той  работы, которую вся партия
проделала.
     Некоторые    товарищи   неправильно   хотят   ввести   экстраординарные
мероприятия  в  систему,  но  другие  впадают  в  недопустимую  крайность  и
рассуждают так:  "Долой  административные меры воздействия,  да  здравствуют
чисто экономические  методы  воздействия  на  хлебном  рынке".  (Примечание:
Сокольников говорил об эквивалентном товарообмене, об эквивалентных ценах...
но это есть отражение мелкобуржуазного наступления против индустриализации.)
Закон стоимости хотя и действует  еще в нашем народном хозяйстве,  но далеко
не  так  свободно,  как  в  капиталистическом  хозяйстве.  Постепенно  нашим
планированием и всей нашей  экономикой  мы ограничиваем его действие. Цена у
нас  не   является   продуктом   игры  стихии  вольного  рынка.   На  службу
экономической   политике   пролетариата   становятся   не  только  командные
хозяйственные высоты,  но в случае крайней нужды и политико-административные
меры, и даже 107-я статья.
     В  условиях  советского  государства  я  считаю,  что общая  постановка
вопроса о противопоставлении политики и администриро-
     вания  "чистой  экономике"  совершенно  неправильна. Одним  из  отличий
советского  государства  от буржуазного является, между  прочим,  то,  что в
буржуазном  государстве  хозяйство  принадлежит  частным  капиталистам,   но
государство,  будучи приказчиком буржуазного класса  в  отношении подавления
пролетариата, не имеет функции регулирования, а тем  более непосредственного
административного   вмешательства  в   буржуазную   экономику.  У   нас   же
промышленность, финансы,  хозяйство принадлежат  непосредственно  советскому
государству, которое, допустив нэп, должно регулировать и направлять частное
хозяйство.  В  этом  смысле   у   нас  экономическая  власть  неотделима  от
политической  власти.  У  нас хозяйствующий  субъект  входит непосредственно
составной частью госаппарата.
     Нажим, который  мы произвели,  отразился на  настроении середняков.  Но
есть ли  разрыв с основной массой середняков? Некоторые товарищи дело готовы
изобразить так: раньше середняк был таким идеальным,  таким прекрасным,  что
аплодировал целиком всем мероприятиям  советской власти, а теперь стал резко
против  власти. Это  не  верно. У середняка,  как у  колеблющейся  группы, с
которой  мы  осуществляем союз, известное недовольство было всегда, ибо союз
обозначает,  что известные противоречия между крестьянством и  пролетариатом
есть,   и  эти   противоречия  мы  преодолеем  в  процессе  строительства...
Недовольство середняков бывало, но градусы были не высокие. Сейчас мы должны
констатировать,  что  градусы  поднялись.   Настроения,  конечно,   серьезно
ухудшились, но нужно со всей ответственностью сказать, что мы не имеем таких
градусов у середняка, которые толкнули бы его на авантюру против сов[етской]
власти вместе  с кулаком,  нами не задеты настолько его  социально-классовые
интересы, чтобы он решился сейчас на это.
     Посевная площадь  (Украины) ярового клина вместе  с  пересевом погибших
превысила  площадь  яровых  прошлого года на  22%, а общая посевная площадь,
несмотря на  гибель  4,5  миллионов  десятин, уменьшилась  всего на  3%. Это
наиболее яркий показатель отношения к нам со стороны деревни, в  том числе и
со стороны  середняков.  Вот почему  не прав Сталин. Он  приводит цитату  из
Ленина и хочет доказать, что  кто-то истину о середняке  забывает. Позвольте
сказать,  что  выдернуть одну цитату  из  Ленина, но в то же  время не брать
того, что Ленин говорит о кулаке и бедняке -- это не по-ленински.  Как же вы
думаете провести союз с середняком без связи с вопросом о борьбе с кулаком и
об опоре на бедноту. Тов. Стецкий почти ничего не говорил о борьбе с кулаком
и  классовой   борьбе,  а   это  решающий  вопрос.  Борясь  с  извращениями,
безобразиями,  которые  у  нас были, мы  должны  сейчас  вопрос  о борьбе  с
кулаком, о дальнейшей организации бедноты, об  объединении  политических сил
на  селе поставить во  всей  широте. Кто осуждает извращения,  кто  осуждает
безобразия,  которые были, не  заостряя тут же  вопрос  о борьбе с  кулаком,
готовящимся сейчас с нами вступить



     в  борьбу в  предстоящую хлебозаготовительную кампанию, тот,  по-моему,
делает величайшую политическую ошибку, чреватую большими последствиями...
