Да, еще нам теперь нельзя ни красть, ни лгать, - добавила она. -  Я
пообещала и это.
   - И твои обещания распространяются и на меня? - страдальчески закатив
глаза, поинтересовался Кейн. Ему  пришлось  скрывать  улыбку,  ведь  она
говорила так искренне, что язык не  поворачивался  напомнить,  что  ведь
он-то никогда прежде не крал.
   - А как же еще, мои обещания, без  сомнения,  распространяются  и  на
тебя, - заверила она. - Ведь мы же должны делить  и  хорошее  и  плохое,
разве не так? Кейн, мы же равные партнеры в браке!
   - Да, конечно, - согласился он.
   - Так ты будешь выполнять данные мной обещания?
   - Да... - Тут он внезапно отстранился и с ужасом заглянул ей в глаза:
   - А больше ты ничего не обещала?
   Можно было подумать, что от ее ответа зависит вся его жизнь.
   - Ты про занятия танцами?
   - Я про занятия любовью.
   - А разве это не одно и то же?
   - Сейчас не до шуток, Джейд.
   - Нет, Кейн, нам не придется отказываться от танцев и от любви. Я  ни
за что не дала бы обещание, которое не смогла бы выполнить,  -  заверила
она, повторяя его же собственные слова. Кейну захотелось сорвать  с  нее
одежду и любить со всей страстью  сию  же  минуту,  но,  увы,  пока  это
совершенно невозможно: надо еще разобраться с суматохой в гостиной.

