расстоянии. Как и где? Сесть с ними в машину  и  на
каком-нибудь шумном перекрестке... А дальше?
   Лада  со  вздохом  положила  пистолетик   обратно   и   извлекла   ручную
гранату-"лимонку". Сувенир с прошлого нескучного лета. Тоже, конечно, решает
проблемы, но опять-таки как и где?
   - А  вот  был,  помнится,  такой  случай,  -  задумчиво  произнесла  она,
подбрасывая на ладони небольшую, но тяжелую гранату. - Да-да,  именно  такой
случай и был...
   Собственно, случай сводился к тому, что, оставшись тогда  на  пригорке  с
двумя свежими трупами, Таня не поленилась обыскать обоих. У  Кима  на  груди
нашла потертый кожаный мешочек  с  пятью  тусклыми  узловатыми  камешками  -
золотыми самородками, должно быть, и  подвигнувшими  мордоворота-корейца  на
убийство и побег. Положила обратно, оставив  себе  на  память  только  один,
самый крупный, размером с ее мизинец. А у  Поручика  на  поясе  обнаружилась
пехотная граната.
   Если сорвать вот это кольцо с чекой, предохранительная скоба  отойдет  от
корпуса, высвобождая боек, и - бабах! Этой  азбуке  ее  научил  сравнительно
недавно Фахри, с которым она  изредка  встречалась  для  поддержания  тонуса
доверия. Как-то он объяснил ей, показывая в  энергичной  жестикуляции,  что,
пока держишь гранату в  руке,  прижимая  скобу,  взрыва  не  будет.  Сколько
держишь - столько и не будет.
   Остается мелочь - найти кого-то, кто держал бы до подходящей минуты.  Или
что-то... Шнурком каким подвязать? А кто развяжет? М-да, вот вам  задачка...
Да, а холодильник-то здесь, между прочим, новенький,  с  мощной  морозильной
камерой до минус пятнадцати...
   На антресолях сыскалась широкая и  приземистая  пластмассовая  бутыль,  в
которой хозяйка хранила какой-то порошок. Порошок  пришлось  высыпать,  а  у
бутыли отрезать верхнюю часть с горлышком - во-первых, чтобы стоймя влезла в
морозильник, во-вторых, чтобы можно было запихать в нее начинку.
   Лада  возвратилась  на  диван  и  минут  сорок  пролежала  в  шаванасане,
медитируя на потолок и дыша по системе. Заглянула в морозилку.  Поверху,  на
дне и на стенках бутыли образовалась толстая корка льда, лишь в самом центре
остался незамерзший объем,  примерно  с  кулачок.  Лада  ножом  сколола  лед
сверху, слила воду, примерилась. В самый раз. Пора.
   Она  аккуратно  вставила  гранату  в  образовавшуюся  ямку,  оставив  над
поверхностью шпенек  с  кольцом,  долила  холодной  воды  из  чашки.  Теперь
остается только ждать, чтобы схватилось покрепче.
   Поспать, конечно, не получилось. Не вышло и почитать. Вместо  букв  перед
глазами проплывали рифленые бока железного плода, граната по прозвищу лимон.
Ну все, все... Думать о другом, о постороннем...
   Начнет оттаивать, затечет водичка в зазор, подмочит там внутри что-нибудь
важное - и вместо большого бэмса придет  большой  шухер.  Ну,  в  корпусе-то
зазоры вряд ли будут, а  вот  на  шпеньке...  Надо  бы  обмотать  чем-нибудь
непромокаемым.
