де
архиерейской Андреевской церкви  в  городе  Ставрополе,  но указанной цифрой
далеко не исчерпываются все погибшие за кровавые  дни июня  и июля 1918 года
-- много жителей пропало без вести, и нет  другого объяснения этому, как то,
что они были убиты и вывезены и закопаны неизвестно где.
     Все  вышеизложенное  основано  на  данных, добытых Особой  комиссией  в
судебно-следственном порядке.
Дело No 9
     ОСОБАЯ КОМИССИЯ  ПО РАССЛЕДОВАНИЮ  ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ
     АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ
     о грабежах и разбойных нападениях, произведенных большевиками в  городе
Ставрополе (Кавказском) с 15 октября по 2 ноября 1918 года
     После  отхода Добровольческой  армии  из Ставрополя  значительная часть
мирного населения, боясь произвола и насилий со стороны большевиков,  бежала
вслед за армией, оставив свои квартиры и имущество на попечение близких лиц,
соседей и прислуги или же прямо запертыми без всякой охраны.
     Когда  же  Красная  армия  заняла город,  то  последовало  распоряжение
большевистских властей  произвести  обыски в  оставленных квартирах,  причем
красноармейцам было разрешено взять из них все, что они захотят.
     Этим  распоряжением  советской власти город  Ставрополь  был  отдан  на
разграбление разнузданным и развращенным войскам  Красной армии. Группами по
несколько человек  рыскали красноармейцы по  городу и, найдя покинутый  дом,
разграбляли  его.  Бралось  все,  и  нужное  и  ненужное,  начиная  с  икон,
автомобилей, велосипедов, мебели, кроватей,  тюфяков,  одежды, обуви, белья,
посуды,  продуктов и кончая мелочами домашнего обихода, безделушками  и даже
вставными зубами. Иногда одни и те же квартиры последовательно разграблялись
несколькими группами красноармейцев.
     В некоторых же домах грабители, не довольствуясь расхищением имущества,
уничтожали то, что не  успевали забрать с собою, -- они рубили мебель, рвали
материю, книги, бумаги и т. п., оставляя после себя вместо ценного имущества
груды хлама и мусора.
     После  изгнания  из  Ставрополя большевиков  и  водворения там  власти,
основанной на праве и законе,  в производстве  местных судебных следователей
возникло  множество  дел  о  разбойных  нападениях  и грабежах,  совершенных
большевиками  в период их властвования в Ставрополе с 15 октября по 2 ноября
1918 года. Осмотром этих дел, в количестве  ста семи, было  установлено, что
не только  дома  частных  лиц, но и  многие  казенные учреждения  и судебные
установления   подверглись   разгрому   и   расхищению.   Так,  27   октября
красноармейцами  медико-санитарного отдела советской  Таманской  армии43  во
главе с политическим комиссаром Курочкиным и  помощником его  Томазиным было
разгромлено помещение  окружного  суда, причем  были похищены  и  уничтожены
книги  законов   и  справок  о  судимости,   уголовные  дела,   вещественные
доказательства,  многие   предметы  обстановки  и  канцелярского  имущества,
евангелие, крест и  епитрахиль; была  разбита  касса,  откуда взяты деньги и
марки; затем  при  помощи  вытребованных специалистов были взломаны замки во
всех помещениях суда и разбито  и уничтожено имущество и дела эвакуированных
в Ставрополь  из  других  городов судебных  установлении. В помещении съезда
мировых судей  была разграблена  часть  канцелярского  имущества.  В камерах
мировых судей  2-го  и  3-го  участков  города  Ставрополя  и  7-го  участка
Ставропольского   уезда  были  размещены  части   Красной   армии,   которые
перевернули  вверх  дном все дела, архив и канцелярское имущество этих  трех
мировых судей, так  что в  целом виде  не  осталось  ни одного  дела,  книг,
бланков  и т. д., все это было разорвано,  свалено на пол  и обращено в кучу
мусора.
