на парадах и торжествах
не  может  заменить  повседневного  воздействия пролетарского  авангарда  на
мобилизованных  крестьян. В  минуту  опасности  бюрократический  аппарат  не
способен вдохнуть тот энтузиазм, который обеспечивается только революционным
самосознанием трудящихся масс, чувствующих себя хозяевами своей страны.
     Подлые  клеветники   говорят,  что  мы,  большевики-ленинцы,  строившие
Красную армию и участвовавшие во всех ее боях, являемся пораженцами. Ни один
честный  рабочий, боевик-красноармеец,  крестьянин-партизан  не поверит этой
клевете   на  Троцкого,   Раковского,  И.   Н.   Смирнова,  Преображенского,
Сосновского,  Радека,  Муралова,  Мрачковского,  Белобородо-ва, Каспарову  и
многие  сотни  и  тысячи  закаленных  борцов,  которые  тюрьмой   и  ссылкой
расплачиваются за свою верность делу рабочего класса.
     Большевики-ленинцы были  и остаются революционными оборонцами до конца,
не в  пример  многим  из  нынешних  бюрократов, которые  при  первом  набате
опасности  разбегутся,  как крысы.  Невзирая  на ошибки  политики,  презирая
клевету и  травлю  сталинского руководства,  каждый  большевик-ленинец будет
защищать советскую  республику от классовых  врагов  с  оружием  в руках  до
последней капли крови.
     Но этого мало. Сейчас, пока еще не пробил час военной грозы, мы требуем
решительной перемены партийной, хозяйственной,  профессиональной,  военной и
международной политики. На пролетарский путь! На ленинскую линию!
     Что нужно для того, чтобы вернуться на правильную дорогу? Нужно только,
чтоб  рабочий-партиец снова  захотел  и решил  стать  партийцем. Нужно, чтоб
рабочий класс призвал  аппарат к ответу.  Нужно  восстановить  выборность  и
сменяемость,   т.  е.  пролетарскую  и  советскую  демократию.  Этого  можно
достигнуть без потрясений, нормальными путями партийного  устава и советской
конституции.
     В  основу  хозяйственной политики  положить:  систематическое повышение
заработной платы. Больше равенства в условиях жизни верхов и низов.
     В деревне организовать Союз бедноты, как орган диктатуры пролетариата.




     114
     115


     Опубликовать  платформу оппозиции,  которая  указывает  правильные пути
индустриализации   страны   и   дает   ленинские   ответы  на  все   вопросы
социалистического строительства.
     Вернуть большевиков-ленинцев из ссылки, отменив бесстыдно наложенную на
них 58-ю статью.
     Провести перевыборы во  всех учреждениях и организациях, сверху донизу,
на основе подлинной пролетарской демократии.
     Помните, товарищи: потерять власть легче, чем завоевать ее. Если ложную
политику  ведут  верхи,  поправить  должны   низы.  Мы,  большевики-ленинцы,
обращаемся к низам. Ими и для них совершен был одиннадцать лет назад великий
переворот.
     Да здравствует диктатура пролетариата!
     Да здравствует союз рабочих и крестьян!
     Да здравствует возвращение ВКП и Коминтерна на ленинский путь!
     Да здравствует международная революция!
     [Октябрь 1928 г.]
Л. ТРОЦКИЙ. КРИЗИС
ПРАВО-ЦЕНТРИСТСКОГО БЛОКА
И ПЕРСПЕКТИВЫ
1. Кризис блока
     Кампания  против  правых  открывает  некоторую  новую  главу.  Кампания
отличается  чрезвычайным  шумом  и  треском  -- при  отсутствии политической
конкретности. Кампания есть  прежде всего  литературное прикрытие закулисной
организационной работы сталинцев, ее  оправдание перед партией. Политическая
кампания и не  может быть конкретной, иначе пришлось  бы  перечислять  общие
грехи правой  и центра. Но в то же время кампания знаменует кризис -- еще не
распад, но уже серьезный кризис -- правящего блока. Предшествующее сползание
подготовило  переход  количества  в  некоторое   новое   качество.  Открытое
социальное перерождение значительных  групп  и слоев партии выпирает из всех
щелей.  Центризм пугается наиболее "зрелых" плодов своих  рук, особенно  под
кнутом  пролетарской оппозиции. Но  центризм связан по  рукам  и по ногам --
вчерашним днем, своей национал-социали-
     стической   установкой,  своим  политическим   крохоборчест-вом,  своей
теоретической нищетой. Атакуя  правых, он больше всего  боится,  как  бы  не
поранить самого себя. Отсюда  глубоко  двойственный характер всей  кампании:
если практически  она может означать очищение партии от наиболее откровенных
элементов устряловщины и задержку или замедление сползания или перерождения,
то одновременно  она  означает дальнейшую  дезорганизацию  партийной  мысли,
дальнейшее  измочали-вание  марксистского  метода,  и тем  самым  подготовку
новых, еще более смутных и опасных этапов в развитии партии.
