского клерикального  террора, который царит в  госпиталях Comite
des Forges  против революционных рабочих:  в случае уличения  их выбрасывают
накануне  операции. Редактор дем [окрэтической]  газеты,  радикал-социалист,
франкмасон.  и пр. отвечает: "Ничего  не могу напечатать; в прошлом году  за
заметку против  кого-то  из  Com  [ite] de[s]  F[orges] моя газета --  через
[агентство] Havas -- была лишена объявлений на 20000 фр." Как же официозу де
Венделя60  не  обличать  "особые  интересы"  во имя национального
блага!
     В  1925  (или  1924  г.?)  Красин61  в  качестве  советского
полпреда во Франции вел переговоры с директором  Temps и докладывал о них на
зас[едании] Политбюро для получения необходимых директив.  Предложения Temps
были таковы: а) редакция через известное время посылает в Москву сотрудника,
который  начинает с критических, но спокойных  по тону корреспонденции; б) в
передовицах прекращается  борьба  против  СССР;  в)  еще  через  неск[олько]
месяцев  (помнится, шесть) газета начинает вести дружественную СССР линию во
внешней  политике;  г)  корреспонденции из Москвы принимают благожелательный
характер; д)  во  второй  передовице  --  внутренняя  политика  --  редакция
сохраняет  полную самостоятельность  в  критике большевизма;  е) сов[етское]
пр[авительство]   платит  Temps  миллион  франков  в  год.  Красин  начал  с
полумиллиона, дошел до 750 000 (на этом остановились переговоры) и спрашивал
теперь Политбюро, идти  ли дальше. Вопрос был решен отрицательно, не  только
ради  экономии  в  валюте,  но  и   по  дипломати[ческим]  соображениям:  на
соглашение  с  Фр[анцией]  надежды  тогда не  было,  разумнее было  отложить
операцию.
     Кто даст себе труд  просмотреть Temps за 1933--34 год, тот  увидит, что
сделка  была реализована полностью, лишь с  запозданием на 9  лет*. Никто не
поставит  в  вину советскому пр[ави-тельству]  тот  факт,  что оно  покупает
буржуазную прессу и стара-

     * Я затрудняюсь, как уже  было оказано, отнести  переговоры  Красина  к
1924 или  1925 году  (в  Москве я установил бы дату без труда).  В 1924 году
директором  Temps   был   Emille   Herbard,   контрагент   царского   агента
Рафаловича63.  В 1925 г.  Emille'я сменил  старик  Adrien: такова
скромная дань,  которую  разоблаченный порок  уплатил  добродетели. Полагаю,
что, независимо от даты,. Красин вел переговоры  с Emille'ем, но ручаться не
могу:  в тот период  я  персональной  стороной  дела не интересовался, да  и
сейчас она  не  имеет  значения.  Temps  есть  Temps.  Поколения  сменяются,
подкупность остается.


     ется при этом не переплатить. Гнусностью является то, что клика Сталина
делает  буржуазную  печать  орудием  в  борьбе  против  собственной  партии.
Московские телеграммы  Temps по делу  Кирова62 представляют самое
ядовитое выражение.
     Давно известно, что "троцкисты" являются "авангардом контрреволюционной
буржуазии".  Это  доказано  не  столько  латвийским   консулом64,
сколько другими европейскими и американскими консулами, отказывающими мне  в
визе.  Однако незачем выходить  из рамок  дела Кирова, чтобы определить, как
располагаются симпатии (или интересы, что, впрочем, одно и то же) буржуазии.
     Клевета  Сталина  на Зиновьева --  Каменева,  несмотря  на  свою  явную
лживость,  была  воспроизведена  без  критики всей  французской печатью. Мое
фактическое  заявление  насчет  моего  незнакомства  с  "консулом"  не  было
напечатано  ни  одной "буржуазной  газетой во Франции. Особенно  поучительна
информация  Temps.   Московский  корреспондент   несколько  раз   успокаивал
читателей  этой  газеты  заверением,  что  все группы,  которые  ныне громит
Сталин, стоят влево от него и что нет, следовательно, оснований тревожиться.
