опал в плен в  Финляндию.  Его  разыскал  там  какой-то
старый петербургский купец, уточнил имя-отчество и сказал:  "Вашему  батюшке
остался я должен с 17-го года большую сумму, заплатить было не с  руки.  Так
поневольтесь получить!" Старый долг -- за находку! Александров  после  войны
был принят в круг русских эмигрантов, там же нашлась ему и невеста,  которую
он полюбил, не как-нибудь. А будущий тесть для его воспитания дал ему читать
подшивку "Правды" -- всю как она есть с 1918 по 41-й год без  сглаживаний  и
исправлений.  Одновременно  он  ему  рассказывал   ну,   примерно,   историю
[[потоков]], как во главе 2-й. И вс„ же... Александров бросил и  невесту,  и
достаток, вернулся в СССР и получил,  как  легко  догадаться,  [[десять]]  и
[[пять намордника]]. В 1953-м году в Особом лагере он рад был [[зацепиться]]
бригадиром...

   8. Сколько можно установить сейчас, Андрей Андреевич Власов,  не  окончив
из-за революции нижегородской духовной  семинарии,  был  призван  в  Красную
армию с 1919г.  и  воевал  рядовым.  На  южном  фронте,  против  Деникина  и
Врангеля, он поднялся до командира  взвода,  потом  и  роты.  В  20-х  годах
окончил курсы "Выстрел"; с 1930 г. стал членом ВКП (б); с  1936  г.,  уже  в
звании комполка,  послан  военным  советником  в  Китай.  Видимо,  никак  не
связанный с высшими военными и партийными кругами, он естественно оказался в
том сталинском "втором эшелоне", который был выдвинут на  замену  вырезанных
командармов-комдивов-комбригов. С 1938 г. он получил дивизию, а  в  1940  г.
при первом присвоении "новых" (старых) воинских званий стал генерал-майором.
Из дальнейшего можно заключить, что среди генеральской смены, где много было
совсем тупых и неопытных, Власов был из самых способных. Его 99-я стрелковая
дивизия, которую он обучал и готовил с  лета  1940  г.,  не  была  захвачена
врасплох гитлеровским  нападением,  напротив:  при  общем  нашем  откате  на
восток, он пошла на запад, отбила Перемышль и  шесть  дней  удерживала  его.
Быстро миновав должность командующего корпусом, генерал-лейтенант Власов под
Киевом в 1941 г. командовал уже 37-й армией. Из огромного Киевского мешка он
вышел и в декабре  41  г.  под  Москвой  командовал  20-й  армией,  успешное
контрнаступление которой в защиту столицы (взятие Солнечнегорска) отмечено в
сводке Информбюро за 12 декабря (перечень генералов такой: Жуков, Лелюшенко,
Кузнецов, Власов, Рокоссовский, Говоров...) Со стремительностью тех  месяцев
он успел стать зам. командующего Волховским  фронтом  (Мерецкова),  получить
2-ю Ударную армию и во главе е„ начать 7  января  1942  г.  попытку  прорыва
ленинградской блокады  --  наступление  через  р.  Волхов  на  северо-запад.
Операция была задумана комбинированной, с нескольких сторон,  от  Ленинграда
тоже, в ней должны были в согласованные сроки принять  участие  также  54-я,
4-я, и 52 армии. Но те три армии либо не тронулись во время по неготовности,
либо быстро остановились (у нас еще не умели таких ых операций  планировать,
а главное -- снабжать). -- Вторая же Ударная пошла успешно и к февралю  1942
г. оказалась углубленной в немецкое расположение на 75 километров! И с этого
момента даже для не„ у сталинского верховного  авантюрного  командования  не
оказалось --  ни  людских  подкреплений,  ни  боеприпасов.  (И  с  такими-то
резервами начали наступление!) Так остался колеть в блокаде и Ленинград,  не
зная новгородских подробностей. В марте еще держались зимние пути, с  апреля
же развезло всю болотистую местность, по которой продвинулась 2-я Ударная, и
не стало никаких  путей  снабжения,  и  не  было  помощи  с  воздуха.  Армия
оказалась БЕЗ ПРОДОВОЛЬСТВИЯ -- и при этом Власову ОТКАЗАЛИ В РАЗРЕШЕНИИ  НА
ОТХОД! После двухмесячного голодания и  вымаривания  армии  (солдаты  оттуда
рассказывали мне потом в бутырских камерах, что с околевших гниющих  лошадей
они строгали  копыта,  варили  стружку  и  ели)  началось  14  мая  немецкое
концентрическое  наступление  против  окруженной   армии   (и   в   воздухе,
разумеется, только немецкие  самолеты!)  И  лишь  тогда  (в  насмешку)  было
получено разрешение возвратиться за Волхов... И  еще  были  эти  безнадежные
поытки прорваться! -- до начала июля.
   Так (словно повторяя судьбу русской  2-й  самсоновской  армии,  столь  же
безумно брошенной в кот„л) погибла 2-я Ударная Власова.
   Тут конечно  была  измена  родине!  Тут  конечно  жестокое  эгоистическое
предательство! Но -- сталинское. Измена --  не  обязательно  проданность  за
деньги.  Невежество  и  небрежность  в  подготовке  войны,  растерянность  и
трусость при е„ начале, бессмысленные  жертвы  армиями  и  корпусами,  чтобы
только выручить свой маршальский мундир -- да какая есть  горше  измена  для
верховного главнокомандующего?
   В отличие от Самсонова, Власов не кончил с собой. После гибели  армии  он
еще скитался по лесам и болотам и сдался в плен 6 июля в  районе  Сиверской.
Он перевезен был в германскую ставку под  Летцен  (Восточная  Пруссия),  где
было собрано несколько пленных генералов и бригадный комиссар Г. Н. Жиленков
(в прошлом успешный партработник, секретарь одного  из  московских  райкомов
партии).  Они  уже  заявили  о  своем  несогласии  с  политикой  сталинского
правительства. Но не хватало настоящей фигуры. Ею стал Власов.

