сути  форсайтского
миропонимания. Так, через них автор раскрывает,  что  значат  для  Форсайтов
деньги и вещи. Деньги стали для них "светочем  жизни,  средством  восприятия
мира". "Если  Форсайт  не  может  рассчитывать  на  совершенно  определенную
ценность вещей, значит, компас его начинает пошаливать..." О том, что глагол
"иметь" употребляется не только по отношению  к  деньгам  и  вещам,  говорит
формула о бесчисленных Форсайтах, ведущих дела, "касающиеся того  или  иного
вида собственности (начиная с  жен  и  кончая  правом  пользоваться  водными
источниками)".
     Критерий  денежной  оценки,  соответствующий  строю  мыслей  Форсайтов,
кладется в основу всех авторских  определений  форсайтизма,  в  частности  в
основу характеристики  отношений  отца  и  сына.  Даже  на  любви  к  детям,
входящей, казалось бы, в сферу чисто человеческих  отношений,  лежит  печать
собственнического эгоизма. В основе такой любви - отношение  собственника  к
наследникам  своего  имущества.  Взять  хотя  бы  сравнение:  Джемс  и  Сомс
"смотрели друг на друга как на капитал, вложенный  в  солидное  предприятие,
каждый из них заботился о благосостоянии другого и испытывал удовольствие от
его общества".
     Критерий денежной оценки играет роль и  в  отношениях  между  братьями;
здесь он связан с законом конкуренции,  которая  царит  внутри  форсайтского
клана, как и  в  буржуазном  обществе  в  целом.  Каждый  из  шести  братьев
Форсайтов опасается, что кто-то из пяти остальных  "стоит"  больше,  чем  он
сам. Этот же критерий применяется и к людям,  которые  приобщаются  к  клану
Форсайтов. Список свадебных подарков, ценность которых зависит от  положения
жениха, "устанавливался всей семьей примерно  так  же,  как  устанавливается
курс на бирже".
     Великолепны сатирические метафоры, выражающие сущность форсайтизма. При
всем их лаконизме они вбирают в себя обширный смысл. "Все Форсайты  живут  в
раковинах, - пишет  Голсуорси,,  характеризуя  собственническую  замкнутость
Форсайтов, - подобно тому чрезвычайно полезному  моллюску,  который  идет  в
пищу как величайший деликатес... никто  их  не  узнает  без  этой  оболочки,
сотканной из различных обстоятельств их жизни,  их  имущества,  знакомств  и
жен..." Для Форсайтов - устриц, замкнутых в рамки своего класса, который они
отождествляют со всей страной, -  эпитет  "иностранный"  является  синонимом
всего чуждого их классу, подозрительного и недобропорядочного.
     Характер благотворительности Форсайтов определяется метафорой  о  храме
форсайтизма,  где  денно  и  нощно  поддерживается   "неугасимый   огонь   в
светильнике, горящем перед богом собственности, на алтаре которого начертаны
возвышенные слова: "Ничего даром, а за  пенни  самую  малость".  Этот  девиз
получает выразительное подтверждение в конце романа. Маленький Публиус, внук
Джемса, подал нищему  фальшивую  монетку,  и  под  влиянием  этого  известия
удрученный заботами Джемс просветлел.
     Предельно краткая метафора "их лица - тюремщики  мыслей"  характеризует
скрытность Форсайтов, их связанное с тем же законом конкуренции свойство  не
показывать своих мыслей и чувств.
     Важную роль  в  раскрытии  форсайтизма  играют  речевые  характеристики
Форсайтов.  Их  разговоры,  вращающиеся  вокруг  курса  акций,   дивидендов,
стоимости домов и вещей, сопровождаются неизменными возгласами: "У  Джобсона
за это дадут хорошую  цену!",  "У  Джобсона  такие  вещи  давно  не  идут!";
ехидными замечаниями, которыми каждый из  них  отмечает  покупки  и  продажи
другого: "Переплатил!", "Продешевил!" Очень действенна в романе несобственно
прямая речь, когда отрывки разговора вплетаются в  авторское  повествование.
Таким путем, в частности, характеризуются обитатели  "форсайтской  биржи"  -
дома Тимоти,  где  "производился  обмен  семейными  тайнами  и  котировались
семейные акции", - передаются интонации своего рода "хора сплетников"; в  их
вопросах, намеках, недомолвках, замечаниях, сделанных вскользь, проглядывает
замаскированное  любопытство,  порицание,  притворное   сочувствие,   тайное
желание уколоть.