   Презервативом? Или парой, один в другой. Прихватила упаковочку из Москвы,
так, без особой цели, сама, честно говоря, не знала зачем... Даже  смешно  -
пальцев  на  руках  хватит,  чтобы  пересчитать,  сколько  раз  испытывалась
надобность в этом зело  важном  для  народа  изобретении.  Несколько  раз  с
Павлом, в последнюю их неделю,  такую  светлую  и  грустную,  поскольку  оба
знали, что теряют друг друга навеки. Три раза с Ванечкой - из них два раза в
первую безумную ночь. Порывался-то он много раз, но  ничего  у  бедняжки  не
получалось. Водочка под "даунеры" - афродизиак скверный. Потом и  порываться
перестал. Ну и еще этот козел, Елкин муж, как его Воронов. Вот,  собственно,
и вся "моя половая жизнь в искусстве"...
   Оп-па! Таня даже легонько вскрикнула, только сейчас сообразив,  что  ведь
после чудесного своего возвращения из нижнего мира  ни  разу  ни  с  кем  не
переспала. Два с половиной года истинно  монашеского  целомудрия.  Грешница,
конечно, но уж никак не блудница. Да и зачем, собственно? Потому что все так
делают? А не плевать ли на всех с  высокой  колокольни?!  Все  вон  устроены
чисто по Фрейду, сплошное либидо вперемежку с суперэго.  Жжение  в  трусиках
плюс внутренний мент: туда не сметь, этого не хотеть. Шаг влево, шаг  вправо
будет расцениваться...  Молот  и  наковальня,  два  жернова...  Если  бы  не
наблюдения за другими, никогда бы не поверила, что так бывает. Для нее лично
ни того, ни другого просто не существует. Всякое  там  либидозное  томление,
если и было, сломалось безвозвратно  тогда,  в  хозяйской  спаленке  поселка
Солнечное, в первую брачную ночь... Дальше были просто уступки  любимому,  а
после Павла - и вовсе забавы, эксперименты по части избывания  тоски.  Тоска
ушла, ушли и постельные утехи. Секс,  если  вдуматься,  -  самая  завышенная
величина на шкале человеческих ценностей. Один голый человек лежит на другом
голом человеке, оба пыхтят,  потеют,  стонут,  причиняют  друг  другу  массу
неудобств.  Трение,  жар,  немного  смазки.  Поршень  гуляет   в   цилиндре.
Туда-сюда,  туда-сюда,  чух-чух,  наш  паровоз,  вперед  лети,   в   ложбине
остановка... Ка-айф! Нетушки, спасибо. Есть и другие источники наслаждения -
от доброй пробежки свежим утром до  рюмочки  холодной  водки  под  молочного
поросеночка... Не говоря уже о  наслаждении  риском,  преодолением,  трудной
победой... Ведь если разобраться, единственный  в  жизни  постельный  интим,
оставивший приятное чувство, имел место в гостинице, с Анджелкой.  Не  из-за
рисковой ли ситуации? Потом-то было совсем неинтересно... А вы, мадам, часом
не извращенка, коли добрый старый трах-бабах  вам  не  экстазней  клизмы,  а
самые взлетные эротические переживания возникают у вас в тех ситуациях,  где
нормальному человеку впору обосраться со  страху?  Причем  ситуации  эти  вы
успешно создаете сами. Взять хотя бы нынешний "танец девушки с гранатой".
   А ведь самое стремное еще впереди - несколько минут чистого оргазма.  Или
нечистого?..
   Должно быть, все же задремала, потому что следующим ощущением  был  свет,
ударивший в  глаза.  Яркий  утренний  лучик  стрелял  сквозь  щелочку  между
оконными занавесками. Будильник показывал без пяти шесть. За дело.
   Натянув нитяные перчатки, чтоб не прилипла кожа  к  смерзшемуся  металлу,
отворила дверцу холодильника, взялась за кольцо...
   Стой, дура! А если рванет? Вынеси во двор, на помойку! Там  дернешь  -  и
ныряй за самый большой бак.
   Ага, на глазах у дворников, у мирных жителей,  только-только  разлепивших
похмельные очи после вчерашнего.
   Тогда так: сначала одеться, собрать все необходимое, вынести на площадку.
