когда всем известно, что холодное молоко куда лучше!
     Тео не издал ни звука с той минуты, как закрыл за собой дверь спальни. Наверное, давно отключился и спит сном невинных. Здоровый жлоб.
     Мишель прокралась наверх, стараясь не разбудить его, снова почистила зубы и открыла окно, чтобы послушать приближающиеся раскаты грома: надвигалась гроза.
     Нашла розовую шелковую ночнушку - зеленая ситцевая царапала плечи, - скользнула между простынями и поклялась, что больше не встанет. Ночнушка сбилась на бедра. Мишель расправила ее, подтянула тонкие лямки, чтобы не спадали. Ну вот, все в полном порядке. Сложив руки на животе, Мишель опустила веки и несколько раз мерно, глубоко вздохнула. Правда, пришлось это прекратить, когда закружилась голова. Черт, где-то под щиколоткой смялась простыня.
     "Не думай об этом. Пора спать. Расслабься, черт возьми", - твердила она себе.
     Еще пятнадцать минут прошло, а у нее ни в одном глазу... Ужасно жарко, кожа горит, простыня повлажнела от пота, и Мишель так устала, что хотелось плакать.
     Отчаявшись, она стала считать овец, но когда поняла, что все убыстряет счет, стремясь поскорее дойти до конца, бросила это бесполезное занятие. Все равно что жевать резинку. Мишель никогда не жевала резинку, потому что в бессознательной попытке перетереть ее зубами она принималась шевелить челюстями все быстрее и быстрее, что, разумеется, противоречило самому назначению жвачки.
     Господи, о чем только способен думать человек, теряя разум от любви! Ей следовало бы специализироваться в психиатрии. Тогда, возможно, сообразила бы, почему лезет на стенку.
     Телевизор! Вот он, выход. Она посмотрит телевизор. Правда, ночью там никогда нет хорошего. На одном из каналов наверняка идет "Телемагазин", Именно то, что нужно. Лучше снотворного.
     Мишель отбросила простыню, схватила плед с изножья кровати и потащила через всю комнату. Дверь предательски скрипнула. Почему она раньше не замечала этого? Странно...
     Бросив плед на кресло, она вышла в коридор, встала на колени и медленно закрыла дверь. Похоже, это нижняя петля скрипит!
     Мишель, продолжая открывать и закрывать дверь, нагнулась, чтобы послушать.
     Точно, нижняя.
     Потом она решила проверить верхнюю. Встала, взялась за ручку и снова стала открывать и закрывать дверь. Похоже, и эта немного скрипит. Куда она подевала машинное масло? Можно все исправить прямо сейчас, если только вспомнить, где она в последний раз видела чертову банку с маслом. Погодите-ка минуту... гараж! Она там! Мишель поставила ее на полку в гараже.
     - Не можешь заснуть?
     Он перепугал ее чуть не до смерти!
     Мишель подскочила, потянула на себя дверь и влепила створ кой себе по лбу.
     - Ой, - прошептала она, отпуская ручку и пытаясь проверить, не идет ли кровь.
     И только потом повернулась. И лишилась дара речи. Хоть убейте, лишилась, и все.
     На пороге стоял Тео, небрежно прислонившись к косяку сложив руки на обнаженной груди и скрестив голые ноги. Волосы взъерошены, щеки небритые, и, судя по виду, он только сейчас проснулся. Успел натянуть "ливайсы", но не позаботился застегнуть молнию.
     Совершенно неотразим.
     Она уставилась в узкий треугольник между половинками молнии, но, тут же поняв, куда смотрит, вынудила себя отвести глаза. Воззрилась на грудь, сообразила, что сделала ошибку, и кончила тем, что принялась таращиться на его ноги. Какие у него ноги!
     О черт, ей срочно нужна помощь. Теперь она заводится от его ног! Ей необходима терапия, интенсивная терапия, хотя бы для того, чтобы выяснить, каким образом некий мужчина способен свести ее с ума.
     Но не просто некий мужчина. Она с самого начала знала, насколько опасно это притяжение. Во всем виновата чертова ограда. Не купи он чертову ограду для маленького Джона Патрика, она нашла бы в себе силы сопротивляться ему. Но сейчас слишком поздно.
     Мишель тихо застонала. Пусть Тео здоровый жлоб, она все равно в него втрескалась.
     Мишель громко сглотнула слюну. Он выглядит достаточно аппетитно, чтобы... нет, не стоит об этом.
