готовлявших
себя к тюремным страданиям -- это  методы  огромной  и  даже  разрушительной
силы. Да будь хоть ты и убежден, так тоже не легко.
   1. Начнем с самих [ночей]. Почему это [[ночью]]  происходит  вс„  главное
обламывание душ? Почему это с ранних  своих  лет  Органы  выбрали  [[ночь]]?
Потому что ночью, вырванный изо сна (даже еще  не  истязаемый  бессонницей),
арестант не может быть уравновешен и трезв по-дневному, он податливей.
   2. [Убеждение] в искреннем тоне. Самое простое. Зачем игра в кошки-мышки?
Посидев немного среди других подследственных, арестант ведь уже усвоил общее
положение. И следователь говорит ему лениво-дружественно: "Видишь сам,  срок
ты получишь все равно. Но если будешь сопротивляться, то  здесь,  в  тюрьме,
[дойдешь], потеряешь здоровье. А поедешь в лагерь -- увидишь воздух, свет...
Так что лучше подписывай сразу". Очень логично. И трезвы те, кто соглашаются
и подписывают, если... Если речь идет только о них самих! Но -- редко так. И
борьба неизбежна.
   Другой вариант убеждения для партийца. "Если в стране недостатки  и  даже
голод, то как большевик вы должны для себя решить: можете ли  вы  допустить,
что в этом виновата вся партия? или советская власть? -- "Нет, конечно!"  --
спешит ответить директор льноцентра. "Тогда имейте мужество и возьмите  вину
на себя!" И он бер„т!
   3. Грубая [брань]. Нехитрый прием, но на людей  воспитанных,  изнеженных,
тонкого устройства может действовать отлично. Мне  известны  два  случая  со
священниками, когда они уступали простой брани. У одного  из  них  (Бутырки,
1944 год) следствие вела женщина. Сперва он в  камере  не  мог  нахвалиться,
какая она вежливая. Но однажды  пришел  удрученный  и  долго  не  соглашался
повторить, как изощренно она стала [загибать], [заложив] колено  за  колено.
(Жалею, что не могу привести здесь одну е„ фразочку.)
   4. Удар [психологическим контрастом]. Внезапные  переходы:  целый  допрос
или часть его быть крайне любезным, называть по имени отчеству, обещать  все
блага. Потом вдруг размахнуться пресс-папье:  "У,  гадина!  Девять  грамм  в
затылок!" и, вытянув руки, как для того, чтобы  вцепиться  в  волосы,  будто
ногти еще иголками кончаются, надвигаться (против женщин  прием  этот  очень
хорош).
   В виде варианта: меняются два следователя, один рвет  и  терзает,  другой
симпатичен, почти задушевен. Подследственный, входя в  кабинет,  каждый  раз
дрожит -- какого увидит?  По  контрасту  хочется  второму  все  подписать  и
признать даже, чего не было.
   5. [Унижение] предварительное.  В  знаменитых  подвалах  ростовского  ГПУ
("тридцать третьего номера") под толстыми ст„клами уличного тротуара (бывшее
складское помещение) заключ„нных в ожидании допроса клали на несколько часов
ничком в общем коридоре на пол  с  запретом  приподнимать  голову,  издавать
звуки. Они лежали так, как молящиеся магометане, пока выводной не трогал  их
за плечо и не вел на допрос. Александра О-ва не  давала  на  Лубянке  нужных
показаний. Е„ перевели в Лефорово. Там на приеме надзирательница  велела  ей
раздеться, якобы для процедуры унесла одежду, а е„ в  боксе  заперла  голой.
Тут пришли надзиратели мужчины,  стали  заглядывать  в  глазок,  смеяться  и
обсуждать е„ стати. -- Опрося, наверно много еще можно собрать  примеров.  А
цель одна: создать подавленное состояние.
   6.  Любой  прием,  приводящий  подследственного  в  [смятение].  Вот  как
допрашивался Ф. И. В. из Красногорска  Московской  области  (сообщил  И.  А.
П-ев). Следовательница в ходе допроса сама обнажалась перед ним в  несколько
приемов (стрип-тиз!), но вс„ время  продолжала  допрос,  как  ни  в  ч„м  не
бывало, ходила по комнате  и  к  нему  подходила  и  добивалась  уступить  в
показаниях. Может быть это была  е„  личная  потребность,  а  может  быть  и
хладнокровный расчет: у подследственного мутится разум,  и  он  подпишет!  А
грозить ей ничего не грозило: есть пистолет, звонок.