     У  некоторых товарищей складывается  такое впечатление,  что  мы примем
резолюцию,  запретим   всякие   извращения,  начнется   хлебозаготовительная
кампания,  и все будет гладко. Такой оптимизм был бы вреден, потому что этим
мы могли бы демобилизовать всю партию.  Нужно объявить решительную  борьбу с
извращениями и отменить чрезвычайные меры. Но мы должны сказать  партии, что
кулак  сейчас  обострился  против  нас... Середняк воспримет  повышение цен,
которое мы даем на 15 -- 20%, хорошо. Он хлеб повезет. Но нельзя думать, что
кулак  [будет] хлопать в  ладоши  и  повезет хлеб с энтузиазмом. Мы 20  коп.
прибавили, а он скажет: прибавьте 50; прибавите 50, а он  скажет:  прибавьте
рубль. Борьба  кулака с нами  будет  жестокая. Вот  почему, я думаю, надо  к
этому подготовиться...  Нужно сократить сроки хлебозаготовительной  кампании
--  нужно  поставить  дело  так,  чтобы  в  декабре-январе  мы  подходили  к
завершению заготовок основных масс хлеба.
     Сталин. Тут не только от нас, но и от мужика кое-что зависит.
     Рыков.   Политическое   положение  ухудшилось,  отношения  с   деревней
натянулись. Одни задаются вопросом о том, имеется  ли у нас начало разрыва с
середняком, другие говорят  -- отшатнулся середняк,  третьи добавляют, что и
бедняк местами против нас...
     Косиор. И это даже на рабочих перекинулось...
     Рыков. Даже на рабочих,  говорят, перекинулось  известное недовольство.
Ст.  Косиор  сделал  восклицание с  явным намеком  на то, что есть-де  такие
паникеры, которые так утверждают. Если такой смысл хочет вложить в эти слова
Станислав,  то я  должен  совершенно  определенно  себя  причислить  к  этим
"паникерам" и ничего плохого в  этом обстоятельстве не вижу. Мы --  правящая
рабочая  партия  --  должны  иметь  непосредственное общение  с  рабочими  и
крестьянами,  должны  изучать их  настроения. И  ничего  плохого  в том, что
товарищи изучают крестьянские или рабочие письма, внимательно прислушиваются
к тому, что говорят на фабриках, заводах, в деревнях, нет и быть не может.
     Я не знаю,  многие  ли из вас бывали на фабрично-заводских  собраниях в
последнее  время  и  разговаривали  там  о  хлебных  делах  и  отношениях  с
крестьянством. Я имел удовольствие разговаривать по этому поводу  с рабочими
и  вовсе  не  могу сказать,  чтобы они  находили,  что  у  нас  все  обстоит
благополучно по всей территории СССР. Никакого сраму  для нас нет в том, что
мы  будем --  по  письмам  ли,  разговором, или другими путями  -- это самое
недовольство рабочих выявлять и учитывать. Мы на одиннадцатом году революции
в первый раз за все время нэпа произвели в большом масштабе административный
нажим  на  крестьянина  --   производителя  хлеба.  Поэтому  можно  и  нужно
анализировать  этот  опыт,   производить  итоги,  находить  положительные  и
отрицательные черты его, но отнюдь не  сводить дело к беспредметной взаимной
ругани, к то-
     му, что,  если один  скажет:  вот  то-то  и  то-то  было  плохо, другой
"возразит": ты паникер, ты не смел... Что  плюсы чрезвычайных мер  превышают
минусы -- это  несомненно,  но это не значит, что  нельзя  говорить  об этих
минусах. И когда Каганович  выводил  здесь административные  меры  из закона
стоимости (!) и  ограниченного действия его в условиях  советской экономики,
подведя  сомнительные "теоретические" обоснования  под  практику  применения
чрезвычайных  мер,  то  из  его  речи  вытекала  сплошь  апологетика (вместо
анализа) этих  чрезвычайных мер. Для  нас  же вопрос применения чрезвычайных
мер стал как выбор меньшего из зол, и эти меры мы считали  наименьшим  злом.
