Всероссийском съезде Советов (март 1918 г.), на
котором  он  выступил  против  ратификации  Брестского  мирного  договора  с
Германией  и  призывал  создать  такую  власть,  которая  нашла  бы  силы  и
возможности, чтобы сорвать этот мир19.
     Вскоре  после  этого,  в  апреле, произошло  его  столкновение  с  И.В.
Сталиным,  которого  он  в газете "Вперед"  обвинил  в  участии  в "эксах" и
сообщил, что  нынешний  нарком по  делам  национальностей  был в  свое время
исключен  из  партии.  Оскорбленный Сталин  потребовал  наказания.  Трибунал
печати,  впрочем,  приговорил  Мартова лишь к  общественному  порицанию  "за
легкомысленное  для  общественного  деятеля и недобросовестное  в  отношении
народа преступное пользование печатью"20.  Обратим  внимание  на  уклончивый
характер этого "приговора", в котором существо вопроса обходилось полностью.
Создается впечатление,  что это  решение  было вызвано  тем, что  сами судьи
оказались под влиянием  аргументации Мартова.  Иначе  как же  объяснить, что
требование  Сталина признать Мартова  клеветником  удовлетворено  не  было и
трибунал  постановил оставить  жалобу Сталина  без дальнейшего рассмотрения?
Свою аргументацию  Мартов еще более  усилил через несколько лет, опубликовав
уже в эмиграции статью "Таинственный незнакомец", в которой доказывал, что в
1910  г. Закавказский комитет РСДРП исключил  Сталина из партии за участие в
ограблении банка21.
     Выступления  Ю.О. Мартова и  других меньшевиков против  большевистского
террора, за  поворот к демократическим нормам управления Россией, его боевые
статьи   в  московской   газете   "Вперед",  ставшей   центральным   органом
меньшевистской  партии, выступления на заседании ВЦИК  и  Московского совета
вызывали  все большее  озлобление власть  предержащих. 14  июня  ВЦИК принял
резолюцию  об  исключении  из  своего состава меньшевиков и  правых  эсеров.
Резолюция требовала также,  чтобы Советы всех уровней удалили представителей
этих  партий  из  своего  состава.  Так  Мартов  лишился  и  второго  своего
"советского" поста -- в Московском совете.
     Трудно судить,  сыграла ли  в этом исключении роль вышедшая как  раз  в
июне  (но  неизвестно,  до "исторического" заседания  ВЦИК  или после  него)
брошюра Мартова "Против смертной казни". Но тот факт, что  ее появление было
встречено  с негодованием "кормчим революции"  и  его  соратниками, не может
вызывать  сомнения.  Мартов  страстно разоблачал "партию  смертных  казней",
которую он называл таким  же  врагом рабочего класса, как и партию погромов.
"Позор партии, которая званием  социалиста пытается освятить гнусное ремесло
палача"  -- так  заканчивалась  эта брошюра.  Надо сказать,  что и  в  среде
большевиков находились люди,  на  которых факты, аргументация, пафос  смелой
брошюры произвели  неизгладимое впечатление, но таковые либо  молчали, либо,
если они осмеливались протестовать, их быстро заставляли замолчать, иногда с
помощью пули в затылок. Б.И. Николаевский в конце 50-х годов рассказал ранее
неизвестный  эпизод:  "...В  феврале  1919 года к Мартову пришел  незнакомый
молодой человек, рассказавший, что он -- чекист. Он прочитал брошюру Мартова
и  передавал, что в  их среде много  о ней споров,  причем целый  ряд коллег
признавал  Мартова  правым.  Пришедший сказал,  что  раньше  он  с  ними  не
соглашался,  но недавно  ему  пришлось принять  участие в  расстреле  группы
великих князей (по времени это могла быть только группа Николая Михайловича,
Павла  Александровича  и др.)  -- и теперь он убедился, что Мартов  прав,  а
потому  предлагал  Мартову свой  материал  для  использования его  в печати.
