где
нет?
   Все покачали  головой.  Куинлен  с  огромным  трудом  пытался  скрыть
улыбку.
   - Лаэрд, похоже, твоя невеста видела тебя во сне много лет подряд,  -
протянул он.
   - Вроде того, - согласился Коннор.
   Бренна даже не пыталась теперь  скрывать  свое  раздражение.  Попытки
завести с ними приличный разговор вызывали лишь головную боль, а желание
быть вежливой разбивалось о стену непонимания.
   - Коннор, можно мне уйти?
   Она поклонилась мужчинам и тут же  отошла  от  них.  Она  уже  успела
направиться к озеру со щеткой для волос,  с  одеждой  и  одеялом,  когда
Коннор  повернулся  и  дал  разрешение.   Бренна   подошла   к   соснам,
остановилась и оглянулась.
   - Куинлен?
   - Да, миледи.
   - Это были не сны. Это были ночные кошмары.
   Едва она скрылась из виду, они  разразились  таким  громким  хохотом,
который наверняка был слышен на другом берегу озера. Бренна отлично  его
слышала, но все равно не верила, что эти тугодумы поняли ее шутку.
   Может, Коннор сказал своим людям что-то грубое и это  их  рассмешило?
Что-нибудь про убийство или увечье. У них очень странное чувство  юмора.
Бренна сделала такой вывод, увидев улыбки на синих лицах,  когда  Коннор
сказал, что не мешало  бы  убить  английских  солдат.  А  разве  они  не
надулись, как мальчишки, узнав, что этого не случится?
   И все же Бренну охватило  чувство  вины.  Она  понимала,  что  нельзя
слишком строго судить Коннора. Разве он виноват, что родился  дикарем  и
воспитывался как дикое животное? Конечно, нет. И потом - он ее муж.  Она
связана с ним на всю оставшуюся жизнь, до самой смерти. Она должна  хотя
бы попытаться полюбить его.  Интересно,  собирается  ли  он  сегодня  же
затащить ее в постель? Бренна старалась отмахнуться  от  такой  пугающей
мысли, едва она закрадывалась в голову.  Но  легко  сказать,  да  трудно
сделать. Боже,  помоги  ей!  Невозможно  представить  себе,  как  Коннор
прикоснется к  ней.  Ее  начинало  трясти  от  страха.  Бренна  понимала
безрассудность и бессмысленность подобной реакции. Она взрослая женщина,
не ребенок, и должна понимать, что ее ждет. Мать терпеливо ей объясняла,
что все мужья укладывают жен к себе  в  постель  сразу  после  свадебной
церемонии. Правда, мать никогда не раскрывала дочери деталей, но главное
Бренна себе представляла или по крайней мере думала,  что  представляет.
Воображаемые  подробности  настолько  ужасали  ее,  что   она   пыталась
заставить себя думать о чем-то более возвышенном и не таком грязном.
   И что толку беспокоиться? Если Коннор  задумал  взять  ее  сегодня  в
постель, может, Бог сжалится над ней и  сделает  так,  что  она  проспит
ужасное испытание?
   Она даже засмеялась сама над собой, настолько уж нереальной была  эта
мысль, и принялась раздеваться.
   Бренна бросилась в воду, которая оказалась ледяной, так  что  зубы  у
нее застучали от холода, но она стала быстро мыться.
   Она уже собралась выйти на берег, как услышала  чьи-то  шаги.  Бренна
ринулась обратно  в  воду  и  погрузилась  до  подбородка,  ожидая,  кто
появится.
   Через минуту у кромки воды стоял Коннор. Он принес плед.
   - Пора выходить.
   - Останусь одна - тогда выйду.
   - Почему?
   Она не верила своим ушам. О чем он спрашивает?
   - Потому что так надо.
   - Ты замерзнешь до смерти. Выходи немедленно. Резкий тон  Коннора  не
предполагал возражений.