     И тут она взглянула ему в глаза. Как ей хотелось, чтобы он подхватил ее своими мускулистыми руками, зацеловал до бесчувствия и понес в постель. Хотелось, чтобы он сорвал с нее сорочку и ласкал каждую частичку тела. Может, это ей следовало бросить его на кровать, стащить "ливайсы" и ласкать каждую частичку тела? Она жаждала...
     - Мишель, что ты здесь делаешь в половине третьего ночи. Какой удар ее фантазиям!
     - Твоя дверь не скрипит.
     - Что? - удивился он.
     Мишель пожала плечами и откинула с лица пряди волос.
     - Я не слышала тебя, потому что твоя дверь открывается.
     - Сколько ты здесь простоял?
     - Достаточно долго, чтобы видеть, как ты играешь с дверью.
     - Она скрипит.
     - Да, я слышал. Дверь скрипит.
     - Прости, Тео. Не хотела тебя будить, но поскольку ты проснулся...
     - И?..
     - Сыграем в карты?
     Тео моргнул. Потом его лицо осветила медленная, беспечная улыбка, и голова у нее опять пошла кругом.
     - Не желаю я играть в карты. А ты?
     - Не очень.
     - Тогда почему спрашиваешь?
     Под его пронизывающим взглядом она все больше нервничала, только в хорошем смысле. Ощущение было точно таким, как прошлой ночью, когда он поцеловал ее, а это означало, что дело плохо, потому что она мечтала, чтобы этот поцелуй никогда не кончался, и что это, спрашивается, за бред? Она точно сходит с ума. Может, в самом деле обратиться к психиатру за консультацией?
     - Пожалуйста, не смотри на меня так.
     Она впилась пальцами ног в ковер. Желудок переворачивался. Сердце сжималось.
     - Как именно?
     - Не знаю, - пробормотала она. - Я не могу спать. Придумай, что делать, пока у меня глаза не начнут слипаться.
     - Что ты предлагаешь?
     - Кроме карт? - встрепенулась она.
     - Угу.
     - Можно сделать тебе сандвич.
     - Нет, спасибо.
     - Оладьи. Как насчет оладий?
     Если мерить волнение по шкале от одного до десяти, ее уже перевалило за девять. Имеет ли он хоть малейшее понятие, как сильно она его хочет?
     Только не думай об этом. Займись чем-нибудь.
     - Я пеку чудесные оладьи.
     - Я не голоден.
     - То есть как это? Ты всегда голоден.
     - Но не сейчас.
     Я тону, крошка. Помоги же мне выплыть.
     Мишель прикусила губу, лихорадочно пытаясь придумать хоть что-нибудь.
     - Телевизор! - выпалила она неожиданно с таким видом словно только что ответила на вопрос, стоящий миллион долларов, и ведущий протягивает ей чек.
     - Что?
     - Посмотрим телевизор?
     - Нет.
     Она почувствовала себя так, словно он выхватил у нее спасательный круг.
     - Тогда придумай что-нибудь ты, - вздохнула она.
     - Такое, что можно делать вместе? Пока у тебя не начнут слипаться глаза?
     - Да.
     - Я хочу лечь в постель.
     Мишель даже не пыталась скрыть разочарование. Что ж, придется снова считать проклятых вонючих овец.
     - Ладно. В таком случае спокойной ночи.
     Но он и не подумал вернуться к себе. Оттолкнувшись от косяка с грацией большого, ленивого, откормленного кота, он двумя длинными прыжками перекрыл расстояние между ними, почти наступая ей на пятки, и открыл дверь ее спальни. От него слегка пахло лосьоном после бритья, мылом "Дайал" и мужчиной, и она нашла смесь ароматов невероятно возбуждающей. Ах, кого она дурачит! Да чихни он сейчас, она и то загорелась бы.
     Тео взял ее за руку, но не сжал. Мишель могла бы без труда отстраниться... если бы хотела. Только она не хотела. Наоборот, судорожно в него вцепилась.
     Только тогда он затащил ее в комнату. Закрыл дверь, притиснул к ней Мишель и оперся руками по обе стороны ее лица, вжимаясь в ее бедра своими.
     Дерево холодило ей спину, его разгоряченная кожа опаляла живот.
     - Господи, как же ты хорошо пахнешь, - прошептал Тео, зарывшись лицом в ее волосы.