     Выдающееся  достижение  Голсуорси  -  портреты  Форсайтов.   Рисуя   их
немногими, но выразительными чертами, он сумел показать нерасторжимую  связь
индивидуального и типического. В  каждом  из  Форсайтов  наряду  с  родовыми
чертами видно, если  употреблять  выражение  Голсуорси,  "неповторимое  "я".
Оживленные силой авторского мастерства, сходят со  страниц  книги  Форсайты:
закованный в броню собственнической самоуверенности Сомс, с  его  квадратной
челюстью  бульдога,  надменным  видом,  вызывающим  уважение  его  клиентов;
сухопарый  Джемс,   снедаемый   вечной   тревогой   за   сохранность   своих
капиталовложений и незыблемость собственнического бытия своей семьи,  с  его
вечными возгласами: "Мне никогда ничего не рассказывают!" и "Я так  и  знал,
чем все это кончится!"; величественный, осанистый Суизин во всем великолепии
своих жилетов (особый - на каждый случай!),  и  даже  осторожный  накопитель
Тимоти, который из-за боязни инфекции стал  почти  невидимым  для  остальных
Форсайтов и для читателей.
     Воспринимая Форсайтов как живых людей, читатели спрашивали автора,  что
сталось с его героями. Многие  читатели  утверждали,  что  именно  их  семья
изображена  в  "Собственнике",  а  однажды  Голсуорси  получил  письмо,  где
говорилось следующее: идя по Кокспер-стрит, автор письма встретил  человека,
которого тотчас же узнал, но не  мог  вспомнить,  где  и  когда  его  видел;
напрягая память, он вдруг понял, что это был Сомс Форсайт.
     Основная мысль  Голсуорси  -  собственническая  философия  противоречит
всему истинно человеческому - становится особенно ясной, когда он рисует мир
природы. Движение и яркость красок отличают ее  от  мертвенности  застывшего
существования Форсайтов. "Широкие яркие листья блестели в лучах, танцуя  под
звуки шарманки"; "Над полем дрожал зной, все кругом было  пронизано  нежным,
еле  уловимым  жужжанием,  словно  мгновения  радости,  в   буйном   веселье
проносившиеся между землей и небом, шептали что-то друг другу"; "На  дорожку
неба  между  рядами  деревьев  выбежали  новые   звезды..."   Оживают   даже
неподвижные  пни:  "Священная  рощица  оленей,  причудливых  пней,   фавнами
скачущих в летних сумерках вокруг серебристых березок-нимф!"
     Но  автор  запечатлевает  и  тишину  сумерек  и  тяжелую  неподвижность
ненастного дня, улавливая все оттенки "настроении" пейзажа, часто рисуя их в
органической связи с душевным состоянием героев.
     Если Форсайт - городской житель, как правило,  чуждый  вольной  красоте
полей, почему-либо  изменяет  своей  натуре,  то  вместе  с  ним  в  природу
вторгается глагол "иметь" или его синонимы. Сомса, выбирающего  участок  для
постройки загородного дома, угнетает тишина луга,  но  красота  открывшегося
перед ним вида все же захватывает его: "Против воли что-то ширилось у него в
груди. Жить  здесь  и  видеть  перед  собой  этот  простор,  показывать  его
знакомым, говорить о нем, владеть им!  Щеки  его  вспыхнули.  Тепло,  блеск,
сияние захватили Сомса так же, как четыре года назад его  захватила  красота
Ирэн".
     С  женой  Сомса  Ирэн  связана  драма  в  доме  собственника.  Твердыня
форсайтской семьи дает трещину. Сила чувства Ирзн, ее любовь  к  архитектору
Боснии вырывает ее из замкнутой сферы, где ей отведена роль прекрасной вещи,
обладание которой было венцом собственнических устремлений Сомса.
     Показывая  перипетии   этой   драмы,   Голсуорси   рисует   Сомса   как
мужа-собственника, который считается только со своими чувствами,  не  желает
расставаться с тем, что было  им  завоевано,  проявляет  цепкость  бульдога,
зная, что за его спиной стоит собственническое общество, что на его  стороне
закон. Голсуорси смог увидеть  в  семейной  драме  социальное  ее  значение.