   - Нет, не выйду! На мне ничего нет. Мне надо остаться одной.
   Он сделал вид, что не обращает внимания на ее крик.
   - Здесь никого нет, - сказал он.
   - А ты? Не выйду, пока ты не уйдешь!
   Да, невеста снова осмелилась  на  него  кричать.  Коннор  зло  затряс
головой:
   - Не смей повышать на меня голос!
   По его тону было ясно - его терпение кончилось.
   Бренна вспомнила про данную сегодня клятву ладить с ним и с  надеждой
подумала, что, если она сейчас ему уступит, он отплатит ей добром.
   Губы ее онемели от холода, зубы выбивали дробь, и Бренна едва  смогла
произнести:
   - Хорошо, я не буду кричать. Только уйди, пожалуйста.
   - Нет.
   Муж не понимал,  как  отвечать  добром  на  добро.  Что  ж,  придется
объяснить ему позже. Не сейчас. От холода Бренна  посинела,  как  старая
слива. Она чувствовала, что если  не  выйдет  на  берег  сейчас  же,  то
совершенно окоченеет.
   Собственная гордость убивала ее.
   - Я не могу выйти.
   - Да почему же? Неужели ты стесняешься?  Коннор,  казалось,  искренне
удивился.
   Бренна закрыла глаза, прося Бога ниспослать ей терпение, и ответила:
   - Конечно, стесняюсь.
   - Мы не должны стесняться друг друга. Хочешь, я к тебе приду?
   - Я тогда сразу пойду ко дну.
   Эта смешная угроза только вызвала у него улыбку.
   - Может, тебе легче станет, если я тоже разденусь?
   - Нет!
   Она не поняла шутки  Коннора.  Честное  слово,  если  бы  она  сейчас
закричала на него, он бы подумал, что ему надо самому  войти  в  воду  и
вытащить ее. - Коннор, ну отвернись хотя бы, пока я оденусь.
   Он так шумно вздохнул, что Бренна с головой ушла под воду.
   - Какая же ты все-таки глупая!
   Бренна не обратила на его слова никакого внимания. В конце концов она
получила  то,  что  хотела.  Он  отвернулся.  Она  выскочила  на  берег,
торопливо вытерлась и, боясь, что нетерпеливый муж повернется, не  стала
надевать белье, а сразу натянула  через  голову  белую  хлопчатобумажную
рубаху.
   Розовые ленточки, служившие завязками, тянулись вдоль разреза от  шеи
до самой талии. Пальцы ее так замерзли,  что  казалось,  в  них  впились
тысячи иголок, и поэтому, как она ни старалась,  завязать  все  ленточки
было трудно.
   В какой-то момент Бренна бросила  это  занятие,  решив,  что  толстое
одеяние, наброшенное поверх рубашки, прикроет ее  обнаженную  грудь.  Но
как дотянуться до туники? Она повесила ее на ветки, чтобы не  испачкать,
и теперь ее никак не достать, если не пройти мимо Коннора. Бренне ужасно
не хотелось предстать перед ним полуодетой,  так  что  пришлось  просить
мужа - не будет ли он так добр и не подаст ли ей тунику?
   Он резко обернулся, и Бренна попятилась, отступая подальше  от  него.
Но вдруг ноги ее заскользили по мокрому склону, еще секунда - и  она  бы
шлепнулась лицом в грязь  или  опрокинулась  в  воду,  но  Коннор  успел
подхватить жену.
   Не выгляди он таким раздраженным,  Бренна  поблагодарила  бы  его  за
спасение.
   Она туго стянула на груди рубашку и сердито нахмурилась.
   -  Пойми  наконец,  Бренна,  тебе  нечего  меня  бояться,  я   обязан
заботиться о тебе.
   - А я не боюсь.
   - Да ты же только что пятилась от меня. Значит, испугалась.