     Из  камер  судебных следователей  1-го и  2-го участков Ставропольского
уезда были похищены и частью уничтожены  многие  вещественные доказательства
по производившимся у них делам и уничтожены книги по  их канцелярии и  часть
дел.
     Независимо от  этого,  большевики-красноармейцы разграбили  за  тот  же
период времени склады  Ставропольского губернского  земского комитета помощи
больным  и  раненым  воинам;  неоднократно   открыто  похищали  из  местного
интендантского   склада  казенное  имущество,  а  перед  оставлением  города
разграбили  его  окончательно,  раздав  часть  вещей  местному населению, и,
наконец, расхитили  1 ноября  мануфактурные  товары из  складов Союза  труда
(Земгора)44.
     Грабежу красноармейцев подвергались также товары и багаж, хранившийся в
пакгаузах  и складах  на  станции железной  дороги.  Большевистские  солдаты
спустя  неделю после  занятия  Ставрополя взломали  замки  в пакгаузе  малой
скорости и в  товарном складе и сначала брали оттуда только некоторые вещи в
присутствии своего коменданта, а  затем перед оставлением города они сложили
из  пакгауза малой скорости все  грузы на  бронированный поезд, а оставшиеся
багажные места на  приведенные ими подводы, в количестве около 50, и все это
имущество увезли с собою.
     Дело No 11
     ОСОБАЯ  КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ  ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ
     СВЕДЕНИЯ
     об арестах, производившихся  большевиками в Ставрополе (Кавказском) с I
января по 8 июля 1918 года
     За время нахождения  у власти в  городе Ставрополе  губернском (Кавказ)
органов  советской власти  (большевиков-коммунистов), т[о] е[сть] с 1 января
по 8--10  июля 1918  года,  как  официальными лицами ее правительства, так и
отдельными красноармейцами и рабочими, действовавшими именем Совета народных
комиссаров, были  произведены массовые аресты среди населения. Лица военные,
гражданские и целые группы  смешанного характера захватывались  на улицах, в
частных  домах, в  собраниях без всяких гарантий,  хотя бы лишь  формального
характера, обоснованности ареста, без соблюдения самых элементарных и  всюду
принятых правил  производства  ареста  и  с  умышленным  нарушением  первых,
основных  прав  личности  и  сохранения личного  достоинства задерживаемого.
Расследование  обстоятельств этих арестов  показало, что число произведенных
арестов  не  поддается  никакому учету, живые  свидетели говорят: "Помещение
было забито  арестованными",  "арестованных кучей, толпой повели"  и т.  д.,
арестованные  в подавляющем большинстве приводились без регистрации  их, без
документов  о  распоряжении на арест,  исходивших от  каких-либо  облеченных
правом лишения  свободы органов или лиц,  и  часто  даже  при  одном  устном
заявлении конвоя, что приведенное лицо подлежит аресту.  Мест содержания под
арестом было несколько,  и официальные представители, начальники таковых, не
имели ни  списков  арестованных -- а  если и были,  то неверные --  ни связи
между  собой, не говоря уже о полной неприспособленности помещений и условий
содержания арестованных в таких пунктах. Единственным местом заключения, где
арестованные  не  были  просто  толпой известного состава  лишенных  свободы
людей, оставалась Ставропольская губернская тюрьма, но  и то лишь  благодаря
тому, что  там оставалась администрация,  существовавшая и до 1 января  1918
года, а  также  по количественно  небольшому размеру  этого пункта.  Все  же
остальные  пункты,   при   коих   содержались  под   стражей  люди,  как  то
комендантское управление у начальника гарнизона, во дворе бывшего юнкерского
училища,  в  следственной  комиссии  и т.  д. --  всех метавшихся по  ним  в
розысках своих родных, близких  и знакомых, уведенных неизвестно  куда, либо
отсылали  с  бранью  и  угрозами  прочь, либо  отзывались  неведением,  либо
сознательно  указывали  иное место, куда  родственники  бросались в  тщетных
усилиях  найти арестованного или узнать  о его судьбе, или осведомиться хотя
бы лишь о причинах ареста. Помимо этого даже приблизительный учет арестов за