Тот  же  корреспондент  три  раза  (!)  сообщал  по  телеграфу, будто консул
соглашался  передать  письма  Троцкому,  тогда  как  на  самом  деле  консул
выпрашивал  такое  письмо.  Моя сухая  фактическая поправка  редакцией Temps
напечатана не была. Тот же корреспондент превратил Евдокимова65 в
"троцкиста", а  в одной из позднейших телеграмм говорил  о "тройке" (troika)
Троцкий--Зиновьев--Каменев,    чтобы    заставить    забыть    о    "тройке"
Сталин--Зиновьев--Каменев. И т. д., без конца. Находчивый  журналист, как  и
ег,о газета, знает что делает. В конце концов Temps выполняет в этой области
ту же работу, что и L'Humanite, только осторожнее, умнее, тоньше. Кто из них
бескорыстнее,  судить  нелегко.  Думаю  все  же,  что  L'Humanite  обходится
дешевле.
* * *
     10 октября 1888 г. Энгельс писал в Нью-Йорк:
     "Во Франции радикалы в правительстве делают из себя дураков больше, чем
можно было предположить. В  том, что касается рабочих,  они отказываются  от
своей  программы полностью  и  выявляют себя  как  чистые  оппортунисты. Они
вытаскивают из огня оппортунистические каштаны и занимаются стиркой грязного
белья. Это было бы прекрасно, если б не  было Буланже66 и  если б
массы    не    загонялись   этим,   в    порядке    принуждения,    в    его
объятия"67.
     Эти  строки  кажутся  написанными для наших дней.  В  1934 г.  радикалы
оказались так  же неспособны править  Францией, как в 1883, и как тогда, они
пригодны лишь на то, чтоб тащить  для реакции каштаны из  огня. Все это было
бы прекрасно, если б налицо была революционная партия. Но ее нет. Хуже того,
есть ее


     отвратительная  карикатура.  И  радикалы гонят массы в сторону фашизма,
как полстолетия тому назад в сторону буланжизма.
     В этих условиях сталинцы заключают с радикалами блок "против фашизма" и
навязывают  этот  блок социалистам,  которые даже мечтать не смели  о  таком
подарке. В качестве полудрессированных  обезьян сталинцы продолжают и сейчас
брюзжать против картели: не парламентские сделки с радикалами,  а  "Народный
фронт"68   против   фашизма!   Кажется,  будто   читаешь  официоз
Ша-рантона69.   Парламентская   картель   с  радикалами,  как  ни
преступна  она  с  точки   зрения  интересов  социализма,  имеет  или  имела
политический  смысл  с точки зрения избирательной и  парламентской стратегии
демократов-реформистов. Но  какой  смысл может иметь внепарламентский блок с
парламентской  партией,  которая  по самой  своей  социальной  структуре  не
способна  к  какому  бы  то ни  было внепарламентскому  массовому  действию:
буржуазная  верхушка партии боится,  как огня,  своей  собственной  массовой
базы.  Получить раз  в четыре  года  голоса крестьян,  мелких торговцев  или
чиновников -- на это Эррио великодушно согласился. Но двинуть их на открытую
борьбу  значит вызвать духов, которых он боится гораздо больше, чем фашизма.
Так  называемый   "народный   фронт",   т.   е.   блок  с   радикалами   без
внепарламентской борьбы, есть  самое  преступное издевательство над народом,
какое только позволяли  себе  рабочие  партии  со времени  войны,  --  а они
позволяли себе  многое. В то  время,  как Эррио  держит  стремя Фландену,  а
радикальный министр внутренних дел дрессирует полицию на подавление рабочих,
сталинцы  гримируют  радикалов  вождями  народа,  обещая  совместно  с  ними
раздавить фашизм, который  политически питается, главным образом, фальшью  и
ложью, радикализма. Разве же это не сумасшедший дом?