   Она покачала головой. Ленточка, едва  придерживавшая  на  макушке  ее
волосы, сбилась, упала в воду, и густые  кудри  рассыпались  по  плечам.
Удовольствие  захлестнуло  Коннора  -  как  она  была   хороша   сейчас!
Безусловно,  его  жена  -  самое  возбуждающее  создание,  которое   ему
доводилось видеть.
   Мужчина мог утонуть в голубизне этих глаз и забыть обо всем на свете,
любуясь чувственной грацией ее движений.
   Черт побери, что  с  ним  такое  творится?  Бренна  не  пыталась  его
очаровать, а он вел себя,  будто  только  этим  она  и  занималась.  Его
охватило  раздражение.  Нет,  он,  Коннор   Мак-Алистер,   не   позволит
обезоружить себя. Черт побери, не слишком ли много от нее беспокойства?
   Но какая же она соблазнительная! О чем он сейчас думает? Да только  о
том, чтобы  целовать  ее  бессчетное  число  раз,  разгладить  поцелуями
сердитое лицо, а потом заниматься с ней любовью до самого утра.
   Она умерла бы от страха, если бы могла догадаться о его мыслях. Очень
может быть, что Бренна сама не понимает, насколько  она  соблазнительна,
как волнует его ее нагота. Она бы еще более негодующе нахмурилась,  если
бы поняла, что вот-вот может оказаться на  расстеленном  одеяле,  -  еще
минута, и он не совладает с собой и швырнет ее наземь!
   - Перестань мотать головой, - грубо бросил Коннор.
   - Я только даю тебе понять, что нисколько  не  испугалась.  Просто  я
никак не  ожидала,  что  ты  повернешься  ко  мне.  Твои  манеры  вообще
оставляют желать много лучшего.
   Коннор улыбнулся. От удивления глаза у нее округлились.
   - Или хорошие манеры для тебя ничего не значат?
   - Нет.
   - Нет? Но ты должен понимать, как это важно.
   - Почему?
   - Почему? - озадаченно повторила она.
   В голове у нее было пусто. Боже, помоги! Она не  могла  придумать  ни
одной веской причины и ответить на его вопрос.  Он  так  тепло  и  нежно
смотрел на нее, что она вообще забыла, о чем шла речь.
   Бренна придвинулась к Коннору чуть ближе.
   - Ты меня очень смущаешь, - прошептала она.  -  Но  если  я  не  хочу
лишиться рассудка, я должна  научиться  понимать  тебя.  А  ты,  Коннор,
должен постараться быть достоин моих  усилий.  -  И  тут  же,  будто  ее
осенила свежая мысль, Бренна добавила:
   - Ну, теперь ты можешь отпустить меня.
   Ему не хотелось ее отпускать, и, привыкший подчиняться  только  своим
желаниям, Коннор оставил ее просьбу без ответа.  Его  грубые  мозолистые
руки ощущали мягкую гладкую кожу, точно у  ангела  небесного,  глаза  не
отрывались от бледно-золотистых волос, мерцавших в свете луны.
   Как же другие мужчины прозевали такое сокровище?
   - Скажи, за тобой ухаживал кто-нибудь из мужчин?
   - Я была помолвлена с одним бароном, но он умер,  когда  я  была  еще
ребенком. А так ни до, ни после этого я  никогда  не  встречала  мужчин.
Отец не позволял им увиваться вокруг дочерей, особенно вокруг Рейчел,  -
объяснила она. - Она очень хорошенькая.
   - А барон, с которым ты была помолвлена, погиб в бою?
   - В постели.
   - В постели?
   - Это был трагический случай. Ничего смешного.
   - Только англичанин может умереть в постели.
   Бренна решила, что на такое глупое замечание отвечать не стоит.
   - Ты наконец перестанешь сжимать мои руки? Коннор подчинился.
   - Ты все еще смущаешься?
   - Немного.