     Сталин и Молотов пытаются изобразить дело  так,  что их линия состоит в
одинаково непримиримой борьбе  как с  левыми "пораженцами", так и с  правыми
ликвидаторами.
     Совершенным  вздором является  центральная в нынешней  кампании  мысль,
будто марксистская политика вообще состоит в борьбе направо и налево, притом
в  одинаково непримиримой борьбе. Направо  от  марксистской  политики  стоит
могущественный  мир  империализма, с его все еще гигантской  соглашательской
агентурой.  Вот  враг.  Налево  от  марксистской  линии  могут  быть  только
ошибочные  тенденции  в  самом пролетариате, детские  болезни в партии и пр.
Крайним  выражением  этой ложной "левизны"  является  анархизм.  Но  сила  и
влияние этого последнего тем меньше, тем ничтожнее, чем смелее,  решительнее
и  последовательнее революционная партия борется  с оппортунизмом. В этом  и
состоит, в частности, историческая  заслуга большевизма. Борьба налево в его
истории имела всегда только эпизодический и подчиненный характер. Сталинская
формула  "одинаково  непримиримой"   борьбы   направо   и  налево   есть  не
большевистская формула, а традиционная формула мелкобуржуазного радикализма.
Вся   его   история  приходит  к  борьбе  с  "реакцией",  с  одной  стороны,
пролетарской   революцией,   с  другой.   Эта  традиция  перешла  целиком  к
современной социал-демократии во всех  ее оттенках. Формула борьбы направо и
налево,  как  руководящая  формула,  характеризует,  вообще  говоря,  всякую
партию, лавирующую между основными классами  современного общества.  В наших
условиях  эта  формула  является  политическим  паспортом  центризма.  Иначе
совершенно неразрешимым  был  бы вопрос:  как  могло  случиться, что фракция
Сталина     --    Мо-лотова    пребывала     в    неразрывном     блоке    с
буржуазно-реставраторской  фракцией правых?  Более того, остается на  деле с
нею


     в блоке и сейчас? Между тем, ответ  совершенно прост: правящий блок был
не  противоестественным союзом большевизма с  буржуазным реставраторством, а
союзом сползающего  правого центризма  с  устряловщиной. В  таком  союзе нет
ничего  противоестественного. Блоки центристов  разной окраски  с  открытыми
соглашателями и даже прямыми  изменниками,  при  бешеной  борьбе  с  левыми,
заполняют всю историю рабочего движения. Вот почему,  когда Сталин и Молотов
дают ныне "свирепую" характеристику правому крылу, списывая ее по частицам с
оппозиционной платформы, они тем самым дают характеристику самим себе, своей
линии, своей группировке.  Они занимаются  убийственной  "самокритикой",  не
подозревая того.
     Но,   может  быть,  положение   радикально   изменилось  теперь,  после
объявления так  называемой беспощадной борьбы  против  правого уклона?  Пока
было  бы по меньшей  мере  легкомысленно  делать такие заключения. Ленинское
крыло -- за Уралом и Каспием, правое -- на правящих постах. Это решает. Ясно
одно: период безмятежности для  блока центристов с  правыми остался  позади;
февральский  сдвиг  центризма  имеет  свои внутренние зигзаги: от февраля до
июля,  от  июля  до  ноября  и  дальше.  Слишком  скоропалительно судили  те
товарищи, которые считали, что  июльский пленум завершил борьбу центристов с
правыми  и что  самое  противоречие  между  ними  уже потеряло  политическое
значение. Нет,  это  неправильно. Еще  более неправильным  было бы,  однако,
считать разрыв  между центристами и правыми  бесповоротным.  Совершенным  же
легкомыслием было  считать исключенным поворот самого  центризма  на  правый
путь.