время  существования  советской  власти  фактически  оказалось  [произвести]
невозможным  и  потому, что  арестованные  убивались просто, без следствия и
суда,  по   устным  распоряжениям  коменданта,  начальников  красноармейских
частей,  требованиям  толпы "всех  пустить  в  расход"; или  переводились из
одного пункта, от одного  лица  к  другому,  или  отпускались на свободу  по
прихоти руководителей Совета, либо  по  иным,  не основанным  на  каких-либо
нормах поводам, и также простым словесным распоряжениям начальников  всякого
рода и степени власти.  Или, наконец,  одни арестованные заменялись  другими
соглашавшимися  на  то  лицами,  как  это  устанавливается  документально  в
отношении  так  называемых  "заложников".  В  громадном  большинстве  аресты
основывались  на  подозрении задерживаемого в контрреволюционности,  под чем
большевики-коммунисты подразумевали все, что не признавало советской власти,
произвола  и насилия ее  агентов и  представителей.  Далее,  была группа лиц
заложников,   т[о]   е[сть]   лишь  арестованных  в  обеспечение  исполнения
какого-либо общего к мирному населению г.  Ставрополя  требования  советской
власти,  например,  уплаты  наложенной "контрибуции".  И лишь незначительная
часть арестов,  как,  например,  арест офицеров,  может быть, не требовал бы
объяснений ввиду  общеизвестной  слепой  ненависти  и огульному обвинению их
большевиками.  Аресты сопровождались угрозами, насилиями, издевательствами и
побоями. Арестовывались дети с 14 лет  и  старики свыше 70 лет, и отмечается
также  ряд  случаев  повторных арестов  одного и  того  же лица.  В  тех  же
возрастах  арестованные  убивались  без  следствия и  суда  с  бессмысленной
жестокостью,  искалывались   штыками   на  улицах,  на   свалочных   местах.
Расследование   убийств  граждан   г.   Ставрополя  большевиками  составляет
отдельное производство. Но если изложенное  по данным  показаний целого ряда
свидетелей указывает на  невозможность  учета  всей массы  арестов, численно
превышающей сотни случаев, то яркое показательное  значение имеют  данные по
Ставропольской губернской тюрьме, которые указывают:
     1)  на соотношение случаев  ареста, обставленных хотя  бы  с формальной
стороны согласно гарантиям личной  свободы, и арестов без соблюдения  и этих
минимальных условий правильности;
     2) на прогрессивное увеличение числа неформальных,  внесудебных арестов
с развитием деятельности советской власти;
     3) и, наконец, они дают представление  об отношениях советской власти к
категориям арестованных.
     Первое  и  второе разъясняют  цифры по  тюрьме  с 1 января по июль 1918
года,  а   именно:  1)  число  арестованных,  на  коих   имелись  документы,
удостоверяющие  личность арестованного,  должностное  лицо,  распорядившееся
арестовать,  основания ареста  и обвинение, предъявляемое к аресту, в январе
--  7  человек, в  феврале  -- 12 человек,  в  марте -- 1 человек;  2) число
арестованных, на  коих  имелась формальная  бумага, удостоверяющая  личность
арестованного,  и  лицо,  распорядившееся арестом  без  указания  мотивов  и
оснований, в январе -- 11, в феврале -- 26, в марте -- 36, в апреле -- 55, в
мае -- 60, в июне -- 73,  в  июле --  3;  3) число  арестованных, с коими  в
распоряжение тюрьмы поступила лишь неформальная записка об имени или фамилии
задержанного, в январе -- 1, в феврале -- 4, в марте -- 36, в апреле -- 4, в
мае -- 2, в июне -- 24.
     Последнее  видно  из  показаний  тюремной  администрации, а именно: они
говорят, что к лицам, находившимся  под арестом как "уголовным", т[о] е[сть]
как  совершившим  известное  деяние, большевики относились  благожелательно,
допуская,  а иногда и  требуя  для них всяких облегчений  ареста,  вплоть до
произвольного  освобождения их  вовсе  из  тюрьмы,  и,  наоборот,  к  лицам,
арестованным  по  политическим основаниям,  к  так называемым  "буржуям",  к
заложникам  и особенно  к военным это отношение менялось на крайне суровое и
жестокое --  у арестованных отбирались  безвозвратно  деньги и ценные  вещи,
запрещались свидания и т. п.