   Сдернуть кольцо - и бежать туда  же.  Если  рванет  -  сразу  на  балкон,
который за лифтами, оттуда на лестницу. Хорошо, что в  этих  домах,  как  их
там, сто тридцать седьмой  серии,  лифты  и  квартиры  по  одну  сторону,  а
лестница по другую, и никто туда не суется. Тихо спуститься и раствориться в
тумане. На шоссе хватать мотор и на вокзал до утра. Если не рванет -  быстро
обратно, натянуть изделие куда хотела,  ниткой  перевязать...  А  дальше  по
плану.
   Подготовила все необходимое, разложила поближе к холодильнику. Прощальным
взглядом посмотрела в  окно,  на  безмятежное  майское  утро...  Дернула  за
кольцо.
   Оно на удивление легко отделилось вместе с какой-то длинной железякой.
   Лада на мгновение замерла.
   Беги же, идиотка. Сейчас разорвется!
   Лада рванула в прихожую, подхватила сумку, захлопнула дверь и привалилась
к бетонной стене. Сердце стучало где-то в ушах. Сдавило грудь. Дыхание стало
непосильным трудом. Лада - нет,  Таня,  какая  к  черту  Лада!  -  перестала
дышать.
   Сил не было.
   Тишина.
   Ключом в замок попала с  третьего  раза.  Руки  дрожали,  как  у  артиста
Лебедева в том спектакле, где он еще руки в штанины продергивает. Ничего  не
соображая, как сомнамбула вплыла  в  квартиру,  на  кухню,  к  холодильнику,
заглянула в обрезанную банку, в толщу голубоватого прозрачного  льда.  Скоба
словно примерзла.
   А  собственно,  почему   "словно"?   Действительно   примерзла.   Точными
движениями Лада натянула  на  торчащий  шпенек  презерватив,  потом  второй,
крепко перетянула ниткой, закрыла дверцу. Села, закурила.
   И пошел отток адреналина. Голова стала  легкая,  как  шарик  на  ниточке,
перед глазами все закружилось, заплясало. Таня глупо хихикнула и без  чувств
повалилась на пол.
   Очнулась от тошнотворного запаха горелого пластика.  Сигарета  прожгла  в
линолеуме основательную дыру, прямо перед носом. Придется неведомой  хозяйке
оставить рубликов сто за причиненные убытки. А самой  подниматься  поскорее.
Зачем валяться на полу, когда есть диван? Лечь и постараться поспать. Теперь
уже все будет хорошо.
   К десяти часам  предпоследние  следы  пребывания  в  этой  квартире  Лады
Чарусовой были  ликвидированы.  Последние  оставались  в  прихожей,  в  виде
чемоданчика со всяким относительно безликим  барахлом,  спортивной  сумки  с
вещами нужными и черной авоськи, в  которой  находился  лишь  один  предмет,
завернутый в махровое полотенце. Ну, и собственно сама Лада.
   Марина была точна.  Не  опоздал  и  Серега.  Всячески  выделывался  перед
Мариночкой, косил под жизнерадостного  дебила,  отъезжающего  с  телками  на
пленэр.
   Станиславский бы не поверил, и Марк Бернес  плюса  не  поставил.  Но  для
Марины Валерьяновны сойдет, тем более той сейчас и вовсе не до  чего.  Самой
бы с катушек не брякнуться, от чувств-с.
   Ладу выгрузили у метро. С собой она взяла только спортивную сумку.
   Чемоданчик остался в багажнике, авоська в салоне. Нынче тепло. Хорошо  бы
успели из города выехать...
   Ритуал не изменился нисколько. Соло для кукушки на счет "три  плюс  два",
прозвучавшее сегодня совсем уж издевательски. Плавное фуэте перед глазком  -
в фас, в профиль. Дивертисмент замковых инструментов. И завершающим аккордом
- струль-бружья, мутноглазая харя хозяина.
