шей в пустоте  жизни  восьми  тысяч  человек
только еще более разила от аккуратной жизни лагеря: пища три  раза  в  день;
баня в срок; прачечная, смена  белья;  парикмахерская;  швейная  и  сапожная
мастерские. Даже примирительные суды для спорящих. И даже... освобождение на
волю!
   Да.  Внешнее  радио  иногда  вызывало  освобождающихся;  это   были   или
иностранцы одной и той же нации, чья страна заслужила собрать своих  вместе,
или кому подош„л (или якобы  подош„л?..)  конец  срока.  Может  быть,  таким
образом Управление  и  брало  "языков"  --  без  надзирательской  веревки  с
крючками? Комиссия заседала, но проверить не могла и отпускала всех.
   Почему тянулось это время? Чего могли ждать хозяева? Конца продуктов?  Но
они знали, что протянется долго. Считались с  мнением  пос„лка?  Можно  было
быстрей. (Правда,  потом-то  узнали,  что  за  это  время  из-под  Куйбышева
выписали полк "особого назначения", то бишь, карательный. Ведь это не всякий
и умеет.) Согласовывали подавление наверху? И как  высоко?  Нам  не  узнать,
какого числа и какая инстанция приняла это постановление.
   Несколько раз вдруг раскрывались внешние ворота хоздвора -- для того  ли,
чтобы проверить готовность защитников? Дежурный пикет  объявлял  тревогу,  и
взводы высыпали навстречу. Но в зону не ш„л никто.
   Вся разведка защитников лагеря была --  дозорные  на  крышах  бараков.  И
только то, что доступно было увидеть с крыш через забор, было основанием для
предвидения.
   В середине июня в поселке появилось много  тракторов.  Они  работали  или
что-нибудь перетягивали около зоны. Они стали работать даже  по  ночам.  Эта
ночная работа тракторов была непонятна. На всякий случай стали  рыть  против
проломов еще ямы (впрочем, У-2 все их сфотографировал или зарисовал).
   Этот недобрый какой-то р„в добавил мраку.
   И  вдруг  --  посрамлены  были  скептики!  посрамлены  были  отчаявшиеся!
посрамлены были все, говорившие, что не будет пощады и  не  о  чем  просить.
Только ортодоксы  могли  торжествовать.  22  июня  внешнее  радио  объявило:
требования лагерников приняты! В Кенгир едет член Президиума ЦК!
   Розовая точка обратилась в розовое солнце, в розовое небо! Значит,  можно
добиться! Значит, [есть] справедливость в нашей стране! Что-то уступят  нам,
в ч„м-то уступим мы. В конце концов и в номерах можно походить и реш„тки  на
окнах нам не мешают, мы ж в окна не лазим. Обманывают  опять?  Так  ведь  не
требуют же, чтобы мы [до] этого вышли на работу!
   Как прикосновение палочки снимает  заряд  с  электроскопа,  и  облегч„нно
опадают его встревоженные листочки,  так  объявление  внешнего  радио  сняло
тягучее напряжение последней недели.
   И даже противные трактора, поработав с вечера 24-го июня, замолкли.
   Тихо спалось в сороковую ночь мятежа. Наверно,  завтра  [он]  и  приедет,
может уже приехал... *(12) Эти короткие июньские ночи,  когда  не  успеваешь
выспаться, когда на рассвете спится так крепко. Как тринадцать лет назад.
   На раннем рассвете 25 июня  в  пятницу  в  небе  развернулись  ракеты  на
парашютах, ракеты взвились и с вышек -- и наблюдатели на крышах  бараков  не
пикнули,  снятые  пулями  снайперов.  Ударили  пушечные  выстрелы!  Самол„ты
полетели  над  лагерем  бреюще,  нагоняя  ужас.  Прославленные  танки  Т-34,
занявшие исходные позиции под маскировочный р„в тракторов,  со  всех  сторон
теперь двинулись в проломы. (Один из них вс„-таки попал  в  яму.)  За  собой
одни танки тащили цепи колючей проволоки на козлах, чтобы сразу же разделять
зону. За другими бежали штурмовики с автоматами в касках. (И  автоматчики  и
танкисты получили водку перед тем. Какие б ни были [спец]войска,  а  вс„  же
давить безоружных спящих легче в пьяном виде.)  С  наступающими  цепями  шли
радисты с рациями. Генералы поднялись на вышки стрелков и оттуда при дневном
свете ракет (а одну вышку зэки  подожгли  своими  угольниками,  она  горела)
подавали команды: "Берите такой-то барак!..  Кузнецов  находится  там-то!.."
Они не прятались, как обычно, на наблюдательном пункте, потому что  пули  им
не грозили. *(13)
   Издалека, со строительных конструкций, на подавление смотрели вольные.
   Проснулся лагерь -- весь в безумии. Одни оставались в бараках на  местах,
ложились на пол, думая так уцелеть и не видя смысла в сопротивлении.  Другие
поднимали их идти сопротивляться. Третьи выбегали вон, под стрельбу, на  бой
или просто ища быстрой смерти.
   Бился  Третий  лагппункт  --  тот,   который   и   начал   (он   был   из
двадцатипятилетников,  с  большим  перевесом  бендеровцев.)  Они...  швыряли
камнями в автоматчиков и  надзирателей,  наверно  и  серными  угольниками  в
танки... О толч„ном стекле никто не вспоминал. Какой-то  барак  два  раза  с
"ура" ходил в контратаку...
   Танки  давили  всех  попадавшихся  по  дороге  (киевлянку  Аллу   Пресман
гусеницей переехали по животу). Танки наезжали на крылечки  бараков,  давили
там (эстонок Ингрид Киви  и  Махлапу).  *(14)  Танки  притирались  к  стенам
бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь  от  гусениц.  Сем„н  Рак  со
своей девушкой в обнимку бросились под танк и кончили тем. Танки вминались в
дощатые стены  бараков  и  даже  били  внутрь  бараков  холостыми  пушечными