   7. [Запугивание]. Самый применяемый и очень разнообразный метод. Часто  в
соединении с [заманиванием], [обещанием] -- разумеется лживым.  1924-й  год:
"Не сознаетесь? Придется вам проехаться в  Соловки.  А  кто  сознается,  тех
выпускаем". 1944-й год: "От меня зависит, какой ты лагерь  получишь.  Лагерь
лагерю рознь. У нас теперь и каторжные есть. Будешь искренен  --  пойдешь  в
легкое место, будешь  запираться  --  двадцать  пять  лет  в  наручниках  на
подземных  работах!"  --  Запугивание  другой,   худшею   тюрьмой:   "Будешь
запираться, перешлем тебя в Лефортово (если  ты  на  Лубянке),  в  Сухановку
(если ты в Лефортово), там с тобой не так будут  разговаривать".  А  ты  уже
привык: в этой тюрьме как будто режим и НИЧЕГО, а что  за  пытки  ждут  тебя
ТАМ? да переезд... Уступить?
   Запугивание великолепно действует на тех, кто еще не арестован, а  вызван
в Большой Дом пока по повестке. Ему (ей) еще много  чего  терять,  он  (она)
всего боится -- боится, что сегодня не выпустят, боится  конфискации  вещей,
квартиры. Он готов на  многие  показания  и  уступки,  чтобы  избежать  этих
опасностей. Она, конечно, не знает уголовного кодекса, и уж как самое  малое
в начале допроса подсовывается ей листок с подложной выдержкой  из  кодекса:
"Я предупреждена, что за дачу ложных показний... 5  (пять)  лет  заключения"
(на самом деле -- статья 95 -- до двух лет)... за отказ от дачи показаний --
5 (пять) лет... (на самом деле статья 92 --  до  трех  месяцев).  Здесь  уже
вошел и все время будет входить еще один следовательский метод:
   8. [Ложь]. Лгать нельзя нам, ягнятам, а следователь лжет вс„ время,  и  к
нему эти все статьи не относятся. Мы даже потеряли мерку спросить: а что ему
за ложь? Он сколько угодно может класть перед нами протоколы с  подделанными
подписями наших родных и друзей --  и  это  только  изящный  следовательский
прием.
   Запугивание  с  заманиванием  и  ложью  основной  прием  воздействия   на
[родственников] арестованного, вызванных для свидетельских показаний.  "Если
вы не дадите таких (какие требуются) показаний [ему] будет  хуже...  Вы  его
совсем погубите... (каково это слышать  матери?)  *(11)  Только  подписанием
этой (подсунутой) бумаги вы можете его спасти" (погубить).
   9.  [Игра  на  привязанности]  к  близким  --  прекрасно  работает  и   с
подследственным. Это даже самое действенное из запугиваний, на привязанности
к близким можно сломить бесстрашного человека (о, как это провидено:  "враги
человеку домашние его"!). Помните того татарина, который вс„ выдержал  --  и
свои  муки,  и  женины,  а  --  муки  дочерни  не   выдержал?..   В   1930-м
следовательница Рималис угрожала так:" Арестуем вашу дочь и посадим в камеру
с сифилитичками!" Женщина!..
   Угрожают  посадить   всех,   кого   вы   любите.   Иногда   со   звуковым
сопровождением: твоя жена уже посажена, но дальнейшая е„ судьба  зависит  от
твоей  искренности.  Вот  е„  допрашивают  в  соседней  комнате,  слушай!  И
действительно, за стеной женский плач и визг (а ведь они все похожи друг  на
друга, да еще через стену, да  и  ты-то  взвинчен,  ты  же  не  в  состоянии
эксперта; иногда это просто проигрывают пластинку с голосом  "типовой  жены"
-- сопрано или контральто, чье-то рацпредложение). Но вот уже  без  подделки
тебе показывают через стеклянную дверь, как она  идет  безмолвная,  горестно
опустив голову -- да! твоя жена! по коридорам госбезопасности! ты погубил е„
своим упрямством! она уже арестована! (а е„ просто вызвали по  повестке  для
какой-нибудь пустячной процедуры, в уговоренную минуту пустили по  коридору,
но велели: головы не подымайте, иначе отсюда  не  выйдете!)  --  А  то  дают
читать тебе е„ письмо, точно е„ почерком: я отказываюсь от тебя! после  того
мерзкого, что мне о тебе рассказали, ты мне не нужен!  (А  так  как  и  ж„ны
такие, и письма такие в нашей стране отчего ж не возможны, то остается  тебе
сверяться только с душой: такова ли и твоя жена?)