     Если б  неизбежная  расплата за  эти преступления  --  и какая страшная
расплата! -- пала  только на клику  сталинских лакеев, наемных авантюристов,
бюрократических  циников,  можно было бы  только сказать: поделом! Но беда в
том, что расплачиваться придется рабочим.
     Особенно  кошмарным  кажется  тот  факт,  что  под  видом  марксизма  и
большевизма угнетенным массам, ищущим  выхода, преподносятся идеи, на борьбе
с которыми  сложился  марксизм  и  вырос  большевизм. Поистине Vernunft wird
Unsinn, Wohltat -- Plage!70
     Вся  серьезная  буржуазная  печать  поддерживает,  прикрывает, защищает
вооруженные   лиги.   Буржуазия   окончательно   прониклась   сознанием   их
необходимости  и  спасительности. Экономические  трудности  слишком  велики.
Революционные  возмущения возможны,  даже  неизбежны. Полиции  недостаточно.
Пускать  в дело  войска,  особенно  при  годичном  сроке  обучения,  слишком
рискованно: войска  могут  колебнуться.  Что может быть  надежнее специально
подобранных и натасканных фашистских отрядов? Они


     не  колебнутся  и  не  позволят  колебнуться  армии.  Мудрено  ли,  что
буржуазия обеими руками держится за свои вооруженные лиги?
     А  Блюм  просит   буржуазное  правительство  о   маленьком   одолжении:
разоружиться.  Только и всего.  Изо  дня в день  Поль-Форы, Веланы--Котурье,
Зеромские71  повторяют  это  глупое  и   постыдное  "требование",
которое должно только  укреплять уверенность  фашистов в  своем  завтрашнем'
дне. Ни один из этих опереточных героев не  понимает серьезности  положения.
Они обречены.
     Час  ночи. Давно  я  не  писал  в  такой поздний  час. Я  пробовал  уже
несколько раз ложиться, но негодование снова поднимало меня.
     Во  время холерных эпидемий  темные,  запуганные и ожесточенные русские
крестьяне убивали  врачей,  уничтожали  лекарства, громили холерные  бараки.
Разве травля "троцкистов",  изгнания, исключения, доносы  --  при  поддержке
части  рабочих  --  не   напоминают  бессмысленные   конвульсии  отчаявшихся
крестьян?  Но  на  этот  раз  дело  идет  о  пролетариате  передовых  наций.
Подстрекателями  выступают "вожди"  рабочих  партий. Громилами --  небольшие
отряды. Массы растерянно глядят, как избивают врачей, единственных,  которые
знают болезнь и знают лекарство.
     16 февраля [1935 г.]
     Temps  печатает   очень  сочувственную  телеграмму  своего  московского
корреспондента  о новых льготах колхозникам,  особенно в области обзаведения
собственным крупным  и мелким скотом. Подготовляются, видимо,  и  дальнейшие
уступки  мелкобуржуазным  тенденциям  крестьянина.  На какой  линии  удастся
удержаться   нынешнему   отступлению,   предсказать   пока   трудно.   Самое
отступление,     вызванное     крупнейшими    бюрократическими     иллюзиями
предшествующего периода, нетрудно было предвидеть заранее. C осени 1929 года
Бюллетень рус[ской] оппозиции забил тревогу по поводу авантюристских методов
коллективизации.   "В   ажиотаже  несогласованных  темпов   заложен  элемент
неизбежного кризиса  в ближайшем будущем".  Дальнейшее известно: истребление
скота,  голод  1933  года,  несчетное  количество жертв,  серия политических
кризисов. Сейчас отступление идет полным ходом.  Именно поэтому Сталин снова
вынужден рубить все и всех, кто слева от него.
     Революция  по самой  природе своей вынуждена бывает  захватить  большую
область,  чем  способна  удержать:  отступления тогда  возможны,  когда есть
откуда  отступать.  Но  этот  общий  закон  вовсе  не  оправдывает  сплошной
коллективизации.  Ее  несообразности  были результатом не стихийного  напора
масс, а ложного расчета  бюрократии. Вместо  регулирования