подносе,  довольно
стареньком и неказистом (правда, не оловянном). И должна вам прямо  сказать,
что  ни  у  одного  миллионера  на  подносе,  несмотря  на  все  великолепие
последнего, не стоит бутылка ликера".

     Слуга доложил: "Мистер Эзоп" - и старый Хейторп вошел  в  эту  комнату,
что тянулась от передней до задней стены крошечного домика и  сейчас  гудела
от шума: здесь Филлис играла на фортепьяно, мальчишка Джок на коврике  перед
камином время от времени неистово дудел в окарину, миссис  Ларн  болтала  на
диване с Бобом Пиллином, а тот бормотал из вежливости:  "Да-да!  Конечно!  А
как же иначе!" - и, выворачивая шею, украдкой поглядывал  на  Филлис.  А  на
подоконнике, подальше  от  всего  этого  гомона,  собачонка  Кармен  отупело
вращала глазами.
     Увидев  посетителя,  Джок  извлек  из  окарины  душераздирающий   звук,
метнулся за диван и, опершись подбородком о его  спинку,  выставил  круглое,
розовощекое, неподвижное личико, а Кармен попыталась вскарабкаться по  шнуру
на шторы.
     Поддерживаемый сзади обнявшей его Филлис, старый  Хейторп  двинулся  за
благоухающей миссис Ларн к дивану. Диван был низкий, и когда он плюхнулся на
него, Джок издал какой-то утробный стон. Боб Пиллин первым нарушил молчание.
     - Как поживаете, сэр? Надеюсь, все уладилось?
     Старый Хейторп кивнул. Взгляд его был устремлен на  бутылку  ликера,  и
миссис Ларн проворковала:
     - Дорогой опекун, вы непременно должны отведать нашего  нового  ликера.
Джок, скверный мальчишка, вылезай оттуда, принеси дедушке рюмку!
     Джок приблизился к столу, взял рюмку и, посмотрев ее  на  свет,  быстро
наполнил.
     - Ах ты, негодник! Ты же видишь, что из этой рюмки пили.
     Ангельским голоском Джок ответил:
     - Не сердись, мамочка. Я это сейчас сам выпью.  -  И,  мгновенно  вылив
желтую жидкость себе в рот, достал другую, чистую рюмку.
     Миссис Ларн рассмеялась:
     - Ну что с ним поделаешь?
     Громкий визг не дал старому Хейторпу ответить.  Филлис,  которая  взяла
было братца за ухо, чтобы вывести его за дверь, отпустила его  и  схватилась
за укушенный палец. Боб Пиллин поспешил к ней, а миссис Ларн  улыбнулась  и,
кивнув в сторону молодого человека, сказала:
     - Видите, какие ужасные дети! А он  симпатичный  юноша.  Нам  он  очень
нравится.
     Старик усмехнулся. Она уже лебезит перед этим щенком? Не сводя  с  него
глаз, миссис Ларн проворковала:
     - Опекун, вы такой же своенравный, как и Джок. Он  весь  в  вас  пошел.
Только посмотрите на форму головы. Джок, подойди сюда!
     Мальчик  подошел  с  невинным  видом  и  остановился   перед   матерью.
Розовощекий, голубоглазый, с прелестным ртом - настоящий херувим.  Вдруг  он
отчаянно задудел  в  окарину.  Миссис  Ларн  размахнулась,  чтобы  дать  ему
пощечину, но он угадал ее намерение и ничком растянулся на полу.
     - Вот как он себя ведет! Убирайся, негодный,  мне  нужно  поговорить  с
опекуном.
     Джок пополз прочь и уселся у стены, скрестив ноги  и  неподвижно  глядя
своими  круглыми  невинными  глазами  на  старого  Хейторпа.   Миссис   Ларн
вздохнула.
     - Дела все хуже и хуже. Ломаю голову, как бы перебиться эти три месяца.
Вы не одолжили бы мне сотню фунтов под мой новый рассказ? В конце  концов  я
наверняка получу за него пару сотен.
     Старик покачал головой.
     - Мне удалось кое-что сделать для вас и детей. Дня  через  два-три  вас
известят. Больше ни о чем не спрашивайте.
     - Правда? Опекун, дорогой! - Взгляд ее  остановился  на  Бобе  Пиллине.
Филлис снова села за фортепьяно, и он склонился над нею.
     - Зачем вы пригрели этого  олуха?  Хотите,  чтобы  она  попала  в  руки
первому попавшемуся ничтожеству?
     Миссис Ларн шепотом согласилась:
     - Конечно, девочка еще слишком молода. Филлис,  иди  сюда,  поговори  с
дедушкой!