     Изложенное основано на расследовании, произведенном согласно  положению
об   Особой   комиссии  с  соблюдением  всех  требований  Устава  уголовного
судопроизводства.
     Дело No 14
     ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО  РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ  ПРИ
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ
     КРАТКАЯ СПРАВКА
     по делу о насильственном захвате власти  большевиками (коммунистами)  в
Ставропольской губернии в 1918 году
     Активное проявление советской власти в Ставропольской губернии началось
в конце 1917 года. На местах были упразднены волостные земства45 и  заменены
совдепами  (Советами  депутатов),  в  которые  попадали  только солдаты.  За
отсутствием твердости  власти коммунисты  сорганизовались  и  повели широкую
пропаганду идеи  "диктатуры  пролетариата"  и "власти беднейших". Задуманный
губернским   комиссаром  Временного  правительства  совместно   с  городским
самоуправлением и Губернской земскою управою созыв общегубернского народного
собрания  был  превращен  большевиками в  действительности  в  беспорядочный
митинг, на котором в первую голову было упразднено  демократическое земство,
избранное   на   основании  всеобщего  избирательного  права,   и,  наконец,
провозглашен переход  власти к народным комиссарам и Советам. Исполнительный
комитет, заменивший губернский Совет, был наделен законодательной властью, и
в его  состав попали  почти  исключительно солдаты и  рабочие;  неугодный же
большевикам крестьянский элемент  был  отстранен.  Эта  власть  продержалась
только до марта,  когда на  смену  явилась вновь организованная  центральной
властью  Красная  армия, во главе  которой стали безответственные люди вроде
матроса Якшина, бывшего жандармского  ротмистра  Коппе,  солдата Лупондина и
других, арестовавших  тотчас же председателя  народных комиссаров и военного
комиссара. Население  было терроризировано  постоянными обысками,  арестами,
взятием заложников,  наложением пятимиллионной  контрибуции  и проч[им]. Эта
власть   разогнала  городскую   Думу,   выбранную  на  основании   всеобщего
избирательного   права   и   состоящую  в  большинстве   из   представителей
социалистических  партий.  Вся  деятельность  вновь  созданных  большевиками
учреждений  сводилась не к  развитию общественной жизни  в крае, а к полному
развалу   земской   и   городской   деятельности.   Вторая   половина   июня
ознаменовалась созданием  карательных  отрядов и особого трибунала в составе
бывшего  арестанта  матроса  Игнатьева,  коменданта  Прокомедова  и  солдата
Ашихина,  которые начали проводить в  жизнь кровавый террор, расстреливать и
зарубать общественных деятелей и видных граждан города Ставрополя.
     Все эти ужасы прекратились только после прихода Добровольческой армии.
     Все  вышеизложенное  основано  на данных,  добытых  Особой комиссией  в
судебно-следственном порядке.
     ОСОБАЯ  КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ  ПРИ
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ
     АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ
     о   насильственном   захвате   власти  большевиками  (коммунистами)   в
Ставропольской губернии в 1918 году
     Город  Ставрополь  и  Ставропольская  губерния,  отрезанные  от  центра
возникшей  на  Дону и  Кубани гражданской войной, только  к  концу 1917 года
начали  захватываться  волнами  большевистской  анархии  и разрухи,  которым
главным образом  способствовали солдатские массы, дезертировавшие с фронта и
распропагандированные уже на местах никому не известными и безответственными
элементами.  Местная  административная  власть в  лице губернского комиссара
Временного  правительства  и  президиума  Губернского комитета  общественной
безопасности   напрягала  все  усилия  на  борьбу  с  большевизмом,  пытаясь
заручиться  даже  поддержкой Дона и  Кубани,  но  все усилия  были напрасны.