***

   На протяжении двух последующих дней он также  виделся  с  Джейд  лишь
урывками. Им с Лайоном без конца  приходилось  доказывать  свою  правоту
начальству. Леди Бриарс засадили в Ньюгейтскую тюрьму. Поговаривали, что
скорее всего она кончит свои  дни  в  ближайшем  доме  для  умалишенных,
поскольку  при  дворе  ее  сочли  буйнопомешанной.  Джейд  всем  сердцем
одобрила это решение.
   Но вот наконец и с этим покончено. Настало время для мирной  семейной
жизни.
   И в точности, как он и предсказывал, они жили долго и счастливо.
   И все же он оставался ужасно взбалмошным, что причиняло молодой  жене
массу беспокойства, а в день годовщины  их  свадьбы  он  с  самого  утра
потребовал повторить клятву не сбегать от него еще один год.
   Джейд сочла требование оскорбительным, тем паче что к  тому  не  было
никаких оснований. От ярости она заскрипела зубами.
   - Кейн, мы же собираемся завести ребенка.
   - Знаю, любовь моя. - Он повернулся на бок и погладил ее по округлому
животику. - И давно, - добавил он лукаво и поцеловал влажный лоб.  -  Ты
не слишком разгорячилась, Джейд?
   - Нет, я не...
   - Я жду твоей клятвы, - перебил он,  выбираясь  из-под  одеяла.  -  А
потом поспи  еще  немного:  ты  провела  слишком  беспокойную  ночь.  Не
следовало тебе допоздна засиживаться с Кристиной и Лайоном. Я,  конечно,
был счастлив повидаться с ними  и  рад,  что  Кристина  предложила  свои
услуги во время родов, но все же настаиваю на присутствии врача.
   Джейд была слишком измотана, чтобы отвечать или спорить. Всю ночь  ее
мучили жуткие схватки, однако она не стала будить Кейна,  следуя  совету
подруги. Кристина утверждала, что мужа следует беспокоить  уже  в  самый
последний,  решительный  момент,  ибо  они,  мужчины,   чересчур   легко
поддаются панике.
   Кристина с Джейд теперь стали чуть ли не кровными сестрами,  особенно
с той ночи, когда Джейд вручила Кристине  досье  Лайона  на  сохранение.
Леди прониклись друг к другу полным  взаимным  доверием  и  готовы  были
просиживать часами, смакуя волнующие эпизоды их прежней жизни.
   - Я жду, - напомнил Кейн, легонько тряхнув Джейд за плечо.
   Она переждала, пока ослабнет очередная схватка.
   - Да, я обещаю. И еще, Кейн, роды вот-вот начнутся.  Ступай,  разбуди
Кристину.
   Ребенок, который, по мнению  Джейд,  должен  был  появиться  на  свет
буквально с минуты на минуту, заставил себя ждать еще добрых три часа.
   И  даже  в  моменты  самых  жестоких  схваток  Кейн  оставался  таким
спокойным, уверенным и заботливым, каким  и  хотела  его  видеть  Джейд.
Все-таки  Кристина  не  всегда  права  -  некоторые   мужчины   являются
исключением из правила.
   Когда, по мнению Кристины, потуги у Джейд стали слишком сильными, она
отослала Кейна в библиотеку. Однако уже через пять минут он  вернулся  и
больше не отходил от Джейд, держа за руку и умоляя простить за  то,  что
обрек на подобные муки.
   Конечно, в таком положении он скорее был помехой, чем помощником,  но
умудрился  все  же  не  паниковать  и  уже  через  несколько  минут  был
вознагражден, подхватив на руки малютку  дочь.  Как  только  до  Стернса
донесся первый писк новорожденной, он тоже был тут как тут. Взяв девочку
из рук Кейна, он выпалил, что это самый удивительный младенец на  свете,
и поспешил устроить малютке первое купание.
   Кристина осталась с Джейд. Кейн  помог  сменить  роженице  постель  и
сорочку, но  когда  Кристина  похвалила  его  за  ловкость,  едва  сумел
выдавить улыбку.
   Он был бледен,  руки  его  тряслись,  лоб  покрывала  испарина.  Даже
ответил он невпопад  и,  осознав  наконец,  что  самое  трудное  позади,
полностью отключился.
   Как назло, Кристина только что вышла, Стернс не мог выпустить из  рук
свою  новую  подопечную,  а  Джейд  была  слишком  слаба,  чтобы  успеть
подхватить мужа.
   - С ним все в порядке? - спросила она Стернса, не в  силах  взглянуть
даже через спинку кровати.
   - Он в обмороке.
   - Да знаю я, что он в обмороке, - ответила Джейд. - Но в остальном-то
все в порядке? Не стукнулся головой обо что-нибудь острое?
   -  Нет,  он  не  ушибся,  -  заверил  Стернс,  даже  не  потрудившись
посмотреть  на  хозяина  Он  ни  на  миг   не   желал   отвернуться   от
новорожденной, взирая на нее с полнейшим обожанием.
   - Так помоги же ему подняться, -  прошептала  Джейд,  прикусив  губу,
чтобы не расхохотаться.
   - Судя по всему, он пока еще не готов очнуться, - заявил Стернс. -  И
к тому же я сейчас гораздо нужнее малышке Вы сотворили  настоящее  чудо,
миледи! Уверен, маркиз согласится со мной сразу же, как только придет  в
себя.
   Джейд сияла от счастья, но в глазах у нее стояли слезы.
   - Ты ведь никогда не позволишь себе упрекнуть его в этом,  Стернс?  -
Она покосилась в сторону застонавшего Кейна и добавила:
   - Мы должны молчать об обмороке, иначе он умрет со стыда.
   - Не бойтесь, миледи, - заверил Стернс, - я ни  за  что  об  этом  не
обмолвлюсь, обещаю.
   По лукавым искоркам в глазах  она  могла  бы  сразу  догадаться,  что
дворецкий не намерен сдержать обещание  Она  убедилась  в  этом  уже  на
третий день после родов.
   Этот бестия  Стернс  во  всех  подробностях  расписал  обморок  Кейна
репортерам.
   Маркиз перенес удар с завидной стойкостью,  терпеливо  снося  шуточки
поздравлявших.
   Ничто  не  могло  поколебать  его  безоблачного  настроения.  Ведь  в
конце-то  концов  его  миссия  увенчалась  полным  триумфом.  Он   сумел
выследить знаменитого пирата... и завладеть им. Охотник был доволен.


РИСКОВАННАЯ ИГРА

Джулия ГАРВУД






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Тайну исповеди нельзя нарушить. Но как быть, если на исповеди маньяк объявляет, что планирует очередное убийство? Как быть, когда по описанию намеченной жертвы священник узнает свою родную сестру? Отец Том вынужден обратиться за помощью к другу, агенту Николасу Бьюкенену. Николасу предстоит не только спасти юную Лорен от убийцы, но и на всю жизнь стать ее защитником в этом суровом, порой жестоком мире.