     Когда девушка уселась подле него на диване, он почувствовал, как в  нем
поднимается та волна нежности, которую может  вызвать  единственно  близость
юного существа.
     - Ну, как ты ведешь себя? Пай-девочкой?
     Она мотнула головой.
     - Когда Джок не в школе, это невозможно. А  у  мамы  нет  денег,  чтобы
заплатить за его учение.
     Услышав свое имя, мальчик опять начал дуть  в  трубу,  но  миссис  Ларн
выпроводила его из комнаты, и Филлис продолжала:
     -- Вы даже представить себе не можете, до чего несносен этот мальчишка.
Неужели папа был похож на него, опекун? Мама так таинственно говорит о папе.
Вы, наверное, его хорошо знали?
     Старый Хейторп невозмутимо ответил:
     - Не очень.
     - А кто был его отец? Я думаю, этого и мама не знает.
     - Он был светским человеком в старые времена.
     - В старые времена жилось очень весело, правда? Вы носили что-то  вроде
галифе и бакенбарды?
     Хейторп кивнул.
     - Как интересно! Вы, наверное, играли в карты,  и  у  вас  были  всякие
приключения с танцовщицами. Теперь  молодые  люди  такие  примерные.  -  Она
посмотрела на Боба Пиллина. - Этот, например, воплощенная добродетель.
     Старый Хейторп хмыкнул.
     - Я не знала, какой он примерный, пока  мы  не  проехали  с  ним  через
тоннель, - продолжала Филлис задумчиво. - Там его в темноте обняли за талию,
а он сидел, не шелохнувшись. Когда же тоннель кончился, оказалось,  что  это
Джок, а вовсе не я. Какое у него было лицо, если бы вы видели. Ха, ха! - Она
откинула голову, открыв белую круглую шейку. Затем,  придвинувшись  поближе,
прошептала:
     - Он, конечно, любит изображать  из  себя  настоящего  мужчину.  Обещал
пригласить меня с мамой в театр, а потом ужинать. Вот забавно будет!  Только
мне не в чем ехать.
     Старый Хейторп спросил:
     - А что тебе нужно? Ирландский поплин, например?
     От восторженного удивления она даже раскрыла рот.
     - О опекун! Лучше белый шелк.
     - Сколько ярдов тебе нужно на платье?
     - Наверное, ярдов двенадцать. Мы сами сошьем. Какой ты милый!
     Он услышал запах ее волос, ароматных, как душистое сено,  она  чмокнула
его в нос, и в душе у него возникло такое же чувство, как и тогда, когда  он
смаковал первый в его жизни глоток вина. Этот  дом  -  жалкое  строение,  ее
матушка - кукла, братец - негодный сорванец, но ему было  здесь  так  тепло,
как никогда в том большом особняке, который принадлежал его жене,  а  теперь
дочери-святоше.  И  он  еще  раз  испытал  удовольствие   от   мысли,   что,
злоупотребив доверием правления, сумел добыть деньги, и  эти  юные  существа
обрели какую-то почву  под  ногами  в  суровом,  безжалостном  мире.  Филлис
прошептала у него над ухом:
     - Опекун, погляди. Он все время  таращит  на  меня  глаза.  Точь-в-точь
вареный кролик!
     Боб Пиллин, вынужденный слушать болтовню миссис Ларн, повернув  голову,
неотрывно смотрел на девушку.  Помешался  парень,  ясно!  Было  даже  что-то
трогательное во взгляде этих щенячьих глаз. Старый Хейторп подумал: "Ах  ты,
бродяга! Мне бы твои годы!" Как это несправедливо: тело дряхлое, немощное, а
страсть к наслаждениям не стихает! Говорят, мужчине столько лет, сколько  он
сам в себе чувствует. Дурачье! Все зависит от того,  как  действуют  руки  и
ноги!  Внезапно  он  услышал,  как  Филлис  словно  всхлипнула,  личико   ее
затуманилось, и, казалось, вот-вот на  глазах  выступят  слезы.  Соскочив  с
дивана, она подошла к окну, взяла на  руки  собачонку  и  зарылась  лицом  в
коричневый с белым мех. Старый Хейторп думал:  "Она  отлично  понимает,  что
хитрая мамаша использует ее как приманку". Филлис скоро вернулась; собачонка
страшно вращала глазами и, отчаянно пытаясь вырваться, забралась, как кошка,
к девушке на плечо, чтобы спрыгнуть на пол, но та крепко держала ее за лапу.
Старый Хейторп вдруг спросил:
     - Ты очень любишь мать?
     - Ну, конечно, опекун. Я обожаю ее.