     Из  этой  общей  характеристики  кампании, как  насквозь  двойственной,
вытекают  и  задачи большевиков-ленинцев.  С одной стороны  --  поддерживать
каждый  действительный,  хотя  бы  и робкий  и  половинчатый шаг руководимых
центризмом  партийцев влево, с другой  --  противопоставлять  этих партийцев
центристскому    руководству,    разоблачая     его     беспринципность    и
несостоятельность. Обе эти задачи разрешаются по  существу одними и  теми же
методами. Поддержка  каждого  шага  влево  в  том  ведь  и  выражается,  что
большевики-ленинцы ясно  и отчетливо формулируют в каждом  конкретном случае
действительную цель борьбы, пропагандируют подлинно  большевистские методы и
разоблачают фальшивую половинчатость
     центристского руководства. Другой поддержки быть не  может. Но зато эта
является самой действительной.
     Ясность  общих  задач  не  снимает, однако, с нас  обязанности ближе  и
конкретнее присмотреться к новому  этапу  в свете  общего  развития партии и
революции.
     2.  Пятилетие общественно-политической реакции  на основах пролетарской
диктатуры
     Надо сказать  ясно и  точно:  послеленинское пятилетие  было пятилетием
общественно-политической   реакции.    Послеленинское   руководство    стало
невольным, но тем более действительным выражением этой реакции и ее орудием.
Периоды реакций в отличие от контрреволюции происходят при господстве  одних
и тех же классов. Помещичье  самодержавие знало периоды "либеральных" реформ
и крепостнических контрреформ. Господство буржуазии, начиная с эпохи великих
революций, знало смену периодов бурного движения вперед периодами  попятного
движения. Этим определялась, в  частности, смена различных партий у власти в
разные периоды господства одного и того же капиталистического класса.
     Не  только   теоретическое  размышление,  но  и  живой   опыт  истекших
одиннадцати лет свидетельствуют, что и режим пролетариата может проходить не
только   через    периоды    движения   вперед,    но   и    через   периоды
общественно-политической реакции. Конечно, не реакции "вообще", а реакции на
основах     победоносной     пролетарской      революции,     противостоящей
капиталистическому миру. Смена  этих периодов  определяется  ходом классовой
борьбы. Периоды  реакций не изменяют  основ  классового господства, т. е. не
означают перехода власти  из рук одного  класса в руки другого (это  была бы
уже контрреволюция),  но  означают изменение  в соотношении классовых  сил и
перегруппировку элементов внутри самих классов. Период реакции после периода
могущественного  революционного  продвижения  вперед  вызван  был  у  нас  в
основном тем,  что разбитые, оттесненные или запуганные старые имущие классы
благодаря объективной обстановке и ошибкам революционного руководства успели
значительно  собраться с  силенками  и  постепенно  перейти  в  наступление,
главным  образом,   через   бюрократический  аппарат.  С   другой   стороны,
победоносный  класс,  пролетариат,  не  поддержанный  своевременно  извне  и
атакуемый все новыми и новыми препятствиями и трудностя-


     ми,  растрачивал  силу  первоначального  натиска  и  дифференцировался,
выделяя  из  себя сверху  --  все  более самодовлеющую бюрократию, снизу  --
элементы   усталости   и   прямой   безнадежности.   Ослаблению   активности
пролетариата  соответствует повышение активности буржуазных  классов, т.  е.
прежде всего тех слоев мелкой буржуазии,  которые тянутся  вверх  по  старым
эксплуататорским путям.
     Незачем  доказывать,  что все  эти  процессы  внутренней реакции  могли
развертываться и  приобретать  силу  только в  условиях  тягчайших поражений
мирового пролетариата  и  упрочения  позиций империалистической буржуазии. В
свою  очередь,  поражения  международной революции  за  последние 5 -- 6 лет
определялись в  решающей степени центристской линией руководства Коминтерна,
особенно гибельной в обстановке великих революционных кризисов.