Разруха  усиливалась с  каждым днем и  особенно  широко  распространялась по
губернии  после захвата  власти в Петрограде  и Москве большевиками и начала
мирных  переговоров в  г. Бресте46 -- тогда появился  полный развал  армии и
дезертирство ее с фронта, чем воспользовались весьма умело сорганизовавшиеся
к тому времени коммунисты. Желая затянуть полный захват власти большевиками,
губернский  комиссар Сторлычанов  совместно с  городским  самоуправлением  и
губернской  земской управой  решили созвать общегубернское народное собрание
учредительного характера, в основу которого было  положено представительство
губернского   земства   с  выборными   из  каждого  села,  все  общественные
организации,  политические   партии  и   даже   некоторые  правительственные
учреждения. Однако это
     собрание  было обречено  на  полную  неудачу,  так  как  большевистская
демагогическая пропаганда нашла себе вполне подготовленную почву в деревнях,
куда  являлись  с  оружием  в руках  бежавшие  с фронта солдаты,  самовольно
сменившие органы волостного  земства, введенные  Временным правительством  и
построенные на основе всеобщего, прямого,  тайного  и равного голосования, и
заменили  их  совдепами (Советами  депутатов),  в которые угрозами  и  силой
заставляли крестьян выбирать самих себя.
     Местные крестьяне, довольно  зажиточные  и вполне обеспеченные  землей,
относились  враждебно  ко  всем этим  начинаниям, но  не  могли  бороться  с
вооруженной силой  и  потому сдавали  свои позиции.  Таким  образом,  вместо
действительно выборных от  народа попадали  в  собрание захватчики,  которые
вместе с членами созванного к тому времени губернского крестьянского съезда,
состоявшего также преимущественно из солдат, могли проводить в жизнь лозунги
борьбы  за  советскую власть, сулившую народу  всю власть,  все богатства  и
прелести полного безделья.
     Первым  симптомом   перехода  власти  в   руки  черни  явился   разгром
солдатскими  массами в конце  ноября в гор[оде]  Ставрополе винного  склада.
Местные же  Советы  открыто  обсуждали  вопрос  о  необходимости  скорейшего
захвата власти и удаления от дел представителей Временного правительства.  К
открытию  Народного  собрания,  30  декабря  [1917  года],  выяснилось,  что
настроение  в нем явно большевистское, почему помещение, предназначенное для
собрания, было захвачено съездом  крестьян и воинскими частями,  а на другой
день, вместо организованного собрания, открылся митинг, на котором тотчас же
были упразднены земства в губернии и всеобщее избирательное право.
     Состав  этого  митинга,  заменившего   Народное   собрание,  был  очень
оригинален и  состоял  почти из  одних  солдат,  людей  не местных и  чуждых
местным  интересам.  При  обсуждении прав  на представительство  в  Народное
собрание получились  совершенно  неожиданные  результаты: так были исключены
представители  школьного союза, так как в школах и  гимназиях учатся буржуи,
исключены были  представители почтово-телеграфного  союза, так  как на почте
посылки пропадают, а биржевой  комитет  был допущен -- "биржевые извозчики",
по словам одного оратора, "народ трудовой". В ночь на 1 января под оружейную
стрельбу  на  улицах и площадях  был провозглашен переход  власти к народным
комиссарам  и Советам. Было  решено  организовать  губернские Советы из  180
человек, исполнительный  комитет из  30  человек и Совет народных комиссаров
как  исполнительную  власть из 7--8  человек. Законодательным органом явился
исполнительный комитет, так как губернский Совет не был организован сразу; и
в  него  вошли,  кроме  коммунистов,  представители других  социалистических
партий, которые, однако, по прошествии нескольких дней выбыли из его состава
за  невозможностью  работать при  создавшихся  условиях, и большевики  стали
беспрепятственно   проводить   свою   программу   под   девизом   "диктатуры
пролетариата"  и  "власти  беднейших", вследствие чего разруха в  губернии и
городе стала  принимать  угрожающие  размеры и вылилась в  форму  самосудов,
грабежей  и захватов, б