ользуясь своим запасом слов и образов, внедряют в нас  все
человеконенавистнические легенды 30-х годов. Слово "вредитель" они  трактуют
как основу инженерского существа. И  агрономы,  выступавшие  против  раннего
сева (может быть -- в снег и в грязь?), и  ирригаторы,  обводнявшие  Среднюю
Азию, -- все для них безоговорочно  вредители.  Во  всех  главах  книги  эти
писатели говорят о сословии инженеров только снисходительно,  как  о  породе
порочной и низкой.  На  странице  125  книга  обвиняет  [значительную  часть
русского дореволюционного инженерства -- в  плутоватости].  Это  --  уже  не
индивидуальное обвинение, никак. (Понять ли,  что  инженеры  вредили  уже  и
царизму?) И это пишется людьми, никто из которых не  способен  даже  извлечь
простейшего квадратного корня (что делают в цирке некоторые лошади).  Авторы
повторяют нам все бредовые слухи тех лет как историческую несомненность: что
в заводских столовых травят работниц мышьяком; что если скисает надоенное  в
совхозе молоко, то это -- не глупая нерасторопность,  но  --  расч„т  врага:
заставить страну [пухнуть с голоду] (так и пишут). Обобщенно и  безлико  они
пишут о том зловещем собирательном кулаке,  который  [поступил  на  завод  и
подбрасывает болт в станок]. Что ж, они -- ведуны человеческого  сердца,  им
это легче вообразить: человек каким-то чудом уклонился от ссылки  в  тундру,
бежал в город, еще большим чудом поступил на завод, уже умирая от голода,  и
теперь вместо того, чтобы кормить семью, он подбрасывает болт в станок!
   Напротив,  авторы  не  могут  и  не  хотят  сдержать  своего   восхищения
руководителями канальных работ, работодателями, которых,  несмотря  на  30-е
годы, они упорно называют чекистами, вынуждая к этому  термину  и  нас.  Они
восхищаются  не  только  их  умом,  волей,  организацией,  но  и  в   высшем
человеческом смысле,  как  существами  удивительными.  Показателен  хотя  бы
эпизод с Яковом Раппопортом (фото на стр. 80, не скажешь,  что  глуп).  Этот
недоучившийся студент Дерптского университета, эвакуированного в Воронеж,  и
ставший на новой родине заместителем председателя губернского  ЧК,  а  затем
заместителем начальника строительства Беломорстроя, --  по  словам  авторов,
обходя строительство, остался недоволен, как рабочие  гонят  тачки  и  задал
инженеру уничтожающий вопрос: а вы помните, чему  равняется  косинус  сорока
пяти градусов? И инженер был раздавлен и устыжен эрудицией Раппопорта *(13),
и сейчас же исправил свои вредительские  указания,  и  гон  тачек  пошел  на
высоком  техническом  уровне.  Подобными   анекдотами   авторы   не   только
художественно сдабривают сво„ изложение,  но  и  поднимают  нас  на  научную
высоту!
   И чем выше пост занимает работодатель,  тем  с  большим  преклонением  он
описывается авторами.  Безудержные  похвалы  выстилаются  начальнику  ГУЛага
Матвею Берману. *(14) Много восторженных  похвал  доста„тся  Лазарю  Когану,
бывшему  анархисту,  в  1918  году   перешедшему   на   сторону   победивших
большевиков, доказавшему свою верность на посту начальника Особого Отдела IX
армии, потом заместителя начальника  войск  ОГПУ,  одному  из  организаторов
ГУЛага, а теперь начальнику строительства Беломорканала. Но тем более авторы
могут лишь присоединиться к словам товарища  Когана  о  [железном  наркоме]:
"Товарищ Ягода -- наш главный, наш  повседневный  руководитель".  (Это  пуще
всего и погубило книгу! Славословия Генриху Ягоде и его портрет были вырваны
даже из сохранившегося для нас экземпляра, и долго пришлось нам искать  этот
портрет.)