   - Здравствуйте, Родион  Кириллович,  вы  молодцом  сегодня.  Я  телятинки
принесла, капусты квашеной. Мне к празднику чай иностранный в наборе выдали.
   Бергамотовый какой-то. Пахнет классно.
   - Ну-ну, - отреагировал Родион Кириллович и прошаркал в  спальню,  бросив
через плечо:
   - Хозяйствуй.
   Таня поставила на плиту чайник. Мясо и капусту загрузила в холодильник  -
пускай тоже в пользу государства отойдет, если прежде не сгниет, конечно. На
стол поставила желтую жестяную баночку с надписью "Twinings' Earl Grey Tea".
   Сильный бергамотовый аромат закроет посторонний запах  в  одной  из  двух
чашечек, которые она тоже поставила на стол.
   Содержимое ампулы с концентрированным  раствором  атропина,  с  серьезным
видом принятой из дрожащих ручек  Марины,  давно  уже  вылито  в  унитаз,  а
стеклянные осколки покоятся на свалке. Есть средство получше.
   Эту  штучку  разработали  химики,  причем  даже  не  военные,  а   сугубо
гражданские, и предназначалась она заменить ядреный дуст,  которым  в  южных
республиках  нещадно  опыляли  хлопковые  поля.  В  отличие  от  последнего,
активный компонент нового вещества отличался летучестью и,  потравив  всяких
вредителей, в считанные часы улетучивался  почти  без  следа.  К  сожалению,
травил он  не  только  жучков-паучков.  При  случайном  вдыхании  отмечались
судороги, рвота, потеря сознания. Хотя летальных исходов отмечено  не  было,
продукт сняли с производства, но в хранилищах осталось  множество  баллонов,
охотно и по дешевке приобретаемых с заднего крыльца местным населением,  как
вещь в хозяйстве полезная. Один специалист соответствующего профиля научился
каким-то путем добывать из  этого  вещества  прозрачные  кристаллы,  которые
снова растворял уже в чем-то другом.
   Итоговые капельки при приеме внутрь гарантировали множественный инфаркт в
течение часа-полутора,  для  старых  и  больных  хватало  получаса.  Сам  же
препарат полностью усваивался организмом, ничтожные  его  следы  в  принципе
могли  быть  выявлены  кропотливой,  дорогой  и   очень   специализированной
экспертизой, но до такой экспертизы нужно было еще додуматься и правильно ее
провести.
   Единственными недостатками этого лекарства от всех болезней были  резкий,
специфический  запах   и   мгновенное   разложение   на   почти   безвредные
составляющие.
   Дух бергамотовый  силен,  но  все  же  не  добавить  ли  гвоздички?  Нет,
обойдемся, а то еще пить откажется.
   "Последний  дар  моей  Изоры.,."  Перед  глазами  встало   лицо   Шерова,
волнистое, словно струи  теплого  воздуха.  Как  тогда,  на  картине  в  его
отрадненском кабинете.
   Давно это было... "Не слабо", - пробормотала она, и лицо исчезло.
   - Родион Кириллович, вам  в  комнату  подать  или  на  кухню  выйдете?  -
крикнула Лада в коридор...
   - Зря старалась, - пробурчал он,  наливая  себе  третью  чашку  крепкого,
почти рубинового чая и доливая туда же изрядную дозу коньяка из хрустального
графина.
   - Мне что морковишный, что с листом полынным, что с бегемотом  твоим.  Уж
десять лет как нюх отшибло... Сама-то что не пьешь?
   - А я пью. - Лада отхлебнула чаю,  откусила  кекса,  принесенного  ею  же
позавчера.  -  Сейчас  щи  заряжу,  а  пока  готовятся,  приберусь.  Маринка
последние дни не забегала?
