от  этого  прикосновения.  Руфь отворачивается и, подавленная,
идет  в  комнату  клерков.  Фолдер  делает резкое движение, спешит за ней и,
когда  она  переступает порог, хватает ее за плечи. Коксон закрывает за ними
                                   дверь.

     Джеймс (указывая на приемную). Не впускайте, кто бы это ни был.
     Суидл (открывает дверь приемной и говорит  испуганно).  Сыщик,  сержант
Уистер.

                  Входит сыщик и закрывает за собой дверь.

     Уистер. Простите, что  побеспокоил  вас,  сэр.  У  вас  служил  клерком
молодой человек. Это было два с половиной года назад. Я еще арестовал его  в
этой самой комнате.
     Джеймс. Так что же с ним?
     Уистер. Я думал, что, может быть, вы сообщите мне, где он находится.

                            Неловкое молчание.

     Коксон (приходя на помощь Джеймсу, приветливо). Мы же  не  ответственны
за его действия, вам это известно.
     Джеймс. Зачем он вам нужен?
     Уистер. В этом месяце он не приходил на перерегистрацию.
     Уолтер. Что это значит?
     Уистер. Он освобожден до срока, который истечет еще через полгода.
     Уолтер. И до тех пор он обязан являться в полицию?
     Уистер. Мы должны знать, где он проводит каждую ночь. Осмелюсь сказать,
что мы не трогали бы его, сэр, хотя он и не приходил на перерегистрацию.  Но
мы только что узнали, что вышло  дело  посерьезнее:  он  получил  работу  по
подложной рекомендации. Принимая во внимание  эти  два  обстоятельства,  нам
придется задержать его.

Снова  пауза. Уолтер и Коксон украдкой следят за Джеймсом, который смотрит в
                              упор на сыщика.

     Коксон (с нарочитой болтливостью). Мы сейчас очень заняты. Если  бы  вы
были добры зайти в другой раз, может быть, мы могли бы  что-нибудь  сообщить
вам.
     Джеймс (решительно). Я слуга закона, но не люблю доносов. И  доносчиком
быть не могу. Если вам нужен этот молодой человек, ищите его сами, без нашей
помощи. (В то время как он это говорит, его  взгляд  падает  на  лежащую  на
столе шапку Фолдера, и он меняется в лице.)
     Уистер (заметив взгляд Джеймса, спокойно).  Очень  хорошо,  сэр.  Но  я
должен предупредить вас, что, нарушив условие  досрочного  освобождения,  он
остается каторжником, а укрытие каторжника...
     Джеймс. Я никого не укрываю. А вам не следует приходить сюда и задавать
вопросы, на которые я не обязан отвечать.
     Уистер (сухо).  В  таком  случае  я  больше  не  буду  вас  беспокоить,
джентльмены.
     Коксон. Очень жаль, что мы ничего не могли сообщить вам, но вы  же  нас
понимаете? До свидания!

Уистер  поворачивается, чтобы уйти, но направляется не к приемной, а к двери
                             в комнату клерков.

Другая дверь, другая дверь!..

Уистер открывает дверь комнаты клерков. Слышны голоса Руфи: "Я умоляю тебя!"
и  Фолдера:  "Не  могу!".  Короткая пауза. Затем Руфь вскрикивает с испугом:
"Кто  это?"  Уистер  входит  в  комнату  клерков.  Трое  оставшихся  в ужасе
                             смотрят на дверь.

     Уистер (изнутри). Отойдите, пожалуйста!

Он  быстро  входит,  ведя  Фолдера  под  руку. Фолдер бросает на трех мужчин
                            безжизненный взгляд.

     Уолтер. Ради бога, отпустите его на этот раз!
     Уистер. Я не могу взять на себя ответственность, сэр!
     Фолдер (с жутким смехом отчаяния). Хорошо! (Оглянувшись на Руфь, высоко
поднимает голову и, проходя через приемную, почти тащит Уистера за собой.)
     Уолтер (с отчаянием). Он погиб! Теперь его будут преследовать до  конца
его дней!

У  открытой  входной  двери  виден  Суидл,  который  с изумлением смотрит на
лестницу.  Слышны  звуки  шагов по каменным ступеням. Внезапно - глухой стук
           падения и растерянное восклицание Уистера: "Бог мой!"

     Джеймс. Что это?