   Уж тем более этот тон внедрялся в лагерные  брошюры.  Вот  например:  "На
шлюз No. 3 пришли поч„тные гости (их портреты висели  в  каждом  бараке)  --
товарищ Каганович, Ягода и Берман. Люди заработали  быстрее.  [Там  наверху]
улыбнулись -- и улыбка передалась сотням  людей  в  котловане."  *(15)  И  в
каз„нные песни:

   "Сам Ягода вед„т нас и учит,
   Зорок глаз его, крепка рука".

   Общий восторг  перед  лагерным  строем  жизни  влечет  авторов  к  такому
панегирику: "В какой бы уголок Союза ни  забросила  вас  судьба,  пусть  это
будет глушь и темнота, -- отпечаток порядка... четкости и  сознательности...
несет на себе  любая  организация  ОГПУ".  А  какая  ж  в  российской  глуши
организация ГПУ? -- да только лагерь. [Лагерь как светоч прогресса]  --  вот
уровень нашего исторического источника.
   Тут высказался и  сам  главный  редактор.  Выступая  на  последнем  слете
беломорстроевцев  25.8.33  в  городе  Дмитрове   (они   уже   переехали   на
Волгоканал), Горький сказал: "Я с 1928 года присматриваюсь к тому, как  ОГПУ
перевоспитывает людей". (Это значит --  еще  раньше  Соловков,  раньше  того
расстрелянного мальчишки; как в Союз вернулся -- так и присматривается.)  И,
уже  еле  сдерживая  слезы,  обратился  к  присутствующим  чекистам:  "Черти
драповые, вы сами не знаете, что' сделали..." Отмечают авторы:  тут  чекисты
только [улыбнулись]. (Они знали, ЧТО сделали...) [О  чрезмерной  скромности]
чекистов пишет Горький и в  самой  книге.  (Эта  их  нелюбовь  к  гласности,
действительно, трогательная черта.)
   Коллективные авторы не просто умалчивают о смертях на  Беломорканале,  то
есть не следуют трусливому рецепту [полуправды], но прямо пишут (стр.  190),
что [никто] не умирает на строительстве! (Вероятно вот они как считают:  сто
тысяч начинало канал, сто тысяч и кончило. Значит  все  живы.  Они  упускают
только этапы, заглотанные строительством в две лютых зимы.  Но  это  уже  на
уровне косинуса плутоватого инженерства.)
   Авторы не видят ничего более вдохновляющего, чем этот  лагерный  труд.  В
подневольном  труде  они  усматривают  одну  из   высших   форм   пламенного
сознательного творчества. Вот теоретическая основа исправления: "Преступники
-- от прежних гнусных условий, а страна наша красива, мощна и [великодушна],
е„ надо [украшать]". По их мнению все эти пригнанные на канал никогда бы  не
нашли своего пути в жизни, если  бы  работодатели  не  велели  им  соединить
Белого  моря  с  Балтийским,   Потому   что   ведь   "[человеческое   сырье]
обрабатывается неизмеримо труднее, чем  дерево"  --  что  за  язык!  глубина
какая! кто это сказал? -- это Горький говорит в книге, оспаривая  "словесную
мишуру "гуманизма" ". А Зощенко глубоко вникнув пишет: "перековка -- это  не
желание выслужиться и освободиться (такие подозрения вс„-таки  были?  --  А.
С.), а  на  самом  деле  перестройка  сознания  и  гордость  строителя".  О,
человековед! Катал ли ты канальную тачку да на штрафном пайке?..
   Этой достойной книгой, составившей славу советской литературы, мы и будем
руководствоваться в наших суждениях о канале.