выстрелами. Вспоминает Фаина Эпштейн: как во сне отвалился  угол  барака,  и
наискосок  по  нему,  по  живым  телам,  прошел  танк;  женщины  вскакивали,
метались; за танком ш„л грузовик, и полуодетых женщин туда бросали.
   Пушечные выстрелы были холостые, но автоматы и штыки винтовок --  боевые.
Женщины прикрывали собой мужчин, чтобы сохранить их -- кололи и женщин! Опер
Беляев в это утро своей рукой  застрелил  десятка  два  человек.  После  боя
видели, как он вкладывал убитым в руки ножи, а фотограф делал снимки  убитых
[бандитов]. Раненная в л„гкое, скончалась член Комиссии Супрун, уже бабушка.
Некоторые прятались в уборные, их решетили очередями там. *(15)
   Кузнецова арестовали в бане, в его КП, поставили на колени. Слученкова со
скрученными руками поднимали на воздух и бросали обземь (прием блатных).
   Потом стрельба утихла. Кричали: "Выходи из бараков, стрелять  не  будем!"
И, действительно, только били прикладами.
   По мере захвата очередной группы пленных, е„ вели в степь через  проломы,
через внешнюю цепь конвойных кенгирских солдат, обыскивали и клали  в  степи
ничком, с руками протянутыми над  головой.  Между  такими  распято  лежащими
ходили л„тчики МВД и надзиратели и отбирали,  опознавали,  кого  они  хорошо
раньше видели с воздуха или с вышек.
   (За этой заботой никому не был досуг развернуть "Правду" этого дня. А она
была  тематическая  --  день  нашей   родины:   успехи   металлургов,   шире
механизированные  уборочные  работы!  Историку  легко  будет  обозреть  нашу
Родину, какой она была [в тот день].)
   Любознательные офицеры могли  осмотреть  теперь  тайны  хоздвора:  откуда
брался ток и какое было "секретное оружие".
   Победители-генералы спустились с вышек и пошли  позавтракать.  Никого  из
них не зная, я берусь утверждать, что аппетит их  в  то  июньское  утро  был
безупречен  и  они  выпили.  Шумок  от   выпитого   нисколько   не   нарушал
идеологической стройности в их голове. А что было в груди  --  то  навинчено
было снаружи.
   Убитых и раненых было: по рассказам  --  около  шестисот,  по  материалам
производственно-плановой части кенгирского отделения,  как  познакомились  с
ними через несколько месяцев  --  более  [семисот].  *(16)  Ранеными  забили
лагерную больницу и стали возить в гордскую. (Вольным объясняли, что  войска
стреляли только холостыми патронами, а убивали друг друга заключ„нные сами.)
   Рыть могилы заманчиво было заставить оставшихся в живых, но для  большего
неразглашения это сделали войска:  человек  триста  закопали  в  углу  зоны,
остальных где-то в степи.
   Весь день 25 июня заключ„нные лежали ничком в степи под солнцем (все  эти
дни -- нещадно знойные), а  в  лагере  был  сплошной  обыск,  взламывание  и
перетрях. Потом в поле привезли воды и хлеба. У  офицеров  были  заготовлены
списки. Вызывали по фамилиям, ставили галочку, что -- жив,  давали  пайку  и
тут же разделяли людей по спискам.
   Члены Комиссии и другие подозреваемые были посажены  в  лагерную  тюрьму,
переставшую служить экскурсионным целям. Больше тысячи человек  --  отобраны
для отправки кто в закрытые тюрьмы, кто на Колыму. (Как всегда,  списки  эти
были составлены полуслепо: и попали туда многие ни в ч„м не замешанные.)
   Да внесет картина усмирения -- спокойствие  в  души  тех,  кого  коробили
последние главы. Чур нас, чур! -- собираться в "камеры хранения"  никому  не
прид„тся, и возмездия карателям не будет никогда!
   26 июня весь день заставили убирать баррикады и заделывать проломы.
   27 июня вывели на работу. Вот  когда  дождались  железнодорожные  эшелоны
рабочих рук!
   Танки, давившие Кенгир, поехали самоходом на Рудник и там поелозили перед
глазами зэков. Для умозаключения...
   Суд над верховодами был осенью 1955 года, разумеется закрытый  и  даже  о
н„м-то мы толком ничего не знаем... Говорят, что Кузнецов держался уверенно,
доказывал, что он  безупречно  себя  в„л  и  нельзя  было  придумать  лучше.
Приговоры нам не известны. Вероятно, Слученкова, Михаила Келлера и  Кнопкуса
расстреляли. То есть, расстреляли бы обязательно, но  может  быть  55-й  год
смягчил?
   А в Кенгире налаживали честную трудовую жизнь. Не  преминули  создать  из
недавних мятежников [ударные] бригады. Расцвел хозрасч„т.  Работали  ларьки,
показывалась кинофильмовая дрянь. Надзиратели и офицеры снова  потянулись  в
хоздвор -- делать что-нибудь для дома -- спиннинг, шкатулку, починить  замок
на дамской  сумочке.  Мятежные  сапожники  и  портные  (литовцы  и  западные
украинцы) шили им л„гкие обхватные сапоги и обшивали их жен. И так же велели
зэкам на обогатиловке сдирать с кабеля свинцовый слой и носить в лагерь  для
перелива на дробь -- охотиться товарищам офицерам на сайгаков.
   Тут общее смятение Архипелага докатилось до  Кенгира:  не  ставили  снова
реш„ток  на  окна,  и   бараков   не   запирали.   Ввели   условно-досрочное
"двух-третное" осовобождение и даже невиданную "актировку" Пятьдесят Восьмой
-- отпускали полумертвых на волю.
   На могилах бывает особенно густая зеленая травка.
   А в 1956 году и самую ту [зону] ликвидировали -- и тогда тамошние  жители
из неуехавших  ссыльных  разведали  вс„-таки,  где  похоронили  [тех]  --  и
приносили степные тюльпаны.