   - Я не хочу, чтобы ты меня стеснялась.  Не  хочу.  Бренна  засмеялась
было, но заметила, что он говорит совершенно серьезно.
   - А ты сам чувствуешь, с какой злостью ты говоришь? - И, не дожидаясь
ответа, добавила:
   - Становится холодно. Если ты меня отпустишь, я закончу одеваться.
   - А зачем? Мы сейчас же идем спать.
   Ее охватила паника - но не от слов, а от его тона. Он  говорил  таким
властным голосом, будто готов был кого-то  убить.  Бренна  притворилась,
что не поняла.
   - Что? Вместе?
   - Конечно.
   - Сейчас?
   Он уже начинал ненавидеть это слово.
   - Да, сейчас.
   - Но я еще не хочу.
   - А я хочу.
   - Коннор, да пойми же ты, мне страшно. Я не собираюсь оскорблять твои
чувства, но буду откровенна с тобой. Ты же  не  захочешь...  силой,  без
моего желания... А что это ты сейчас делаешь?
   - Заворачиваю  тебя  в  плед  Мак-Алистера.  Ты  перестанешь  наконец
отпрыгивать, стоит мне прикоснуться к тебе?  Это  чертовски  раздражает.
Подними волосы, они мне мешают.
   - Я попросила бы оставить меня в покое.
   - Ты испытываешь мое терпение.
   Ну как он не понимает? Бренна попыталась еще раз объясниться с ним:
   - Коннор, у меня нет никакого опыта.
   Она не собиралась докладывать ему все подробности. Конечно, он слышит
волнение в ее голосе, видит его в ее глазах, чувствует ее  дрожь.  Любой
благородный, заботливый мужчина попытался бы успокоить ее.
   - У меня есть опыт.
   - И это все? - вскричала она. - Ты считаешь, мне спокойней  от  твоей
опытности?
   - А ты хочешь, чтобы я тебя успокаивал? - Казалось,  одна  эта  мысль
ужаснула Коннора.
   Бренна чувствовала себя глубоко задетой. У нее едва не вырвался  стон
разочарования. Она заставила себя глубоко и медленно вздохнуть,  пытаясь
успокоиться.
   Но это не помогало.
   - Да, я очень хочу, чтобы ты успокоил и утешил  меня.  Коннор  боялся
таких слов. Едва ли не впервые в жизни  он  растерялся.  Никакая  другая
женщина никогда не обращалась к нему со столь странной просьбой.
   Женщины всегда охотно шли к нему, с готовностью предлагали свое тело,
и, если он был в настроении, он их принимал. Коннор  старался  доставить
им удовольствие, как и они ему. Но девственниц он еще не знал, да  он  и
не взял бы к себе  в  постель  девственницу.  Лишь  теперь,  вспомнив  о
прежних утехах, Коннор понял, что те женщины, которых  он  знал  прежде,
были весьма искушенными и умели ублажить любого мужчину. И конечно,  все
они обладали гораздо большим опытом, чем он сам.
   Но эта нежная, трогательная девушка, стоящая перед ним сейчас, совсем
не похожа на тех случайных подруг. Она  -  его  жена,  женщина,  которая
будет носить его имя, растить его детей. Он должен  уважать  ее,  делать
для нее все, что от него потребуется, а в эту минуту от него как  раз  и
требовалось утешить, успокоить ее, помочь преодолеть страх. Но он ума не
мог приложить, как это сделать.
   Сколько он ни ломал голову, он так и не смог ничего придумать.  Более
того, никогда в жизни он не присматривался, как другие мужчины  ладят  с
женщинами. Даже его брат Алек. Что же теперь ему делать? Не признаваться
же Бренне в своей беспомощности? Вдруг она заплачет? Слез он не выносил,
как  и  брат.  Тот  всегда  уходил  из  зала,  если  его  жена  начинала
всхлипывать, и возвращался, только когда ее глаза высыхали и можно  было
спокойно говорить с ней.