   Как случилось, что для  первой  великой  стройки  Архипелага  избран  был
именно Беломорканал? Понуждала ли Сталина дотошная экономическая или военная
необходимость? Дойдя до конца строительства, мы  сумеем  уверенно  ответить,
что -- нет. Раскалял ли его благородный дух соревнования  с  Петром  Первым,
протащившим волоками по этой трассе свой флот, или с императором Павлом, при
котором был высказан первый проект этого канала? Вряд  ли  Мудрый  о  том  и
знал. Сталину нужна была [где-нибудь] великая стройка заключ„нными,  которая
поглотит много рабочих рук и много жизней (избыток людей от раскулачивания),
с надежностью душегубки, но дешевле  е„,  --  одновременно  оставив  великий
памятник его царствования типа пирамиды.  На  излюбленном  рабовладельческом
Востоке, у которого Сталин больше всего в жизни  почерпнул,  любили  строить
великие  "каналы".  И  я  почти  вижу,  как  с  любовью  рассматривая  карту
русско-европейского севера, где была собрана тогда  большая  часть  лагерей,
Властитель провел в центре  этого  края  линию  от  моря  до  моря  кончиком
трубочного черенка.
   Объявляя же стройку, е„ надо было объявить только [срочной].  Потому  что
ничего [не] срочного в те годы в нашей стране не делалось. Если б  она  была
[не] срочной -- никто бы не поверил  в  е„  жизненную  важность  --  а  даже
заключ„нные, умирая  под  опрокинутой  тачкой,  должны  были  верить  в  эту
важность. И если б она была не  срочной  --  то  они  б  не  умирали,  и  не
расчищали бы площадки для нового общества.
   "Канал должен быть построен в короткий срок и [стоить дешево!] --  таково
указание товарища Сталина!" (А кто жил тогда -- тот помнит, чтоэ  значит  --
УКАЗАНИЕ ТОВАРИЩА СТАЛИНА!) [Двадцать  месяцев!]  --  вот  сколько  отпустил
Великий Вождь своим преступникам и на канал и  на  исправление:  с  сентября
1931 года по апрель 1933-го. Даже двух полных лет он дать им не мог  --  так
торопился.   Двести   двадцать    шесть    километров.    Скальный    грунт.
Загроможденность  местности  валунами.  Болота.  Семь   шлюзов   "Повенецкой
лестницы", двенадцать  шлюзов  на  спуске  к  Белому  морю.  И  --  "это  не
Днепрострой, которому дали долгий срок и [валюту]. Беломорстрой поручен ОГПУ
[и ни копейки валюты!]"
   Вот теперь вс„ более и более нам яснеет замысел: значит, так  нужен  этот
канал Сталину и стране,  что  --  ни  копейки  валюты.  Пусть  единовременно
работает у вас [сто тысяч] заключ„нных -- какой  капитал  еще  ценней?  И  в
двадцать месяцев отдайте канал! ни дня отсрочки.
   Вот тут и рассвирепеешь на инженеров-вредителей. Инженеры говорят:  будем
делать бетонные сооружения. Отвечают  чекисты:  некогда.  Инженеры  говорят:
нужно много железа.  Чекисты:  замените  деревом!  Инженеры  говорят:  нужны
тракторы, краны, строительные машины! Чекисты: ничего  этого  не  будет,  ни
копейки валюты, делайте все руками!
   Книга  называет  это:  "дерзкая  чекистская   формулировка   технического
задания". *(16) То есть раппопортовский косинус...
   Так торопимся, что  для  северного  этого  проекта  привозим  ташкентцев,
гидротехников и ирригаторов Средней Азии (как раз удачно  их  посадили).  Из
них создается на  Фуркасовском  переулке  (позади  Большой  Лубянки)  Особое
(опять [особое], любимое слово!) Конструкторское Бюро. *(17) (Впрочем чекист
Иванченко спрашивает инженера Журина: "А  зачем  проектировать,  когда  есть
проект Волго-Дона? По нему и стройте.")