   [Мятеж] не может кончиться удачей.
   Когда он победит -- его зовут иначе...
   (Бернс)

   Всякий раз, когда вы проходите мимо памятника  Долгорукому,  вспоминайте:
его открыли в дни кенгирского мятежа -- и так он получился как  бы  памятник
Кенгиру.


   [Конец пятой части.]


   1. Очевидно, такое же ускорение событиям придало лагерное руководство и в
других местах, например, в Норильске.

   2.  Слово  "[[волынка]]"  очень  прижилось  в  официальном  языке   после
берлинских волнений в июне 1953 года. Если простые люди где-нибудь в Бельгии
добиваются прыжка зарплаты, это называется "справедливый гнев народа",  если
простые люди у нас добиваются ч„рного хлеба -- это "волынка".

   3.  Полковник  Чечев,  например,  не  вынес   этой   головоломки.   После
февральских событий он уш„л  в  отпуск,  затем  след  его  мы  теряем  --  и
обнаруживаем уже персональным пенсионером в  Караганде.  --  Не  знаем,  как
скоро уш„л из Озерлага его  начальник  полковник  Евсигнеев.  "Замечательный
руководитель... скромный товарищ", он стал заместителем начальника  Братской
ГЭС. (У Евтушенко не отражено.)

   4. Это отметил недоброжелатель Макеев.

   5. После мятежа хозяева не постеснялись  провести  повальный  медицинский
осмотр всех женщин. И обнаружив многих с  девственностью,  изумлялись:  как?
чего ж ты смотрела? столько дней вместе!..
   Они судили о событиях на сво„м уровне.