    Суидл бросается вперед. Дверь за ним захлопывается. Мертвая тишина.

     Уолтер (быстро идет в  комнату  клерков).  Эта  женщина...  Она  сейчас
упадет в обморок.

  Он и Коксон выводят Руфь, почти потерявшую сознание, из комнаты клерков.

     Коксон (машинально). Успокойтесь, милая, успокойтесь!
     Уолтер. Есть у вас коньяк?
     Коксон. Есть херес.
     Уолтер. Дайте сюда.  Поскорее!  (Сажает  Руфь  в  кресло,  пододвинутое
Джеймсом.)
     Коксон (приносит вино). Вот он! Хороший, крепкий херес!

Они  стараются  влить  ей  вино  сквозь стиснутые зубы. Слышны шаги. Джеймс,
Уолтер  и  Коксон прислушиваются. Наружная дверь открывается. Видны Уистер и
              Суидл, которые вносят в приемную что-то тяжелое.

     Джеймс (бросаясь к ним). Что это?

Они  кладут  свою  ношу  на  пол,  так  что  ее не видно, и все, кроме Руфи,
             собираются вокруг, говоря приглушенными голосами.

     Уистер. Он прыгнул в пролет лестницы. Сломал себе шею.
     Уолтер. Боже милостивый!
     Уистер. Он, наверное, рехнулся,  если  думал  улизнуть  от  меня  таким
образом. И чего ради? Посидел бы всего несколько месяцев!
     Уолтер (с горечью). Только и всего?
     Джеймс. Какой  отчаянный  поступок!  (Изменившимся  голосом.)  Беги  за
доктором, ну!

                  Суидл бросается из приемной на лестницу.

Скорую помощь!

Уистер  выходит.  Лицо  Руфи  выражает  все нарастающий страх и ужас. Она не
решается  смотреть в сторону, откуда слышны голоса. Не вот она поднимается с
               кресла и, крадучись, приближается к приемной.

     Уолтер (внезапно обернувшись). Пропустите!

Трое  мужчин  расступаются, чтобы пропустить Руфь, и один за другим входят в
         комнату Коксона. Руфь падает на колени возле тела Фолдера.

     Руфь (шепотом). Что это? Он не дышит?  (Склоняется  над  ним.)  Дорогой
мой! Любимый!

                  На пороге наружной двери толпятся люди.

(Вскакивает на ноги.) Нет, нет! Нет! Он умер!

                           Люди отпрянули назад.

     Коксон (тихо подходя к  ней,  говорит  хриплым  голосом).  Успокойтесь,
бедняжка, успокойтесь, милая!

         При звуке его голоса Руфь оборачивается и смотрит на него.

Теперь  никто  больше  не  тронет его. Никогда! Милосердный Иисус взял его к
себе!

Руфь стоит, как каменная, глядя на Коксона, который смиренно склонился перед
ней  и  протянул  руку, как будто хочет приласкать ее, как ласкают бездомную
                                  собаку.

                                   Конец
1910 г.



   Джон Голсуорси
   Пылающее копье


----------------------------------------------------------------------------
     Перевод А. Сергеева
     Джон Голсуорси. Собрание сочинений в шестнадцати томах. Т. 16.
     Библиотека "Огонек".
     М., "Правда", 1962
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

                                              С сердцем, полным диких грез,
                                              В вымысле послушном
                                              Мчусь с пылающим копьем
                                              На коне воздушном.
                                              Проскакать во имя долга
                                              Сквозь зловещий мрак
                                              Двадцать миль за краем света -
                                              Для меня пустяк.

                                                                 Том Бедлам.