   Так торопимся, что они начинают делать проект  еще  прежде  изысканий  на
местности!  Само  собой  мчим  в  Карелию  изыскательные  партии.  Ни   один
конструктор не имеет права выйти за пределы бюро, ни  тем  более  в  Карелию
(бдительность). Поэтому идет обл„т телеграммами:  а  какая  там  отметка?  а
какой там грунт?
   Так торопимся, что эшелоны зэков прибывают и прибывают на будущую трассу,
а там еще нет ни бараков, ни снабжения, ни инструментов, ни точного плана --
что же надо делать? (Нет бараков -- зато есть  ранняя  северная  осень.  Нет
инструментов -- зато идет первый месяц из двадцати. *(18))
   Так торопимся,  что  приехавшие  наконец  на  трассу  инженеры  не  имеют
ватмана, линеек, кнопок (! ) и даже света в рабочем бараке. Они работают при
коптилках, это похоже на Гражданскую войну! -- упиваются наши авторы.
   Веселым тоном записных забавников они рассказывают нам: женщины  приехали
в шелковых платьях, а тут получают тачки! И "кто только не встречается  друг
с другом  в  Тунгуде:  былые  студенты,  эсперантисты,  соратники  по  белым
отрядам!" Соратники по белым отрядам давно уже встретились друг с другом  на
Соловках, а вот что эсперантисты и студенты тоже получают беломорские тачки,
за эту информацию спасибо авторам! Почти давясь от смеха,  рассказывают  они
нам: везут из Красноведских лагерей, из Сталинабада, из Самарканда туркменов
и таджиков в бухарских халатах, чалмах -- а  тут  карельские  морозы!  то-то
неожиданность для басмачей! Тут норма [два кубометра гранитной скалы разбить
и вывезти на сто метров тачкой!] А  сыпят  снега  и  вс„  заваливают,  тачки
кувыркаются с трапов в снег. Ну, вот так примерно.
    Начало работ
   Но пусть говорят авторы: "по мокрым доскам тачка вихляла, опрокидывалась"
*(19), "человек с такой тачкой был похож на лошадь в оглоблях"  *(20);  даже
не скальным, а просто мерзлым грунтом "тачка  нагружается  час".  Или  более
общая картинка: "В уродливой впадине, запорошенной снегом, было полно  людей
и камней. Люди бродили, спотыкались о камни. По двое, по трое они нагибались
и, охватив валун, пытались приподнять. Валун не шевелился. Тогда звали 4-го,
5-го..." Но тут на помощь приходит техника нашего славного века: "валуны  из
котлована вытягивают  [сетью]"  --  а  сеть  тянется  канатом,  а  канат  --
"барабаном, крутимым лошадью"! Или вот другой прием -- [деревянные  журавли]
для подъ„ма камней. Или вот еще -- из первых [механизмов] Беломорстроя.
   И это вам -- вредители? Да это гениальные инженеры!  --  из  XX  века  их
бросили в пещерный -- и, смотрите, они справились!
   Основной транспорт Беломорстроя? -- [Грабарки], узнаем мы из книги. А еще
есть [Беломорские форды!] Это вот что такое:  тяжелые  деревянные  площадки,
положенные на четыре круглых деревянных обрубка (катка) -- две лошади  тащат
такой [форд] и отвозят камни.  А  тачку  возят  вдво„м  --  на  подъ„мах  е„
подхватывает [крючник]. А как валить деревья, если нет ни пил, ни топоров? И
это может наша смекалка: обвязывают деревья вер„вками  и  в  разные  стороны
попеременно бригады тянут -- [расшатывают деревья!] Вс„ может наша смекалка!
-- а почему? А потому что КАНАЛ СТРОИТСЯ ПО ИНИЦИАТИВЕ  И  ЗАДАНИЮ  ТОВАРИЩА
СТАЛИНА! -- написано в газетах и повторяют по радио каждый день.