   9. Никакой РОА действительно и не было почти до  самого  конца  войны.  И
название это и нарукавный герб были сочинены немцем  русского  происхождения
капитаном Штрик-Штрикфельдом  в  Остпропагандабтайлюнг.  (Незначительный  по
должности, он имел, однако, влияние и старался убедить гитлеровские верхи  в
необходимости германо-русского союза, а русских привлечь к сотрудничеству  с
Германией. Обоесторонне тщетная затея! Обе  стороны  лишь  искали  как  друг
друга использовать и обмануть. Но у немцев были для того позиции  на  горе',
власть, у власовских офицеров -- фантазии на дне  ущелья.)  Армии  такой  не
было, но противосоветские формирования из недавних советских  граждан  стали
составляться с первых же месяцев войны. Первыми  поддержали  немцев  литовцы
(круто  ж  насолили  мы  им  за  год!);  затем  из  украинцев  была  создана
добровольческая дивизия SS-Галиция; затем -- отряды из эстонцев; осенью 1941
г. появились охранные роты в Белоруссии; а в Крыму -- татарский батльон.  (И
все это мы посеяли сами! Например, в Крыму -- нашим  тупым  двухдесятилетним
гонением на мечети, закрытием  и  разрушением  их,  тогда  как  дальновидная
завоевательница Екатерина отпускала государственные средства на постройку  и
расширение крымских мечетей. И гитлеровцы, придя, догадались тоже  стать  на
их защиту.) Позже появились на немецкой стороне кавказские отряды и  казачьи
войска (свыше конного корпуса). Первой же военной зимой стали формировать из
русских добровольцев взводы и роты  --  но  русским  формированиям  немецкое
командование сильно не доверяло, фельдфебелей и лейтенантов  ставили  немцев
(лишь унтерофицеры могли быть русские), немецкие же утверждались  и  команды
("achtung!", "hаlt"! и  др.)  Более  значительными  и  уже  сплошь  русскими
формированиями были: бригада в Локте Брянской области -- с  ноября  1941  г.
(Местный  преподаватель  машиностроения  К.   П.   Воскобойников   возглавил
"национально-трудовую партию России", манифест к гражданам страны и  флаг  с
Георгием Победоносцем); формирование в поселке Осинторф под Оршей  с  начала
1942  г.  под  руководством  русских  эмигрантов  (лиш  я  струйка   русских
эмигрантов  пришла  к  этому  движению,  и  та  не   скрывала   антинемецких
настроений, допустила многие перебеги на советскую сторону  и  даже  переход
целого батальона, после чего эмигранты были немцами отозваны); да Гиля,  под
Люблиным с лета 1942 г. (В. В. Гиль, член ВКП (б) и даже кажется  еврей,  не
только уцелел в плену, но, при  поддержке  других  пленных,  стал  старостою
лагеря под  Сувалками  и  предложил  немцам  создать  "боевой  союз  русских
националистов"). Однако не было еще во  всем  том  никакой  РОА  и  никакого
Власова. Роты под немецким командованием были для опыта выдвинуты на русский
фронт, а русские соединения выставлены против брянских, оршанских и польских
партизан.