Но если бы,  допустим, меня  спросили,  предвидели ли  мы  ввиду  этих мер в
январе все те результаты и отрицательные  последствия их, которые мы  теперь
имеем в действительности, то я откровенно сказал бы, что  нет,  и  не думаю,
чтобы  в  такой  откровенности  было  бы  что-нибудь  плохое.  Причем,   под
чрезвычайными мерами я разумею не  только те директивы, которые мы давали из
центра,  но и всю совокупность директив центра и  мест  и  весь тот режим  в
деревне, который был создан проведением их.
     Если  бы  мне  был  задан вопрос: "Скажите, какое  количество хлеба  мы
получили  в результате директив и какое  в результате "извращений"?" -- то я
не взялся бы  на него ответить,  ибо очень многое из  того, что мы  называем
извращениями, вошло в  систему  этих мер. Больше того, никто из нас не может
снять с себя ответственность за то, что мы называем "извращениями". Мы же ЦК
и отвечаем за свои местные  организации...  (Сталин: Правильно.) Я не смогу,
например,  на митинге развить, что обход крестьянских дворов был  нарушением
директив  ЦК.  Я принужден  буду  на  любом  собрании крестьян защищать  эти
обходы, потому  что мы за  них отвечаем. И  если  мы говорим о  чрезвычайных
мерах, то было бы ошибкой отделять их от "извращений".
     Под извращения подводят иногда  уголовные и полууголовные преступления,
совершенные отдельными  лицами  в процессе хлебозаготовок. Но это совершенно
неправильно. Преступление есть преступление. Целый ряд "извращений" является
органической  частью всей  системы  хлебозаготовок, применявшейся  с января.
Может быть, не право было Политбюро, что давало такие директивы, которые без
ряда  добавочных  мер нельзя было  провести.  Но  ясно  дело,  если  еще раз
придется -- не дай  господи -- проводить аналогичные меры, то это мы обязаны
учесть, и директивы должны быть соответственно [...]439.  А  тов.
Каганович  смешал  здесь  апрельский  пленум с  нынешним. Везде и  всюду  он
говорит об извращениях, а не о чрезвычайных мерах в целом... Весь смысл речи
Кагановича сводился к защите чрезвычайных мер как таковых  во  все времена и
при всяких обстоятельствах.
     Каганович.  Это не  верно,  вы процитируйте  там,  где  я  говорил, что
экстраординарные меры нельзя вводить в систему.



     Рыков.  Для  того  чтобы  дать,  если можно  так  выразиться,  глубокую
постановку  вопроса о чрезвычайных  мерах, Каганович неожиданно пускается  в
рассуждения о законе стоимости и выводит из него 107-ю  статью У [головного]
к[одекса].
     Сокольников.  Проект   резолюции,   которая  предложена  по  вопросу  о
хлебозаготовках,  касается  в первой  части некоторых  общих вопросов  нашей
хозяйственной    политики,    непосредственно   примыкающих    к    проблеме
хлебозаготовок.
     Я  хочу  прежде всего  высказаться по  вопросу  об  этой  первой  части
резолюции об общей  хозяйственной политике в ее связи с хлебозаготовительным
кризисом.  Положения,  которые сформулированы в  этой  вводной части, делают
очень большой шаг вперед.  Когда в проекте резолюции подчеркивается значение
сельского  хозяйства,  этой  базы   хозяйственного  развития,  когда  проект
резолюции   подчеркивает   значение   восстановления   сельскохозяйственного
экспорта  для  индустриализации,  когда  в  проекте подчеркивается  значение
селького  хозяйства для  образования  валютного  резерва, когда возвращается
таким образом сельскому хозяйству то место  в  нашей  хозяйственной системе,
которое  оно  должно  занимать,  этим  делается  основной  сдвиг  в  сторону
предупреждения  борьбы  против обострения  и  повторения зернового  кризиса,
хлебозаготовительного кризиса,  ибо, я думаю, основными  причинами,  которые
создали нынешние  затруднения, подготовили их, сделали неизбежными, является
то,  что в нашей хозяйственной политике последних лет мы получили такой крен
в  отношении сельского хозяйства, который  не дал возможности  решить задачу
гармонического подъема  сельского  хозяйства  и  промышленности.  Между  тем
только  в  условиях  такого  гармонического развития  сельского  хозяйства и
промышленности заложена гарантия против наступления подобных кризисов.