   Представить такое поле боя и на н„м "в длинных серо-пепельных шинелях или
кожаных куртках" -- чекисты. Их всего 37 человек на сто  тысяч  заключ„нных,
но их все любят, и эта любовь движет карельскими валунами. Вот  остановились
они, показал товарищ Френкель рукой, чмокнул губами товарищ Фирин, ничего не
сказал товарищ Успенский (отцеубийца? соловецкий палач?) -- и  судьбы  тысяч
людей решены на сегодняшнюю морозную ночь или весь этот полярный месяц.
   В том-то и величие этой постройки, что она  совершается  без  современной
техники и без  всяких  поставок  от  страны!  "Это  --  не  темпы  ущербного
европейско-американского  капитализма.  Это  социалистические   темпы!"   --
гордятся авторы. *(21) (В 60-е годы мы знаем, что  это  называется  [большой
скачок].) Вся книга  славит  именно  отсталость  техники  и  кустарничество.
[Кранов] нет? Будут свои! -- и делаются "деррики"  --  краны  из  дерева,  и
только трущиеся металлические части к ним отливают сами. "Своя индустрия  на
канале!" --  ликуют  наши  авторы.  И  [тачечные]  кол„са  тоже  отливают  в
[самодельной вагранке!]
   picture: Френкель, Фирин и Успенский
   Так спешно нужен был стране  канал,  что  не  нашлось  для  строительства
тачечных кол„с! Для заводов Ленинграда это был бы непосильный заказ!
   Нет, несправедливо -- эту дичайшую стройку XX  века,  материковый  канал,
построенный "[от тачки и кайла]", --  несправедливо  было  бы  сравнивать  с
египетскими пирамидами: ведь пирамиды строились с привлечением [современной]
им техники!! А у нас была техника -- на сорок веков назад!
   В том-то душегубка и состояла. На газовые камеры у нас газа не было.
   Побудьте-ка инженером в этих условиях! Все дамбы -- земляные,  водоспуски
-- деревянные. Земля то и дело да„т течь. Чем же уплотнить е„? -- гоняют  по
дамбе лошадей с катками! (только еще лошадей вместе с заключ„нными не жалеет
Сталин и страна -- а  потому  что  это  кулацкое  животное,  и  тоже  должно
вымереть.) Очень трудно обезопасить от течи и сопряжения  земли  с  деревом.
Надо заменить железо деревом! -- и  инженер  Маслов  изобретает  ромбовидные
деревянные ворота шлюзов. На стены шлюзов бетона нет! -- чем  крепить  стены
шлюзов? Вспоминают древнерусские [ряжи] -- деревянные  срубы  высотою  в  15
метров, изнутри засыпаемые грунтом. Пользуйтесь техникой пещерного века,  но
ответственность по веку ХХ-му: прорвет где-нибудь -- отдай голову.
   Пишет железный нарком Ягода главному инженеру Хрустал„ву:  "по  имеющимся
донесениям (то есть от стукачей  и  от  Когана-Френкеля-Фирина)  необходимой
энергии и заинтересованности в работе вы  не  проявляете  и  не  чувствуете.
Приказываю немедленно ответить -- намерены ли вы  немедленно  (языч„к-то)...
взяться по-настоящему за работу... и  заставить  добросовестно  работать  ту
часть  инженеров  (какую?  кого?),  которые  саботируют  и  срывают..."  Что
отвечать главному? Жить-то хочется... "Я сознаю свою преступную  мягкость...
я каюсь в собственной расхлябанности..".

   А тем временем в уши неугомонно: "КАНАЛ СТРОИТСЯ ПО ИНИЦИАТИВЕ И  ЗАДАНИЮ
ТОВАРИЩА СТАЛИНА!" "Радио в бараке, на трассе, у ручья, в карельской избе, с
грузовика, радио,  не  [спящее]  ни  дн„м,  [ни  ночью]  (вообразите!),  эти
бесчисленные ч„рные рты, ч„рные маски без глаз (образно!) кричат  неустанно:
что думают о трассе чекисты всей страны, что сказала партия". То же -- думай
и ты! То же -- думай  и  ты!  "[Природу  научим  --  свободу  получим!]"  Да
здравствует соцсоревнование и ударничество!  Соревнования  между  бригадами!