     "То, что осталось позади, и то, что предстоит изведать впереди, сущие пустяки по сравнению с тем, что кроется в нас".
     Ралф Уолдо Эмерсон

     Пусть твой безграничный энтузиазм подарит тебе огромную радость во всех твоих начинаниях.
     Пусть твой неукротимый дух ведет тебя в битвы за правое дело.
     Пусть твое сердце всегда полнится до краев ответной любовью.
     Джерри, я так горжусь тобой!


Глава 1

     В исповедальне стояла поистине адская жара. Да нет, куда там аду! Черная плотная занавеска, с которой годами не стряхивали пыль, закрывала узкую щель от потолка крохотной клетушки до выщербленного деревянного пола, не пропуская ни света, ни воздуха. Ну и пытка! Все равно что оказаться в гробу, который кто-то по неосторожности или рассеянности прислонил к стене! Отец Томас Мэдден возблагодарил Бога за то, что не страдал клаустрофобией, хотя и без того чувствовал себя хуже некуда. Спертый воздух был пропитан запахом плесени, отчего преподобный отец дышал тяжело и с трудом, словно вновь очутился в Пенн-Стейт <Университет штата Пенсильвания> и из последних сил бежал к воротам с футбольным мячом в руках <Имеется в виду американский футбол>. Правда, тогда ему было плевать на то, что легкие разрываются от недостатка воздуха. Впрочем, как и сейчас. Всего-навсего часть его обязанностей.
     Старые священники советовали ему в таких случаях возносить молитвы за души бедняг, томившихся в чистилище. Том не видел в этом никакого вреда, хотя часто задавался вопросом, каким образом его собственные несчастья облегчат мучения кого-то другого.
     Преподобный отец заерзал на жестком дубовом стуле, неловко извиваясь, словно мальчишка-певчий на воскресной службе. Соленые капли ползли по лицу и шее, падали за воротничок. Длинная черная сутана уже успела промокнуть насквозь, и Том сильно сомневался, что аромат мыла "Айриш спринг", которое он обычно употреблял, перебьет едкую вонь пота.
     Температура на улице достигла тридцати пяти градусов, если верить старому термометру, прибитому на побеленной каменной стене дома приходского священника. Влажная жара делала сносное существование невыносимым, и всякий несчастный, вынужденный покинуть прохладу дома, оснащенного кондиционером, заранее злился, поскольку на улице приходилось передвигаться черепашьим шагом.
     Да, грешники выбрали для покаяния не самый подходящий день. В церкви, разумеется, были окна, но те, что пониже, никогда не открывались в тщетной попытке отпугнуть хулиганов, у которых в душе не было, естественно, ничего святого. Еще два находились в немыслимой вышине под золоченым готическим куполом. Цветные витражи изображали архангелов Гавриила и Михаила со сверкающими мечами в руках. Гавриил с просветленным лицом устремил взгляд в небеса, а Михаил грозно взирал на змей, пронзенных мечом и издыхающих у его босых ног. Витражи считались бесценными шедеврами, созданными художником, вдохновленным молитвами и постом, однако и они оказались бессильны против жары, поскольку совершенно не способствовали улучшению вентиляции.
     Том, могучий гигант с обхватом шеи семнадцать с половиной дюймов, великолепным наследием, оставшимся со времен дней славы и успеха, к сожалению, был от рождения наделен младенчески чувствительной кожей, и малейшее повышение температуры приводило к неизбежной потнице. Ничего не поделаешь, придется устроиться с удобствами.
     Он задрал сутану до самых бедер, открыв красные с белым боксерские трусы, подаренные его сестрой Лорен, сбросил забрызганные краской теннисные туфли, купленные за гроши в "Уол-Марте" <Сеть магазинов дешевых товаров>, и сунул в рот пластинку "Дабл-баббл" <Сорт жевательной резинки, из которой можно выдувать пузыри>.