     - А мне казалось, ты хочешь спать.
     - Я никогда этого не утверждал.
     Он поцеловал ее шею у самого плеча.
     - Не правда... утверждал....
     - Нет, - запротестовал он, целуя на этот раз восхитительно чувствительное местечко под ее ухом и доводя этим до безумия.
     Мишель задохнулась, когда его зубы осторожно сомкнулись на мочке уха.
     - Нет? - прошептала она.
     - Я сказал, что хочу лечь. А ты ответила... - Его ладони нежно сжали ее лицо. Несколько долгих секунд он смотрел ей в глаза, прежде чем сказать:
     - "Ладно".
     Вот теперь она точно знает, что пропала! Он завладел ее ртом в долгом, пылком, страстном поцелуе, сразу сказавшем, как сильно он ее хочет. Губы Мишель раскрылись, и наслаждение молнией пронзило ее до самых кончиков ног, когда их языки сплелись. Она обняла его за талию и начала гладить и ласкать, ощущая твердость его мускулов, а когда стала тереться о его бедра, почувствовала, как он дрожит. Поцелуй все продолжался и продолжался, пока она не вцепилась в его плечи, сотрясаясь от желания. До чего же непристойно и немного пугающе все, что он заставляет ее испытывать сейчас, потому что никогда прежде она не знала такой страсти, такого отчаянного стремления держать и не разжимать объятий. О, как она его любила!
     Когда он наконец поднял голову, оба тяжело дышали. Заметив блеск слез в ее глазах, он замер.
     - Мишель... хочешь, чтобы я ушел?
     Она лихорадочно замотала головой:
     - Если ты уйдешь, я умру.
     - А вот этого мы не можем допустить, - проворчал он.
     Она подергала за его джинсы, безуспешно стараясь стащить их с бедер.
     - Потише, милая. У нас впереди вся ночь.
     В том-то и беда, что ей необходимо больше, чем всего одна ночь! Ей нужна целая вечность, но она сознавала, что это невозможно, и поэтому решила брать то, что он предлагал, и навсегда сохранить и лелеять в памяти те минуты, что они провели вместе. Она будет любить его, как ни одна женщина на земле: своим телом, сердцем и душой, так, чтобы, когда они расстанутся, он не сумел ее забыть.
     Они слились в очередном горячем поцелуе, лаская друг друга языками, но так и не утолили жажды.
     Тео отстранился, отступил и стащил джинсы.
     Мишель потеряла дар речи. Он был прекрасен. И невероятно возбужден. Она не могла отвести взгляда от этого великолепно вылепленного тела. Его кожа отливала злотом в лунном свете. Она потянулась к бретелькам сорочки, но он отвел ее руки.
     - Позволь мне. - И, медленно подняв сорочку над ее головой, отбросил на пол. - Я так мечтал о тебе, - прошептал он. - Но ты куда лучше, чем в моих фантазиях. И когда прижимаешься ко мне... в реальности все просто сравнить нельзя.
     - Скажи, что мы делали в твоих фантазиях, и я расскажу тебе мои.
     - Нет. Я лучше покажу.
     Волосы на его груди щекотали ее соски. Ей так это понравилось, что она потерлась об него. Восставшая плоть прижалась к ней, и Мишель подвинулась так, чтобы их бедра соединились. До чего же это прекрасно - быть в его объятиях.
     - В одной из моих фантазий я делаю вот что.
     Он подхватил ее и понес к кровати, уложил, развел бедра и встал между ними на колени. Потом снова стал целовать, долго, мучительно, пока она не заметалась по простыне.
     И только тогда он лег на бок и коснулся ее живота.
     - И еще вот это.
     Его пальцы принялись обводить ее пупок, скользнули ниже. Она затаила дыхание.
     - Не надо...
     - Тебе не нравится?
     Он творит настоящее волшебство!
     - Нравится... но если ты не остановишься, я...
     Продолжать она не смогла. Он сводил ее с ума, дразня, пощипывая, поглаживая, готовя к своему вторжению. Голова его медленно клонилась все ниже... губы прижались к душистой ложбинке между грудями.
     - В моей любимой фантазии ты любила это больше всего. Он поцеловал каждую грудь, облизывая соски до тех пор, пока она не выгнула спину. Ее ногти вонзились в его плечи. Она старалась заставить его поднять голову, чтобы лишить рассудка своими губами и языком, но Тео не поддавался, объяснив, что в этой фантазии она кончает первой.