Рассказ  произвел  на Мартова большое  впечатление,  и  он предложил  своему
посетителю   записать  все   виденное,  со   всеми   подробностями,   обещая
использовать  этот  рассказ  в  печати.  Посетитель  обещал,  но  больше  не
показывался. Позднее из большевистских источников  стало известно,  что  был
арестован молодой  человек, который  читал группе  своих товарищей рассказ о
расстреле великих князей. При аресте этот рассказ был найден, и арестованный
не  отрицал, что  был у  Мартова,  под  влиянием  которого стал  противником
смертной  казни. Чекист  был  расстрелян  за разглашение служебной  тайны --
имени его никогда не удалось установить"22.
     Вслед за изгнанием из Советов были закрыты меньшевистские газеты.
     С  начала июля 1918 г., после расправы с левыми эсерами, обвиненными  в
организации мятежа, Мартова начинают преследовать карательные органы.  В его
квартире производятся  обыски, один раз к нему явились с ордером на домашний
арест,  правда  через  несколько дней отмененный.  Но в  отличие  от  других
меньшевиков,  которые  подвергались  арестам, отправлялись  в  сыпнотифозные
тюремные камеры (несколько известных деятелей партии заразились в заключении
тифом и умерли),  репрессии  против Мартова были по тем временам мягкими. Не
соответствует  истине  утверждение   ряда  авторов,  что   он  находился  на
полулегальном или даже на нелегальном положении.
     В  то  же  время  многие авторы  отмечают особое  отношение  к Мартову,
полагая,  что именно Ленин не допускал грубых репрессий против  него, и это,
по всей видимости, соответствует  истине.  Но эти  же  авторы полагают,  что
Ленин был "искренне  привязан к  Мартову" (Б.И. Николаевский). А. Балабанова
пишет: "Чувства, например, Ленина к П.Б. Аксельроду и  в особенности к  Ю.О.
Мартову  были временами братские, теплые, даже  нежные.  Слушая речи Мартова
или читая его политические  статьи, Ленин словно любовался его  талантом, не
мог  противостоять обаянию его  личности,  мог даже на мгновение забыть, что
имеет  дело  с  противником,  опасным  противником...23  Эти  индивидуальные
эстетические  переживания, создававшие и специфическую  этическую атмосферу,
не мешали  Ленину тут же в полемике  с  Мартовым  прибегать к аргументации и
тону,  совершенно  не соответствующим  уровню  и методам политической и  тем
более  социалистической  дискуссии"24. Б.И.  Николаевский,  в свою  очередь,
утверждает,  что  "отношение  Ленина  к  Мартову  вообще  приходится считать
психологической  загадкой"25.  Нам  представляется,  что "психологизма"  или
"эстетизма"  в  обращении  с Мартовым со  стороны  Ленина  не было, что  его
позиция объяснялась чисто политическими моментами. Главный из  них состоял в
том,  что  Мартов   был  тесно   связан  и  высоко  ценим  теми  зарубежными
левосоциалистическими  кругами,  которые  Ленин  всерьез пытался  вовлечь  в
коммунистическое  движение.  Среди  них  особое место  занимала  Независимая
социал-демократическая партия  Германии  (НСДПГ),  на  политические  позиции
которой  через  свои печатные  выступления и письма к А.Н. Штейну,  русскому
эмигранту,  близкому  к  руководству этой партии, Мартов оказывал  серьезное
влияние.  "Либеральное" отношение  к лидеру  меньшевиков-интернациона-листов
должно  было продемонстрировать "широту  кругозора" большевистских  лидеров,
арест  же послужил  бы  весомым подтверждением  сообщений  о  большевистском
терроре. В такую схему вполне вписывается официальное разрешение на выезд за
границу, которое получил Ю.О. Мартов несколько позже.
     Ситуация  конфронтации  несколько  изменилась поздней  осенью 1918  г.,
когда  стало  известно о революции  в  Германии,  революционных  событиях  в
Австро-Венгрии,  а затем  и  о распаде  на Австрию, Венгрию и  Чехословакию.