     Можно  возразить: мыслимо  ли назвать  реакцией  период  экономического
роста страны,  социалистического строительства и пр.  Однако  это возражение
бьет  мимо цели. Подъем есть процесс противоречивый. Первая стадия  подъема,
после годов  разрухи и голодухи, стадия восстановительного процесса, как раз
и создала условия  общественно-политической реакции.  Изголодавшийся рабочий
класс  склонен был  верить,  что и теперь все пойдет безостановочно  вперед.
Сверху   его  в   этом   убеждали.  Между   тем,  подъем  разворачивал  свои
противоречия, углубившиеся слепой и ложной политикой руководства и приведшие
к умалению  удельного  веса  пролетариата  и к  снижению  его  политического
самочувствия. Разумеется, тем обстоятельством, что промышленный подъем снова
собрал  пролетариат  на фабриках и заводах,  обновил  и  пополнил его кадры,
созданы   социальные   предпосылки   для   нового   революционного   подъема
пролетариата.  Но  это  относится  уже  к  следующей стадии. Есть  симптомы,
позволяющие думать, что это политическое  оживление уже  началось и является
одним из факторов, подстегивающих центристов в сторону "самокритики", борьбы
против  правых  и пр. Незачем говорить,  что в  том же направлении действует
стальная заноза оппозиции, которой никаким хирургам не удастся  выдернуть из
тела  партии.  Оба  эти обстоятельства:  и  оживление в  рабочих  массах,  и
"неожиданная"  для верхов живучесть оппозиции --  открывают собою,  если  не
обманывают признаки,  начало нового периода, с которым не случайно совпадает
борьба центристов
     против   правых.   Прошлый   же   период,   развивавшийся   на   основе
восстановительного  процесса,  со  всеми  его   иллюзиями,  характеризовался
упадком активности  пролетариата,  оживлением  буржуазных  слоев,  удушением
рабочей  демократии  и  последовательным  разгромом  левого  крыла.  Другими
словами, это был период общественно-политической реакции.
     Идеологически период реакции  окрашен борьбой с "троцкизмом". Под  этим
именем  в  официальной печати  фигурируют  совершенно  разнородные  и  часто
несовместимые  идеи, осколки  прошлого,  большевистские  задачи  настоящего,
поддельные цитаты и пр., и пр. Но в общем троцкизмом называлось то, от  чего
сползающее официальное руководство вынуждено было  в  каждый  данный  момент
отталкиваться.  Общественно-политическая  реакция  --   при  всем  эмпиризме
руководства --  немыслима  без  пересмотра и  отвержения  наиболее  ярких  и
непримиримых   идей   и   лозунгов    марксизма.    Международный   характер
социалистической  революции и классовый  характер  партии  -- вот  две идеи,
которые  в  полнокровном своем  виде  невыносимы  для  плывущих  по  течению
политиков периода реакции. Борьба против этих основных идей, сперва обходная
и трусливая, затем все более наглая, велась под именем  борьбы с троцкизмом.
Результатом этой борьбы явились две жалкие  и презренные руководящие идейки,
которые  навсегда  останутся  бубновым  тузом на  периоде противооктябрьской
реакции:     идейка    социализма    в     отдельной    стране,    т.     е.
национал-социализм515  и идейка двухсоставных рабоче-крестьянских
партий, т. е. Черновщина516. Первая из этих идей, прикрывавшая, в
частности, наш  хозяйственный  хвостизм,  довела  октябрьскую  революцию  до
величайших опасностей. Вторая из этих идей, вдохновлявшая теорию и  практику
гоминьдана,  зарезала китайскую  революцию.  Обе "идеи" автором  своим имеют
Сталина. Это его единственный теоретический "актив".