   - На что она  мне  сдалась?  Бестолочь,  неумеха.  И  злыдня...  Ждет  не
дождется, когда я в ящик сыграю, на наследство  рассчитывает.  Ухаживает  за
мной, стариком, и денег не просит, а глазками-то так  и  стреляет,  где  что
лежит... Вовремя ты появилась, а то я ее  бояться  уж  начал,  вколет  какой
отравы или вон в чай подольет... - Родион Кириллович  шумно  всосал  в  себя
остаток чаю и плеснул в пустую чашку немного  коньяка.  -  Только  пусть  не
надеется...
   Он гнусно хихикнул, отпил из чашки и выжидательно посмотрел на  Ладу.  Та
молчала.
   - Совсем неинтересно, кому и что я отписать хочу?
   - Простите, Родион Кириллович, это ваши дела, меня они не касаются...
   - Так-таки и  не  касаются?..  Я  ведь  тебя,  девка,  не  просто  так  в
домработницы нанял, денег лишних. У меня не водится  на  всякие  пустяки  их
бросать.
   - А что ж тогда?
   - Приглядывался. Маринке-то я давно уж не верю, а без бабы в доме  трудно
мне. Ты ведь безмужняя?
   - Вдова, - помрачнев, бросила Лада. - Вы же знаете.
   - И я вдовый.
   - Уж не сватать меня собрались, Родион  Кириллович?  -  Лада  фыркнула  в
кулак.
   - А что? Девка ты крепкая,  сноровистая,  из  себя  видная.  И  уход  мне
обеспечишь, и уют. Много ли старику надо? А я тебя сюда пропишу,  содержание
положу богатое... в разумных пределах, конечно... Ну да ты  жизнь  правильно
понимаешь, транжирить направо-налево не будешь...
   - Шуточки у вас, Родион Кириллович!
   - Ты подумай. Ладушка, хорошенько подумай. Что у тебя сейчас есть? Служба
копеечная, пенсия и вовсе плевая. А за мной нужды знать  не  будешь,  а  как
помру - все твое будет. Ты хоть знаешь, какое здесь богатство собрано?
   - Да кончайте вы, Бога не гневите. Ничего мне от вас не надо.
   Вот так фунт! А между прочим, предложи он такое на денек пораньше... Хотя
бы даже на полчасика. А если бы предвидеть такой поворот, когда  планировали
операцию... Да, знать бы прикуп... Теперь-то всяко поздно.
   - Не хочется за старого? Мне ж от тебя не любви надо, а службы верной.
   Велико ли дело, что хозяин на полвека тебя постарше будет,  коли  награда
по делам...
   Он вдруг задышал часто, глаза вылупил.
   - Что-то неможется мне, пойду прилягу. Дойти помоги.
   Лада довела его до кровати, уложила.
   - Плохо, Родион Кириллович? - участливо спросила она.
   - Да грудь что-то... Криз, наверное... Давление проверь.
   Она достала из тумбочки ривароччи, укрепила ленту на дряблой руке...
   - М-да, - задумчива произнесла она. - И пульс  неспокойный.  Я  теперь  и
укол-то ставить боюсь, "друг что не то...  Нитроглицерину  надо  и  "скорую"
вызвать.
   - Не... не успеют... к старикам не торопятся... - прохрипел он.
   - Я скажу, что вам пятьдесят. А вякать начнут - червонец суну.
   Через полминуты из прихожей донесся  ее  четкий  голос.  Адрес,  анкетные
данные, симптомы. А что говорилось это все при неснятой трубке -  так  этого
не слышно.
   Впрочем, Родион Кириллович  Мурин  не  слышал  уже  ничего.  Он  бился  в
судорогах.  Лицо  посинело,  на  губах   проступила   пена.   Зрелище   было
малоприятное,  да  и  пронзительная  вонь   экскрементов   удовольствия   не
добавляла. Убедившись,  что  неожиданности  тут  исключены,  Лада  не  стала
дожидаться финала...