     Меня очень часто обвиняли  в аграрном уклоне и  очень часто  выставляли
противником промышленной индустриализации и т. д. Я не буду сейчас входить в
детали  этого  вопроса. Предположим, что  я  ошибался. Несомненно,  что  при
постановке этого вопроса  я и не мог кое в чем не ошибаться. Но важно, что в
нашей хозяйственной  практике  получился в  отношении сельского хозяйства  и
особенно  зернового  хозяйства  перегиб  за  последние  годы  в  такой мере,
которая,  может быть, и  не  была  предусмотрена  при  формулировании  нашей
партийной  и  советской линии. Этот перегиб получился, и мы  не  подготовили
укрепленной  и  расширенной аграрной  базы для  нашего сельскохозяйственного
подъема.
     Мы столкнулись  пару лет тому назад и  не  могли не  столкнуться прежде
всего с  кризисом по линии технических  культур. Но неизбежно мы должны были
прийти и пришли к  тому, что мы столкнулись с тем, что не только технические
культуры  ограничивают развитие нашей  промышленности,  но что точно  так же
недостаточное
     с нашей  стороны поднятие  зернового  хозяйства в нашей земледельческой
стране  при  слабости нашей  промышленности,  что  при отсталости  сельского
хозяйства обязательно  приведет к более  острому кризису, чем тот, с которым
мы столкнулись по линии недостаточного развития технических культур.
     Я оспаривал  и продолжаю  оспаривать теорию  "диспропорции". Как [и]  у
них,  она у нас была очень  широко распространена. Утверждали,  что основное
бедствие  заключается  в  том,  что мы  имеем  диспропорцию  между  сельским
хозяйством    и    промышленностью,    выражающуюся    в    перепроизводстве
сельскохозяйственной продукции и  в недопроизводстве промышленной продукции,
и  что  поэтому  дело  заключается  в  том,  чтобы  дать  возможность  нашей
промышленности  догнать сельское хозяйство.  Я считаю, что эта формула и эта
теория совершенно  неправильно представляют действительное  соотношение не в
том смысле,  что  можно отрицать или сомневаться  в  недостаточном  развитии
нашей промышленности или сомневаться  в  том, что  мы не можем ни  на минуту
забывать  задачу  поднятия  этой промышленности  и,  конечно,  прежде  всего
поднятия промышленности,  производящей средства производства, но эта  теория
нас потому  сбивала с толку, что искажала действительные основы диспропорции
в  нашей  стране,   диспропорции   между  чрезвычайно  отсталым,  варварским
полуазиатским   характером    нашего   сельского    хозяйства,   необычайной
примитивностью  сельскохозяйственных   культур,  необычайно  низким  уровнем
сельскохозяйственной  техники, необычайно низким уровнем  производительности
земледельческого труда, с одной  стороны, словом, между величайшей слабостью
аграрной базы, которая  не гарантировала  нашу  страну  и наше хозяйство  от
голодовок, не гарантировала, что первый неурожай  и колебания его не нанесут
удар  по всему хозяйству, по всему делу строительства, и,  с другой стороны,
между   высоким  уровнем  развития  техники  нашей  промышленности,  которая
строится по образцу наиболее передовой техники капиталистических стран.
     Между этими различными силами и возможностями, заложенными  в  сельском
хозяйстве  и  промышленности,  между  возможностью  движения  промышленности
вперед   и  между   величайшим  консерватизмом  и  неподвижностью  сельского
хозяйства  существует  основная  диспропорция, и  она  должна  быть  нам  из
[вестна]. Эта  задача ни на  минуту не  может  нами забываться,  эта задача,
которую  подчеркивал Владимир Ильич, и я думаю, что он правильно подчеркивал
ее. Какие бы успехи мы ни  делали в нынешнее время в промышленности, хотя мы
подошли к довоенному уровню  и  даже  превзошли  его,  все-таки формулировка
Ильича, которая дана нам в последних его статьях, остается в силе и теперь.