     Сюда, в эту парилку, его загнали исключительно доброта и человеколюбие. Ожидая результатов анализа, который помог бы определить, нуждается ли он в очередном курсе химиотерапии в медицинском центре Университета штата Канзас, Том остановился в доме монсеньера Маккиндри, настоятеля церкви Милосердной Девы Марии. Приход находился в Богом забытом районе Канзас-Сити, в нескольких сотнях миль от Холи-Оукс, штат Айова, где служил Том, и был официально объявлен специальной комиссией мэрии бандитской, криминогенной зоной, где буквально гнездятся преступные элементы. Монсеньор всегда принимал желающих исповедаться по воскресеньям. Но по причине невыносимой жары, почтенного возраста и сломанного кондиционера, а также неожиданно случившегося сбоя в ежедневной рутине - предполагаемой встречи со старинными семинарскими друзьями - на этот раз уклонился от исполнения долга, тем более что Том вызвался его заменить. Правда, он самонадеянно предполагал, что будет сидеть лицом к лицу с кающимися, в комнате с широко открытыми окнами. Оказалось, однако, что Маккиндри уважал требования своих верных прихожан, до сих пор придерживавшихся древних традиций, факт, который Том узнал слишком поздно, уже когда предложил свои услуги и Льюис, церковный служка, проводил его к той печи, в которой предполагалось провести следующие полтора часа.
     В благодарность монсеньор одолжил ему маломощный, хилый вентилятор, работавший на батарейках, - пожертвование одного из щедрых прихожан. Размером вентилятор был не больше его ладони. Том направил струю воздуха себе в лицо, прислонился к стене и принялся читать "Холи-Оукс газетт", привезенную с собой в Канзас-Сити. Прежде всего он отыскал любимую страничку светской хроники, просмотрел обычные клубные новости и колонку объявлений - два рождения, три помолвки, одна свадьба - и добрался до самого лакомого кусочка под рубрикой "Городские слухи". Там указывалось количество людей, посетивших приходский центр бинго <Игра типа лото>, вместе с именами победителей, выигравших два джекпота в двадцать пять долларов. Приводились интервью со счастливчиками, объяснявшими, что каждый собирается сделать с полученным состоянием. Заметки сопровождались комментариями рабби Дэвида Спирса, который и организовал состязание и теперь пространно расписывал, как все веселились и прекрасно проводили время.
     Том давно подозревал, что редактор светской хроники Лайза Хэмбург втайне неравнодушна к рабби Дейву, обаятельному вдовцу, и поэтому уделяет столько места в газете очередному турниру бинго. Беда в том, что рабби талдычил одно и то же в каждом выпуске, и Том не упускал случая его поддеть каждый раз, когда они играли по средам в гольф. И поскольку Дейв обычно разбивал противника в пух и прах, то весьма добродушно относился к издевательствам, хотя неизменно обвинял Тома в том, что он пытается отвлечь его внимание от своей ужасающей игры.
     Остальной материал был посвящен рекламе популярных шоу и подробному репертуару. Если новостей на неделе было негусто, Лайза заполняла место кулинарными рецептами.
     В Холи-Оукс не было ни тайн, ни секретов. В передовице сообщалось о расширении городской площади и грядущем праздновании столетнего юбилея в Эссампшин-Эбби. Автор не поленился упомянуть о том, как самоотверженно сестра Тома трудится в аббатстве, помогая все подготовить к знаменательной дате. Репортер назвал ее неутомимым и жизнерадостным добровольцем и пустился в детальные описания мероприятий, в которых она собиралась принять участие. В настоящий момент она не только намеревалась рассортировать всю свалку на чердаке для последующей "гаражной распродажи", но и скачать всю информацию старенького компьютера на новый, только что пожертвованный. В немногие свободные минуты она переводила с французского дневники недавно умершего священника, отца Генри Ванкирка.
     Том усмехнулся и покачал головой, дочитывая панегирик сестре. Лорен вовсе не горела желанием взваливать на себя весь это груз. Бедняжка просто оказалась у аббатства в самое неподходящее время. Том как раз вышел на крыльцо и засыпал ее блестящими идеями. Врожденное великодушие не позволило ей отказаться.
     К тому времени когда Том дочитал "Газетт", его промокший воротничок неприятно прилип к шее. Он отложил газету, в который раз промокнул лоб платком и совсем было решил закрыть исповедальню на четверть часа раньше, но тут же отказался от крамольной мысли. Попробуй он отважиться на такое, и гнев монсеньора неминуем. А ему совсем не улыбалось, после столь тяжелых испытаний выслушивать нотации.