Вместе с тем  в  изображении  этой  драмы,  как  и  в  блестящем  воплощении
форсайтизма в живых образах, чувствуется, что писатель знал форсайтский  мир
"изнутри".  Биографические  данные  говорят  о  том,  что   к   этому   миру
принадлежала и семья,  в  которой  вырос  Голсуорси.  Многое  из  того,  что
изображено в "Собственнике" и более позднем романе, "В  петле",  пережито  и
выстрадано им самим. Эти переживания роднят его с выразителем его  мыслей  в
романе - молодым Джолионом, который ушел от семьи во имя "недозволенной", по
форсайтским нормам, любви, посвятил себя  живописи  -  компрометирующему,  с
точки зрения Форсайтов, занятию {Голсуорси также  сошел  с  предначертанного
ему отцом пути, отказавшись от респектабельной  карьеры  адвоката  и  избрав
предосудительную в глазах буржуазной  семьи  профессию  писателя.  Столь  же
предосудительной, на взгляд семьи, была его любовь к Аде Голсуорси, жене его
двоюродного брата, обладавшего, по-видимому, чертами Сомса  Форсайта.  Джону
Голсуорси пришлось скрывать отношения с Адой от своего отца вплоть до смерти
последнего затем пройти через бракоразводный процесс, на котором  он  должен
был фигурировать как соответчик, и выждать положенный законом  шестимесячный
срок. Только после этого - в общей сложности через  десять  лет  -  он  смог
жениться на Аде, которая все время их совместной жизни  была  его  другом  и
помощником. Голсуорси неоднократно упоминал о том,  что  именно  она  вскоре
после их знакомства побудила его  начать  писать.}.  В  Форсайтах  Голсуорси
воплотил черты  некоторых  членов  своей  семьи  и  своих  родственников;  в
частности его отец - прообраз старого Джолиона.
     В предисловии к трилогии "Сага о  Форсайтах",  первым  романом  которой
стал "Собственник", Голсуорси писал, что образ Ирэн - "воплощение  волнующей
Красоты, врывающейся в мир собственников",  и  что  главная  тема  романа  -
"набеги Красоты и посягательства Свободы на мир собственников".
     Красоту и Свободу символизируют в романе образы Ирэн  и  Боснии.  Автор
связывает эти образы с искусством, которое в  его  глазах  является  великой
моральной силой, призванной изменить собственнический  мир,  внести  в  него
гармонию и чувство пропорций. Эту мысль, характерную  для  всего  творчества
Голсуорси, он развивает позднее и в своих статьях.
     Противопоставленный  собственникам  образ  Ирэн,  исполненный   обаяния
Красоты, подчеркивает уродство обесчеловечивающего Форсайтов  культа  денег,
сухой  утилитаризм  духовно  убогих  людей.  Но  Красота,   задуманная   как
отвлеченный символ, не имеющая опоры в самой жизни, не  может  противостоять
фррсайтизму. Автор, по существу, и не возлагает на нее эту миссию. В письмах
к своему другу и критику Эдуарду Гарнету Голсуорси  пояснял,  что  "Ирэн  не
действует, она пассивна". Эпитеты  в  романе,  относящиеся  к  Ирэн,  прочно
связаны с представлением об ее пассивности,  загадочности,  непроницаемости.
Но,  подчеркивая,  что  она  чужда   миру   Форсайтов,   Голсуорси   создает
впечатление, что она непричастна и к жизни в целом.
     Отвлеченность его идеала сказалась  и  на  образе  Боснии.  Мысль,  что
свобода - нечто имманентно присущее искусству и художнику,  опровергается  в
самом романе, где показаны реально сложившиеся отношения между художником  и
собственническим обществом, которое покупает его талант  и  губит  его.  Как
художественные образы Ирэн и Боснии уступают полнокровным образам Форсайтов.
Голсуорси и сам это чувствовал. Как он писал сестре, ему  пришлось  показать
Ирэн и Боснии "со стороны", только через восприятие других действующих  лиц.
"Ни тот, ни другая не  наделены  жизнью  в  отличие  от  Форсайтов;  но  они
выполняют свое назначение". По мысли Голсуорси,  назначение  Боснии  в  том,
чтобы показать своей смертью, что "собственность - пустая  оболочка".  Можно
признать, что автор таким путем показывает  моральное  поражение  Форсайтов,
но, по существу, Красота и Свобода сдаются без боя, конфликта между  ними  и
собственниками не происходит. Поиски причин этого приводят нас к выводу, что
они  таятся  в  противоречивом  отношении  автора  к  Форсайтам.   Об   этих
противоречиях свидетельствует в основном образ старого Джолиона.