I
                                   ГЕРОЙ

     В 19... году на Хемпстед Хит жил невысокий и худенький  джентльмен  лет
пятидесяти восьми, обладатель кроткого нрава и  скромных  средств,  рассудок
которого отчасти помутился от чрезмерного чтения писаний и  речей  различных
общественных деятелей. Как и все англичане, он любил повторять  "мой  дом  -
моя крепость" и обитал  в  крепости,  которая  утопала  в  кустах  сирени  и
ракитника и соседствовала с другой крепостью, которая  из  чисто  британской
нелюбви к однообразию утопала в кустах акации и калины. До мировой войны наш
джентльмен, имя которого Джон Левендер, жил  так,  как  живут  немногие:  он
никому не причинял зла. Юрист по образованию, он, подобно большинству  людей
с юридическим образованием, адвокатом не стал  и  все  свое  время  проводил
среди домашних животных и античной мудрости. К началу изображаемых событий у
него была молоденькая овчарка Блинк, чьи прекрасные глаза  еле  проглядывали
сквозь густую шерсть; герой наш пользовался  услугами  худощавой  энергичной
экономки, некоей Мариан Петти,  которая,  по  его  мнению,  была  выше  всех
человеческих слабостей, а также услугами ее мужа Джо, который служил у  него
шофером.
     Подобно всем общественным деятелям, наш герой жаждал быть  рыцарем  без
страха и упрека. Он не пил, избегал женской любви и обычно  говорил  правду.
Его худощавое лицо со впалыми щеками не лишено было приятности, несмотря  на
то, что одна из бровей имела обыкновение подергиваться; светлые карие глаза,
всегда смотревшие в лицо собеседнику, не умели читать тайных мыслей. Усы его
были еще темны, но густые вьющиеся волосы давно поседели, ибо кабинет его  с
пола до потолка был завален книгами, брошюрами,  журналами  и  стенограммами
речей великих ораторов. Он был неприхотлив,  ел  что  подают,  а  когда  его
спрашивали, что бы он хотел к обеду, он неизменно  говорил:  "А  что  у  нас
есть?" - и никогда не прислушивался к ответу. Дело в том,  что  за  едою  он
всегда читал творения великих мужей.
     - Джо, - говаривал он своему шоферу, который отличался легкой хромотой,
зеленоватыми бегающими глазками и красным лицом с довольно кривым и  красным
носом, - Джо, вам следует прочесть вот это.
     На что Джо обыкновенно отвечал:
     - А кто это, сэр?
     - Зуддингтон; великий человек, Джо.
     - Да, башковитый парень, ничего не скажешь, сэр.
     - Он так много сделал для нашей страны. Вот послушайте.
     И мистер Левендер читал что-нибудь вроде:
     - "Будь у меня пятьдесят сыновей, я бы отдал их всех. Будь у меня сорок
дочерей, я бы послал их ухаживать за ранеными, мыть полы, полоть  огороды  и
начинять снаряды. Будь  у  меня  тридцать  вилл,  я  бы  все  их  отдал  под
госпитали; будь у меня двадцать вечных ручек, я бы писал ими с утра до ночи;
будь у меня десять голосов, они  никогда  не  уставали  бы  вдохновлять  мою
страну на подвиги и помогать ей в трудный час".
     - А будь у него девять жизней, - довольно неожиданно прерывал его  Джо,
- он бы все их оставил себе.
     Мистер Левендер опускал газету.
     - Я не выношу цинизма, Джо; он никак не подобает джентльмену.
     - Мы с этим парнем ведь и не лезем в джентльмены, сэр.
     - Вы неисправимы, Джо, - заключал мистер Левендер.
     Наш джентльмен, как и все джентльмены, имел счет в банке;  каждый  раз,
читая призывы к населению нести деньги в банк и этим спасать  отечество,  он
порывался подвести баланс в своей банковской книжке в надежде обнаружить  на
ней неожиданно крупную сумму.
     Однажды утром  в  конце  мая,  установив,  что  таковой  суммой  он  не
обладает, он призвал экономку и заявил:
     - Миссис Петти, мы тратим слишком много; нас опять призывают экономить.
Послушайте: "Каждое пенни, не пошедшее на нужды войны,  истрачено  в  пользу
врагов рода человеческого. Я уверен, что ни один патриот - будь  то  мужчина
или женщина - не истратит  на  себя  ни  гроша,  который  мог  бы  пойти  на
достижение благородных целей, столь  близких  нашим  сердцам.  Пусть  каждое
медное  пенни  станет   пулей,   усиливающей   наше   военное   могущество!"
Превосходная речь! Без чего мы можем обойтись?
     - Без газет, сэр.
     - Не говорите глупостей, миссис  Петти.  Откуда  же  мы  будем  черпать
вдохновение, что утешит нас в эти тяжелые дни?
     Миссис Петти фыркнула.
     - Вы не можете есть меньше, чем едите, - сказала она, - но вы можете не
кормить Блинк со своего стола - вот это да.
     - Но ни один оратор до сих пор  не  утверждал,  что  это  запрещено,  -
возразил мистер Левендер. - Когда герцог Крикингем призовет  нас,  я  первым
последую его примеру, можете быть уверены. Отечество прежде всего.
     Миссис Петти покачала головой и недовольно пробормотала:
     - Вы думаете, сэр, у него есть чем показать пример?
     - Миссис Петти, - ответил мистер Левендер, - это совершенно  недостойно
вас. Скажите мне серьезно, без чего мы можем обойтись?
     - Я могу обойтись без Джо, - ответила миссис Петти - он ведь теперь  не
возит вас.
     - Прошу вас, будьте серьезны. Джо  -  неотъемлемая  часть  моего  дома,
кроме того, я думаю предложить свои услуги правительству в качестве оратора,
и тогда мне выдадут бензин.
     - Вот как! - сказала миссис Петти.
     - Я собираюсь заявить об этом завтра.
     - Да что вы, сэр!
     - Я чувствую, что мои силы используются не полностью.
     - Неужели, сэр?
     - Между прочим, вчера я читал  поразительную  статью  о  картофеле.  Мы
должны перекопать наш сад. Знаете ли вы, какая у нас подпочва?
     - Надо думать, битый кирпич и дохлые кошки?
     - М-да! Ну, скоро мы это исправим. Каждый дюйм освоенной  земли  -  это
гвоздь в крышку гроба нашего общего врага.
     И, подойдя к книжному шкафу, он взял из  огромной  кипы  третью  сверху
газету.
     - Послушайте! - сказал он. - "Наша главная задача -  извлечь  из  нашей
земли каждую потенциальную унцию продуктов питания.  Мы  не  удовольствуемся
полумерами. Картофель! Картофель! Неважно, где, когда и  как,  -  главнейшая
национальная  проблема  заключается  теперь  в  выращивании  картофеля.  Все
британцы должны объединить  усилия  в  деле  выращивания  того  растения,  в
котором заключается самое наше спасение".
     - Вот чепуха, - пробормотала миссис  Петти.  Мистер  Левендер  читал  и
читал, и глаза его сверкали.
     "А я ведь тоже могу внести свою лепту в спасение Англии... - думал  он.
- Нужна лишь искра,  чтобы  испепелить  шлак  этого  непроходимого  здравого
смысла, который так мешает стране идти вперед".
     - Миссис Петти! - позвал он, но миссис Петти уже исчезла.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Мистер Левендер никогда не откладывал дела в долгий  ящик.  Стоило  ему
принять внезапное решение внести свою лепту в спасение Англии, как он тотчас
же послал заявление в нужную, как ему  казалось,  инстанцию  и,  не  получив
ответа, сам отправился в центр государственной  жизни.  Было  время  больших
перемен и немалого народного треволнения;  новые  метлы  чисто  мели,  новые
учреждения возникали повсеместно.  Мистер  Левендер  в  смятении  расхаживал
возле больших каменных зданий и маленьких деревянных домов,  не  зная,  куда
идти. С самого начала войны он не купил себе  ни  одного  костюма,  если  не
считать различных форм добровольных организаций,  которые  правительство  от
времени до времени меняло, вероятно, вместе с меняющейся обстановкой; и  его
маленькая, съежившаяся фигурка с локтями и коленями, блестевшими на  солнце,
не могла не бросаться в глаза. Найдя наконец на  улице  то,  что,  казалось,
нисколько не изменилось, он спросил:
     - Не скажете ли вы, где находится министерство? Полисмен снисходительно
взглянул на него.
     - Которое?
     - В котором говорят речи об отечестве.
     - Министерство пропаганды? Первый поворот направо, вторая дверь налево.
     - Благодарю вас. Наша полиция безупречна.
     - Ничего подобного, - холодно возразил полисмен.
     - Я хотел сказать, что вы безупречны.
     - Я это слышал.
     - Но это же чистая правда. Не знаю, что делала бы страна без вас.  Ваша
надежность, ваша  неизменная  доброжелательность,  ваша  истинно  британская
чуткость по отношению к...
     - Пройдите! - сказал полисмен.
     - Я лишь повторяю то, что мы все говорим о вас, - укоризненно  возразил
мистер Левендер.
     - Вы слышали, я сказал "пройдите"? - повторил полисмен. - А то я покажу
вам, как надо себя вести!
     - Вы уже показываете! - заметил мистер Левендер с чувством.
     - Если вы будете оскорблять меня, - сказал полисмен официальным  тоном,
- я отведу вас в участок. - И он устремился в  гущу  машин,  скопившихся  на
улице.
     Удивленный его недружелюбием,  мистер  Левендер  возобновил  поиски  и,
найдя указанную дверь, вошел. Темный, пыльный, пустынный  коридор  долго  не
приводил его решительно никуда, пока он не набрел на длинноволосую девочку в
коричневом платье.
     - Не скажете ли вы, крошка... - начал он, положив ей руку на голову.
     - Это вы бросьте! - сказала крошка.
     - Нет-нет, что вы! - возразил оскорбленный мистер Левендер. - Я  только
хотел спросить, где я могу найти министра.
     - Вы назначены?
     - Нет, но я ему писал. Он должен меня ждать.
     - Фамилия?
     - Джон Левендер. Вот моя карточка.
     - Давайте. Обождите тут!
     "Превосходно! - размышлял мистер Левендер. - Патриотические чувства уже
проникли в сердца наших детей! Как это сказал наш поэт-патриот?