     - Гм! Так вот, слушай меня. Когда достигнешь совершеннолетия и  выйдешь
замуж, ты будешь ежегодно  получать  тысячу  двести  фунтов.  Не  поддавайся
ничьим уговорам, делай, как сама решишь. И помни: твоя мать-мотовка,  деньги
у нее как сквозь решето уходят. Береги свои деньги. Хотя это  жалкие  гроши,
они очень тебе понадобятся, все до пенса пригодятся.
     Филлис широко раскрыла глаза - он даже усомнился, поняла ли она, что он
сказал.
     - Ох, опекун, деньги - ужасная штука!
     - Ужасно, когда их нет.
     - Нет, и они ужасны. Если  бы  мы  были,  как  птицы!  Или  вот  каждый
выставлял бы на ночь тарелку, а утром она у него была бы полна,  и  на  весь
день хватало бы.
     Старый Хейторп вздохнул:
     - Главное в жизни - независимость. Потерять  независимость  -  потерять
все. Вот зачем нужны деньги. Помоги мне встать.
     Филлис протянула руки, и собачонка, соскочив на пол, снова заняла  свое
место на подоконнике у штор.
     Встав, старый Хейторп сказал:
     - Поцелуй меня. Шелк будет завтра.
     Потом, посмотрев на Боба Пиллина, спросил:
     - Вам не в мою сторону? Могу подвезти.
     Молодой человек, кинув на Филлис  умоляющий  взгляд,  нехотя  протянул:
"Благодарю-ю!" - и они вышли вместе к такси.  Они  сидели  молча  в  наглухо
закрытой машине, испытывая глубочайшее презрение друг к другу,  свойственное
старости и молодости. Хейторп злился на этого юнца,  который  имел  какие-то
намерения в отношении его племянницы, а тот, в свою очередь,  клял  "старого
идола", который увез его, хотя он никак не  хотел  уходить.  Наконец  старый
Хейторп буркнул:
     - Ну?
     Вынужденный ответить что-нибудь, Боб Пиллин пробормотал:
     - Я рад, что собрание прошло удачно, сэр. Вы взяли верх.
     - Не понимаю?
     - Я  полагал,  что  у  вас  будет  сильная  оппозиция.  Старый  Хейторп
посмотрел на него.
     - Расскажите об этом своей бабушке, - буркнул он.  Затем,  переходя  по
привычке к нападению, добавил:А вы не теряете времени, как я вижу.
     Огорошенный его грубой прямотой,  молодой  человек  постарался  придать
своему розовощекому лицу выражение достоинства.
     - Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр. Миссис Ларн очень любезна ко
мне.
     - Еще бы! Но не пытайтесь сорвать цветок.
     Окончательно потрясенный, Боб Пиллин упрямо  молчал.  Эти  две  недели,
промелькнувшие с тех пор, как в доме старого Хейторпа  он  встретил  Филлис,
казались ему самым значительным событием в  его  жизни.  Он  ни  за  что  не
поверил бы, что  человека  можно  так  быстро  выбить  из  колеи,  принудить
покориться без всякого сопротивления, - у него  даже  не  возникало  желания
сопротивляться.  На  него,  который  придерживался  принципа:   "Наслаждайся
жизнью, но не заходи слишком  далеко",  -  эта  встреча  подействовала,  как
сильнейший и в то же время такой сладкий нокаут. Если бы только не  терзание
насчет того, есть ли у него шансы надеяться! Если бы он знал, нужно  ли  ему
брать в расчет старика! Сказать:  "У  меня  самые  серьезные  намерения",  -
казалось ему старомодным, и, кроме того, обязан  ли  он  отчитываться  перед
Хейторпом?  Они  звали  его  дедушкой,  но  имеет  ли  старый  скряга  право
вмешиваться в их дела?
     - Вы их родственник, сэр?
     Старый Хейторп кивнул.
     Набравшись храбрости, Боб Пиллин выпалил:
     - Мне хотелось бы знать, что вы имеете против меня?
     Старик насколько мог повернул к нему голову, и  от  недоброй  усмешечки
ощетинились усы, зажегся какой-то огонек в глазах. Что он имеет  против?  Да
все! Ему не нравилась прилизанная шевелюра, щенячьи  глаза,  пухлые  розовые
щеки, высокий воротничок, бриллиантовая булавка в галстуке, не нравилась эта
манера тянуть слова, тупая, самодовольная рожа. Эти трусы и неженки с рыбьей
кровью  -  никакой  напористости,  никакого  размаха,  одно   стремление   к
безопасному благополучию. И, тяжело, с присвистом вздохнув, он ответил:
     - Эх! Молоко с водой, выдающее себя за портвейн!