     Дав трезвый и проницательный анализ форсайтизма, выраженного в  образах
большинства Форсайтов, Голсуорси  возвышает  над  ними  старого  Джолиона  -
собственника по своей сущности - за то,  что  в  нем  есть  и  нефорсайтские
свойства: сердечная теплота, чувство  юмора,  умение  мыслить  отвлеченно  и
понимать  Красоту.  Эти  истинно  человеческие   черты   старого   Джолиона,
противоречащие нормам форсайтизма, не являются, однако, в изображении автора
источником внутренней дисгармонии. Здесь таится  зерно  развившейся  позднее
мысли о совместимости подлинно человеческих чувств с  бытием  собственников,
облагороженных, лишенных "крайностей" чувства собственности {Именно  в  этом
плане дан образ не названного по имени 80-летнего старика в этюде "Портрет",
вошедшем в сборник "Смесь" (1910). В  основу  портрета,  по  словам  автора,
положены черты его отца, другими словами, черты старого Джолиона, которые мы
узнаем. Противоположные качества даны здесь в "сбалансированном"  виде.  "Он
пронес через всю жизнь стремление к самому лучшему и в области  материальной
и в  области  духовной",  -  говорит  автор  о  своем  герое.  Отвращение  к
авантюризму, осторожность, умеренность, мудрый расчет  в  финансовых  делах,
умение  наслаждаться  красотой  жизни  -  вот  что  автор   определяет   как
"гармоничное существование". В его глазах именно  благодаря  этим  качествам
герой "Портрета" принадлежит к ушедшему в прошлое "золотому веку".}.  Вместе
с тем автор именно с этим образом связывает мысль о  положительном  значении
класса Форсайтов, отмечая в  старом  Джолионе  "здравость  ума,  выдержку  и
жизнеспособность - все то, что делало его и многих других людей одного с ним
класса ядром нации". Отмеченные им качества, необходимые  для  созидательной
работы, Голсуорси находит только  в  Форсайтах,  не  видя  их  в  английском
народе; с другой стороны, он как будто забывает, что у старого Джолиона  эти
качества были подчинены целям стяжательства. Та  же  мысль  о  "ядре  нации"
проглядывает и у молодого Джолиона в его  иронической  лекции  о  "симптомах
форсайтизма". Давая меткое определение этих симптомов,  он  в  то  же  время
гипертрофирует значение  Форсайтов,  как  и  автор,  не  видя  в  английской
действительности   сил,   способных   им   противостоять.   Таким   образом,
сатирическая линия, очень четкая в начале романа,  не  получает  логического
развития.
     В то же время в романе проступает мысль, свидетельствующая об  ощущении
автором "духа времени".
     Хотя Форсайты не воспринимают гибель Боснии как свое поражение и все  в
форсайтском мире остается неизменным, автор дает понять, что с этой  гибелью
связана первая трещина в твердыне форсайтского благополучия. Свою  мысль  он
выражает через символ:  смерть  Босини  -  удар  молнии  в  семейное  дерево
Форсайтов,  которое  уходит  корнями  в  закон  собственности.  "На   взгляд
посторонних оно еще будет цвести, как и прежде, но  ствол  его  уже  мертв".
Предчувствием угрозы  форсайтскому  семейному  очагу  -  этой  основе  основ
собственнического бытия - проникнута и нарисованная  в  первой  части  книги
сцена похорон тети Энн, старшей в роде Форсайтов. Сравнивая клан Форсайтов с
деревом в разгар цветения, "почти отталкивающим в своей пышности", Голсуорси
уже предчувствует, что дерево это должно засохнуть.  Его  предчувствие  было
порождено обстановкой,  сложившейся  в  начале  XX  века,  когда  создавался
"Собственник"; писатель  ощущал,  что  стабильное  существование  Форсайтов,
принадлежащих XIX веку, отходит в прошлое.