Мартов  смотрел   на   эти  события  оптимистически,   считая   их   началом
социалистической революции  на Западе. (Ленин был трезвее, он говорил, что у
немцев -- февраль, а не октябрь.)  Полагая,  что революция на цивилизованном
Западе  сможет  оказать  цивилизующее  влияние  на  большевиков,  Мартов  не
исключал возможности  включения последних  в орбиту международной социальной
революции и приобретающих в силу этого более устойчивую почву в России. Хотя
он продолжал резко критиковать большевиков, которые создали  бюрократическую
диктатуру, основанную на  "атомизации масс"26, он  считал теперь Октябрьский
переворот исторической  необходимостью  и заявлял о поддержке большевистской
власти в гражданской войне.  Отношение  же  самой этой  власти к меньшевикам
оставалось резко отрицательным, хотя и испытывало колебания.  30 ноября 1918
г. меньшевистская  партия  была  легализована, весной 1919 г. вновь начались
аресты  и была  закрыта новая  центральная газета социал-демократов  "Всегда
вперед"; еще одна либеральная "оттепель" имела место в начале 1920  г., но и
она быстро сменилась волной террора.
     В  начале  1920  г. Мартову  удалось  установить  связь  с европейскими
социалистическими партиями, занимавшими центристские позиции -- французской,
австрийской,    --    и,    главное,    укрепить   связь    с    Независимой
социал-демократической партией Германии. В этих партиях шли острые дискуссии
по вопросу о международной принадлежности. Мартов полагал, что они должны не
только  сохранить  организационную  самостоятельность,   но   и   образовать
собственное  международное объединение, которое, однако, рассматривалось как
временное,  как этап  на  пути к  восстановлению единства  социалистического
движения.
     Весной 1920  г. руководство  НСДПГ пригласило делегацию  меньшевистской
партии  принять  участие в съезде  партии,  который должен  был состояться в
Галле.  Предполагалось, что  делегация  использует  поездку в  Европу и  для
разъяснения  своей позиции в событиях, происходивших  в России. На совещании
руководящей группы  меньшевиков  в  апреле  1920  г. было  решено  направить
Мартова за границу в качестве представителя партии. Фактически такое решение
означало отстранение П.Б. Аксельрода от выполнения  этой функции, которую он
нес  с  1917  г.  Вызвано  это  было тем,  что  личная  позиция  Аксельрода,
связанного   с   центристской   группой   в    меньшевистской   партии,   не
соответствовала  левому курсу меньшевиков-интернационалистов, которые теперь
заняли господствующее положение. В июле ЦК РСДРП  (объединенной) обратился в
Совнарком  РСФСР  с  заявлением  о  выдаче заграничных паспортов  Мартову  и
Абрамовичу,  командируемым для  организации  заграничного  представительства
партии. По другим  данным, просьба была адресована ЦК РКП(б) и II  конгрессу
Коминтерна.  Вопрос был передан на  рассмотрение  политбюро  ЦК  РКП(б),  на
заседании которого  имели место споры. Если верить  сведениям, которые через
какое-то  время  получил  Б.И. Николаевский, Н.И.  Бухарин,  возвратившись с
заседания,  заявил своему  знакомому:  "Большинство  было против; меньшевики
будут ставить палки в  колеса всей  работе Коминтерна, но мы ничего не могли
поделать с Ильичем, который влюблен в Мартова и хочет во что бы то  ни стало
помочь  ему  уехать  за  границу"27.  Если  учесть,  что  слова  Бухарина  о
"влюбленности  Ленина" были произнесены скорее всего в состоянии раздражения
по поводу принятого  решения, то остальное, безусловно, соответствует истине
-- Мартов  получил визу по настоянию Ленина. И на этот раз  ленинская логика
не  была сложной  --  она  соответствовала  переиначенной русской поговорке:
"Дальше едешь -- тише будешь". Если  Ленин считал нецелесообразным применять
суровые репрессии  против  Мартова (состояние его  здоровья почти  неизбежно
привело бы к быстрой гибели в застенке), то безопаснее для  большевиков было
его  пребывание подальше от столицы России, тем  более  что  отъезд наиболее
авторитетного  оппонента  за  рубеж давал определенный политический выигрыш.