   От В. А. Корнеевой  следователь  Гольдман  (1944)  вымогал  показания  на
других людей угрозами: "дом конфискуем, а твоих старух  выкинем  на  улицу".
Убежденная и твердая в вере Корнеева  нисколько  не  боялась  за  себя,  она
готова была страдать. Но угрозы Гольдмана  были  вполне  реальны  для  наших
законов, и она терзалась за близких. Когда к утру после ночи  отвергнутых  и
изорванных  протоколов  Гольдман  начинал  писать   какой-нибудь   четвертый
вариант, где обвинялась только уже одна она, Корнеева подписывала с радостью
и  ощущением  душевной  победы.  Уж  простого  человеческого  инстинкта   --
оправдаться и отбиться от ложных обвинений -- мы себе не уберегаем, где там!
Мы рады, когда уда„тся всю вину принять на себя. *(12)
   Как никакая классификация в природе не имеет жестких перегородок,  так  и
тут нам не уда„тся четко отделить методы психические от [физических].  Куда,
например, отнести такую забаву:
   10. [Звуковой] способ. Посадить подследственного метров за  шесть  --  за
восемь и  заставлять  все  громко  говорить  и  повторять.  Уже  измотанному
человеку это нелегко. Или сделать два рупора из картона и вместе с пришедшим
товарищем следователем, подступая к арестанту вплотную, кричать  ему  в  оба
уха: "Сознавайся, гад!" Арестант оглушается,  иногда  теряет  слух.  Но  это
неэкономичный способ, просто следователям в однообразной работе тоже хочется
позабавиться, вот и придумывают кто во что горазд.
   11. [Щекотка]. -- тоже забава. Привязывают или придавливают руки и ноги и
щекочут в носу птичьим пером. Арестант взвивается, у  него  ощущение,  будто
сверлят в мозг.
   12. [Гасить папиросу] о кожу подследственного (уже названо выше).
   13. [Световой] способ. Резкий круглосуточный электрический свет в  камере
или боксе, где содержится арестант, непомерная  яркая  лампочка  для  малого
помещения  и  белых  стен  (электричество,   сэкономленное   школьниками   и
домохозяйками!). Воспаляются  веки,  это  очень  больно.  А  в  следственном
кабинете на него снова направляют комнатные прожектора.
   14. Такая придумка. Чеботар„ва в ночь под 1 мая 1933 года  в  Хабаровском
ГПУ всю ночь, [двенадцать] часов -- не  допрашивали,  нет:  --  [водили]  на
допрос! Такой-то -- руки назад! Вывели из камеры, быстро вверх по  лестнице,
в кабинет к следователю. Выводной ушел. Но следователь не только не задав ни
единого вопроса, а иногда не дав Чеботар„ву  и  присесть,  бер„т  телефонную
трубку: заберите из 107-го! Его берут, приводят в камеру. Только он  лег  на
нары, гремит замок: Чеботар„в! На допрос! Руки назад!  А  там:  заберите  из
107-го!
   Да вообще методы воздействия могут начинаться  задолго  до  следственного
кабинета.
   15. Тюрьма начинается с [бокса],  то  есть  ящика  или  шкафа.  Человека,
только что схваченного с воли, еще в л„те его внутреннего движения, готового
выяснять, спорить, бороться,-- на первом  же  тюремном  шаге  захлопывают  в
коробку, иногда с лампочкой и где он может сидеть, иногда  темную  и  такую,
что он может только стоять, еще и придавленный дверью. И  держат  его  здесь
несколько часов, полусуток, сутки. Часы полной неизвестности! --  может,  он
замурован здесь на всю  жизнь?  Он  никогда  ничего  подобного  в  жизни  не
встречал, он не может догадаться! Идут эти первые часы, когда вс„ в н„м  еще
горит от неостановленного душевного вихря. Одни падают духом -- и вот тут-то
делать им первый  допрос!  Другие  озлобляются  --  тем  лучше,  они  сейчас
оскорбят следователя, допустят неосторожность -- и легче намотать им дело.
   16. Когда не хватало боксов,  делали  еще  и  так.  Елену  Струтинскую  в
новочеркасском НКВД посадили на шесть суток в коридоре на табуретку --  так,
чтобы она ни к чему не прислонялась, не спала, не падала и не вставала.  Это
на шесть суток! А вы попробуйте просидите шесть часов!
   Опять-таки в виде варианта можно сажать  заключ„нного  на  высокий  стул,
вроде лабораторного, так чтоб ноги его не  доставали  до  пола,  они  хорошо
тогда затекают. Дать посидеть ему часов 8-10.