     Боб Пиллин нахмурился.
     Это было уже слишком даже для его светской выдержки.  То,  что  дряхлый
паралитик открыто не верит в его  мужественность,  -  это  переходит  всякие
границы! Конечно, можно не принимать его всерьез... Но  тут  же  Боб  Пиллин
подумал: "А что, если он вправе прекратить мои визиты  туда  и  намеревается
восстановить ее против меня?" И сердце молодого человека екнуло.
     - Очень сожалею, сэр, что кажусь вам  чересчур  "примерным".  Я  сделаю
все, что могу, чтобы доказать  вам  обратное.  -  Старик  что-то  пробурчал.
Довольный собственным остроумием, Боб Пиллин продолжал:
     - Увы, у меня  приличный  доход  и  нет  долгов,  нет  предосудительных
связей, передо мной неплохая карьера и все такое. Но я,  конечно,  могу  все
это изменить, если это нужно для того, чтобы  вы  признали  меня  подходящей
партией.
     То была,  верно,  его  первая  попытка  иронизировать,  и  он  невольно
подумал, как удачно это у него получилось.
     Но старый Хейторп хранил гробовое молчание. Он сидел,  словно  какое-то
чучело: старческий румянец на щеках, жалкие волосенки,  квадратное  туловище
совсем без шеи - не хватает только трубки во рту! Неужели этот  старый  идол
может представлять опасность? Вдруг "идол" заговорил:
     - Я дам  тебе  совет.  Перестань  там  околачиваться,  если  не  хочешь
обжечься! Передай привет отцу. Спокойной ночи.
     Такси остановилось перед домом  на  Сефтон-парк.  Безрассудное  желание
продолжать спор боролось в Бобе Пиллине с желанием выскочить из  автомобиля,
погрозить кулаком этому дому и убежать. Но он сказал только:
     - Спасибо за то, что подвезли. Спокойной ночи! Не спеша вышел из машины
и зашагал прочь. Старый Хейторп ждал, пока шофер поможет ему
     встать с места, и думал: "Такой же трус, как и отец. Только потолще".
     Пройдя кабинет, он сразу же опустился в кресло. В этот час  здесь  было
удивительно тихо, слышалось лишь потрескивание угля в  камине,  и  из  парка
доносился шелест ветра в ветвях. Было тепло, уютно, пламя в камине  освещало
комнату.  Старика  охватило  полусонное  блаженство.  Неплохо   он   сегодня
поработал. "Взял верх", - так, кажется, сказал  этот  щенок?  Да,  настоящий
успех! Он выдержал натиск и победил. Впереди еще обед. А пока вздремнуть!  И
скоро послышалось ровное, негромкое дыхание -  старик  спал,  иногда  как-то
смешно вздрагивая, словно видел блаженные сны.

ГЛАВА III

1

     Десять дней спустя Боб Пиллин выходил из крошечного садика перед  домом
23 на Миллисент-Виллас в смятенных чувствах: он никак не мог  ухватиться  за
какую-нибудь ниточку, чтобы распутать клубок своих мыслей.
     Он застал миссис Ларн и Филлис в гостиной, и,  судя  по  всему,  Филлис
плакала, он был уверен  в  этом,  и  чувства,  которые  вызвали  последующие
события, были окрашены воспоминанием о том случае.  Старый  Хейторп  сказал:
"Смотри, не обожгись!"  Предсказание  начало  сбываться.  Отослав  дочь  под
каким-то пустячным предлогом, надушенная миссис Ларн  усадила  его  рядом  с
собой на диване и заставила  выслушать  длиннейшую  историю  о  материальных
затруднениях, обрушила на него  такую  массу  нынешних  горестей  и  розовых
перспектив, что у него голова пошла кругом, и лишь одно он уловил  ясно:  ей
позарез нужно пятьдесят фунтов, которые она непременно вернет  по  истечении
срока. Дело в том, что дедушка Хейторп сделал дарственную запись, по которой
она вплоть до совершеннолетия детей будет получать шестьдесят фунтов  каждые
три месяца. Это вопрос каких-нибудь нескольких недель, он может справиться у
господ Скривена и Коулза - они подтвердят,  что  обеспечение  гарантировано.
Боб,  конечно,  мог  справиться  у  господ  Скривена  и  Коулза:  по  чистой
случайности то были поверенные его отца, - но это вряд ли относилось к делу.