Соревнование  между  фалангами   (250-300   человек)!   Соревнования   между
трудколлективами! Соревнование между шлюзами! Наконец, и [вохровцы] вступают
с  зэками  в  соревнование!  *(22)  (Обязательство  вохровцев:   лучше   вас
охранять?)
   Но главная опора, конечно --  на  [социально  близких],  [[то  есть]]  на
воров! (Эти понятия уже слились на канале.) Растроганный Горький кричит им с
трибуны: "Да любой капиталист грабит больше, чем все вы вместе взятые!" Урки
ревут, польщенные. "И крупные сл„зы брызнули из  глаз  бывшего  карманника".
*(23)  Ставка  на  то,  чтобы  использовать  для  строительства   [романтизм
правонарушителей]. А им еще бы не лестно! Говорит вор из  президиума  сл„та:
"По два дня хлеба не получали, но это  нам  не  страшно.  (Они  ведь  всегда
кого-нибудь раскурочат.) Нам дорого то,  что  с  нами  разговаривают  как  с
людьми (чем не могут похвастаться инженеры). Скалы у  нас  такие,  что  буры
ломаются. Ничего, бер„м." (Чем же БЕРУТ? и [[кто]] бер„т?..)
   Это -- классовая теория: опереться в лагере  на  своих  против  чужих.  О
Беломоре не написано, как кормятся бригадиры, а  о  Березниках  рассказывает
свидетель (И.Д.Т.): отдельная [кухня бригадиров] (сплошь -- блатарей) и па„к
-- лучше военного. Чтоб кулаки их были крепки и знали, ЗА ЧТО сжиматься...
   На 2-м лагпункте -- воровство,  вырывание  из  рук  посуды,  карточек  на
баланду, но блатных за это не исключают из ударников: это  не  затмевает  их
социального  лица,  их  производственного   порыва.   Пищу   доставляют   на
производство холодной. Из сушилок воруют вещи -- ничего, [бер„м!] Повенец --
[штрафной городок], хаос и неразбериха. Хлеба в Повенце не пекут,  возят  из
Кеми (посмотрите на карту)! На участке Шижня норма питания  не  выда„тся,  в
бараках холодно, обовшивели, хворают -- ничего,  бер„м!  Канал  строится  по
инициативе... Всюду КВБ -- культурно-воспит-боеточки! (Хулиган, едва придя в
лагерь, сразу становится воспитателем.) Создать атмосферу постоянной  боевой
тревоги! Вдруг объявляется [штурмовая ночь -- удар по бюрократии!] Как раз к
концу вечерней  работы  ходят  по  комнатам  управления  культвоспитатели  и
[штурмуют!] Вдруг -- [прорыв] (не воды,  процентов)  на  отделении  Тунгуда!
ШТУРМ! Решено: [удвоить нормы выработки!]  Вот  как!  *(24)  Вдруг  какая-то
бригада выполняет дневное задание ни с того, ни с сего --  на  852%!  Пойми,
кто может! То объявляется всеобщий [день рекордов!] Удар по темпосрывателям!
Вот какой-то бригаде раздача  [премиальных  пирожков].  (Что  ж  лица  такие
заморенные? Вожделенный момент -- а радости нет...)
   picture: Раздача пирожков
   Как будто вс„ ид„т хорошо. Летом 1932-го Ягода объехал трассу  и  остался
доволен, кормилец. Но  в  декабре  телеграмма  его:  нормы  не  выполняются,
прекратить [бездельное шатание тысяч людей!] (в это веришь! это -- видишь!).
Трудколлективы тянутся на работу с [выцветшими]  з