   Но он не собирался следовать примеру брата. Если он сейчас  уйдет  от
Бренны, он не  заполучит  ее  в  постель.  Черт  побери!  Наверняка  она
воспримет его шаг как отсрочку!
   Похоже, есть только один выход из этого сложного положения.  Придется
помочь ей избавиться от ее глупых страхов, и не важно  в  конце  концов,
сколько времени на это уйдет.
   И он, быть может, впервые вознес молитву о немыслимом - о понимании.
   - Хорошо. Я решил тебя успокоить.
   - Правда? - Она с волнением посмотрела на него.
   - Ну да, да. Только сперва объясни мне, что я должен делать. Начинай.
   - Не время для шуток, Коннор.
   - А я не шучу.
   - Ты что, серьезно? Так это правда?
   Его хмурое лицо  было  красноречивее  любого  ответа.  Она  поспешила
успокоить Коннора.
   - Ну конечно, ты говоришь правду. Ты - лаэрд, ты никогда не лжешь.
   - Так что же?
   Бренна кивнула ему и не вымолвила ни слова.
   - Бренна...
   - Да я же думаю! - воскликнула  она.  -  От  твоего  нетерпения  и  я
нервничаю, пойми. Знаешь, очень трудно объяснить, что значит  успокоить.
Мне так не хочется все испортить.
   Она снова умолкла, и ему показалось, что прошел целый час. Коннор  не
понимал, над чем она так долго размышляет. Он же не просил ее  разгадать
какую-то трудную загадку. Так  почему  она  ведет  себя  так,  будто  он
загадал ее? Ей-богу, он не знал, сколько еще сможет простоять рядом и не
коснуться ее тела. Неужели она не видит, что творит с ним? Нет, конечно,
не  видит.  Она  занята  мыслями  об  успокоении.  Кажется,  она  вообще
разучилась говорить и даже забыла, что так и не надела  верхнее  платье.
Но он-то не забыл!
   Бренна в задумчивости стояла, стягивая на груди рубашку, но в разрезе
он видел мягкую округлость ее груди.
   Какое мучение! Он не мог отвести от нее взгляда. Коннор  понял,  что,
если сейчас не прикроет ее чем-нибудь, он потеряет над  собой  контроль.
Ему хотелось провести  пальцами  по  ее  гладкой  соблазнительной  коже,
очень-очень нежно, а потом сдернуть с нее тонкую, как воздух, рубашку.
   И  уж  наверняка,  черт  побери,  тогда  она  перестанет  думать   об
успокоении.
   Коннор быстро обернул Бренну пледом, накинув его длинный конец ей  на
плечи и спустив его ниже, на грудь, и потом завязал его на талии  поясом
из веревки. При этом он ладонью намеренно коснулся ее обнаженной кожи, и
не один раз, а два, пока  ее  кутал,  и  дьявол  его  побери,  если  это
прикосновение не поразило его, как удар грома!
   Хотя он плотно завернул ее в плед, это не помогло; единственное, чего
сейчас хотелось Коннору, - сорвать с Бренны и плед, и рубашку.
   Но вместо этого он стоял и смотрел вдаль.
   - Я так благодарна тебе, что ты думаешь об этом. Он был  озадачен  ее
словами.
   - Благодарна? - Да.
   Он посмотрел на нее тяжелым взглядом:
   - Ну и о чем, по-твоему, я думаю?
   - Об успокоении.
   Коннор не засмеялся. Она все равно не  поймет,  что  его  рассмешило.
Может быть, когда-нибудь он ей об этом скажет...
   - Ты мне так еще и не объяснила, чего хочешь.
   - А когда ты был маленьким, неужели твоя мама...
   - Она умерла.
   - Мне очень жаль.
   - Почему?
   - Да потому, что она умерла. А  отец?  Разве  он  никогда  не  утешал
тебя?
   - Нет.
   - Почему?
   - Он умер. Вот почему.