Коминтерн готовился  к съезду  НСДПГ, и это был один из тех редких  случаев,
когда  коммунисты,  по  словам самого  Мартова, считали полезным "сходить  в
баню", чтобы предстать на Западе в опрятном виде28. Добавим,  что Мартов как
зарубежный представитель меньшевистской партии в значительно большей степени
устраивал Ленина,  чем  Аксельрод,  яростно  ненавидевший  новых  российских
властителей. Кроме того, как раз в это время заседал II конгресс Коминтерна,
на котором с  правом совещательного голоса присутствовала делегация НСДПГ, и
в ней шли бурные  дискуссии между сторонниками  присоединения к Коминтерну и
адептами более умеренной  линии. Д.Ю. Далин свидетельствует, что он  видел у
заместителя  наркома  иностранных  дел  М.М. Литвинова  заявление  о  выдаче
заграничных паспортов с  положительной  резолюцией Ленина,  а  сам  Литвинов
разъяснил: "Ленин находит, что здесь вы  много вредите; будет лучше, если вы
окажетесь  за  границей.  Там  по крайней  мере  вы выступаете  за признание
советской власти"29.
     Пока   же   Мартов   продолжал   проводить   занятия   со   слушателями
Социалистической академии  общественных наук, действительным  членом которой
он был с 1919 г.  Когда же в  начале  1920  г.  Мартов  и Дан были избраны в
Моссовет,  Ленин   издевательски  написал   председателю  Совета   Каменеву:
"По-моему,  вы   должны   загонять  их  практическими  поручениями.  Дан  --
санучастки, Мартов -- контроль за столовыми"30.
     Именно  на фоне легенд  о "любви Ленина к  Мартову" возникла  фальшивая
версия  о  том,  что  Ленин  способствовал нелегальному  выезду  Мартова  за
границу,  чтобы спасти его от  чекистских репрессий.  Эту  версию  о  добром
Ленине и его заблудшем друге Мартове использовал писатель Э.Г.  Казакевич  в
рассказе  "Враги", который он  написал  на закате  хрущевской "оттепели". А.
Твардовский,  редактировавший  "Новый мир",  уклонился от  его публикации31.
Смелость проявил зять  Хрущева А. Аджубей, поместивший  его в "Известиях"32.
При  всей   своей   сусальности   этот   рассказ   по-иному,   чем   раньше,
"по-человечески" характеризовал меньшевистского  лидера, что было немедленно
отмечено русскими эмигрантами, особенно близкими к меньшевизму, к Мартову33.
     Получив  заграничный паспорт (выдачу его  Абрамовичу  затянули), Мартов
отложил  свой отъезд  в связи с арестами меньшевиков в Москве  и Харькове. И
только убедившись,  что большевики не  собираются устраивать  показательного
процесса, покинул Россию в конце  сентября. За границей  он жил с  советским
паспортом,  формально оставаясь гражданином РСФСР и не  исключая возможности
возвращения  на  родину.  Советские  власти  по-своему  готовились   к   его
возвращению: 15  августа  1921  г. председатель  ВЧК Ф.Э.  Дзержинский издал
распоряжение о его розыске и аресте.
     Ю.О. Мартов приехал в Германию уже тяжело больным человеком. 12 октября
1920 г. он  выступил на съезде НСДПГ  в Галле. Слово ему  предоставили после
Зиновьева,   говорившего  от  имени   ЦК  РКП(б)  и   Исполкома  Коминтерна.
Четырехчасовая речь  этого небесталанного и беспринципного коммунистического
демагога,  безусловно, впечатлила делегатов. Мартов  же  смог  сказать всего
несколько слов  приветствия  --  болезнь и связанная  с  ней  потеря  голоса
вынудили его  написать текст выступления, которое зачитал А.Н. Штейн. Трудно
сказать, каково было влияние речи на результаты  съезда -- в том, что на нем
произошел  раскол (236  делегатов голосовали  за присоединение к Коминтерну,
150  против), сказался ряд факторов. Хотя НСДПГ после вступления большинства
ее членов в компартию  сильно ослабела, она оставалась наиболее значительной
центристской партией. Именно на нее опирались те социалистические деятели, и
Мартов   в   их   числе,  которые  стремились   к   созданию  промежуточного
международного  объединения.   В  1921   г.  было  образовано  Международное
объединение социалистических партий, вошедшее в историю под названием Второй
с половиной  Интернационал.  Как  показывает само это определение, с  самого
начала  объединение рассматривалось  как  промежуточное,  и,  действительно,
через  два года оно слилось  со II Интернационалом, образовав  более прочное
международное объединение -- Социалистический Рабочий Интернационал.
     В последние годы жизни  Ю.О. Мартов вместе  с  Р.А. Абрамовичем и  Е.Л.