   Спокойствие, только спокойствие, как говорил Карлсон. Времени  более  чем
достаточно. С визитами никто не явится, на звонки можно не реагировать -  те
немногие, кто общается с Родионом Кирилловичем,  знают,  что  двери  он  без
предварительной договоренности никому  не  открывает,  а  телефон  отключает
часто и надолго.
   Войдя в гостиную,  она  с  удовольствием  оглядела  картины.  Кое-что  не
отказалась бы прихватить с собой,  но  вот  этого  как  раз  нельзя.  Нельзя
категорически. На всякий случай Лада натянула нитяные перчатки, те самые,  в
которых накануне бралась за отмороженную гранату.
   Ключик оказался там, где и сказала Марина, так  на  ладошку  и  вывалился
из-под конторки. Не соврала, стало быть. На том свете зачтется.
   Все так. Сейф обнаружился, где следует, и открылся с первой же попытки.
   Собственно, не сейф, а вмурованный в  стену  плоский  ящичек  с  железной
крышкой.
   Как  открыла  дверцу,  на  пол  выпала  толстая  коленкоровая  папка   на
тесемочках. Лада папку подобрала, положила  на  стул  и  заглянула  в  сейф.
Перетянутая резинкой пачка четвертных, рублей восемьсот.  Негусто.  Впрочем,
это не главное. Главное же стояло, прислоненное к задней стенке,  закутанное
в байковый плед. Оно? Сдерживая дрожь в руках,  Лада  принялась  развязывать
пожелтевшую от времени толстую бельевую веревку. На ходу  отметала  мысли  о
неприятном  сюрпризе,  который  мог   приготовить   покойничек   для   особо
любопытных: потянешь за веревочку -  и  как  бабахнет!  Или  газом  ядовитым
обдаст...  Вряд  ли  -  слишком  бесхитростно  выглядит  пакет.  Под  пледом
открылась газета с большим зернистым портретом  Никиты  Сергеевича,  победно
вздевшим увесистый кулак. Шестьдесят второй год. Руки прочь от Кубы! Мы  вас
похороним! Газету долой. И марлю. Показались знакомые разные глаза...
   Антикульминация. Ноги не держат.  Положив  картину,  Лада  села  на  пол,
борясь с дурнотой и головокружением.  Не  вышло  -  заставила  себя  встать,
доковылять  до  туалета,  склониться  над   почернелым   унитазом...   Вроде
полегчало. На обратном пути аккуратно прикрыла  нагло  распахнутую  дверь  в
спальню, отводя глаза.
   Навалилась безучастность. Одеревеневшими руками Лада размотала  марлю  и,
прислонив Мадонну к стене, вперила в нее взгляд. Ничего.  Не  обожгли  глаза
Богоматери, как тогда, со слайда. Отток адреналина? Или?..
   Не слишком ли просто все? И ключик лег прямо  в  руку,  и  сейф,  как  по
мановению волшебной палочки, отворился на простейшую комбинацию, на  которую
нормальные люди даже ячейку в вокзальной  камере  хранения  не  запирают.  И
сокровище оказалось именно там, где его в первую очередь  стали  бы  искать.
Как нарочно.
   - Подмененная ты? - Лада вглядывалась в глаза Мадонны, ища в них ответа.
   Глаза молчали - отстраненно, холодно, без осуждения и без сострадания.  -
Ну, не искусствовед я, понимаешь? И комиссию пригласить не могу... Малыш, ну
хоть ты скажи...
   Божественный младенец безмятежно улыбался чему-то своему, провидя, должно
быть, не только крестный путь свой, но и вящую посмертную славу.
   Газета с фотографией Хрущева. Пожелтевшая  веревка,  сохранившая  белизну
лишь в тех местах, где были узлы... А в соседней комнате  -  мертвый  кощей,
свободный, наконец, от каторги собственной одержимости.
   Может быть, начинал он, думая о надежном и выгодном  вложении  капиталов.
Но, сомнения нет, потом  собирательство  превратило