     Он лишил ее всякой способности сопротивляться и только потом неторопливо спустился вниз, осыпая поцелуями живот, щекоча пупок кончиком языка, и, наконец, оказался между ее шелковистых бедер.
     Мишель плавилась, как снег под солнцем, содрогаясь в блаженных судорогах, выкрикивая что-то несвязное, цепляясь за него.
     Какой потрясающий любовник! Нежный, бескорыстный, умелый...
     Но тут он принялся терзать ее. За несколько секунд довел до горячечного состояния, но, когда она уже балансировала на грани взрыва, остановился.
     - Потерпи, милая. Я сейчас приду.
     - Не останавливайся. Только не... Он зажал ей рот поцелуем.
     - Должен же я защитить тебя.
     И безжалостно оставил ее. Мишель закрыла глаза. Тело пылало, и все же ее, лишенную его тепла, бил озноб. Она зябко повела плечами и уже потянулась за одеялом, когда вернулся Тео и накрыл ее собой. Ей казалось, что его не было целую вечность.
     - Итак, на чем мы остановились?
     Его самообладание и сдержанность поражали ее... до тех пор, пока она не заметила крупных капель пота, выступивших у него на лбу. Только сейчас она увидела, как туманит страсть его глаза, как крепко сжаты его губы, и поняла, что ему приходится терпеть ради нее.
     Его руки вновь принялись разжигать в ней страсть. Но на этот раз она сопротивлялась, стараясь держаться, пока он не потеряет контроль. Однако Тео оказался сильнее. Куда девались мягкость и нежность!.. Да она и не хотела этого. Уносимая волнами наслаждения, захлестнувшими ее, она крепко обняла его, когда он грубо раздвинул ей ноги, приподнял и погрузился в ее тепло.
     Его голова упала ей на плечо. Он закрыл глаза в сладостной капитуляции и, испустив громкий, торжествующий стон, прижал ее тело к матрацу и вынудил лежать смирно.
     - Я могу продлить удовольствие... с твоей помощью.
     Мишель улыбнулась. Он просто лапочка! Продолжая улыбаться, она подалась вперед.
     - Не нужно... о Господи, солнышко, чуть помедленнее...
     Но она снова шевельнула бедрами, на этот раз резче, и, выгнувшись, забрала его в себя еще глубже.
     И Тео сдался: слишком велико было растущее с каждой минутой желание. Отстранившись на миг, он вонзился в нее снова, снова, снова...
     Ему хотелось сказать, как она прекрасна, как совершенна, но слова не шли с языка. Острота ощущений, сотрясавших его тело, лишала способности мыслить. Она не позволяла ему снизить ритм, и он еще больше любил ее за это.
     Он снова вошел в нее одним финальным выпадом и с оглушительным криком кончил, пока она покорно льнула к нему. И почувствовал себя так, словно умер и родился вновь. Никогда до этой минуты он не испытывал столь поразительного оргазма. И никогда так не выкладывался. Предпочитал какой-то уголок души всегда держать на замке, но с Мишель это оказалось невозможным.
     Несколько долгих минут они приходили в себя. Тео понимал, что давит на нее всем своим весом, но не смог найти силы чтобы отодвинуться.
     А Мишель не смогла заставить себя перестать его ласкать, Ее пьянило ощущение гладкости кожи под кончиками пальцев. Такой сильный, такой мускулистый и так нежен с ней...
     Ее пальцы скользили по его позвоночнику вниз и обратно, сердце билось у его груди, словно стремясь вырваться.
     Мишель тихо засмеялась абсурдности своего предположения. И этот гортанный звук вызвал у него улыбку. Опершись на локти, он приподнял голову и взглянул в ее глаза.
     - Что тут смешного?
     - Столь пылкая страсть уж точно меня прикончит. Так и вижу газетные заголовки: "Секс убивает хирурга"!
     - Ничего тут забавного не вижу, - нахмурился он.
     Она обхватила его шею, приподнялась и поцеловала в губы.
     - А я вижу.
     - Лучше береги силы, потому что у нас впереди еще целых девятьсот девяносто девять, а я не позволю тебе развалиться, прежде чем мы закончим.
     - Что именно закончим? - поинтересовалась Мишель, делая вид, что не понимает.
     Глаза его многозначительно блеснули, и Мишель даже облизнулась, предвкушая, что будет дальше.