   10. Буквами вс„ более известными, хотя никакой армии по-прежнему не было,
все части были разбросаны, расподчинены,  а  власовские  генералы  играли  в
преферанс в Далемдорфе под Берлином. Бригада  Воскобойникова,  а  после  его
смерти Каминского, насчитывала к середине 1942 г. пять  пехотных  полков  по
2,5 -- 3 тысячи человек в каждом с  приданнными  артиллерийскими  расчетами,
танковый батальон из двух дюжин  советских  танков  и  артдивизион  с  тремя
десятками орудий. (Командный состав был из военнопленных офицеров, а рядовой
-- в значительной степени из местных брянских добровольцев.) А поручено было
этой бригаде -- охранять район от партизан... Для той же цели летом 1942  г.
бригада  Гиля-Блажевича  была  переброшена  из  Польши  (где   отмечены   е„
жестокости над поляками  и  евреями)  под  Могил„в.  В  начале  1943  г.  е„
командование  отказалось  подчиниться  Власову,  упрекая,   почему   в   его
объявленной программе нет "борьбы  с  мировым  еврейством  и  жидовствующими
комиссарами";  и  они   же,   именно   эта   бригада   ("родионовцы",   Гиль
переименовался в Родионова), сменили свой черный флаг с  серебряным  черепом
на красный и объявила  обширный  Партизанский  Край  и  советскую  власть  в
северо-восточном углу Белоруссии. (О партизанском этом крае без  объяснения,
откуда он взялся, у нас тогда начали писать в газетах. Позже всех  уцелевших
родионовцев  пересажали).  И   кого   же   тотчас   бросили   немцы   против
"родионовцев"? Да бригаду Каминского! (В мае 1944  г.  --  еще  и  13  своих
дивизий, чтоб ликвидировать "Партизанский край"). Так понимали немцы все эти
трехцветные кокарды, Георгия  Победоносца  и  андреевское  поле.  Русский  и
немецкий языки были взаимно непереводимы, невыразимы, несоответсвенны.  Хуже
того:  в  октябре  1944  г.  немцы  бросили  бригаду  Каминского  (вместе  с
мусульманскими частями) на подавление восставшей Варшавы.
   Пока одни русские предательски дремали за Вислой,  поглядывая  на  гибель
Варшавы в бинокли, другие русские душили восстание. Мало досталось  русского
зла полякам за XIX век -- еще и кривые ножи XX вонзились туда же (да все  ли
уже? да  последние  ли?)  --  Более  прямым  было  как  будто  существование
осинторфского батальона, переброшенного под Псков. Там  состояло  около  600
солдат и  200  офицеров,  командование,  --  эмигрантское  (И.  К.  Сахаров,
Ламсдорф), русская форма,  бело-сине-красный  флаг.  Батальон,  дополнив  до
полка, готовили для  парашютной  выброски  на  линию  Вологда-Архангельск  с
расчетом на гнездо лагерей в тех местах. Весь 1943 г. Игорю Сахарову удалось
удержать свою часть от  посылки  против  партизан.  Тогда  его  сместили,  а
батальон разоружили, сажали в  лагерь,  потом  послали  на  Западный  фронт.
Утеряв, забыв, не нуждаясь помнить первоначальный замысел, немцы  осенью  43
г. приняли решение посылать русское пушечное мясо... на  Атлантический  вал,
против французского и  итальянского  Сопротивления.  Те  из  власовцев,  кто
держали в уме какой-то политический смысл или надежду -- потеряли их.

   11. 1-я (на базе "бригады Каминского" -- С. К. Буняченко, 2-я --  Зверева
(бывшего  военного  коменданта  Харькова),  половина  3-й,  начатки  4-й   и
авиаотряд Мальцева. Больше четырех дивизий не было разрешено.