Бройдо   образовал   Заграничную  делегацию  РСДРП,  к  которой  чуть  позже
присоединился   Д.Ю.   Далин.   Мартов  сыграл  ведущую   роль   в  создании
"Социалистического   вестника",   русскоязычного    политического    журнала
социалистического направления, первый номер которого вышел 1 февраля 1921 г.
в Берлине. В 1921--1922 гг. Мартов опубликовал на его страницах много статей
о политическом  положении в России. В основном они были посвящены изменениям
в социально-экономической и политической ситуации после  введения нэпа. Саму
либерализацию  хозяйственной  жизни  он  приветствовал,  но   подчеркивал  и
доказывал, что без либерализации  политической она не может  быть прочной, а
на  возможность политической  либерализации  смотрел  весьма скептически. Он
по-прежнему был убежден, что власть рабочих возможна лишь в развитых странах
с достаточной численностью и организованностью пролетариата.
     В  1922  г. Мартов был  одним  из главных  организаторов  международной
кампании  протеста  провокационного  суда  над лидерами  эсеровской  партии,
организованного в Москве, побудил к выступлениям с протестом  М. Горького, а
через него А. Франса.
     Силы   Ю.О.  Мартова  слабели.   Все  больше  времени  проводил   он  в
туберкулезном санатории в  горах Шварцвальда. 11 февраля 1922 г. он встретил
в  Берлине  своих товарищей Ф.И. Дана, Б.И. Николаевского и других,  которых
после  голодовки  в тюрьме большевистские власти  выпустили за границу.  Это
также было  результатом  протестов  из-за рубежа,  в частности,  со  стороны
германских независимых социал-демократов. Ленин вынужден  был отказаться  от
планировавшегося крупного судебного процесса над меньшевистскими лидерами по
примеру  суда  над  эсерами.  В  каком-то  смысле  большевистский  вождь был
последователен. За много лет до этого  в швейцарской эмиграции он в ответ на
реплику лидера эсеров В.М. Чернова "Приди вы к  власти, вы на следующий день
меньшевиков вешать  станете" заметил:  "Первого меньшевика мы повесим  после
последнего  эсера"34. Ни  повесить,  ни  расстрелять  не получилось  --  ряд
меньшевистских  лидеров  выпустили  за  рубеж.  Придет   пора,  и  достойный
наследник Ленина Сталин добьет оставшихся в живых и эсеров и меньшевиков.
     Ю.О. Мартов  скончался 4  апреля 1923  г.  Он  был похоронен в Берлине.
Кроме  друзей-меньшевиков  и  германских социал-демократов на похоронах был,
пожалуй, только один  известный человек -- М. Горький. 5 апреля в "Правде" и
"Известиях"  появился  некролог, подписанный  К.Б.  Радеком. Отдавая должное
таланту  и личной  честности Мартова,  автор  называл  его "Гамлетом русской
революции", привнося тем самым во внешне сочувственный покойному текст нотку
пренебрежения, если  даже  не презрения к поверженному, а  теперь  покойному
политическому  противнику.  Биограф  Мартова  И.   Гетцлер   в   специальной
заключительной главе своей  книги  "Был ли Мартов Гамлетом  демократического
социализма?" убедительно отвергает такую трактовку, показывая, что его герой
являлся "действительно верным и открытым революционером, который отказывался
от  реальных возможностей  власти, если  они  возникали в  несоответствующее
время и при несоответствующих обстоятельствах"35.
     Ныне,  в  конце того  века,  который  был  свидетелем взлета и  падения
романтических  идеалов социалистов, который выявил не только  утопичность их
планов  сооружения  нового  типа  общественных  отношений, но  и  неизбежное
вырождение этих планов в тоталитарное  чудовище,  Ю.О. Мартов предстает  как
один из виднейших представителей той когорты  социалистов,  которая готовила
поворот   социал-демократии   от   "борьбы  за  светлое   будущее"   в  духе
марк-систских  догматов  в принципиально  новое русло. Это новое направление
социального   мышления   и   деятельности  постепенно  пришло  к   признанию
утопичности  "великой  цели"   и  превращению  социалистической  доктрины  в
идеологию   левого   фланга   современной   демократии,   сотрудничающей