   А то во время допроса, когда арестант  весь  на  виду,  посадить  его  на
обыкновенный стул, но вот как: на самый кончик,  на  ребрышко  сидения  (еще
вперед! еще вперед!), чтоб он только не сваливался,  но  чтоб  ребро  больно
давило его весь допрос. И  не  разрешать  ему  несколько  часов  шевелиться.
Только и всего? Да, только и всего. Испытайте!
   17. По местным условиям бокс может заменяться [дивизионной ямой], как это
было в Гороховецких армейских лагерях во время Великой Отечественной  войны.
В  такую  яму,  глубиною  три  метра,  диаметром  метра  два,   арестованный
сталкивался, и там несколько суток под открытым небом, часом и  под  дождем,
была для него и камера и уборная. А триста граммов хлеба  и  воду  ему  туда
спускали на веревочке. Вообразите себя в этом положении, да еще  только  что
арестованного, когда в тебе вс„ клокочет.
   Общность ли инструкций всем Особым Отделам Красной Армии или сходство  их
бивуачного положения привели к большой распространенности этого приема. Так,
в 36-й мотострелковой дивизии, участнице Халхин-Гола, стоявшей в 1941 году в
монгольской  пустыне,  свежеарестованному,  ничего   не   объясняя,   давали
(начальник Особого Отдела Самул„в) в руки лопату и велели копать яму  точных
размеров  [могилы]  (уже  пересечение  с  методом  психологическим!).  Когда
арестованный углублялся больше,  чем  по  пояс,  копку  приостанавливали,  и
велели ему садиться на дно: голова арестованного уже не была при этом видна.
Несколько таких ям охранял один часовой, и казалось вокруг вс„ пусто.  *(13)
В этой пустыне подследственных держали под монгольским зноем непокрытых, а в
ночном холоде неодетых, безо всяких пыток -- зачем тратить усилия на  пытки?
Па„к давали такой: в  сутки  [сто  граммов  хлеба]  и  [один  стакан  воды].
Лейтенант Чульпен„в, богатырь, боксер, двадцати  одного  года,  высидел  так
МЕСЯЦ. Через десять дней он кишел вшами. Через пятнадцать  дней  его  первый
раз вызвали на следствие.
   18. Заставить подследственного [стоять  на  коленях]  --  не  в  каком-то
переносном смысле, а в прямом: на коленях и чтоб не присаживался на пятки, а
в спину ровно держал. В кабинете следователя или в коридоре можно  заставить
так стоять 12 часов, и 24 и 48. (Сам следователь может уходить домой, спать,
развлекаться,  это  разработанная  система:  около   человека   на   коленях
становиться пост, сменяются часовые. *(14)  Кого  хорошо  так  ставить?  Уже
надломленного, уже склоняющегося к сдаче.  Хорошо  ставить  так  женщин.  --
Иванов-Разумник  сообщает  о  варианте  этого  метода:   поставив   молодого
Лордкипанидзе на колени, следователь измочился ему в  лицо!  И  что  же?  Не
взятый ничем другим, Лордкипанидзе был этим сломлен.  Значит,  и  на  гордых
хорошо действует...
   19. А то так просто заставить [стоять]. Можно, чтоб стоял только во время
допросов, это тоже утомляет и сламывает. Можно во время допросов  и  сажать,
но чтоб стоял от допроса до допроса (выставляется пост, надзиратель  следит,
чтобы не прислонялся к стене, а если заснет и  грохнется  --  пинать  его  и
поднимать). Иногда и суток выстойки  довольно,  чтобы  человек  обессилел  и
показал что угодно.
   20. Во всех этих выстойках по 3-4-5 суток обычно [не дают пить].
   Вс„ более становится понятной [комбинированность] приемов психологических
и физических. Понятно также, что все предшествующие меры соединяются с
   21. [Бессонницей], совсем не оцененною Средневековьем: оно  не  знало  об
узости того диапазона, в котором человек сохраняет свою личность. Бессонница
(да  еще  соединенная  с  выстойкой,  жаждой,  ярким   светом,   страхом   и
неизвестностью -- что' твои пытки!?) мутит разум,  подрывает  волю,  человек
перестает быть своим "я". ("Спать хочется" Чехова, но там гораздо легче, там
девочка может прилечь, испытать  перерывы  сознания,  которые  и  за  минуту
спасительно освежают мозг). Человек действует наполовину бессознательно  или
вовсе  бессознательно  так  что  за  его  показания  на  него   уже   нельзя
обижаться... *(15)
   Так и говорилось: "Вы [[не откровенны]] в своих  показаниях,  [[поэтому]]
вам не разрешается спать!" Иногда для утонченности не ставили, а  сажали  на
мягкий диван, особенно располагающий  ко  сну  (дежурный  надзиратель  сидел
рядом на том же диване и  пинал  при  каждом  зажмуре).  Вот  как  описывает
пострадавший (еще перед тем отсидевший сутки в клопяном боксе) свои ощущения
после пытки: "Озноб от большой потери крови. Пересохли оболочки глаз,  будто
кто-то перед самыми глазами держит раскаленное железо. Язык распух от жажды,
и как „ж колет при малейшем шевелении.  Глотательные  спазмы  режут  горло."