     Между периодом  реакции и контрреволюцией  существует, как сказано,  то
различие,   что   реакция   развивается  при  господстве  того  же   класса,
контрреволюция  же  означает  смену  классового  господства.  Но  совершенно
очевидно,  что  если реакция  не  тождественна  с  контрреволюцией,  то  она
подготовляет  для нее  политические условия и может оказаться  вступлением к
ней. Руководствуясь  этими широкими  историческими масштабами, т. е. отметая
все  второстепенное,  можно  сказать,  что  расчленение  правящего  блока на
центристов и правых


     вышло  наружу,  когда  методы  общественно-политической  реакции  стали
прямехонько упирать в методы термидора.
     Незачем пояснять,  что  происходящая  сейчас борьба  центристов  против
правых не только не опровергает нашего прогноза о термидорианской опасности,
но  наоборот, целиком и  полностью, официальнейшим,  так  сказать,  образом,
подтверждает его.  Оппозиция никогда  не считала, что сползание к  термидору
будет непрерывным, прямолинейным и  сплошным  для всей  партии. Мы десятки и
сотни  раз  предсказывали, что  это сползание  будет мобилизовать враждебные
классы; что тяжелые социальные  хвосты будут  бить по аппаратной голове; что
это будет вызывать  расчленение не только в широких партийных массах, но и в
самом аппарате;  наконец, что это  расчленение будет создавать  новые, более
благоприятные  условия  для  работы  большевиков-ленинцев,  направленной  не
только против открытого соглашательства, но и против центризма.
     Таким  образом,  нынешняя  кампания  является  подтверждением  честного
прогноза  оппозиции,  теснейшим  образом связанного  с  ее  общим  прогнозом
относительно термидорианской опасности.
3. Бюрократический режим как орудие реакционных тенденций и сил
     Как  и  все  процессы  в  нашей  партии, борьбу  центристов  с  правыми
приходится  рассматривать  не  только  в  широком  разрезе  идейно-классовых
тенденций, но и в узком разрезе самодовлеющего аппаратного  режима. Не тайна
ведь,  что  шумно-бессодержательная "идейная" борьба  против правых является
аккомпанементом к аппаратным, пока еще подготовительным,  махинациям  против
Бухарина, Рыкова и Томского.  А этот вопрос не лишен значения,  если принять
во внимание  место названной тройки  в нынешней партийно-советской  системе.
Рыков  и   Томский   всегда   испытывали  к   оппортунизму   "влеченье,  род
недуга"517. В октябрьский период  это только  сказалось открыто и
ярко. Но  при  здоровой жизни  партии  и правильном партийном руководстве их
оппортунистические  склонности так  бы  при  них  и оставались.  То же самое
приходится сказать  и о Бухарине, с его переходом  от ультралевых коленец  к
ультраправым.  Если рассматривать  вопрос  в плоскости персональной (как это
Ленин сделал, например,  в своем завещании), то придется сказать, что разрыв
Сталина с названной тройкой
     был предрешен задолго до  того,  как самая тройка сплотилась  на правой
платформе.  Этот  разрыв,  вытекавший из тенденции бюрократического режима к
единоличию, был оппозицией совершенно точно предсказан больше двух лет  тому
назад, в сентябре 1926 года, когда о борьбе центризма с правой не было еще и
речи. В документе оппозиции о "единстве партии" говорится:
     "Целью всех этих дискуссий и  организационных  выводов является  полный
разгром того ядра, которое до недавнего времени называлось  старой ленинской
гвардией, и  замена его единоличным руководством  Сталина,  опирающегося  на
группу  товарищей,  которые  всегда  с   ним  согласны.  Только  тупица  или
безнадежный  бюрократ  может серьезно  думать,  будто сталинская  борьба  за
единство  партии способна действительно  обеспечить единство, хотя  бы ценой
разгрома старой руководящей  группы  и всей вообще  нынешней оппозиции.  Чем
ближе  Сталин будет казаться к  цели, тем  на самом деле он будет  дальше от
нее.  Единоличие в управлении  партией, которое  Сталин и  его  более  узкая
группа называют "единством партии", требует не только разгрома, устранения и
отсечения нынешней объединенной оппозиции, но  и постепенного отстранения от
руководства  более авторитетных  и влиятельных представителей  ныне правящей
фракции. Совершенно ясно, что ни Томский, ни  Бухарин, ни Рыков -- по своему