   12. Сама эта  передача  носила  коварный  характер  в  духе  традиционной
английской дипломатии. Дело в том,  что  казаки  были  настроены  биться  на
смерть или уезжать за океан, хоть в Парагвай, хоть в Индо-Китай,  только  не
сдаваться живыми. Поэтому англичане сперва предложили казакам  сдать  оружие
под предлогом его унификации. Потом  офицеров  отдельно  от  солдат  вызвали
якобы на совещание о судьбах армии в г. Юденбург английской  зоны  оккупации
-- но за ночь перед  тем  англичане  тайно  уступили  этот  город  советским
войскам. Сорок автобусов с офицерами от командиров рот до генерала Краснова,
переехав высокий виадук,  спустились  прямо  в  полуокружение  [[воронков]],
около которых уже стоял конвой со списками. А путь назад  заперли  советские
танки. И даже нечем было застрелиться, заколоться --  вс„  оружие  отобрано.
Бросались с виадука на камни мостовой. -- Потом  так  же  обманно  англичане
передавали и рядовых -- поездами (будто бы -- к своим  командирам,  получать
оружие).
   В  своих   странах   Рузвельт   и   Черчилль   почитаются   как   эталоны
государственной мудрости. Нам же, в русских тюремных обсуждениях,  выступала
разительно-очевидно их систематическая близорукость  и  даже  глупость.  Как
могли они, сползая от 41-го года к 45-му,  не  обеспечить  никаких  гарантий
независимости Восточной  Европы?  Как  могли  они  за  смехотворную  игрушку
четырехзонного Берлина (свою же будущую  ахиллесову  пяту)  отдать  обширные
области Саксонии и Тюрингии? И какой военный и политический  резон  для  них
имела сдача на  смерть  в  руки  Сталина  несколько  сот  тысяч  вооруженных
советских граждан, решительно не хотевших сдаваться? Говорят,  что  тем  они
платили за непременное участие Сталина в японской войне. Уже  имея  в  руках
атомную бомбу, платили Сталину за то,  чтоб  он  не  отказался  оккупировать
Манчжурию, укрепить в Китае Мао-дзе-Дуна,  а  в  половине  Кореи  --  Ким-ир
Сена!.. Разве не убожество  политического  расчета?  Когда  потом  вытесняли
Миколайчика, кончались Бенеш и Масарик, блокировался Берлин,  пылал  и  глох
Будапешт, дымилась Корея, а консерваторы мазали пятки от Суэца -- неужели  и
тогда самые памятливые из них не припомнили ну хотя бы эпизода с казаками?

   13. Именно столько  насчитывалось  советских  граждан  в  Вермахте  --  в
до-власовских, и власовских  формированиях,  в  казачьих,  в  мусульманских,
прибалтийских и украинских частях и отрядах.

   14. Да этак ни один африканский  президент  не  гарантирован,  что  через
десять  лет  мы  не  издадим  закона,  по  которому  будем  судить  его   за
сегодняшнее. Да китайцы и издадут, дай им только дотянуться.

   15. Арестантские мечты об Алтае -- не продолжают ли  старую  крестьянскую
мечту о н„м же? На Алтае были так называемые земли Кабинета его  величества,
из-за этого он был долго закрытее для переселения, чем остальная Сибирь,  --
но именно туда крестьяне более  всего  и  стремились  (и  переселялись).  Не
оттуда ли такая устойчивая легенда?

   16. Сборник "От тюрем к воспитательным учреждениям" да„т (стр. 396) такую
цифру: в амнистию 1927-го года было амнистирована 7,3 процента  заключ„нных.
Этому поверить можно. Жидковато для Десятилетия. Из политических освобождали
женщин с детьми да тех, кому несколько месяцев осталось. В  Верхне-Уральском
изоляторе, например, из двухсот содержавшихся освободили дюжину. Но на  ходу
раскаялись и в этой убогой амнистии и стали [[затирать]] е„: кого задержали,
кому вместо "чистого" освобождения дали "минус".

   17. Может быть только в 20 веке, если верить рассказам,  застоявшаяся  их
сытость привела к моральной изжоге.

   18. И ведь ошиблись-то,  сукины  дети,  всего  на  палочку!  Подробней  о
великой сталинской амнистии 7 июля 1945 года -- см. Часть III, главу 6.

   19. Еще один подобный садик, только поменьше, но зато интимнее,  я  много
лет спустя, уже экскурсантом,  видел  в  Трубецком  бастионе  Петропавловки.
Экскурсанты охали от мрачности коридоров и камер, я  же  подумал,  что  имея
[[такой]] прогулочный садик, узники Трубецкого бастиона не были  потерянными
людьми. [[Нас]] выводили гулять только в мертвые каменные мешки.

   20. Особое Совещание при ГПУ-НКВД.