   6. Когда уже вс„ было кончено, и повели женскую  колонну  по  поселку  на
работу,  собрались  замужние  русские  бабы  вдоль  дороги  и  кричали   им:
"Проститутки! Шлюхи! Захотелось?.." и еще более выразительно. На другой день
повторилось то же, но зэчки вышли  из  зоны  с  камнями  и  теперь  засыпали
оскорбительниц в ответ. Конвой смеялся.

   7. Часть III, глава 22.

   8. Кенгирские украинцы объявили тот день траурным.

   9. Говорят, опыт проломов был норильский:  там  тоже  сделали  их,  чтобы
через них выманивать дрогнувших, через них натравливать  урок  и  через  них
ввести войска под предлогом наведения порядка.

   10. Эти фотографии ведь где-то подклеены в карательных отчетах.  И  может
быть  не  достанет  у  кого-то  расторопности  уничтожить  их  перед   лицом
будущего...

   11. Еще и спустя десяток лет  это  так  стыдно,  что  в  своих  мемуарах,
вероятно и затеянных для оправдания, он пишет, будто  случайно  выглянул  за
вахту, а там -- на него накинулись и руки связали...

   12. А может быть и правда приехал? Может быть [[он]]-то и распорядился?..

   13.  Они  только  спрятались  от  истории.  Кто  были   эти   расторопные
полководцы? Почему не салютовала страна  их  славной  кенгирской  победе?  С
трудом мы разыскиваем теперь имена  не  главных  там,  но  и  не  последних:
начальник оперчекистского  отдела  Степлага  полковник  Рязанцев;  начальник
политотдела Степлага С„мушкин!.. Помогите! Продолжите!

   14. В одном из танков сидела  пьяная  Нагибина,  лагерный  врач.  Не  для
оказания помощи, а -- посмотреть, интересно.

   15. Эй, "Трибунал Военных Преступлений"  Бертрана  Рассела  и  Жана  Поля
Сартра! Эй, философы! Матерьял-то какой! Отчего не заседаете? Не слышат...

   16. 9 января 1905 года было убитых около  100  человек.  В  1912  году  в
знаменитых расстрелах на Ленских приисках, потрясших всю Россию, было убитых
270 человек, раненых -- 250.