                  Где то дитя, которое в британском пульсе
                  Биения нужды б не услыхало,
                  Не жаждало б, чтобы средь мировых конвульсий
                  Отечество его поцеловало?

     Такие юные, а готовы уже принести свои жизни на алтарь отечества!"
     - Пройдите, - сказала внезапно появившаяся крошка. - Он примет вас.
     Мистер Левендер вошел в комнату, весьма напоминавшую приемную юриста, с
той только разницей, что в ней не было шкафов с толстыми  томами.  Казалось,
единственной мебелью в ней был сам министр, который сидел,  положа  ногу  на
ногу; на нем были огромные очки в черепаховой оправе,  которые,  однако,  не
скрывали  его  пронзительного   взгляда.   Это   был   человек   с   коротко
подстриженными седыми волосами, широким и желтым,  чисто  выбритым  лицом  и
выпуклыми серыми глазами.
     - Мистер Левендер, - сказал он ровным и громким  голосом,  -  садитесь,
пожалуйста.
     - Я писал вам, - начал наш герой, - предлагая свои  услуги  в  качестве
оратора.
     - Ах так? - сказал министр. - Посмотрим: Левендер, Левендер.  Вот  ваше
письмо. - И, достав письмо из картотеки, он просмотрел его, все время борясь
со своими черепаховыми очками. - Вы хотите совершать  агитационные  поездки?
Магистр искусств, юрист, член зоологического общества. Вы хороший оратор?
     - Душевный пыл... - начал мистер Левендер.
     - Так, порядок! Мы боремся за победу, сэр.
     - Совершенно верно, - начал мистер Левендер. - Моя преданность...
     - Вам потребуется бензин, - сказал министр, - мы бензин не оплачиваем.
     - Да зачем же! - ужаснулся мистер Левендер. - Я заплачу сам!
     Министр устремил на него проницательный взгляд.
     - А какова ваша тематика? Что-нибудь специальное или патриотизм вообще?
Я советовал бы вам остановиться именно на этом, но  тут,  знаете  ли,  нужен
пафос.
     - Я проштудировал всех великих ораторов  этой  войны,  сэр,  -  ответил
мистер  Левендер,  -  я  ознакомился  также  с  сочинениями   всех   великих
публицистов,  посвященными  этой  войне.  Я  буду  учиться  у  них,  и   мой
энтузиазм...
     - Вот-вот! - сказал министр. - Если вам потребуются зверства, мы  дадим
вам  сколько  угодно.  И  никаких  фактов,  никаких   цифр,   только   общая
фразеология.
     - Я осмеливаюсь... - начал мистер Левендер.
     - Всего хорошего, - сказал министр, поднимаясь. - Когда вы приступите к
делу?
     Мистер Левендер тоже встал.
     - Завтра же, - сказал он, - если только у меня будет бензин.
     Министр нажал кнопку звонка.
     - Вы все делаете на  свою  ответственность,  -  сказал  он.  -  Никаких
фактов, народу нужен только пафос. Итак, мистер Джейпс?
     И, увидев, что министр смотрит сквозь свои черепаховые очки на  кого-то
в дверях, мистер Левендер повернулся и вышел. В коридоре он подумал:
     "Какая энергия! Как это не похоже на  дни,  когда  Диккенс  писал  свое
"Министерство Волокиты". Так!"
     Он ошибся