     - Претворять в жизнь мои фантазии.
     - Целую тысячу? - хихикнула Мишель.
     - О да, по меньшей мере тысячу.
     - Ничего не скажешь, богатое у вас воображение, мистер Бьюкенен. Знаете, есть такие места, где вы можете получить квалифицированную помощь. Они называются клиниками сексуальной терапии.
     - Ты и есть вся терапия, которая мне необходима, - ухмыльнулся он.
     - Счастлива, что смогла исцелить вас.
     - А ты, Мишель? Ты тоже фантазируешь?
     - Да, - призналась она. - Только мои фантазии не столь затейливы. В основном одна и та же, и постоянно повторяется.
     Он стал покусывать изгиб ее шеи.
     - Расскажи....
     - Что-то вроде вариации на тему того, что сейчас произошло-тихо пробормотала она. - Но в моих фантазиях...
     Он снова поднял голову.
     - Ну же, что именно?
     - Это я подхватываю тебя и бросаю на постель. На этот раз засмеялся Тео.
     - Я тяжелее тебя не меньше чем на двести фунтов, - явно преувеличил он.
     - У хирургов необычайно сильные торс и руки: приходится распиливать ребра и кости, так что слабакам в этой профессии делать нечего, - шутливо заверила она.
     - Ладно, согласен. Если желаешь поднять меня...
     - Не хотелось бы получить смещение межпозвоночного диска, - с сожалением протянула она. - Я всего лишь рассказала, о чем мечтаю, чтобы ты усвоил...
     - Что именно?
     - Не воображай, что всегда будешь командовать.
     - То есть?
     - Теперь моя очередь довести тебя до безумия.
     - А это мы еще посмотрим.
     Он поцеловал ее, коротко и больно, а потом, вскочив, поднял па руки.
     - Я весь горю, - объявил он.
     - Опять?
     Ее пальцы запутались в его растрепанных волосах, разглаживая мягкие пряди.
     - Я не в этом смысле, но если будешь продолжать...
     - Куда мы идем?
     - Говорю же, невыносимо жарко. Пойдем, примем душ. Она была такой умиротворенной и сонной, что согласилась бы на любое его предложение.
     - Я потру тебе спинку, а ты потрешь мою.
     - Нет. Я потру тебя спереди, а ты можешь...
     Мишель прикрыла ему рот рукой.
     - Сообразила.
     Десять минут спустя их кожа буквально скрипела от чистоты. Вода, правда, остыла, но это не охладило их страсти. Чувствуя себя бесшабашной и легкомысленной, она встала на носочки и прошептала очередную фантазию ему на ухо и при этом не стеснялась в деталях. А когда закончила, Тео смутно поразился тому, что еще способен держаться на ногах.
     Она прижала его к кафелю и лишила рассудка пламенными влажными поцелуями, медленно прокладывая дорожку вниз по мокрой коже.
     У него не осталось сил отнести ее обратно в постель. Между исступленными поцелуями они кое-как вытерли друг друга и измученные, повалились на кровать. Тео перевернулся на спину. Мишель приподнялась на локте, и обвела крохотный шрам оставшийся после операции, и, нагнувшись, нежно его поцеловала. Тео улыбнулся, не открывая глаз.
     - Ты делаешь это со всеми своими пациентами?
     - Целую их шрамы?
     - Угу.
     - Естественно. Приходится по долгу службы.
     - Как это? - зевнул он.
     - Это часть той клятвы, которую дают все врачи. Поцелуешь - и больному сразу становится легче.
     Мишель натянула на себя простыню. Веки сами собой опускались. Она уже почти заснула, когда Тео подтолкнул ее.
     - Мишель!
     - Хм-м-м?
     - Я нашел лучшую твою черту.
     - Какую? - сонно пробормотала она.
     Он стянул простыню и положил руку ей на грудь. Не будь она так измучена, наверняка попросила бы его объяснить, почему все мужчины так одержимы женскими грудями, но тут вдруг сообразила, к какому месту прижата его рука, и слезы брызнули из глаз. Ну как она может не любить этого человека?
     Под его ладонью билось ее сердце.
     Глава 28
     На следующее утро Мишель проснулась только в четверть одиннадцатого. Потянулась, перевернулась на живот и обняла подушку, на которой прошлой ночью лежала голова Тео. И снова зажмурилась при мысли о том, что произошло. Но счастье длилос