   Часть шестая. Ссылка


   Глава 1. Ссылка первых лет свободы

   Наверно, придумало человечество ссылку раньше, чем  тюрьму.  Изгнание  из
племени ведь уже было ссылкой. Соображено было  рано,  как  трудно  человеку
существовать оторванному от привычного окружения и места. Вс„ не то, вс„  не
так и не ладится, вс„ временное, не настоящее, даже если зелено вокруг, а не
вечная мерзлота.
   И в Российской империи со  ссылкой  тоже  не  запозднились:  она  законно
утверждена при Алексее Михайловиче Соборным Уложением 1684 года. Но и  ранее
того, в конце ХVI века ссылали безо всякого Собора:  опальных  каргопольцев;
затем угличан, свидетелей убийства царевича Дмитрия. Просторы  разрешали  --
Сибирь уже была наша. Так набралось к 1645 году полторы тысячи  ссыльных.  А
Петр ссылал  многими  сотнями.  Мы  уже  говорили,  что  Елизавета  заменяла
смертную казнь вечной ссылкой в  Сибирь.  Но  тут  сделали  подмену,  и  под
ссылкою стали  понимать  не  только  вольное  поселение,  а  и  --  каторгу,
принудительные работы, это уже не ссылка. Александровский устав  о  ссыльных
1822 года эту подмену закрепил. Поэтому, очевидно, в цифрах ссылки ХIХ  надо
считать включ„нной и каторгу. В начале ХIХ века ссылалось, что ни год, от  2
до 6 тысяч человек. С 1820  года  стали  ссылать  еще  и  бродяг  (по-нашему
тунеядцев), и так уже вытягивали в иной год до 10 тысяч. В 1863-м излюбили и
приспособили к ссылке отчужденный  от  материка  пустынный  остров  Сахалин,
возможности еще расширились. Всего за ХIХ век было сослано [полмиллиона],  в
конце века числилось ссыльных единовременно 300 тысяч. *(1)
   К  концу  века  вс„  более  многообразилось  и   разветвлялось   ссыльное
установление. Появлялись и более легкие виды:  "высылка  за  две  губернии",
даже "высылка заграницу" *(2) (это не считалось  такой  безжалостной  карой,
как  после  Октября).  Внедрялась  и   [административная]   ссылка,   удобно
дополняющая  ссылку  судебную.  Однако:  ссыльные  сроки  выражались  ясными
точными цифрами, и даже пожизненная ссылка  не  была  подлинно  пожизненной.
Чехов пишет в "Сахалине", что после 10 отбытых лет ссылки (а если "в„л  себя
совершенно одобрительно" -- критерий неопределенный,  но  применяли  его  по
свидетельству Чехова широко, -- то и после шести) наказанный  переводился  в
крестьянское состояние и мог возвратиться куда угодно, кроме своего  родного
места.
   Подразумеваемой, всем  тогда  естественной,  а  нам  теперь  удивительной
особенностью ссылки последнего царского столетия была е„ [индивидуальность]:
по суду ли, административно  ли,  но  ссылку  определяли  отдельно  каждому,
никогда -- по групповой принадлежности.
   От десятилетия к десятилетию менялись условия ссылки, степень тяжести  е„
-- и разные поколения ссыльных оставили  нам  разные  свидетельства.  Тяжелы
были этапы в пересыльных партиях, однако и от П.  Ф.  Якубовича  и  от  Льва
Толстого мы узнаем, что  политических  этапировали  весьма  сносно.  Ф.  Кон
добавляет,  что  при  политических  этапная  конвойная  команда  даже  и   с
уголовниками хорошо обращалась, отчего уголовники очень ценили политических.
Многие десятилетия сибирское  население  встречало  ссыльных  враждебно:  им
выделялись худшие участки земли, им доставалась худшая  и  плохооплачиваемая
работа, за них крестьяне не выдавали дочерей.  Непристрастные,  худо  одеты,
клеймленые и голодные, они  собирались  в  шайки,  грабили  --  и  тем  пуще
ожесточали жителей. Однако это вс„ не относилось к политическим,  чья  струя
заметна стала с 70-х годов.  Тот  же  Ф.  Кон  пишет,  что  якуты  встречали
политических  приязненно,  с  надеждой,  как  своих   врачей,   учителей   и
законосоветчиков в защите от власти. У политических в ссылке были во  всяком
случае такие условия, что выдвинулось из них много уч„ных (чья наука  только
и  пошла   со   ссылки)   --   краеведов,   этнографов,   языковедов   *(3),
естественников, а также публицистов и беллетристов.  Чехов  на  Сахалине  не
видел политических и не описал их нам *(4), но например Ф. Кон, сосланный  в
Иркутск,  стал  работать  в   редакции   прогрессивной   газеты   "Восточное
обозрение", где сотрудничали народники, народовольцы и  марксисты  (Красин).
Это был не рядовой сибирский город, а столица  генерал-губернаторства,  куда
по Уставу о ссыльных не надлежало вовсе допускать  политических  --  они  же
служили там в банках, коммерческих предприятиях,  преподавали,  перетирались
на журфиксах с местной инетллигенцией. А в омском  "Степном  крае"  ссыльный
Омск снабжал своей газетой. Еще стал через ссыльных  радикальным  городом  и
Красноярск. А в  Минусинске  вокруг  мартьяновского  музея  собралась  столь
уважаемая и не знающая административных помех группа ссыльных деятелей,  что
не только беспрепятственно создавала всероссийскую сеть  перехоронок-приютов
для бегле рочем, о л„гкости  тогдашних  побегов  мы  уже  писали),  но  даже
направляла деятельность официального  минусинского  "виттевского"  комитета.
*(5) И если о сахалинском режиме для  уголовных  Чехов  восклицает,  что  он
сведен "самым пошлым образом к крепостному праву"  --  этого  не  скажешь  о
русской ссылке для политических с давнего времени и до последнего. К  началу
ХХ века административная ссылка для  политических  стала  в  России  уже  не
наказанием, а  формальным,  пустым,  "обветшалым  приемом,  доказавшим  свою
негодность" (Гучков), Столыпин с 1906 г. принимал меры к полному упразднению
е„.
   А что такое была ссылка Радищева? В поселке Усть-Илимский Остров он купил
двухэтажный деревянный дом (кстати -- за 10 рублей) и жил со своими младшими
детьми и свояченицей, заменившей жену.  [Работать]  никто  и  не  думал  его
заставлять, он в„л жизнь по своему усмотрению и имел свободу передвижения по
всему Илимскому округу. Что была ссылка Пушкина в Михайловское -- теперь уже
многие представляют, побывав там экскурсантами. Подобной тому была ссылка  и
многих других писателей и  деятелей:  Тургенева  --  в  Спасское-Лутовиново,
Аксакова -- в Варварино (по его выбору