     Мы еще  вынуждены ехать на  деревенском  коняге, хотя  ни  на минуту не
перестаем  стремиться,  чтобы  пересесть  с  лошади крестьянской,  мужицкой,
обнищалой на лошадь крупной машинной индустрии, электрификации  и т.  д. Это
проклятие наше, но мы



     недостаточно сильны для того, чтобы [в] данный момент мы могли слезть с
этого  деревенского  коняги  и полагать,  что  достигли такой степени общего
хозяйственного  подъема  и мощи, что,  исходя из  достигнутой  мощи  крупной
индустрии, можем непосредственно  руководить крестьянским  хозяйством, и так
как  мы  экономически  не можем  еще  подчинить  раздробленное  крестьянское
хозяйство и, наоборот, находимся в зависимости от  него, то  пускаются в ход
другие     методы,    методы    административного     воздействия,    методы
административного подчинения и  т.  д. Но, товарищи, достаточно же взглянуть
на некоторые  элементарные  цифры, и теперь эти цифры получают все большее и
большее  признание.  Чтобы  увидеть,  в  чем  у  нас  действительная  основа
диспропорции,   отвлекаясь  от   различных  рыночных   трудностей,  сезонных
трудностей, конъюнктурных трудностей. Если  валовой сбор  составляет  95% --
это выходит по цифрам тов.  Сталина,  которые  он  приводил в своем докладе,
хотя он сказал, что достигли довоенного сбора.
     Микоян. 95% не по сбору, по посеву.
     Сокольников. Ну, по посеву, это не изменяет дела, потому что тогда сбор
будет несколько меньше. Вообще, цифры нашего ЦСУ440 и наши данные
довольно спорны. По  одним данным получается, что у нас 92 -- 94%  довоенных
посевных площадей.  Но если вы возьмете не общую посевную площадь, а площадь
посева  хлеба ту,  с  которой  мы  столкнулись, то  ведь  там дело  еще хуже
обстоит, там  эта цифра еще  меньше.  А  население? То, что противопоставлял
тов. Сталин, население для прошлого года -- 107% по сравнению с довоенным, а
для теперешнего года приблизительно 110%, мы имеем ежегодно рост населения в
два с лишним процента.  Таким образом, на 110% населения, которые хотят есть
лучше,  чем шло при  царе, приходится кругло  95%  довоенного валового сбора
хлеба. Вот, что мы имеем в качестве продовольственной базы.
     А  с другой  стороны, по промышленности. По  промышленности мы обогнали
довоенный уровень. Мы вышли из него. Посмотрите продукцию угля, продукцию по
целому ряду других отраслей. Как же при условии, когда мы по  промышленности
вышли за довоенный уровень, а по сельскому хозяйству  значительно отстаем от
довоенного уровня -- за счет чего мы можем сводить концы с концами? Спросите
любого экономиста-политикана. Он вам скажет: при таком  положении мы  должны
начать с того, чтобы ликвидировать экспорт.
     В  дореволюционной  России  при ее  соотношении  сельского хозяйства  с
промышленностью был хлебный экспорт. Этот хлебный экспорт подрывается теперь
со стороны расширения питания, что  совершенно  неизбежно, ибо рабочий хочет
есть  сытно  и  крестьянин хочет есть сытно.  Он понимает, что если он сверг
помещика -- он сверг человека, который вырвал кусок хлеба у него изо рта. Но
при условии  роста населения, роста городов  и  при условии невосстановления
размеров довоенного сельского  хозяйства, в особенности  зерновой продукции,
при этих условиях вы пройдете вот
     какие стадии:  сначала вы  встретитесь с затруднениями по линии падения
экспорта, а потом по линии прокормления  рабочих центров, городских центров.
Так должно  было обстоять  это дело, так  оно  и пошло, так  мы имеем это  в
действительности. Почему?
     Я  здесь  говорю  об этом  не для того,  чтобы спорить  по поводу нашей
старой  формулы, но говорю, исходя  из опыта сегодняшнего дня. Мы не  повели
хозяйство  так,  как   нужно   было  бы   вести   большой   социалистический
организованный   комбинат.    В   большом   социалистически   организованном
хозяйственном  комбинате  совершенно  очевидно,  что  если  ты  увеличиваешь
количество рабочих,  которые  работа