     По первым средам каждого третьего месяца, средам, которые он про себя называл пепельными <День покаяния, начало Великого поста>, Том приезжал к монсеньору Маккиндри, старому, замшелому, морщинистому ирландцу с кривым носом, сломанным, очевидно, в давней драке. Маккиндри никогда не упускал возможности выжать из гостя за неделю всю возможную помощь. Том трудился с утра до вечера. Маккиндри был ворчливым, угрюмым занудой, но обладал золотым сердцем и сострадательной натурой, хотя сентиментальностью не отличался и твердо верил, что лень - мать всех пороков, особенно когда дом священника так нуждается в покраске. Тяжкий труд, по его словам, излечивает все, даже рак.
     Иногда Том сам не понимал, почему так любит монсеньора и считает родственной душой. Может, потому что в обоих текла ирландская кровь, а может, из-за философских принципов старика считавшего, что только дураки горюют о том, чего нельзя исправить. Именно это убеждение позволило ему вынести бедствия, которые согнули бы даже Иова. Невзгоды Тома были детскими игрушками по сравнению с жизнью Маккиндри.
     И он сделает все, чтобы облегчить бремя старика. Монсеньор так мечтал о встрече со старыми друзьями! Одним из них был аббат Джеймс Рокхилл, настоятель Эссампшен Эбби, непосредственный начальник Тома, другого, отца Винсента Морено, он никогда не встречал. Ни Рокхилл, ни Морено не пожелали жить в церковном доме вместе с Томом и Маккиндри, предпочитая роскошь жилища настоятеля церкви Святой Троицы, где горячая вода шла дольше чем пять минут, а в комнатах были установлены кондиционеры. Церковь Святой Троицы находилась в центре спального района по другую сторону границы, разделявшей штаты Миссури и Канзас. Очевидно, приход был довольно богатым, судя по количеству автомобилей, припаркованных на церковной стоянке по воскресеньям. Большинство прихожан церкви Милосердной Девы Марии приходили на службу пешком, поскольку не всегда имели деньги даже на еду.
     В желудке у Тома заурчало. Он насквозь пропотел, умирал от жары и жажды. Сейчас бы не помешало постоять под душем и выпить баночку холодного пива. За все это время, что он просидел здесь, как индейка в духовке, не появилось ни одного грешника. Вряд ли в церкви вообще кто-то есть, если не считать Льюиса, который обожал прятаться в гардеробной и потягивать виски из бутылки, вечно лежащей в ящике с инструментами.
     Том посмотрел на часы, обнаружил, что до заветного мгновения осталось минуты две, не больше, и, решив, что с него довольно, выключил свет в исповедальне и потянулся к занавеске. Но тут послышалось характерное шипение воздуха, издаваемое кожаной подушечкой под коленями кающегося. Звук сопровождался деликатным покашливанием.
     Том немедленно выпрямился, вынул изо рта жвачку, обернул фольгой и, молитвенно склонив голову, поднял деревянную панель.
     - Во имя Отца и Сына, - начал он, крестясь.
     Несколько секунд прошло в молчании. Кающийся либо собирался с мыслями, либо с мужеством. Том поправил епитрахиль и стал терпеливо ждать.
     Через решетку, разделяющую их, проникал запах туалетной воды Кельвина Кляйна "Обсешн" - характерный, тяжелый, сладковатый аромат. Том распознал его, потому что экономка в Риме подарила ему флакон на день рождения. Но, похоже, кающийся немного переборщил, потому что в исповедальне буквально нечем было дышать, а смешанный смрад плесени и пота буквально с ног сбивал. Тому казалось, что на голову надели пластиковый пакет. Он с трудом подавил подкатившую к горлу тошноту.
     - Вы здесь, отец?
     - Здесь, - прошептал Том. - Когда будете готовы признаться в грехах, начинайте.
     - Это слишком трудно. В последний раз я был на исповеди год назад. Тогда мне не дали отпущения. Вы отпустите мне грехи сейчас?
     Какой странный переливчатый выговор: певучий и неприятно контрастирующий с издевательским тоном.
     Том мгновенно насторожился. Может, незнакомец просто нервничает из-за того, что давно не бывал в исповедальне? Или намеренно провоцирует его?
     - Вам не дали отпущения?
     - Нет, отец. Я обозлил духовника. И вас тоже, боюсь, рассержу. То, в чем я собираюсь исповедаться, шокирует вас. И вы взбеситесь, как прежний священник.
     - Ничто из сказанного вами не рассердит и не шокирует меня, - заверил Том.
     - Вы все это уже слышали раньше? Ведь так, отец?
     И прежде чем Том успел ответить, незнакомец прошептал:
     - Ненави