   - Коннор, ну неужели не было никого, к кому  ты  мог  бы  обратиться,
когда был маленьким мальчиком?
   Он пожал плечами:
   - Мой брат Алек.
   - А он тебя утешал?
   - Нет, черт побери!
   От одной этой мысли ему стало противно.
   - И что, не было никого, кто бы заботился о тебе?
   Он снова пожал плечами.
   - Моя мачеха, Юфимия, но она не могла утешить ни меня, ни своего сына
Раена, потому что внезапная смерть отца разрушила ее жизнь, она  до  сих
пор его оплакивает. Она даже не может  вернуться  на  мою  землю  -  так
сильно она страдает.
   - Должно быть, она очень любила твоего отца.
   - Конечно, любила, - нетерпеливо ответил он. - Ну  и  сколько  должно
длиться утешение?
   Боже мой, ну как ответить на его вопрос?
   - Да не думаю,  что  долго.  Ну,  знаешь,  иногда  муж  может  просто
похлопать жену по плечу, проходя мимо и давая понять, что он заботится о
ней. Мой отец, например, все время так делал. Правда,  сейчас,  когда  я
вспоминаю об этом, я должна  признаться,  что  совсем  не  уверена,  что
именно так он утешал маму или проявлял к ней свои чувства.
   Она изящно повела плечами. Оказалось, не так-то просто объяснить  ему
то, что она хотела. Бренна попыталась подыскать  другой,  более  удачный
пример.
   - Может, другие мужья обнимают жен и...
   - Тебе что больше нравится?
   - Извини, пожалуйста, ты о чем?
   Грубый тон, которым он повторил  свой  вопрос,  должен  был  означать
одно: а ну-ка давай поторапливайся.
   - Лучше, чтобы я тебя обнял или похлопал по плечу?
   Он безнадежен! Утешение должно исходить из  глубины  сердца  Коннора,
которое подсказало бы ему,  что  делать.  Но  ведь  этому  надо  учиться
годами, жить в заботливой семье, расти в любви и ласке, и она это знала.
Если бы она так не боялась того, что должно было случиться  с  ней  этой
ночью, она бы смогла получше все объяснить ему.
   Но сейчас Бренна с трудом вспомнила бы, как ее зовут.
   -  Понимаешь,  это  не  искусство   владения   мечом.   Здесь   нужна
искренность, непринужденность и... -  Она  остановилась,  не  зная,  что
сказать дальше.
   - Ты сама понятия не имеешь, о чем говоришь. Она вздохнула:
   - Да, наверное.
   Все это давно уже перестало его забавлять.
   - Так чего же тогда мы тут стоим?
   - Никогда бы не подумала,  что  ты  такой  нетерпеливый.  Ну  что  ты
делаешь?
   - Вытаскиваю твои волосы из-под пледа.
   - Зачем?
   - Я так хочу.
   - А ты всегда делаешь, что хочешь, да?
   - Если бы я всегда делал, что хочу, ты давно лежала бы на спине.
   Она больше не пыталась отталкивать его руки. Зачем продолжать спорить
с ним? Она же не могла запретить ему прикасаться к ней - он вдвое больше
и сильнее ее. Она собрала все остатки  своей  гордости,  чтобы  показать
ему, как прекрасно она умеет владеть собой.
   Коннор быстро  поправил  волосы  Бренны,  и  руки  его  оказались  на
удивление нежными, когда  прикоснулись  к  ее  шее.  Дрожь  удовольствия
пробежала по спине Бренны, настолько приятным было это прикосновение. Но
еще приятнее и неожиданнее было для нее  то,  что  он  не  стал  на  нее
ворчать, а сам поправил то, что его раздражало.
   В детстве ей постоянно твердили - то у нее одно не так, то другое  не
в порядке, без  конца  делали  замечания,  требовали  исправляться.  Она
думала, что и с Коннором будет то же самое