Боб Пиллин был весьма осторожный молодой человек, и  теперь  ему  предстояло
выбирать: одалживать ли деньги женщине, которая, как он  прекрасно  понимал,
могла занимать еще и еще, до  бесконечности,  пользуясь  его  увлечением  ее
дочерью. Не слишком ли она злоупотребляет  этим  обстоятельством?  В  то  же
время, если он откажет, то может  потерять  ее  расположение,  и  что  тогда
делать? Кроме того, не укрепит ли это маленькое одолжение  его  позиций?  Но
эта мыслишка показалась ему тут же недостойной: любовь благотворно действует
даже на нынешнее молодое поколение.
     Если он и даст в долг, то единственно из великодушия, и к черту  всякие
побочные  мотивы!  При   воспоминании   о   следах   слез   на   хорошеньких
бледно-розовых щечках Филлис и о ее горькой  реплике:  "Деньги  -  противная
вещь" - у него заскребло на сердце, и мысли стали  разбегаться.  И  все-таки
пятьдесят фунтов - сумма немалая, и одному господу известно, сколько за  ней
последует еще. А что в конце концов он знает о миссис Ларя, если не  считать
того, что она родственница старому Хейторпу, пишет рассказы и, насколько ему
известно,  мастерица  рассказывать  басни   тоже.   Может   быть,   все-таки
посоветоваться в  конторе  Скривена?  Но  тут  он  снова  поддался  приступу
нелепого благородства.  Филлис,  Филлис!  Кстати,  разве  дарственные  могут
служить обеспечением? В полнейшем смятении, так ничего и не решив, он  нанял
извозчика. Сегодня он обедал у Вентнора, в Чешайре,  и  если  немедленно  не
отправится домой переодеться, то непременно опоздает к обеду.
     В жилете и белом галстуке, он катил в отцовском автомобиле и  несколько
высокомерно думал о младшей дочери Вентнора, каковую считал  хорошенькой  до
знакомства с Филлис. А за обедом,  сидя  подле  нее,  он  с  удовлетворением
сознавал, что не подвластен  ничьим  чарам  и  может  беззаботно  болтать  и
поддразнивать девушку. Но ему с трудом удавалось подавлять желание,  которое
теперь почти не покидало его, - думать и говорить о Филлис. У Вентнора  было
вдоволь неплохого шампанского, мадера тоже оказалась первоклассной, а помимо
хозяина и его самого, присутствовал еще один мужчина, да и  тот  непьющий  -
священник, который, встав  из-за  стола,  удалился  с  дамами  поговорить  о
приходских делах.
     Вентнор     казался     любезным      собеседником,      обстоятельства
благоприятствовали, и Боб Пиллин поддался тайному желанию завести разговор о
предмете своей страсти.
     - Вы случайно не знаете миссис Ларн?  -  спросил  он  небрежно.  -  Она
родственница старого Хейторпа. Красивая женщина и пописывает рассказы.
     Мистер Вентнор покачал головой. Человек более наблюдательный,  чем  Боб
Пиллин, заметил бы, однако, что он навострил уши.
     - Старого Хейторпа? Не знал, что у него есть родственники, кроме дочери
и сынка, что служит в морском министерстве.
     Боб Пиллин испытывал нестерпимый зуд оседлать любимого конька.
     - Она... Правда, она живет довольно далеко. Имеет сына и дочь. Я думал,
что, может быть, вы знаете ее рассказы. Неглупая женщина.
     Вентнор улыбнулся.
     - Уж эти мне дамы-сочинительницы, - загадочно сказал он. -  И  что  же,
она зарабатывает деньги своими рассказами?
     Боб Пиллин знал, что когда сочинительством зарабатывают деньги, то  это
называют успехом, а когда не зарабатывают, о таком человеке говорят, что  он
причастен к искусству, и при этом,  подразумевается,  что  у  человека  есть
состояние, и, значит, он подлинно светский человек. И он ответил:
     - О, у нее есть какое-то состояние.
     Вентнор потянулся за бутылкой мадеры.
     - Так, значит, она родственница старого Хейторпа? Он давний друг вашего
отца. Знаете, он скоро обанкротится.
     Бобу Пиллину, разгоряченному страстью и возлияниями, мысль о  том,  что
родственник Филлис может обанкротиться, показалась  нелепой.  Да  и  старику
Хейторпу далеко до этого. Он ведь только что оформил дарственную  на  миссис
Ларн.
     - Думаю, что вы ошибаетесь. Это уже в прошлом.
     Вентнор улыбнулся.
     - Пари?
     Боб Пиллин тоже улыбнулся.
     - Я выиграю.
     Вентнор провел рукой по бакенбардам.
     - Не скажите, у старого Хейторпа нет ни гроша. Налейте себе мадеры.
     Боб Пиллин с ноткой обиды в голосе возразил:
     - Я случайно узнал, что он только что оформил дарственную на