     "Собственник" был задуман как самостоятельное произведение. Лишь  через
12 лет автор вернулся к Форсайтам и  продолжил  эпопею  этой  семьи  {В  эту
эпопею, помимо "Собственника", вошли романы "В петле" (1920)  и  "Сдается  в
наем"  (1921),  составляющие  вместе  с  "Собственником"  трилогию  "Сага  о
Форсайтах", и "Белая обезьяна" (1924), "Серебряная ложка" (1926), "Лебединая
песня" (1928), составляющие трилогию "Современная комедия" В данном  издании
обе трилогии занимают четыре тома. Таким  образом  в  первых  четырех  томах
собрания сочинений Голсуорси представлена вся эпопея  о  Форсайтах,  которой
принадлежит центральное место в его творчестве.}.
     С выходом "Собственника" Голсуорси прочно занял одно из первых  мест  в
английской литературе своего времени. Правда, реакционная критика, тотчас же
почувствовавшая, что  в  "Собственнике"  изображены  "вещи  как  они  есть",
выразила свое недовольство романом. В частности, автор  рецензии  в  журнале
"Спектейтор" сожалел, что Голсуорси нашел такое применение  своему  таланту,
предупреждал, что к книге надо подходить с большой осторожностью, ибо  из-за
"уродливых мест" она производит  "гнетущее  впечатление"  и  это  делает  ее
неприемлемой для широкого читателя.
     Иначе встретила та же критика вышедший вслед за  "Собственником"  роман
Голсуорси  "Усадьба"  (1907).  Так,  рецензент  "Тайме"   нашел,   что   это
произведение "хотя и  менее  сильное,  но  более  приятное,  а  также  более
правдивое".
     В "Усадьбе" нет той резкости и  четкости  постановки  проблемы,  как  в
"Собственнике". Но автору удается дать образное представление еще  об  одном
слое собственнического общества -  земельном  дворянстве,  также  занимающем
"место  наверху".  В  образе  помещика  Хорэса  Пендайса  нашли   прекрасное
воплощение черты, которые автор  определяет  как  проявление  "пендисита"  -
тупая уверенность в том, что именно дворянство  унаследовало  от  предков  и
призвано передать потомкам  право  управлять  страной,  что  для  этой  цели
привилегированные учебные заведения будут вечно поставлять  государству  все
новые кадры, что порядок этот  незыблем  и  вечен.  Эти  убеждения  Пендайса
сформулированы в его выразительном "символе веры": "Верую в отца моего, и  в
его отца, и в отца его отца, собирателей и  хранителей  нашего  поместья,  и
верую в самого себя, и в сына моего, и в сына моего сына. И  верую,  что  мы
создали страну и сохранили ее такою, как она есть. И верую в закрытые  школы
и особенно в ту школу, где я учился! И верую в равных мне  по  общественному
положению, и в усадьбу, и в порядок, который есть и пребудет во веки  веков.
Аминь".
     Твердо убежденный в том, что его сословие - оплот государства,  Пендайс
берет   на   себя   роль   блюстителя   нравственности   по   отношению    к
фермерам-арендаторам, живущим на его земле. Тесный контакт его с преподобным
Хасселом  Бартером,  "за  спиной  которого  стоят  века  неоспоримой  власти
церкви", вполне понятен. Основное место в романе занимают события в семейной
жизни Хорэса Пендайса: переживания миссис Пендайс, любимой  героини  автора,
не понятой  мужем  и  сыном  Джорджем  -  людьми  с  более  грубой  душевной
организацией, перипетии любви Джорджа к Элен Белью, которая ушла от мужа, но
не получила развода.
     Здесь  снова  ставится  вопрос  о  семье,  о  жестокости  и   лицемерии
буржуазного  закона  о  браке  -  вопрос,  к  которому  Голсуорси  постоянно
возвращается  в  своем  творчестве;  ему,  в  частности,   посвящена   пьеса
"Беглянка" (1912). Но в  отличие  от  "Собственника"  семейная  драма  здесь
лишена значительности, так же как и действующие лица ее. По своей  жизненной
убедительности ни один из образов  романа  не  может  сравниться  с  образом
Хорэса Пендайса.
     О  тех,  кто  находился  за  пределами  замкнутого  круга  Пендайсов  и
Форсайтов, о "другой нации", Голсуорси поднимает вопрос в пьесах "Серебряная
коробка" (1906)  и  "Борьба"  (1909),  в  сборнике  рассказов  "Комментарий"
(1908), в романе "Братство" (1909).
     Постановку  "Серебряной  коробки",  своей   первой   пьесы,   Голсуорси
охарактеризовал позднее в письме, относящемся к 1925 году, как "вторжен