*(16)
   Бессонница -- великое средство пытки и совершенно не оставляющее  видимых
следов, ни даже повода для жалоб,  разразись  завтра  невиданная  инспекция.
*(17) "Вам спать не давали? Так здесь же [[не санаторий]]! Сотрудники тоже с
вами вместе не спали" (да днем отсыпались). Можно  сказать,  что  бессонница
стала универсальным средством в Органах, из  разряда  пыток  она  перешла  в
самый [распорядок] госбезопасности и  потому  достигалась  наиболее  дешевым
способом, без  выставления  каких-то  там  постовых.  Во  всех  следственных
тюрьмах нельзя спать ни минуты от  подъема  до  отбоя  (в  Сухановке  и  еще
некоторых для этого койка убирается на день в  стену,  в  других  --  просто
нельзя лечь и даже нельзя сидя опустить веки).  А  главные  допросы  --  все
ночью. И так автоматически: у кого идет следствие, не имеет времени спать по
крайней мере пять суток в неделю (в ночь на  воскресенье  и  на  понедельник
следователи сами стараются отдыхать).
   22. В развитие предыдущего -- [[следовательский конвейер]]. Ты не  просто
не  спишь,  но  тебя  трое-четверо  суток  непрерывно  допрашивают   сменные
следователи.
   23. Клопяной бокс, уже  упомянутый.  В  темном  дощаном  шкафу  разведено
клопов сотни, может быть тысячи. Пиджак или гимнастерку с сажаемого снимают,
и тотчас на него,  переползая  со  стен  и  падая  с  потолка,  обрушиваются
голодные клопы. Сперва он ожесточенно борется с  ними,  душит  на  себе,  на
стенах, задыхается от их вони, через несколько часов ослабевает и безропотно
да„т себя пить.
   24. [Карцеры]. Как бы ни было плохо в камере, но карцер всегда  хуже  е„,
оттуда камера всегда представляется  раем.  В  карцере  человека  изматывают
голодом и обычно [холодом] (в Сухановке есть и [горячие] карцеры). Например,
лефортовские  карцеры  не  отапливаются  вовсе,  батареи  обогревают  только
коридор и в этом "обогретом" коридоре дежурные надзиратели ХОДЯТ в  валенках
и телогрейке. Арестанта же раздевают до белья, а иногда до одних  кальсон  и
он должен  в  неподвижности  (тесно)  пробыть  в  карцере  сутки-трое-пятеро
(горячая баланда только на третий день). В  первые  минуты  ты  думаешь:  не
выдержу и часа. Но каким-то чудом человек высиживает свои пять суток,  может
быть, приобретая и болезнь на всю жизнь.
   У карцеров бывают разновидности: сырость, вода. Уже после войны Машу Г. в
черновицкой тюрьме держали босую два часа [по щиколотки в ледяной  воде]  --
признавайся! (Ей было восемнадцать лет, как еще жалко свои  ноги  и  сколько
еще с ними жить надо!).
   25. Считать ли разновидностью карцера [запирание стоя в нишу]? Уже в 1933
году в Хабаровском ГПУ так пытали С. А. Чеботар„ва: заперли голым в бетонную
нишу так, что он не мог подогнуть колен, ни расправить и переместить рук, ни
повернуть головы. Это не вс„! Стала капать на  макушку  холодная  вода  (как
хрестоматийно!..) и  разливаться  по  телу  ручейками.  Ему,  разумеется  не
объявили, что это все только  на  двадцать  четыре  часа.  Страшно  это,  не
страшно, -- но он потерял сознание, его открыли на завтра как бы мертвым, он
очнулся в больничной постели.  Его  приводили  в  себя  нашатырным  спиртом,
кофеином, массажем тела. Он далеко не  сразу  мог  вспомнить  --  откуда  он
взялся, что было накануне. Н