   Глава 7. В машинном отделении

   В соседнем боксе бутырского "вокзала"  --  известном  [шмональном]  боксе
(там обыскивались новопоступающие, и достаточный простор дозволял пяти-шести
надзирателям обрабатывать в один загон до двадцати зэков) теперь  никого  не
было, пустовали грубые шмональные столы, и лишь сбоку под лампочкой сидел за
маленьким случайным столиком опрятный черноволосый  майор  НКВД.  Терпеливая
скука -- вот было главное выражение его лица. Он зря терял время, пока зэков
приводили и отводили по одному. Собрать подписи можно было гораздо быстрей.
   Он показал мне  на  табуретку  против  себя  через  стол,  осведомился  о
фамилии. Справа и слева от  чернильницы  перед  ним  лежали  стопочки  белых
одинаковых бумажонок в половину машинописного листа -- того формата, каким в
домоуправлениях дают топливные справки, а в учреждениях --  доверенности  на
покупку канцпринадлежностей. Пролистнув правую стопку, майор нашел  бумажку,
относящуюся ко мне. Он  вытащил  е„,  прочел  равнодушной  скороговоркой  (я
понял, что мне -- восемь лет) и тотчас на обороте  стал  писать  авторучкой,
что текст объявлен мне сего числа.
   Ни на полудара лишнего не стукнуло мое сердце -- так это  было  обыденно.
Неужели это и был мой  приговор  --  решающий  перелом  жизни?  Я  хотел  бы
взволноваться, перечувствовать этот момент -- и никак не мог.  А  майор  уже
пододвинул мне листок оборотной стороной. И семикопеечная ученическая  ручка
с плохим пером, с лохмотом, прихваченным из чернильницы лежала передо мной.
   -- Нет, я должен прочесть сам.
   -- Неужели я буду вас  обманывать?  --  лениво  возразил  майор.  --  Ну,
прочтите.
   И нехотя выпустил бумажку  из  руки.  Я  перевернул  е„  и  нарочно  стал
разглядывать медленно, не по словам даже, а по буквам.  Отпечатано  было  на
машинке, но не первый экземпляр был передо мной, а копия:

   [[Выписка]]

из постановления ОСО НКВД СССР от 7 июля 1945 года, *(1) N .....

   Затем пунктиром все это было подчеркнуто и пунктиром же
   вертикально разгорожено:

   [[Слушали]]:

   Об обвинении такого-то (имя рек, год рождения, место рождения)

   [[Постановили]]: Определить такому-то (имя рек) за антисоветскую агитацию
и  попытку   к   созданию   антисоветской   организации   8   (восемь)   лет
исправительно-трудовых лагерей.

   Копия верна. Секретарь...........


   И неужели я должен был просто подписать  и  молча  уйти?  Я  взглянул  на
майора -- не скажет ли он мне чего, не пояснит ли? Нет, он не собирался.  Он
уже надзирателю в дверях кивнул готовить следующего.
   Чтоб  хоть  немножко  придать  моменту  значительность,  спросил  его   с
трагизмом:
   -- Но ведь это ужасно! Восемь лет! За что?
   И сам услышал, что слова мои звучат фальшиво: ужасного не ощущал ни я, ни
он.
   -- Вот тут, -- еще раз показал мне майор, где расписаться.
   Я расписался. Я просто не находил -- что бы еще сделать?
   -- Но тогда разрешите, я напишу здесь у вас  обжалование.  Ведь  приговор
несправедлив.
   -- В установленном порядке, -- механически подкивнул мне майор, кладя мою
бумажонку в левую стопку.
   -- Пройдите! -- приказал мне надзиратель.
   И я [прошел].
   (Я оказался  не  находчив.  Георгий  Тэнно,  которому,  правда,  принесли
бумажку на двадцать пять лет, ответил так: "Ведь  это  пожизненно!  В  былые
годы, когда человека осуждали пожизненно -- били барабаны, созывали толпу. А
тут как в ведомости за мыло -- двадцать пять и откатывай!"
   Арнольд Раппопорт взял ручку и вывел на обороте: "Категорически протестую
против  террористического  незаконного  приговора  и   требую   немедленного
освобождения". Объявляющий сперва терпеливо ждал, прочтя же -- разгневался и
порвал всю бумажку вместе с выпиской. Ничего, срок остался в силе: ведь  это
ж была копия.
   А Вера Кореева ждала [пятнадцати]  лет  и  с  восторгом  увидела,  что  в
бумажке пропечатано только [пять]. Она засмеялась своим светящимся смехом  и
поспешила расписаться, чтоб не отняли. Офицер усомнился: "Да вы поняли, что'
я вам прочел?" "Да, да, большое  спасибо!  Пять  лет  исправительно-трудовых
лагерей!"
   Рожашу Яношу, венгру, его  десят